На нашем календаре сегодня год 85-й, год растерянности и смутных предчувствий. 11 марта на должность Генерального секретаря Коммунистической партии избран Михаил Горбачев. Что означает приход к власти молодого лидера, выдвинутого, в свое время, самим Андроповым? Начнутся ли реформы? Передачу "Права человека" ведет Виктор Федосеев.
Виктор Федосеев: Крупнейший американский историк, специалист по истории России и Советского Союза профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс писал недавно: "По существу говоря, мы ничего, за исключением их названий, не знаем о Политбюро, ЦК и секретариате. То есть, о правительстве, которое управляет одной шестой частью земного шара. Мир уже привык признавать эту секретность как норму. Но разве это не фантастическая ситуация? Мы больше знаем о структуре и функциях древнеримского Сената, чем о Политбюро нынешнего Советского Союза. Мы лучше информированы о биографии и личности Чингисхана, чем о Юрии Андропове, возглавлявшем, еще совсем недавно, комитет, во власти которого обрушить на современный мир тысячи ядерных боеголовок. Советологи испытывают большие методологические трудности с источниками".
Как же они все-таки работают? Насколько успешны их исследовательские усилия? С этими вопросами обратился сотрудник Радио Свобода Борис Шрагин к американскому советологу, профессору политологии Университета штата Нью-Йорк в Олбани Эрику Хоффману.
Эрик Хоффман: Я дам вам пример западного исследования советской политики, западных усилий извлечь информацию, в первую очередь, из официально публикуемых источников. Из частных источников, конечно, тоже. Но, в первую очередь, из открытых публикаций. Важнейшим методом для достижения поставленной нами цели было тщательное изучение суждений и убеждений достаточно влиятельных советских критиков советской экономики. Я имею в виду статьи и книги советских ученых, политических экспертов и, даже, речи высших советских руководителей. Мы поняли, в процессе нашей работы, что важно тщательно читать не только советские газеты, где обычно бывает меньше споров и дискуссий, но также журналы, где высказывается больше альтернативных мнений. А также, и, быть может, в первую очередь, книги. В книгах, в специальных исследованиях, которые издаются малыми тиражами и не рассчитываются на массового читателя, высказывается гораздо больше альтернативных мнений, чем в средствах массовой информации, в частности, по таким острым вопросам, как экономическая реформа.
Борис Шрагин: А в какой степени используются в качестве источников неофициальные публикации самиздата, насколько и как именно учитываются мнения и оценки, так называемых, инакомыслящих?
Эрик Хоффман: Я испытываю глубокое уважение к инакомыслящим, которые живут и действуют в Советском Союзе. И мои собственные взгляды, и мои нравственные убеждения во многом совпадают с их взглядами, с их убеждениями. Я в гораздо большей степени согласен с ними, чем с Брежневым, Андроповым, Черненко и Горбачевым. Но как ученый, как политолог, я не могу не считаться с тем обстоятельствам, что инакомыслящие в Советском Союзе так и не смогли стать сколько-нибудь практически влиятельной политической группой. Поэтому мы должны уделять больше внимания тому, о чем мы фактически знаем гораздо меньше. А именно, тому, как функционирует советская политическая система. Публикации самиздата, как и выступления некоторых эмигрантов из Советского Союза, помогли нам, советологам, лучше понять советскую социальную систему. Мы теперь гораздо детальнее и глубже знаем, например, о так называемой второй экономике в Советском Союзе. О том, как действует, а часто бездействует советская система правосудия. Мы знаем теперь гораздо детальнее и о том, как обращается с рядовыми советскими гражданами КГБ. Однако самиздат и публикации эмигрантов гораздо меньше могут нам сообщить о внутренних механизмах советской политической системы или, например, о советском военно-промышленном комплексе.
Иван Толстой: Пока ведутся споры о возможных реформах, карательная машина делает свое дело. Первый политический узник горбачевской эпохи.
Ирина Каневская: У микрофона Ирина Каневская. Арестован Лев Тимофеев. Это произошло 20 марта. Первый писатель, арестованный в только что тогда начавшуюся, 11 марта, эру Горбачева. Сейчас из Москвы пришла новость еще худшая. 30 сентября по статье 70-й УК РСФСР - антисоветская агитация и пропаганда - Лев Тимофеев был приговорен к 6 годам лагерей и 5 годам ссылки. За блистательную, полную боли и сочувствия к своей стране публицистику, за глубокий анализ ее социальных, экономических и политических проблем. За многолетнее изучение ситуации в советской деревне и очерки о ней, за мысль и неравнодушие. Его имя хорошо известно на Западе зарубежному русскому читателю. Но не только ему. Работы Тимофеева "Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать" и "Последняя надежда выжить" переведены на несколько европейских языков и высоко ценятся теми, кого интересует жизнь в Советском Союзе.
Кто он, Лев Тимофеев? Я была с ним знакома и дружна много лет назад и видела, как нестандартно жил и работал этот человек. В 60-м году он окончил МИМО - этот питомник молодых и успешных карьеристов. Его данные были таковы, что только служи, и все партийные и номенклатурные дороги открыты. Комсомолец, русский, хорошо пишет, знает языки. Но Тимофеев после факультета внешней торговли, поработав где-то товароведом-экономистом, уехал на Дальний Восток матросом на траулер-краболов. Потом был рабочим, давал частные уроки, готовил поступающих в вузы. Он купил избу в деревне Желанное Калужской области и подолгу там жил, писал. Стал печататься. Его очерки о деревне и ее проблемах стали появляться в "Литературной газете", "Комсомолке" и "Молодой Гвардии". Лев Тимофеев становится известным журналистом-деревенщиком. Вот он уже кандидат в партию, штатный сотрудник "Молодого коммуниста". Что же, все-таки, гладкая советская карьера? И опять он все обрывает. В самиздате появляются блестящие экономико-политические работы, подписанные "Лев Тимофеев". Псевдоним? Многие так и думали. В его пьесе "Москва. Моление о чаше", напечатанной на Западе в журнале "Время и мы" №79 он, самиздатский публицист, пишущий под своим именем, говорит: "Я исследовал систему. Куда это девать? То, что я написал книгу, ушел с работы - это следствие. Главное - я понял систему, до конца додумал. Мое дело - говорить. И если я что-то понял и не скажу - что в моей жизни проку? Книга - моя жизнь, мой поступок".
Чашу страданий придется испить Льву Тимофееву и его семье полностью. 11 лет будут вычеркнуты из жизни талантливого и честного писателя, человека не очень здорового.
Иван Толстой: Теперь мы знаем, что и Лев Тимофеев выйдет раньше своего срока, и других политических заключенных освободят по мере отпускания идеологических вожжей. Но тогда, в 85-м, предвидеть этого никто не мог. И Радио Свобода оставалось прежним - со всеми прежними достоинствами и недостатками. Еще немного, еще какой-нибудь год, и ворвутся новые темы, полетят вверх тормашками устойчивые представления. Самое время перед новой эпохой вспомнить уходящую натуру. Первая половина 80-х в мемуарном этюде Владимира Тольца.
Владимир Тольц: Я приехал на Запад в сентябре 1982. На радио стал работать с 83-го. А в русской службе с 1984-го. Радио показалось мне чем-то вроде ковчега - каждой твари по паре. В этом приземистом, госпитальной архитектуры строении, утопавшем в зелени Английского сада, я встретил людей такого типа, вернее, типов, каких никогда не встречал в своей советской жизни. Про некоторых писалось в советских брошюрках о бдительности и идеологических диверсиях. Да ведь я, если и пролистывал их, то не верил. И правильно, между прочим, делал, поскольку людское многоцветие дома на Эттингенштрассе несопоставимо было с блеклой злобностью этих сочинений. За соседними столами, а то и вместе, сидели диссиденты и власовцы, выпускники Гарварда и МГИМО, МГУ и школы нацистских пропагандистов в Даббендорфе, известные писатели и беглые матросы, люди, сделавшие своей специальностью русский патриотизм и, так называемые, сионисты. Уроженцы Синьцзяна и Черновиц, Бостона и Тегерана, Праги и Москвы. Очень много было бывших. Бывшие артисты и доценты, бывшие партработники и инженеры, военные и дипломаты, цеэрушники и кагебешники. Впрочем, последние, как мы узнали позднее, были и действующими. Один из них, регулярно напиваясь, любил смотреть на видике "17 мгновений весны" и при этом плакать.
И тогда и сейчас, меня поражало и поражает, что это культурно и идеологически разношерстное сообщество весьма эффективно и качественно работало. Сейчас-то я лучше, мне кажется, понимаю почему: отсутствие у большинства журналистской выучки с лихвой компенсировалось многолетним радиоопытом. И тем высоким уровнем, который каждодневно задавала для вещания мировая журналистика и политическая аналитика. "Свобода" буквально купалась в море самой разнообразной информации и, действительно, свободно оперировала ею. Вдобавок, советская власть постоянно подыгрывала Свободе, табуируя все наиболее значительное и интересное, что возникало в духовной сфере страны и мира. Таким образом, передавая все это "Свободе", как материал для вещания, она же обеспечивала радио лучшими персонажами передач, выталкивая за рубеж то Галича, то Любимова, то Синявского, то Войновича и Владимова. Ну, а постоянный вой глушилок лишь распалял слушательский азарт. При скудной информационной диете, запретный плод оказывался удивительно сладким. Поэтому, как сообщали руководству КПСС Андропов и Бобков уже во второй половине 70-х, 80-90 процентов советских студентов слушали западные радиоголоса.
В первой половине 80-х Свободе было около 30. Примерно столько же в ту пору было и нашим основным слушателям. И для них, и для радио это было время ожидания больших перемен.
Иван Толстой: К советским радиослушателям обращается американский президент.
Диктор (Виктор Федосеев): В субботу 9 ноября президент Рейган обратился по "Голосу Америки" к советским людям. Это обращение, как и все программы по "Голосу Америки", подверглось глушению. Хотя, как отмечает московский корреспондент газеты "Нью-Йорк Таймс" Филипп Таубман, на некоторых волнах и в некоторых районах Москвы выступление Рейгана слышно было чисто. Как бы там ни было, но уже на следующий день появился комментарий ТАСС на выступление президента США. Комментарий отнюдь не доброжелательный и, как это заведено, при режимах несвободных, само выступление Рейгана, конечно же, опубликовано не было.
"В высказываниях президента США, - утверждает комментатор ТАСС, - прозвучала опасная склонность к манипулированию словами".
Выступление Рейгана было коротким - 10 минут. Однако за это время он сумел рассказать и о себе, и об американской истории, и об отношениях Америки с Россией и СССР, о разоружении, о смысле стратегической оборонной инициативы, о мире и о правах человека. Он выразил сожаление по поводу того, что интервью, которое он дал советским журналистам, опубликовано было в советской печати с купюрами. Что, впрочем, сказал Рейган, и побудило его лично обратиться к советским слушателям.
"Я знаю, - сказал президент Рейган, - что в вашей печати много писалось и пишется о якобы враждебных намерениях Америки по отношению к Советскому Союзу. Я отвергаю эти искажения. Мы не угрожаем вашему народу и никогда не будем угрожать ему".
Почему власти в СССР заглушают эти слова, простые и понятные, американцы никогда не поймут. Рейган рассказал о том, как Америка помогла Советскому Союзу во время Второй мировой войны вооружениями и транспортом. И как после войны помогала восстанавливать страну. Он рассказал, что в войне против фашистской Германии и Японии погибло немало и американских парней. Комментатор ТАСС сокрушается по поводу того, что президент Рейган вновь ратует за Хельсинкские соглашения и за свободный и открытый диалог. Я понимаю, что советскому руководству больно, когда ему указывают на то, что если уж оно подписало международное соглашение, то пусть его выполняет. И все же, выступление президента Рейгана рассчитано на понимание советских людей. Он сказал, что ядерная война не может быть выиграна, и ее не должно быть никогда. И предложил начать диалог между обоими народами, чтобы руководители каждой страны имели возможность обращаться по телевидению к народу другой страны. Может, именно это предложение Рейгана комментатор ТАСС считает "опасной склонностью к манипулированию словами"?
Иван Толстой: Как нельзя по радио расслышать американского президента, так слухи, забрасываемые из Советского Союза на Запад, содержат всевозможные смысловые помехи. Об одном из таких слухов Виктор Федосеев.
Виктор Федосеев: Первое официальное подтверждение того, что советские власти решили выпустить за рубеж для лечения жену прославленного ученого и поборника прав человека академика Сахарова, пришло из Вашингтона от государственного секретаря США Джорджа Шульца. Выступая на пресс-конференции 31 октября, Шульц сказал, что советское правительство уведомило правительство США о том, что Елена Боннэр "вольна покинуть Советский Союз".
Первоначально, весть об этом исходила от советского журналиста Виктора Луи, известного тем, что он является рупором КГБ. Затем появилось сообщение о том, что в среду, 31 октября Елена Боннэр прибывает в Вену самолетом Аэрофлота в 11.15 по местному времени. Однако ни на этом рейсе, ни на более позднем, австрийской авиалинии, Боннэр не было. Сотни встречающих, а также журналисты провели напрасные часы в аэропорту Швехат близ Вены. Огромные букеты красных роз, которые принесли с собой представители "Международной Амнистии", остались неврученными. В этот же день в Москве, в МИД СССР на многочисленные звонки аккредитованных в СССР иностранных корреспондентов следовал неизменный ответ: "Нам ничего не известно".
Одновременно, на другом конце света, неподалеку от американского города Бостон, штат Массачусетс, дочь Елены Боннэр Татьяна Янкелевич, пыталась связаться со своей матерью в Советском Союзе. Московские телефонистки не давали соединения, утверждая, что не было предварительного заказа телефонного разговора. Татьяна Янкелевич заказала разговор еще в понедельник, как только услышала о том, что мать ее собираются выпустить для лечения. "Я слышала, - сказала Татьяна Янкелевич, - что моя мать не станет выезжать из Советского Союза, пока не поговорит с нами по телефону. А мы никак не можем с ней связаться. Получается заколдованный круг".
Правда, ряд политических обозревателей придерживается того мнения, что нынешние жесты советского руководства с некоторой как бы гуманной окраской вызваны предстоящей встречей в Женеве Рейгана и Горбачева. Встреча эта состоится 19 и 20 ноября. Так, газета "Лос-Анджелес Таймс" в передовой статье от 31 октября высказывает мысль о том, что советскому руководству, по всей видимости, чрезвычайно важно именно в эти дни, предшествующие встрече в верхах, создать впечатление у мировой общественности, будто СССР готов договариваться о чем угодно, поскольку новое советское руководство, именно новое, готово иначе смотреть на целый ряд вопросов. В том числе и на вопросы прав человека.
А советский пропагандистский блеф в эти дни, не трудно заметить, ведется широким фронтом. Корреспондент "Ассошиэйтед Пресс" сообщает из Тель-Авива, что в Израиле в официальных кругах усилились разговоры о том, будто СССР чуть ли не собирается восстановить дипломатические отношения с Израилем, прерванные после 67 года. Поговаривают также, будто новое советское руководство намеревается увеличить число разрешений на выезд евреям из СССР и довести его чуть ли не до 20 000 в год.
Иван Толстой: 85-й год. Его основные события. Наш хроникер Владимир Тольц.
Владимир Тольц:
- В апреле 85-го проходит Пленум ЦК партии. Михаил Горбачев выступает с программной речью. В течение года происходят серьезные перемены в составе политического руководства: сменяются 70 процентов министров и 50 процентов руководящих кадров в республиках.
- Осенью - встреча Михаила Горбачева и Рональда Рейгана в Женеве. В течение двух дней лидеры держав провели в разговорах около шести часов.
- 2368 человек эмигрирует из Советского Союза.
- 17 мая принято Постановление ЦК о мерах по искоренению пьянства и алкоголизма. Спиртные напитки разрешено продавать с 14 часов дня лицам не младше 21 года.
- Гарри Каспаров побеждает Анатолия Карпова и в свои 22 года становится самым молодым чемпионом мира по шахматам.
- Олег Гордиевский, агент КГБ и британской разведки, бежит из Москвы в Англию.
- Во дворе Лувра возводится стеклянная пирамида по проекту архитектора Пея.
- Совместная франко-американская экспедиция вблизи острова Ньюфаундленд обнаруживает затонувший "Титаник".
- Из печати выходят поэтические сборники "Чудесный десант" Льва Лосева и "Эдем" Алексея Цветкова.
- Умирают: художник Марк Шагал, писатель Генрих Бёлль, актеры Симона Синьоре и Юл Бриннер.
- Немецкий дуэт "Modern Talking" записывает свой первый альбом, включающий хит "You're My Heart, You're My Soul".
Иван Толстой: Годы проходили и десятилетия, неизменными оставались путешествия по всему миру Евгения Евтушенко. Со своей ложкой дегтя в нашей парижской студии поэт и критик Василий Бетаки.
Василий Бетаки: "Невидимые нити"- так назвал свою поэму, перемешанную с путевыми очерками, неутомимый путешественник Евгений Евтушенко. "Невидимые нити", видимо, это и есть нечто, связывающее его с разными странами и людьми Латинской Америки. Опубликованное в "Литературной газете" в конце июня это синтетическое произведение состоит из отдельных эпизодов. Каждый эпизод посвящен какой-то одной стране Латинской Америки. Или, если уж быть совсем точным, пребыванию Евтушенко в этой стране. "Цензура и таможня" - очерк первый. "Колониализм" - очерк второй. "Полицейские жестокости" - очерк третий. "Опять цензура" - очерк четвертый. Евтушенко обо всем этом напоминает, описывая свои впечатления от поездок, напоминает, прежде всего, затем, чтобы советский читатель читал и радовался, что вот ведь как ему, советскому читателю, хорошо. А чтобы ясно было с первых же строк, поэт, как положено поэту, обращается к помощи художественных средств, например, сравнений. Вот, как выглядит чемодан автора, выползающий по конвейеру аэропорта страшной диктаторской Доминиканской Республики.
"Он выглядел, как индеец после пытки конквистадоров. Бока были искромсаны, внутренности вываливались наружу. Затем, мой многострадальный кожаный товарищ попал в руки таможенников. Чьими же были предыдущие руки?".
Правда, есть и темное пятно. Чтобы провести свою книгу, Евтушенко успокаивает начальника Доминиканской полиции тем, что издана она была в Испании еще при генералиссимусе Франко. Поэт так и говорит: "Генералиссимус Франко". Внушительно. И, главное, поэта пропускают с этой книгой, когда он просто дает слово, что в ней нет ничего такого против правительства Санто-Доминго.
Вот уже такое точно не могло бы случиться в Шереметьево. Кстати, эти самые антисантадоминиканские стихи тут же рядом с очерком и опубликованы. Самое худое, что они неимоверно длинные. Рассказывая в рифмованной форме о том, как голодают дети в Санто-Доминго, автор именно в этом отрывке и выдает свою сверхзадачу. Идею, так сказать, своего произведения. Нет, нет, не то, что я уже говорил, не о том, что, вот, как плохо в авторитарных странах (значит у нас, в тоталитарной - хорошо). Нет, кроме социального, заказа у автора есть личные амбиции. Все произведение написано на самом деле не в политических целях. Это только видимость. Написано оно затем, чтобы сказать о себе самое главное. Самое то, что больше всего хочется автору поведать. Всему миру поведать свою тайну, сделать ее всеобщим достоянием, раздать щедро всем. А тайна эта вот в чем состоит. Оказывается он, Евгений Евтушенко,
Был для кого-то эстрадным и модным,
Самосознанье осталось голодным,
Перед всемирной нуждою проклятой,
Как перед страшной разверзшейся бездной,
Вы, кто считаете, что я богатый,
Если б вы знали, какой я бедный.
Вот это и есть, на самом деле, идея всех очерков и всех стихов, соединенных на страницах "Литературки" под общим названием "Невидимые нити". Неверное название - очень видимые. Просто белыми нитками шито это повествование о бедности и голоде и о том, как собирается от них Евтушенко спасать мир.
Иван Толстой: Афганская тема под писательским углом.
Диктор (Павел Сергеев): Говорит Радио Свобода. "Культура, судьбы, время". Сегодня, как обычно в субботне-воскресных выпусках радиожурнала беседа писателя Василия Аксенова. Он закончит серию своих путевых заметок "Волга впадает в Балтийское море". В июле писатель жил в Париже, заканчивая книгу об Америке. В августе он с женой отправился на прокатном автомобиле в Данию. Въехав в Германию, спутники случайно настроились на советскую радиостанцию "Волга", вещающую для советских войск в Восточной Германии. Василий Аксенов продолжает:
Василий Аксенов: В программе радиостанции "Волга" для советских воинов, выполняющих свой интернациональный долг за рубежом, меня поразила одна фраза. Передавали письмо родственников какому-то военнослужащему ограниченного контингента советских войск в демократической республике Афганистан. Тем же самым, немыслимо задушевным голосом, кажется, на этот раз говорила даже не дикторша, а жена воина (стиль этой задушевности распространяется все шире), сообщались семейные дела. Юрочка в пионерлагере, бабушка здорова, Светланка сдает экзамены в педагогический институт. В конце же последовало пожелание "успехов в ратном труде".
Вот так так! Значит, ратный труд на просторах нашей ридной афганщины, стал уже как бы элементом семейной жизни, колониальная война за южными границами входит в быт, рождает не только дикие литературные произведения, вроде романеште Александра Проханова, но и элементы семейных отношений. Вот так так!
Среди блоков идеологической жвачки теряются и простые логические концы. Что означает, например, понятие "ограниченный контингент"? Может ли хоть какой-либо контингент, хоть миллиардный, быть неограниченным? Подразумевается тут, конечно, что он, этот контингент, тут пока еще маленький, но может быть увеличен в любую минуту. Тогда почему бы его так не называть - Маленький контингент, готовый стать большим в любую минуту? Непотребные отношения к языку постоянно приводят к возникновению каких-то диких логических уродств. Мне кажется, что если бы советские пропагандисты лучше чувствовали язык, некоторые юбилеи они бы предпочли отмечать в скромном молчании. Радиостанция "Волга", между тем, во всю готовила своих радиослушателей к празднованию 40-летней годовщины группы советских войск в Германии, что наводило нас на мысль, что когда-нибудь наши потомки будут отмечать 100-летний юбилей ограниченного контингента советских войск в демократической республике Афганистан.
Иван Толстой: Мюнхен. Воспоминания скульптора, бывшего ленинградца, Гавриила Гликмана.
Гавриил Гликман: Я хорошо помню Всесоюзную Художественную Выставку в московском Манеже в конце 50-х годов, в самый разгар оттепели. Еще перед открытием выставки много разговоров было о том, что скульптор Коненков, имя, в то время широко известное, покажет на выставке свою новую работу "Освобожденный Самсон". Люди, знакомые с изобразительным искусством, знали, что на заре своей творческой деятельности, в начале века, Коненков в качестве диплома по окончании петербургской Академии Художеств представил скульптуру "Самсон, разрывающий узы". Трехметровая фигура, по мысли скульптора, должна была олицетворять подневольный русский народ и грядущую революцию. Вокруг этой работы разгорелись яростные споры, и только благодаря поддержке Репина, молодой скульптор все-таки получил диплом, хотя скульптура со временем была уничтожена по приказу дирекции Академии. Я видел сохранившуюся не очень четкую фотографию этой статуи. При всей своей гипертрофированности форм, скульптура поражала своей динамикой и всем образом библейского Самсона - великана, стриженого, с прекрасной библейской головой.
И вот скульптор, уже в конце жизненного пути, снова возвращается к теме своей юности и снова создает статую Самсона, однако, уже не разрывающего узы, а освобожденного. Наконец, наступил день открытия Всесоюзной Выставки 1957 года, приуроченный к 40-летию октябрьской революции. И тысячи зрителей, заполнившие манеж в те дни, с изумлением останавливались перед творением скульптора, не зная, смеяться, возмущаться или просто недоумевать. Пятиметровая фигура освобожденного Самсона - безумного, бородатого старца с булавочной головкой - была изображена в стремительном шаге с поднятыми вверх руками и явно призывала к спасению. Ратуйте, люди добрые! У старца были тонкие, интеллигентные запястья, вокруг которых вились разорванные наручники. Зигзагообразная деревянная рейка, которая оканчивалась острогой, должна была бы изображать, по мысли автора, молнию. У ног старца лежала десятиструнная лира, символизирующая музыку с победой. В довершение всего, фигура была забронзирована. Дисгармоничность и лживость пропорций, напыщенность, грубость, отсутствие чувства меры и явная безвкусица бросались в глаза всякому.
Иван Толстой: 85 год. Передача "Документы и люди". Аля Федосеева. День политзаключенного.
Аля Федосеева: 30 октября 1974 года политзаключенные мордовских лагерей впервые отметили День политзаключенного. Инициатива как-то выделить этот день принадлежала тогдашнему политузнику Крониду Любарскому, ныне - редактору выходящего в Мюнхене информационного бюллетеня "Вести из СССР". Позже, эту дату стали отмечать и политзаключенные других лагерей и тюрем. Отмечают ее и сейчас. Со специальным сообщением о положении политзаключенных в СССР, об ужесточении режима условий их содержания за последние десятилетия выступил на Сахаровских слушаниях в Лондоне в апреле этот года Егор Давыдов.
Егору Давыдову 44 года. Он в прошлом ленинградец. Геолог по профессии. В 1972 году его обвинили в антисоветской агитации и пропаганде и приговорили к 5 годам лагеря строгого режима и 2-м годам ссылки. Однако в лагере Егор пробыл всего год. За соучастие в голодовке протеста против избиения офицером политзека Сопеляка Давыдова посадили во внутрилагерную тюрьму, где продержали 4 месяца. А затем, после того, как он явочным порядком перешел на статус политзаключенного, перевели во Владимирскую тюрьму, где он отсидел остаток срока - 4 года. После тюрьмы Давыдов отбыл еще 2 года в ссылке. Освободившись в 1979-м, Давыдов вернулся в Ленинград, где ему вскоре было предложено уехать, либо снова под арест. В апреле 80-го года Егор Давыдов вместе с семьей покинул Советский Союз.
Егор Давыдов: Полуголодное существование. Некачественную или, попросту говоря, несъедобную пищу, которой кормят заключенных, может есть только полуголодный человек. Реально получаемый паек по общей норме питания, которой довольствуют основную часть заключенных, на 15-20 процентов ниже необходимого при их энергетических затратах. Так что чувство голода - постоянное состояние заключенного. А ведь есть еще и штрафные пайки. Зимой, спасаясь от холода, зэк с трудом добывает какую-то теплую одежку или самолично утепляет подбитую ветром лагерную униформу. При этом он должен исхитриться пройти не обобранным через очередной обыск. На обыске, под предлогом нарушения формы одежды, вещь могут изъять и изорвать на глазах владельца. Плюс к тому, за такое нарушение заключенного могут наказать лишением пайка, свидания или карцером. Вещи, которые заключенный может иметь в лагере, строго ограничены и столь же строго регламентированы. Во время ревизии изымается все, что выходит за этот жесткий норматив. Пока заключенного обирает ревизионная комиссия, лагерные надзиратели и офицеры выметают под гребенку из бараков, каптерок и рабочих раздевалок все, что там осталось. В кучу летят сапоги, бушлаты, банки, чайники, припасенное кем-то и плохо спрятанное старое одеяло. Вот и попробуй тут спастись от холода и утаить лишнюю тряпку. Заключенный всегда должен быть застегнут на все пуговицы и с наступлением лета особенно уязвим, как потенциальный нарушитель формы одежды. Попадись он на глаза надзирателю раздетым до пояса и греющимся под лучами солнца, и его ждет наказание.
Иван Толстой: 85 год. Еще одна дата в истории правозащитного движения - день памяти Андрея Амальрика.
Аля Федосеева: Начинаем передачу "Документы и люди". У микрофона Аля Федосеева. 5 лет назад, в ноябре 1980 года в Испании, в автомобильной катастрофе погиб Андрей Амальрик. Бывший политзаключенный, известный инакомыслящий и известный писатель. Сегодняшнюю передачу, посвященную Андрею Амальрику, подготовила Людмила Алексеева.
Людмила Алексеева: Тогда многие говорили, что эта смерть - дело рук кагебистов. И понятно, почему. КГБ не щадит своих врагов, а Амальрик воспринимался как серьезный, эффективный враг этого зловещего учреждения и системы, которую оно охраняет.
Но я могу свидетельствовать, что гибель была случайной. Я была тогда в Мадриде, по дороге куда Амальрик погиб, не доехав 80 километров. Я встретила его жену через полтора часа после этого. Неделю мы вдвоем с ней, запершись в гостиничном номере, бесчисленное число раз возвращались к этому ужасному событию. Она вспоминала новые детали, повторяла уже не раз рассказанные. А потом мы вместе ездили на место гибели Андрея. Говорили с полицейским, расследовавшим обстоятельства этого дела. Вот как это было. Машина, которую вел Андрей Амальрик, слегка задела боком шедший навстречу грузовик. Стальная полоса на кузове грузовика, видимо, непрочно укрепленная, оторвалась. Она, как стрела, влетела в окно машины и ударила Андрея в шею, пробила сонную артерию. Смерть была мгновенной. Ни сидевшая рядом жена, ни двое пассажиров на заднем сиденье не получили ни царапины.
Гибель Амальрика - огромная утрата не только для его друзей, к которым я себя с гордостью отношу, но для каждого, кому небезразлично будущее нашей страны. Потому что он успел внести весомый вклад в борьбу за разумное и достойное будущее своей родины. И сколько бы мог еще сделать, если бы не ранняя смерть. Ему было всего 42 года, когда он погиб. Две его книги - биографические. А самая известная, которая принесла ему международное признание и лагерный срок - вышедшее в 1969 году эссе "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?". На поставленный в заглавии вопрос автор отвечал отрицательно. Не просуществует. Книга эта имела ошеломляющий успех в самиздате. А 5 лет спустя, в 1974 году кагебист на допросе сказал Амальрику о ней: "Вы нам вподдых дали". За рубежом эссе Амальрика, до того никому неведомого, вышло на 20 языках, общим тиражом в несколько сот тысяч копий. Вышедшая уже после его гибели автобиографическая книга имеет название "Записки диссидента". Он же назвал эту книгу о самом себе иначе - "Записки революционера". И был прав, если употреблять слово революционер не в смысле нисповергатель режима, а в изначальном и более широком - пролагатель новых путей в теории и в практике. У Амальрика именно революционный тип мышления, свойственный первооткрывателям. Он не приклоняется ни перед силой, ни перед авторитетами.
Иван Толстой: К 85-му году выступления Сергея Довлатова у нашего микрофона в нью-йоркской студии стали регулярными. 60 лет со дня гибели Есенина.
Сергей Довлатов: В ходе двух последних десятилетий Сергей Есенин неуклонно превращался в одну из самых ярких эмблем советского культурного официоза. Его книги с кленовыми листочками на суперобложках издаются миллионными тиражами. Его изображения, колеблющиеся в размерах от микроскопических значков до внушительных бронзовых статуй, попадаются нам в галантерейных магазинах и вестибюлях культурных учреждений. Его именем названы бульвары, села, корабли, не говоря о тысячах провинциальных библиотек. На вечере его памяти, состоявшемся недавно в Москве, присутствовали члены Политбюро. Короче говоря, наряду с Маяковским и Горьким Есенин давно уже олицетворяет советскую литературу и следует, в череде других гранитных, бронзовых и гипсовых идолов непосредственно за Владимиром Ильичом Лениным.
Единственным тормозом и препятствием на пути этого пышного и сентиментального мифа служит реальная биография Есенина, сложного и противоречивого поэта и человека, никогда не состоявшего в партии, судимого за антисоветские дебоши и оборвавшего свою жизнь в возрасте 30 лет. То есть, в самом начале творческой зрелости. Сам факт самоубийства Есенина вроде бы и не является тайной для советских читателей. Но при этом, остается не вполне ясно, что заставило молодого, сильного, красивого, талантливого человека, обожаемого друзьями, женатого в разное время на внучке Толстого и на всемирно известной балерине, не знавшего нужды, пользовавшегося личным расположением Горького, Кирова, Бухарина и Луначарского, так страшно распорядится собственной судьбой.
В качестве причин самоубийства мемуаристы осторожно называют пьянство, вспышку душевной болезни, пагубное богемное окружение и неустроенность быта. Но, во-первых, десятки советских писателей пили гораздо больше, чем Есенин, водили дружбу черт знает с кем и чуть ли не ежегодно меняли жен. Что не помешало прожить им долгую и благополучную жизнь. А во-вторых, и это главное, и пьянство и душевная болезнь - не причины трагических событий, а лишь следствие каких-то более глубоких внутренних процессов. Советские мемуаристы дружно указывают, что Есенин радостно приветствовал революцию и вступил в новый мир горячим ее сторонником. Формально, так оно и было, во всяком случае, что-то же побудило Есенина воскликнуть в стихах:
Мать моя родина,
Я - большевик!
А в одной из автобиографических заметок написать: "В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему"? Вот это-то "по своему", зачастую ускользающее от внимания читателей и есть, мне кажется, ключ к разгадке последующей драмы Есенина.
Владислав Ходасевич писал о Есенине: "История Есенина есть история заблуждений. Идеальной мужицкой Руси, в которую он верил, не было. Грядущая Инония, которая должна была сойти с неба на эту Русь, не сошла и сойти не могла. Он отрекся от Бога во имя любви к человеку, а человек только и сделал, что снял крест с церкви да повесил Ленина вместо иконы, да развернул Маркса как Библию". И тогда Есенин покончил с собой. Не дожив ни до пушкинского возраста, ни до возраста Христа.
Виктор Федосеев: Крупнейший американский историк, специалист по истории России и Советского Союза профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс писал недавно: "По существу говоря, мы ничего, за исключением их названий, не знаем о Политбюро, ЦК и секретариате. То есть, о правительстве, которое управляет одной шестой частью земного шара. Мир уже привык признавать эту секретность как норму. Но разве это не фантастическая ситуация? Мы больше знаем о структуре и функциях древнеримского Сената, чем о Политбюро нынешнего Советского Союза. Мы лучше информированы о биографии и личности Чингисхана, чем о Юрии Андропове, возглавлявшем, еще совсем недавно, комитет, во власти которого обрушить на современный мир тысячи ядерных боеголовок. Советологи испытывают большие методологические трудности с источниками".
Как же они все-таки работают? Насколько успешны их исследовательские усилия? С этими вопросами обратился сотрудник Радио Свобода Борис Шрагин к американскому советологу, профессору политологии Университета штата Нью-Йорк в Олбани Эрику Хоффману.
Эрик Хоффман: Я дам вам пример западного исследования советской политики, западных усилий извлечь информацию, в первую очередь, из официально публикуемых источников. Из частных источников, конечно, тоже. Но, в первую очередь, из открытых публикаций. Важнейшим методом для достижения поставленной нами цели было тщательное изучение суждений и убеждений достаточно влиятельных советских критиков советской экономики. Я имею в виду статьи и книги советских ученых, политических экспертов и, даже, речи высших советских руководителей. Мы поняли, в процессе нашей работы, что важно тщательно читать не только советские газеты, где обычно бывает меньше споров и дискуссий, но также журналы, где высказывается больше альтернативных мнений. А также, и, быть может, в первую очередь, книги. В книгах, в специальных исследованиях, которые издаются малыми тиражами и не рассчитываются на массового читателя, высказывается гораздо больше альтернативных мнений, чем в средствах массовой информации, в частности, по таким острым вопросам, как экономическая реформа.
Борис Шрагин: А в какой степени используются в качестве источников неофициальные публикации самиздата, насколько и как именно учитываются мнения и оценки, так называемых, инакомыслящих?
Эрик Хоффман: Я испытываю глубокое уважение к инакомыслящим, которые живут и действуют в Советском Союзе. И мои собственные взгляды, и мои нравственные убеждения во многом совпадают с их взглядами, с их убеждениями. Я в гораздо большей степени согласен с ними, чем с Брежневым, Андроповым, Черненко и Горбачевым. Но как ученый, как политолог, я не могу не считаться с тем обстоятельствам, что инакомыслящие в Советском Союзе так и не смогли стать сколько-нибудь практически влиятельной политической группой. Поэтому мы должны уделять больше внимания тому, о чем мы фактически знаем гораздо меньше. А именно, тому, как функционирует советская политическая система. Публикации самиздата, как и выступления некоторых эмигрантов из Советского Союза, помогли нам, советологам, лучше понять советскую социальную систему. Мы теперь гораздо детальнее и глубже знаем, например, о так называемой второй экономике в Советском Союзе. О том, как действует, а часто бездействует советская система правосудия. Мы знаем теперь гораздо детальнее и о том, как обращается с рядовыми советскими гражданами КГБ. Однако самиздат и публикации эмигрантов гораздо меньше могут нам сообщить о внутренних механизмах советской политической системы или, например, о советском военно-промышленном комплексе.
Иван Толстой: Пока ведутся споры о возможных реформах, карательная машина делает свое дело. Первый политический узник горбачевской эпохи.
 Ирина Каневская |
Ирина Каневская: У микрофона Ирина Каневская. Арестован Лев Тимофеев. Это произошло 20 марта. Первый писатель, арестованный в только что тогда начавшуюся, 11 марта, эру Горбачева. Сейчас из Москвы пришла новость еще худшая. 30 сентября по статье 70-й УК РСФСР - антисоветская агитация и пропаганда - Лев Тимофеев был приговорен к 6 годам лагерей и 5 годам ссылки. За блистательную, полную боли и сочувствия к своей стране публицистику, за глубокий анализ ее социальных, экономических и политических проблем. За многолетнее изучение ситуации в советской деревне и очерки о ней, за мысль и неравнодушие. Его имя хорошо известно на Западе зарубежному русскому читателю. Но не только ему. Работы Тимофеева "Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать" и "Последняя надежда выжить" переведены на несколько европейских языков и высоко ценятся теми, кого интересует жизнь в Советском Союзе.
Кто он, Лев Тимофеев? Я была с ним знакома и дружна много лет назад и видела, как нестандартно жил и работал этот человек. В 60-м году он окончил МИМО - этот питомник молодых и успешных карьеристов. Его данные были таковы, что только служи, и все партийные и номенклатурные дороги открыты. Комсомолец, русский, хорошо пишет, знает языки. Но Тимофеев после факультета внешней торговли, поработав где-то товароведом-экономистом, уехал на Дальний Восток матросом на траулер-краболов. Потом был рабочим, давал частные уроки, готовил поступающих в вузы. Он купил избу в деревне Желанное Калужской области и подолгу там жил, писал. Стал печататься. Его очерки о деревне и ее проблемах стали появляться в "Литературной газете", "Комсомолке" и "Молодой Гвардии". Лев Тимофеев становится известным журналистом-деревенщиком. Вот он уже кандидат в партию, штатный сотрудник "Молодого коммуниста". Что же, все-таки, гладкая советская карьера? И опять он все обрывает. В самиздате появляются блестящие экономико-политические работы, подписанные "Лев Тимофеев". Псевдоним? Многие так и думали. В его пьесе "Москва. Моление о чаше", напечатанной на Западе в журнале "Время и мы" №79 он, самиздатский публицист, пишущий под своим именем, говорит: "Я исследовал систему. Куда это девать? То, что я написал книгу, ушел с работы - это следствие. Главное - я понял систему, до конца додумал. Мое дело - говорить. И если я что-то понял и не скажу - что в моей жизни проку? Книга - моя жизнь, мой поступок".
Чашу страданий придется испить Льву Тимофееву и его семье полностью. 11 лет будут вычеркнуты из жизни талантливого и честного писателя, человека не очень здорового.
Иван Толстой: Теперь мы знаем, что и Лев Тимофеев выйдет раньше своего срока, и других политических заключенных освободят по мере отпускания идеологических вожжей. Но тогда, в 85-м, предвидеть этого никто не мог. И Радио Свобода оставалось прежним - со всеми прежними достоинствами и недостатками. Еще немного, еще какой-нибудь год, и ворвутся новые темы, полетят вверх тормашками устойчивые представления. Самое время перед новой эпохой вспомнить уходящую натуру. Первая половина 80-х в мемуарном этюде Владимира Тольца.
Владимир Тольц: Я приехал на Запад в сентябре 1982. На радио стал работать с 83-го. А в русской службе с 1984-го. Радио показалось мне чем-то вроде ковчега - каждой твари по паре. В этом приземистом, госпитальной архитектуры строении, утопавшем в зелени Английского сада, я встретил людей такого типа, вернее, типов, каких никогда не встречал в своей советской жизни. Про некоторых писалось в советских брошюрках о бдительности и идеологических диверсиях. Да ведь я, если и пролистывал их, то не верил. И правильно, между прочим, делал, поскольку людское многоцветие дома на Эттингенштрассе несопоставимо было с блеклой злобностью этих сочинений. За соседними столами, а то и вместе, сидели диссиденты и власовцы, выпускники Гарварда и МГИМО, МГУ и школы нацистских пропагандистов в Даббендорфе, известные писатели и беглые матросы, люди, сделавшие своей специальностью русский патриотизм и, так называемые, сионисты. Уроженцы Синьцзяна и Черновиц, Бостона и Тегерана, Праги и Москвы. Очень много было бывших. Бывшие артисты и доценты, бывшие партработники и инженеры, военные и дипломаты, цеэрушники и кагебешники. Впрочем, последние, как мы узнали позднее, были и действующими. Один из них, регулярно напиваясь, любил смотреть на видике "17 мгновений весны" и при этом плакать.
И тогда и сейчас, меня поражало и поражает, что это культурно и идеологически разношерстное сообщество весьма эффективно и качественно работало. Сейчас-то я лучше, мне кажется, понимаю почему: отсутствие у большинства журналистской выучки с лихвой компенсировалось многолетним радиоопытом. И тем высоким уровнем, который каждодневно задавала для вещания мировая журналистика и политическая аналитика. "Свобода" буквально купалась в море самой разнообразной информации и, действительно, свободно оперировала ею. Вдобавок, советская власть постоянно подыгрывала Свободе, табуируя все наиболее значительное и интересное, что возникало в духовной сфере страны и мира. Таким образом, передавая все это "Свободе", как материал для вещания, она же обеспечивала радио лучшими персонажами передач, выталкивая за рубеж то Галича, то Любимова, то Синявского, то Войновича и Владимова. Ну, а постоянный вой глушилок лишь распалял слушательский азарт. При скудной информационной диете, запретный плод оказывался удивительно сладким. Поэтому, как сообщали руководству КПСС Андропов и Бобков уже во второй половине 70-х, 80-90 процентов советских студентов слушали западные радиоголоса.
В первой половине 80-х Свободе было около 30. Примерно столько же в ту пору было и нашим основным слушателям. И для них, и для радио это было время ожидания больших перемен.
Иван Толстой: К советским радиослушателям обращается американский президент.
Диктор (Виктор Федосеев): В субботу 9 ноября президент Рейган обратился по "Голосу Америки" к советским людям. Это обращение, как и все программы по "Голосу Америки", подверглось глушению. Хотя, как отмечает московский корреспондент газеты "Нью-Йорк Таймс" Филипп Таубман, на некоторых волнах и в некоторых районах Москвы выступление Рейгана слышно было чисто. Как бы там ни было, но уже на следующий день появился комментарий ТАСС на выступление президента США. Комментарий отнюдь не доброжелательный и, как это заведено, при режимах несвободных, само выступление Рейгана, конечно же, опубликовано не было.
"В высказываниях президента США, - утверждает комментатор ТАСС, - прозвучала опасная склонность к манипулированию словами".
Выступление Рейгана было коротким - 10 минут. Однако за это время он сумел рассказать и о себе, и об американской истории, и об отношениях Америки с Россией и СССР, о разоружении, о смысле стратегической оборонной инициативы, о мире и о правах человека. Он выразил сожаление по поводу того, что интервью, которое он дал советским журналистам, опубликовано было в советской печати с купюрами. Что, впрочем, сказал Рейган, и побудило его лично обратиться к советским слушателям.
"Я знаю, - сказал президент Рейган, - что в вашей печати много писалось и пишется о якобы враждебных намерениях Америки по отношению к Советскому Союзу. Я отвергаю эти искажения. Мы не угрожаем вашему народу и никогда не будем угрожать ему".
Почему власти в СССР заглушают эти слова, простые и понятные, американцы никогда не поймут. Рейган рассказал о том, как Америка помогла Советскому Союзу во время Второй мировой войны вооружениями и транспортом. И как после войны помогала восстанавливать страну. Он рассказал, что в войне против фашистской Германии и Японии погибло немало и американских парней. Комментатор ТАСС сокрушается по поводу того, что президент Рейган вновь ратует за Хельсинкские соглашения и за свободный и открытый диалог. Я понимаю, что советскому руководству больно, когда ему указывают на то, что если уж оно подписало международное соглашение, то пусть его выполняет. И все же, выступление президента Рейгана рассчитано на понимание советских людей. Он сказал, что ядерная война не может быть выиграна, и ее не должно быть никогда. И предложил начать диалог между обоими народами, чтобы руководители каждой страны имели возможность обращаться по телевидению к народу другой страны. Может, именно это предложение Рейгана комментатор ТАСС считает "опасной склонностью к манипулированию словами"?
Иван Толстой: Как нельзя по радио расслышать американского президента, так слухи, забрасываемые из Советского Союза на Запад, содержат всевозможные смысловые помехи. Об одном из таких слухов Виктор Федосеев.
Виктор Федосеев: Первое официальное подтверждение того, что советские власти решили выпустить за рубеж для лечения жену прославленного ученого и поборника прав человека академика Сахарова, пришло из Вашингтона от государственного секретаря США Джорджа Шульца. Выступая на пресс-конференции 31 октября, Шульц сказал, что советское правительство уведомило правительство США о том, что Елена Боннэр "вольна покинуть Советский Союз".
Первоначально, весть об этом исходила от советского журналиста Виктора Луи, известного тем, что он является рупором КГБ. Затем появилось сообщение о том, что в среду, 31 октября Елена Боннэр прибывает в Вену самолетом Аэрофлота в 11.15 по местному времени. Однако ни на этом рейсе, ни на более позднем, австрийской авиалинии, Боннэр не было. Сотни встречающих, а также журналисты провели напрасные часы в аэропорту Швехат близ Вены. Огромные букеты красных роз, которые принесли с собой представители "Международной Амнистии", остались неврученными. В этот же день в Москве, в МИД СССР на многочисленные звонки аккредитованных в СССР иностранных корреспондентов следовал неизменный ответ: "Нам ничего не известно".
Одновременно, на другом конце света, неподалеку от американского города Бостон, штат Массачусетс, дочь Елены Боннэр Татьяна Янкелевич, пыталась связаться со своей матерью в Советском Союзе. Московские телефонистки не давали соединения, утверждая, что не было предварительного заказа телефонного разговора. Татьяна Янкелевич заказала разговор еще в понедельник, как только услышала о том, что мать ее собираются выпустить для лечения. "Я слышала, - сказала Татьяна Янкелевич, - что моя мать не станет выезжать из Советского Союза, пока не поговорит с нами по телефону. А мы никак не можем с ней связаться. Получается заколдованный круг".
Правда, ряд политических обозревателей придерживается того мнения, что нынешние жесты советского руководства с некоторой как бы гуманной окраской вызваны предстоящей встречей в Женеве Рейгана и Горбачева. Встреча эта состоится 19 и 20 ноября. Так, газета "Лос-Анджелес Таймс" в передовой статье от 31 октября высказывает мысль о том, что советскому руководству, по всей видимости, чрезвычайно важно именно в эти дни, предшествующие встрече в верхах, создать впечатление у мировой общественности, будто СССР готов договариваться о чем угодно, поскольку новое советское руководство, именно новое, готово иначе смотреть на целый ряд вопросов. В том числе и на вопросы прав человека.
А советский пропагандистский блеф в эти дни, не трудно заметить, ведется широким фронтом. Корреспондент "Ассошиэйтед Пресс" сообщает из Тель-Авива, что в Израиле в официальных кругах усилились разговоры о том, будто СССР чуть ли не собирается восстановить дипломатические отношения с Израилем, прерванные после 67 года. Поговаривают также, будто новое советское руководство намеревается увеличить число разрешений на выезд евреям из СССР и довести его чуть ли не до 20 000 в год.
Иван Толстой: 85-й год. Его основные события. Наш хроникер Владимир Тольц.
Владимир Тольц:
- В апреле 85-го проходит Пленум ЦК партии. Михаил Горбачев выступает с программной речью. В течение года происходят серьезные перемены в составе политического руководства: сменяются 70 процентов министров и 50 процентов руководящих кадров в республиках.
- Осенью - встреча Михаила Горбачева и Рональда Рейгана в Женеве. В течение двух дней лидеры держав провели в разговорах около шести часов.
- 2368 человек эмигрирует из Советского Союза.
- 17 мая принято Постановление ЦК о мерах по искоренению пьянства и алкоголизма. Спиртные напитки разрешено продавать с 14 часов дня лицам не младше 21 года.
- Гарри Каспаров побеждает Анатолия Карпова и в свои 22 года становится самым молодым чемпионом мира по шахматам.
- Олег Гордиевский, агент КГБ и британской разведки, бежит из Москвы в Англию.
- Во дворе Лувра возводится стеклянная пирамида по проекту архитектора Пея.
- Совместная франко-американская экспедиция вблизи острова Ньюфаундленд обнаруживает затонувший "Титаник".
- Из печати выходят поэтические сборники "Чудесный десант" Льва Лосева и "Эдем" Алексея Цветкова.
- Умирают: художник Марк Шагал, писатель Генрих Бёлль, актеры Симона Синьоре и Юл Бриннер.
- Немецкий дуэт "Modern Talking" записывает свой первый альбом, включающий хит "You're My Heart, You're My Soul".
Иван Толстой: Годы проходили и десятилетия, неизменными оставались путешествия по всему миру Евгения Евтушенко. Со своей ложкой дегтя в нашей парижской студии поэт и критик Василий Бетаки.
Василий Бетаки: "Невидимые нити"- так назвал свою поэму, перемешанную с путевыми очерками, неутомимый путешественник Евгений Евтушенко. "Невидимые нити", видимо, это и есть нечто, связывающее его с разными странами и людьми Латинской Америки. Опубликованное в "Литературной газете" в конце июня это синтетическое произведение состоит из отдельных эпизодов. Каждый эпизод посвящен какой-то одной стране Латинской Америки. Или, если уж быть совсем точным, пребыванию Евтушенко в этой стране. "Цензура и таможня" - очерк первый. "Колониализм" - очерк второй. "Полицейские жестокости" - очерк третий. "Опять цензура" - очерк четвертый. Евтушенко обо всем этом напоминает, описывая свои впечатления от поездок, напоминает, прежде всего, затем, чтобы советский читатель читал и радовался, что вот ведь как ему, советскому читателю, хорошо. А чтобы ясно было с первых же строк, поэт, как положено поэту, обращается к помощи художественных средств, например, сравнений. Вот, как выглядит чемодан автора, выползающий по конвейеру аэропорта страшной диктаторской Доминиканской Республики.
"Он выглядел, как индеец после пытки конквистадоров. Бока были искромсаны, внутренности вываливались наружу. Затем, мой многострадальный кожаный товарищ попал в руки таможенников. Чьими же были предыдущие руки?".
Правда, есть и темное пятно. Чтобы провести свою книгу, Евтушенко успокаивает начальника Доминиканской полиции тем, что издана она была в Испании еще при генералиссимусе Франко. Поэт так и говорит: "Генералиссимус Франко". Внушительно. И, главное, поэта пропускают с этой книгой, когда он просто дает слово, что в ней нет ничего такого против правительства Санто-Доминго.
Вот уже такое точно не могло бы случиться в Шереметьево. Кстати, эти самые антисантадоминиканские стихи тут же рядом с очерком и опубликованы. Самое худое, что они неимоверно длинные. Рассказывая в рифмованной форме о том, как голодают дети в Санто-Доминго, автор именно в этом отрывке и выдает свою сверхзадачу. Идею, так сказать, своего произведения. Нет, нет, не то, что я уже говорил, не о том, что, вот, как плохо в авторитарных странах (значит у нас, в тоталитарной - хорошо). Нет, кроме социального, заказа у автора есть личные амбиции. Все произведение написано на самом деле не в политических целях. Это только видимость. Написано оно затем, чтобы сказать о себе самое главное. Самое то, что больше всего хочется автору поведать. Всему миру поведать свою тайну, сделать ее всеобщим достоянием, раздать щедро всем. А тайна эта вот в чем состоит. Оказывается он, Евгений Евтушенко,
Был для кого-то эстрадным и модным,
Самосознанье осталось голодным,
Перед всемирной нуждою проклятой,
Как перед страшной разверзшейся бездной,
Вы, кто считаете, что я богатый,
Если б вы знали, какой я бедный.
Вот это и есть, на самом деле, идея всех очерков и всех стихов, соединенных на страницах "Литературки" под общим названием "Невидимые нити". Неверное название - очень видимые. Просто белыми нитками шито это повествование о бедности и голоде и о том, как собирается от них Евтушенко спасать мир.
Иван Толстой: Афганская тема под писательским углом.
Диктор (Павел Сергеев): Говорит Радио Свобода. "Культура, судьбы, время". Сегодня, как обычно в субботне-воскресных выпусках радиожурнала беседа писателя Василия Аксенова. Он закончит серию своих путевых заметок "Волга впадает в Балтийское море". В июле писатель жил в Париже, заканчивая книгу об Америке. В августе он с женой отправился на прокатном автомобиле в Данию. Въехав в Германию, спутники случайно настроились на советскую радиостанцию "Волга", вещающую для советских войск в Восточной Германии. Василий Аксенов продолжает:
Василий Аксенов: В программе радиостанции "Волга" для советских воинов, выполняющих свой интернациональный долг за рубежом, меня поразила одна фраза. Передавали письмо родственников какому-то военнослужащему ограниченного контингента советских войск в демократической республике Афганистан. Тем же самым, немыслимо задушевным голосом, кажется, на этот раз говорила даже не дикторша, а жена воина (стиль этой задушевности распространяется все шире), сообщались семейные дела. Юрочка в пионерлагере, бабушка здорова, Светланка сдает экзамены в педагогический институт. В конце же последовало пожелание "успехов в ратном труде".
Вот так так! Значит, ратный труд на просторах нашей ридной афганщины, стал уже как бы элементом семейной жизни, колониальная война за южными границами входит в быт, рождает не только дикие литературные произведения, вроде романеште Александра Проханова, но и элементы семейных отношений. Вот так так!
Среди блоков идеологической жвачки теряются и простые логические концы. Что означает, например, понятие "ограниченный контингент"? Может ли хоть какой-либо контингент, хоть миллиардный, быть неограниченным? Подразумевается тут, конечно, что он, этот контингент, тут пока еще маленький, но может быть увеличен в любую минуту. Тогда почему бы его так не называть - Маленький контингент, готовый стать большим в любую минуту? Непотребные отношения к языку постоянно приводят к возникновению каких-то диких логических уродств. Мне кажется, что если бы советские пропагандисты лучше чувствовали язык, некоторые юбилеи они бы предпочли отмечать в скромном молчании. Радиостанция "Волга", между тем, во всю готовила своих радиослушателей к празднованию 40-летней годовщины группы советских войск в Германии, что наводило нас на мысль, что когда-нибудь наши потомки будут отмечать 100-летний юбилей ограниченного контингента советских войск в демократической республике Афганистан.
Иван Толстой: Мюнхен. Воспоминания скульптора, бывшего ленинградца, Гавриила Гликмана.
Гавриил Гликман: Я хорошо помню Всесоюзную Художественную Выставку в московском Манеже в конце 50-х годов, в самый разгар оттепели. Еще перед открытием выставки много разговоров было о том, что скульптор Коненков, имя, в то время широко известное, покажет на выставке свою новую работу "Освобожденный Самсон". Люди, знакомые с изобразительным искусством, знали, что на заре своей творческой деятельности, в начале века, Коненков в качестве диплома по окончании петербургской Академии Художеств представил скульптуру "Самсон, разрывающий узы". Трехметровая фигура, по мысли скульптора, должна была олицетворять подневольный русский народ и грядущую революцию. Вокруг этой работы разгорелись яростные споры, и только благодаря поддержке Репина, молодой скульптор все-таки получил диплом, хотя скульптура со временем была уничтожена по приказу дирекции Академии. Я видел сохранившуюся не очень четкую фотографию этой статуи. При всей своей гипертрофированности форм, скульптура поражала своей динамикой и всем образом библейского Самсона - великана, стриженого, с прекрасной библейской головой.
И вот скульптор, уже в конце жизненного пути, снова возвращается к теме своей юности и снова создает статую Самсона, однако, уже не разрывающего узы, а освобожденного. Наконец, наступил день открытия Всесоюзной Выставки 1957 года, приуроченный к 40-летию октябрьской революции. И тысячи зрителей, заполнившие манеж в те дни, с изумлением останавливались перед творением скульптора, не зная, смеяться, возмущаться или просто недоумевать. Пятиметровая фигура освобожденного Самсона - безумного, бородатого старца с булавочной головкой - была изображена в стремительном шаге с поднятыми вверх руками и явно призывала к спасению. Ратуйте, люди добрые! У старца были тонкие, интеллигентные запястья, вокруг которых вились разорванные наручники. Зигзагообразная деревянная рейка, которая оканчивалась острогой, должна была бы изображать, по мысли автора, молнию. У ног старца лежала десятиструнная лира, символизирующая музыку с победой. В довершение всего, фигура была забронзирована. Дисгармоничность и лживость пропорций, напыщенность, грубость, отсутствие чувства меры и явная безвкусица бросались в глаза всякому.
Иван Толстой: 85 год. Передача "Документы и люди". Аля Федосеева. День политзаключенного.
Аля Федосеева: 30 октября 1974 года политзаключенные мордовских лагерей впервые отметили День политзаключенного. Инициатива как-то выделить этот день принадлежала тогдашнему политузнику Крониду Любарскому, ныне - редактору выходящего в Мюнхене информационного бюллетеня "Вести из СССР". Позже, эту дату стали отмечать и политзаключенные других лагерей и тюрем. Отмечают ее и сейчас. Со специальным сообщением о положении политзаключенных в СССР, об ужесточении режима условий их содержания за последние десятилетия выступил на Сахаровских слушаниях в Лондоне в апреле этот года Егор Давыдов.
Егору Давыдову 44 года. Он в прошлом ленинградец. Геолог по профессии. В 1972 году его обвинили в антисоветской агитации и пропаганде и приговорили к 5 годам лагеря строгого режима и 2-м годам ссылки. Однако в лагере Егор пробыл всего год. За соучастие в голодовке протеста против избиения офицером политзека Сопеляка Давыдова посадили во внутрилагерную тюрьму, где продержали 4 месяца. А затем, после того, как он явочным порядком перешел на статус политзаключенного, перевели во Владимирскую тюрьму, где он отсидел остаток срока - 4 года. После тюрьмы Давыдов отбыл еще 2 года в ссылке. Освободившись в 1979-м, Давыдов вернулся в Ленинград, где ему вскоре было предложено уехать, либо снова под арест. В апреле 80-го года Егор Давыдов вместе с семьей покинул Советский Союз.
Егор Давыдов: Полуголодное существование. Некачественную или, попросту говоря, несъедобную пищу, которой кормят заключенных, может есть только полуголодный человек. Реально получаемый паек по общей норме питания, которой довольствуют основную часть заключенных, на 15-20 процентов ниже необходимого при их энергетических затратах. Так что чувство голода - постоянное состояние заключенного. А ведь есть еще и штрафные пайки. Зимой, спасаясь от холода, зэк с трудом добывает какую-то теплую одежку или самолично утепляет подбитую ветром лагерную униформу. При этом он должен исхитриться пройти не обобранным через очередной обыск. На обыске, под предлогом нарушения формы одежды, вещь могут изъять и изорвать на глазах владельца. Плюс к тому, за такое нарушение заключенного могут наказать лишением пайка, свидания или карцером. Вещи, которые заключенный может иметь в лагере, строго ограничены и столь же строго регламентированы. Во время ревизии изымается все, что выходит за этот жесткий норматив. Пока заключенного обирает ревизионная комиссия, лагерные надзиратели и офицеры выметают под гребенку из бараков, каптерок и рабочих раздевалок все, что там осталось. В кучу летят сапоги, бушлаты, банки, чайники, припасенное кем-то и плохо спрятанное старое одеяло. Вот и попробуй тут спастись от холода и утаить лишнюю тряпку. Заключенный всегда должен быть застегнут на все пуговицы и с наступлением лета особенно уязвим, как потенциальный нарушитель формы одежды. Попадись он на глаза надзирателю раздетым до пояса и греющимся под лучами солнца, и его ждет наказание.
Иван Толстой: 85 год. Еще одна дата в истории правозащитного движения - день памяти Андрея Амальрика.
Аля Федосеева: Начинаем передачу "Документы и люди". У микрофона Аля Федосеева. 5 лет назад, в ноябре 1980 года в Испании, в автомобильной катастрофе погиб Андрей Амальрик. Бывший политзаключенный, известный инакомыслящий и известный писатель. Сегодняшнюю передачу, посвященную Андрею Амальрику, подготовила Людмила Алексеева.
Людмила Алексеева: Тогда многие говорили, что эта смерть - дело рук кагебистов. И понятно, почему. КГБ не щадит своих врагов, а Амальрик воспринимался как серьезный, эффективный враг этого зловещего учреждения и системы, которую оно охраняет.
Но я могу свидетельствовать, что гибель была случайной. Я была тогда в Мадриде, по дороге куда Амальрик погиб, не доехав 80 километров. Я встретила его жену через полтора часа после этого. Неделю мы вдвоем с ней, запершись в гостиничном номере, бесчисленное число раз возвращались к этому ужасному событию. Она вспоминала новые детали, повторяла уже не раз рассказанные. А потом мы вместе ездили на место гибели Андрея. Говорили с полицейским, расследовавшим обстоятельства этого дела. Вот как это было. Машина, которую вел Андрей Амальрик, слегка задела боком шедший навстречу грузовик. Стальная полоса на кузове грузовика, видимо, непрочно укрепленная, оторвалась. Она, как стрела, влетела в окно машины и ударила Андрея в шею, пробила сонную артерию. Смерть была мгновенной. Ни сидевшая рядом жена, ни двое пассажиров на заднем сиденье не получили ни царапины.
Гибель Амальрика - огромная утрата не только для его друзей, к которым я себя с гордостью отношу, но для каждого, кому небезразлично будущее нашей страны. Потому что он успел внести весомый вклад в борьбу за разумное и достойное будущее своей родины. И сколько бы мог еще сделать, если бы не ранняя смерть. Ему было всего 42 года, когда он погиб. Две его книги - биографические. А самая известная, которая принесла ему международное признание и лагерный срок - вышедшее в 1969 году эссе "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?". На поставленный в заглавии вопрос автор отвечал отрицательно. Не просуществует. Книга эта имела ошеломляющий успех в самиздате. А 5 лет спустя, в 1974 году кагебист на допросе сказал Амальрику о ней: "Вы нам вподдых дали". За рубежом эссе Амальрика, до того никому неведомого, вышло на 20 языках, общим тиражом в несколько сот тысяч копий. Вышедшая уже после его гибели автобиографическая книга имеет название "Записки диссидента". Он же назвал эту книгу о самом себе иначе - "Записки революционера". И был прав, если употреблять слово революционер не в смысле нисповергатель режима, а в изначальном и более широком - пролагатель новых путей в теории и в практике. У Амальрика именно революционный тип мышления, свойственный первооткрывателям. Он не приклоняется ни перед силой, ни перед авторитетами.
Иван Толстой: К 85-му году выступления Сергея Довлатова у нашего микрофона в нью-йоркской студии стали регулярными. 60 лет со дня гибели Есенина.
Сергей Довлатов: В ходе двух последних десятилетий Сергей Есенин неуклонно превращался в одну из самых ярких эмблем советского культурного официоза. Его книги с кленовыми листочками на суперобложках издаются миллионными тиражами. Его изображения, колеблющиеся в размерах от микроскопических значков до внушительных бронзовых статуй, попадаются нам в галантерейных магазинах и вестибюлях культурных учреждений. Его именем названы бульвары, села, корабли, не говоря о тысячах провинциальных библиотек. На вечере его памяти, состоявшемся недавно в Москве, присутствовали члены Политбюро. Короче говоря, наряду с Маяковским и Горьким Есенин давно уже олицетворяет советскую литературу и следует, в череде других гранитных, бронзовых и гипсовых идолов непосредственно за Владимиром Ильичом Лениным.
Единственным тормозом и препятствием на пути этого пышного и сентиментального мифа служит реальная биография Есенина, сложного и противоречивого поэта и человека, никогда не состоявшего в партии, судимого за антисоветские дебоши и оборвавшего свою жизнь в возрасте 30 лет. То есть, в самом начале творческой зрелости. Сам факт самоубийства Есенина вроде бы и не является тайной для советских читателей. Но при этом, остается не вполне ясно, что заставило молодого, сильного, красивого, талантливого человека, обожаемого друзьями, женатого в разное время на внучке Толстого и на всемирно известной балерине, не знавшего нужды, пользовавшегося личным расположением Горького, Кирова, Бухарина и Луначарского, так страшно распорядится собственной судьбой.
В качестве причин самоубийства мемуаристы осторожно называют пьянство, вспышку душевной болезни, пагубное богемное окружение и неустроенность быта. Но, во-первых, десятки советских писателей пили гораздо больше, чем Есенин, водили дружбу черт знает с кем и чуть ли не ежегодно меняли жен. Что не помешало прожить им долгую и благополучную жизнь. А во-вторых, и это главное, и пьянство и душевная болезнь - не причины трагических событий, а лишь следствие каких-то более глубоких внутренних процессов. Советские мемуаристы дружно указывают, что Есенин радостно приветствовал революцию и вступил в новый мир горячим ее сторонником. Формально, так оно и было, во всяком случае, что-то же побудило Есенина воскликнуть в стихах:
Мать моя родина,
Я - большевик!
А в одной из автобиографических заметок написать: "В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему"? Вот это-то "по своему", зачастую ускользающее от внимания читателей и есть, мне кажется, ключ к разгадке последующей драмы Есенина.
Владислав Ходасевич писал о Есенине: "История Есенина есть история заблуждений. Идеальной мужицкой Руси, в которую он верил, не было. Грядущая Инония, которая должна была сойти с неба на эту Русь, не сошла и сойти не могла. Он отрекся от Бога во имя любви к человеку, а человек только и сделал, что снял крест с церкви да повесил Ленина вместо иконы, да развернул Маркса как Библию". И тогда Есенин покончил с собой. Не дожив ни до пушкинского возраста, ни до возраста Христа.
