См. также: Программы РС, посвященные 10-летию событий августа 91-го
В этом выпуске прозвучат репортажи, посвященные десятилетию краха ГКЧП. Мы проследим за реакцией на события в Форосе и Москве от Дальнего Востока до западных границ России. По этому географическому принципу - с востока на запад страны - и построена на этот раз наша программа.
Вот ее темы:
- Коммунисты Калымы были готовы к дележу партийного имущества;
- Кемеровские стачкомы против Амана Тулеева;
- Август 91-го в жизни барнаульской газеты;
- Двоевластие в Новосибирске;
- Оренбургские демократы свалившуюся на них власть взять не смогли;
- Сыктывкар: почему депутаты республики Коми молчали;
- Самара: демократы готовились к штурму телецентра;
- Саранск: кто помог коммунистам вернуться к власти;
- Саратов: праздник демократии давно кончился;
- Кострома: монархия на фоне путча;
- Псков: три дня, которые не потрясли Псковскую область.
В эфире Магадан, Михаил Горбунов:
Большинство колымчан восприняло путч 91-го года как очередные политические игры столичных начальников. Может быть потому, что и Магадан отреагировал на московские события, прежде всего аппаратными играми. Каждые новые сутки наступают в Магадане на восемь часов раньше, чем в Москве, поэтому о московских событиях мы узнали только утром 20-го августа. Сообщения центральных теле- и радиоканалов привели к волне противоречивых слухов, захлестнувших область. Руководство местными средствами массовой информации находилось в руках партийной номенклатуры. Видимо, именно поэтому многие из них дружно выступили в поддержку ГКЧП, заранее объявив о победе путча. В это время я был депутатом районного совета в одном из самых отдаленных районах Колымы - Среднеканском. В большинстве своем наши народные избранники, общим числом пятьдесят, принадлежали все к той же партноменклатуре, а нас, объединенных в группу независимых, было всего семеро. И все-таки деятельность районного совета уже 20-го августа была приостановлена. У кабинета его председателя Сергея Склярова выставлен милицейский караул, а у всех "независимых" внезапно отключились домашние телефоны. Наша районная газета "Новая Колыма" опубликовала известные призывы ГКЧП даже раньше областной "Магаданской правды". Редактор Иван Черневчан, выписанный ранее из одного из чукотских райкомов КПСС в прессу на укрепление кадров, и до сих пор (в течение двух лет) заявлявший о своих симпатиях к демократии, с 20-го по 23-е августа дневал и ночевал в местном райкоме, поздравляя всех встречных с "нашей победой". В целом август 91-го года на Колыме прошел без стрельбы и особых эксцессов. Ведь Москва всегда была далека от северян не только географически. Местная партноменклатура оказалась готова к отходу в окопы. Через несколько дней после путча первый секретарь Среднеканского райкома КПСС успел приватизировать и самолетом вывезти в Краснодар новенькую райкомовскую "Волгу" ГАЗ-3110. Второй секретарь Олег Конюшев исчез вместе с дорогим оборудованием партийного же кабельного телевидения. Редакция районной газеты в полном составе вновь стала сугубо демократической. Но в Магадане на пару недель была опечатана "Магаданская правда", опубликовавшая призывы ГКЧП. Торжество демократии пышно отметила тогда из местной прессы только областная газета "Территория", которой руководили бывший парторг "Магаданской правды" Александр Журавлев и бывший заведующий сектором печати Магаданского обкома КПСС Виктор Тимаков. Подавляющее большинство нынешней печатной прессы Магаданской области - еженедельники. Очередные их номера вышли, как обычно, в среду и четверг - 15-го и 16-го августа. Об августовских событиях десятилетней давности в них нет ни слова. Может быть потому, что этим летом власти области официально, хлебом и солью, впервые встречали на магаданской земле Геннадия Зюганова.
В эфире Кемерово, Ирина Сербина:
Кузбасс встретил путч мощным отпором со стороны рабочего движения. Советы рабочих комитетов Кузбасса, которые со времен шахтерской забастовки 1989-го года стали реальной политической силой, сразу же после сообщения создания ГКЧП собрались на свой внеочередной съезд. Уже 19-го августа лидеры рабочего движения приняли решение - всеми возможными способами противостоять путчистам. Рассказывает Вячеслав Голиков, в то время председатель совета рабочих комитетов Кузбасса:
"Было принято решение о формировании рабочих дружин. Мы немедленно наладили прямую связь с Белым домом. Наши радиолюбители связались со своими коллегами, и мы в живую передавали в эфир иногда даже то, что они видели из окон своего дома: по улицам ездят танки, сооружаются баррикады, готовится штурм. Наши ребята решили, что надо провести забастовку. Я не могу соврать и сказать, что это происходило в массовом порядке, была растерянность среди рабочих и населения Кузбасса. Тем более что по телевидению и по радио практически ежедневно вещал наш председатель областного совета, успокаивал население, и эта разноголосица продолжалась достаточно долго".
Мощную информационную поддержку рабочим комитетам оказало издание "Нашей газеты". На ее страницах уже 20-го августа было опубликовано обращение Бориса Ельцина, а также информация, полученная рабочими комитетами из Москвы. Рассказывает Дмитрий Шагиахметов, главный редактор "Нашей газеты":
"На следующий же день мы опубликовали и призывы президента российского, не подчиняться путчистам. Демонстративно вывесили в редакционном окне российский трехцветный флаг. Сказать, что мы не боялись, наверное, нельзя. Помнишь, когда была абсолютная "отлавля" всех, кто работал в это время, кто писал. Это вершина, что ли, нашего всеобщего гражданского самосознания. Гражданское общество ощутило себя не рабами".
Местное телевидение даже предоставило возможность рабочим комитетам выступить со своей позицией. 19-го августа в эфире кемеровского телевидения звучало обращение Бориса Ельцина. Рассказывает Геннадий Митякин, в тот момент директор областного телевидения:
"Самым важным моментом было принять решение - давать ли в эфир или нет известный указ президента Ельцина. Мы его получили по факсу странным путем: через Томск, через Стрежевой. И до сих пор как семейную реликвию я храню этот указ, на уголке которого написано "в эфир". Решившись на этот шаг, дальше уже было проще, и мы дали слово всем, кто высказался в поддержку Ельцина, прежде всего это были рабочие комитеты, они имели полный доступ в эфире. Уже много позже я понял, что я рисковал многим".
Сразу после известия о произошедшем перевороте на свою внеочередную сессию собрались депутаты кемеровского областного совета. На сессии выступил только что прилетевший из Москвы Аман Тулеев, который тогда руководил законодательным и исполнительным органами власти в Кузбассе. Он рассказал о своей встрече с Янаевым в Москве и призвал не поддерживать призывы рабочих комитетов к забастовке. Говорил о необходимости готовиться к зиме и убирать урожай. Депутаты демократического блока высказали недоверие Аману Тулееву и потребовали провести поименное голосование и определиться, кто поддерживает ГКЧП, а кто нет. Когда голосование закончилось, Вячеслав Голиков принес сообщение о том, что путч провалился. Указом президента РСФСР от 27-го августа Аман Тулеев был отстранен от должности председателя облисполкома. В Кузбасс были назначены представитель президента и глава администрации. Что касается большинства населения Кемеровской области, то роль его в событиях 91-го года была пассивной. Своими наблюдениями делится Леонид Лопатин, историк, в те дни депутат областного совета:
"Выходили группы, но это были продвинутые в политическом отношении люди, которые всегда есть, граждански настроенные, их, к сожалению, исключительно немного и тогда, и еще, мне кажется, меньше сейчас".
В эфире Новосибирск, Андрей Кастьянов:
Всего десять лет назад в городе мало кто знал, как выглядит сегодняшний государственный флаг. Воспоминаниями делятся непосредственные участники событий, депутаты городского совета тех лет: Аркадий Янковский и Геннадий Бессонов. Аркадий Янковский: "Безусловно, сегодня события десятилетней давности воспринимаются многими участниками тех событий и населением иначе: сейчас другие ориентиры, другие жизненные ценности. Но, я думаю, многие в сердце сохранили те три дня, когда формировалось представление о том, каким должно быть гражданское общество, и каковы должны быть действия людей, которые имеют собственное достоинство".
Новосибирск, как и большинство регионов, оказался в информационном вакууме и облаке слухов. Дозвониться в те дни до Москвы было невозможно, связь по межгороду была блокирована. Жители часами крутили диски телефонов, пытаясь дозвониться до родственников или знакомых, чтобы получить хотя бы минимум информации. Несмотря на это, под давлением немногочисленных тогда демократических сил были созваны сначала президиум, а на следующий день и сессия городского совета. Аркадий Янковский: "Чрезвычайная сессия новосибирского городского совета была созвана 20-го августа председателем совета Иваном Иденком под давлением демократической оппозиции. Ключевым моментом были голосование о признании нелегитимности ГКЧП и борьба за формулировки. Получилось что-то средненькое, но больше похоже на наши позиции. Это уже было все-таки 20-е августа, второй день путча. И, конечно же, эпизод с российским триколором, который я внес и поставил на сцену, вопреки мнению президиума. Тут же, по требованию Иденка, внесли красное знамя, официальное знамя страны, поставили рядом. И так два флага простояли всю чрезвычайную сессию, символизируя собой некое двоевластие, по крайней мере, в эти часы в нашем городе".
Впрочем, не все было так благополучно, и далеко не все члены совета были за. Геннадий Бессонов: "Когда вырабатывали совместную позицию об отношении к ГКЧП, на голосование поставили осуждающую резолюцию. Не все члены президиума это решение поддержали".
Чиновники повели себя мудрее.
"Часть опытных администраторов, чиновников, сразу легла на дно, не высказывая свое отношение. У них сказывался жизненный опыт".
Но наибольшее опасение вызывала позиция военных.
"Была направлена делегация представителей получить разъяснения позиции командующего Сибирским военным округом. Они заняли, на мой взгляд, максимум, позицию нейтральную".
Как известно, от великого до смешного один шаг. Аркадий Янковский: "Был еще один эпизод, связанный с российским флагом, уже 21-го августа, когда в Москве над Белым домом развивался как официально признанный триколор. Новосибирский горисполком был вынужден то же самое сделать в нашем городе, но такого флага не имел. Тогда мы подарили им флаг, с которым самая оппозиционная партия участвовала во всех митингах и пикетах, которые так не любили коммунисты. Подарили, надписав на белом фоне чернильным карандашом слово "верх", для того, чтобы не вышел конфуз, и флаг не повесили вверх ногами".
В эфире Барнаул, Олег Купчинский:
19-го августа я пошел на работу в редакцию "Молодежной газеты", с желанием в конце дня отметить рождение сына. На летучке и узнал о путче. В конце планерки умудренный жизнью фотокорреспондент положил на стол редактора заявление о вступлении в партию. Вышел он из КПСС в мае. Редактор грустно заметил, что "уже и партячейки не осталось, поторопились мы, мужики. Ну, ничего. Сейчас лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на обложку вернем. А что еще будем в номер ставить?". Стали поступать сообщения ТАСС с заявлениями ГКЧП. С трудом уговорили шефа подождать с развитием событий, не торопиться. Выходим-то мы в четверг, в запасе еще есть два дня. Делаем пока плановые полосы. Звонили коллегам в Москву. Четыре часа разницы, в Сибирь ГКЧП пришел раньше, поэтому ряд московских изданий о путче узнали из Барнаула, от нас. Тут прошел слух, что все редакции в Барнауле будут опечатывать, что якобы по центру города движется колонна танков и идет по направлению телецентра. Обговорили с коллегами и этот вариант. Решили, на всякий случай, на квартире у одного журналиста сделать подпольную редакцию. Оттащили к нему две печатные машинки и пачку бумаги. По дороге встретили доцента Госуниверситета Сергея Потапова, он нес на площадь стол, собирался митинг протеста демократических сил. Потапов сказал, что ряд предпринимателей сбросились, кто сколько захотел, купили на эти деньги сто килограмм бумаги, еды, приобрели гексограф. На желатине листовки собирались печатать. После митинга пишем информацию в номер. Осторожный редактор кладет ее на дно папки. Позвонил читатель - хотел дать телеграмму протеста против путча в Москву, но на почте ее не приняли. Редактор и эту информацию положил под сукно. "Понимаете, ребята, надо подождать развития событий. Вы молоды, а мне еще двух детей поднимать". День закончился хмурой редакционной пьянкой: пили за моего сына, за свободу слова, гадали, о чем через месяц писать будем - то ли о передовых ткачихах, то ли о передовых комбайнерах. В компании оказался жених нашей журналистки Марины, немец, приехавший из Германии. Обратно летит 21-го августа. Говорим ему: "Ничего, Клаус, теперь вас обратно не выпустят. Будете создавать крепкую социалистическую семью в Барнауле". - "Лучше в тайге или в горах" - отвечает Клаус. В среду, слава Богу, все успокоилось, все всё успели. Мы успели в номер поставить сообщение о победе над ГКЧП и успели снять с обложки лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Успели проводить домой Клауса, который в результате путча передумал жениться. И мудрый фотокор успел забрать назад так и неподписанное заявление о приеме в партию. А в буфете мрачно пили водку мужики из краевой партийной газеты. Они во вторник вышли с обращением ГКЧП, а в среду тиснули подборку откликов трудящихся в его поддержку. А на следующий день пошли с местными демократами в крайком КПСС готовить репортаж в следующий номер. Обстановка в крайкоме напоминала бункер Гитлера в мае 45-го года. Охрана пропускает всех подряд, на полу в коридорах куча бумаг, функционеры отказываются комментировать события. Через пару недель начнется дележ партийного имущества, столовую крайкома партии проверит комиссия санэпидстанции. Никакого золота партии там не найдут, зато найдут сто килограмм протухшего мяса.
В эфире Оренбург, Татьяна Морозова: Десять лет назад летом 91-го года самыми активными на политической арене Оренбуржья были члены возрожденной Социал-демократической партии России и приверженцы движения "Демократическая Россия". Они и составили костяк Клуба избирателей при оренбургском горсовете народных депутатов, который сыграл активную роль во время августовских событий в Оренбуржье. День 19-го августа вспоминает председатель Клуба избирателей, ныне организатор коллегии правовой защиты автовладельцев Оренбуржья Владимир Кузнецов:
"Мы все собрались в горисполкоме в кабинете Пойщикова, и было принято решение всем активистам немедленно покинуть свои квартиры, взять минимальный запас и рассредоточиться по городу. Тогда мы наметили план действий. Надо было получить информацию из Москвы. Ейкин уехал, и оттуда уже по телефону начали получать информацию. Обращение Ельцина к народу. Затем эта информация распечатывалась по ночам, и мы развозили, расклеивали эти листовки, говорили правду. Эти листовки распространялись на вокзалах, в поездах проходящих. Чувствовалось, что у населения, так же как и у нас, ощущалась тревога".
Евгений Пойщиков, в кабинете которого собиралась инициативная группа, был тогда заместителем председателя оренбургского горсовета. Он так же возглавлял областные отделения социал-демократов и "демороссцев". Виталий Ейкин, летавший в Москву, выходец "зеленого" комитета. Сейчас оба они отошли от политики, но Евгений Пойщиков, ныне заведующий кафедрой антикризисного управления оренбургского государственного университета, с удовольствием вспоминает о событиях тех дней.
"В понедельник мы провели, если меня память не подводит, воспользовавшись депутатским статусом, первую встречу с населением. Потому что к вечеру у нас появилось больше информации с обращением Ельцина к народу и так далее. 20-го утром нам предоставили возможность поучаствовать в радиовыступлениях на областном радио".
Таким образом, 20-го августа, когда после суточного молчания областное радио заработало, оренбуржцы кроме заявлений руководителей области, практически поддержавших ГКЧП, услышали и текст обращения президента России Бориса Ельцина. Двадцатого августа прошел митинг демократов, а 21-го - заседание оренбургского горсовета.
"По нашему предложению была не только текущая повестка, но и заявление по поводу событий. Очень долго дебатировали. Из Москвы поступило сообщение, что путч кончился. И тогда те депутаты, которые были против заявлений, тоже экстренно, как говорится, поддержали наше предложение, проголосовали "за" как всегда". 22 августа в Оренбурге прошел митинг победы, а в субботу, 24-го, над Домом советов был замечен дым. Евгений Пойщиков с журналистами и еще несколькими депутатами горсовета прошел в кабинет первого секретаря обкома партии Анатолия Калиниченко.
"Мы задали вопрос: что здесь происходит? Что это за сжигание документов?". Потому что из Москвы были такие звонки, что принять необходимые меры, предотвратить уничтожение архивных материалов. - "Ничего не происходит". - "Как это ничего не происходит, когда в топку (мы заходили) - целые груды документов!". Говорит: "Плановое было уничтожение". Мы попросили Анатолия Федоровича покинуть кабинет, и вместе мы все вышли из здания. В это время у меня в руках находилась печать социал-демократической областной организации, и мы приняли меры опечатывания всех этих кабинетов своей печатью".
Человек, закрывший оренбургский обком КПСС, теперь, десять лет спустя, оценивает результаты победы демократов первой волны без тогдашней эйфории.
"Путч обнажил гнилость всей структуры, но демократы были не готовы упавшую к их ногам власть взять в свои руки. И вот тогда мы получили то, что мы получили в итоге этого десятилетнего беззакония. Прорвавшаяся вторая волна, люди, которые не имеют ни чести, ни совести встали у руля".
Прошло десять лет. Как показал опрос, оренбуржцы уже с трудом припоминают фамилии путчистов и события тех дней.
В эфире Сыктывкар, Николай Зюзев:
В республике Коми лишь к вечеру 19-го августа люди, отойдя от первого шока и осознания случившегося, перешли к действиям. Решительнее всех поступил воркутинский городской рабочий стачечный комитет. Вместе с независимым профсоюзом горняков стачком обратился к жителям Воркуты с призывом к забастовке, в знак протеста против незаконных действий ГКЧП и в поддержку правительства России. Она началась в полночь. На другой день выяснилось, что из 13-ти шахт города встало 11. Еще через день прекратила работу и шахта "Заполярная", и только на Хальмер-Юр продолжали еще добывать уголь. В столице республики Сыктывкаре все было гораздо спокойнее, здесь инициативу взяли на себя журналисты, которые организовали митинги и демонстрацию. Но вышли на них единицы. Вспоминает главный редактор независимой газеты "Молодежь Севера" Евгений Хлыбов, в ту пору ответственный секретарь этого издания:
"Массового протеста в Сыктывкаре против этих всех дел я не припомню. Была небольшая демонстрация, даже демонстрацией ее назвать нельзя. Небольшая группа людей, которая посмела выйти на площадь, пройти по улицам города. Они говорили, вспоминали стихи Галича. Человек 15-20, не больше. Я помню, впереди этой небольшой группы людей шел известный поэт-диссидент, Царство ему небесное, Александр Алшутов, с таким трехцветным флагом, не знаю, где он его тогда нашел, который у нас сейчас стал государственным. Размахивая этим флагом, выкрикивая все мыслимые и немыслимые проклятия в адрес ГКЧП, оглашая главную улицу - Коммунистическую, что было очень символично, он шел впереди этой колонны. Люди, кто с недоверием, а кто даже с осуждением на все это смотрели. А на площади группу протестующих, в том числе и нас, журналистов, окружало видимое кольцо людей в штатском. Я узнавал знакомые лица из наших компетентных органов, из райкомов и обкомов партии. В большом арочном окне здания, где раньше был обком партии, а сейчас резиденция главы, я помню, была установлена видеокамера на штативе, и ее было видно с улицы. И я так думаю, что все это дело снималось отнюдь не для потомков".
С редким заявлением выступили представители национального движения. Комитет возрождения Коми народа осудил действия ГКЧП. Их планы шли столь далеко, чтобы в случае победы гэкачепистов предложить Верховному Совету Коми ССР объявить о полной независимости республики по примеру уже сделавших это Эстонии, Грузии и Казахстана. Сама местная власть выглядела растерянно. Проглядывало, с одной стороны, явное желание взять под козырек и исполнить все распоряжения ГКЧП, с другой, страх, что с таким решением можно дать маху. Жертвой этой неопределенности пал Александр Рогов, заместитель председателя Верховного Совета республики, остававшийся, так сказать, за старшего вместо Юрия Спиридонова, который тогда возглавлял местный парламент. Именно за подписью Рогова вышли бумаги с требованием неукоснительно выполнять команду путчистов. Другое дело, что всем было понятно - без словечка от шефа, пусть даже по телефону, он никогда бы на это сам не решился. Юрий Спиридонов появился в Сыктывкаре 20-го августа и повел политику, которую можно было при желании, в зависимости от оборота дела, истолковать в выгодную сторону. Призыв воздержаться от забастовок сошел бы за поддержку путчистов, а мнение, что президенту Горбачеву надо дать выступить перед народом - за требование соблюдения законности. Тактика была беспроигрышной. И проиграл только Александр Рогов, которого депутаты, в подавляющем большинстве в те дни угрюмо отмолчавшиеся, вынудили уйти со своей должности. Во всем остальном не изменилось ничего, все остались на своих местах. Юрий Спиридонов и доныне руководит республикой. И лишь сама она вскоре из советской социалистической стала просто республикой Коми.
В эфире Самара, Сергей Хазов:
19-го, 20-го и 21-го августа Самара была одним из немногих регионов, в котором не наблюдалось сколь либо значимой политической активности населения. Вспоминает самарский политолог Валерий Павлюкевич:
"Все это напоминало фантастический сюжет о нашествии инопланетян. 19-го вечером командующий Приволжско-уральского военного округа генерал Макашов устроил марш военной техники по городу. Послал караул на телецентр и издал очень любопытный приказ 337-й от 20-го августа: "Пункт первый - всеми формами работы среди военнослужащих разъяснять политику ГКЧП по спасению страны. Второе - эмиссаров, космополитов, предателей Родины и Союза задерживать, проводить допрос, сдавать правоохранительным органам. Генерал Макашов".
Депутат Верховного Совета РСФСР от Самарской области Юрий Юдин в дни путча находился в Москве. Юрий Юдин, в то время член партии "Демократическая Россия", утром 19-го августа по телефаксу отправил представителям самарских демократических сил тексты обращений Бориса Ельцина и Анатолия Собчака. После звонка Юрия Юдина депутату самарского городского совета народных депутатов Владимиру Ненашеву и по инициативе демократически настроенных депутатов в этот же день было созвано экстренное заседание самарского горсовета. Рассказывает Валерий Павлюкевич: "Идея была такая, чтобы поддержать законную власть президента России Бориса Ельцина". 20-го августа самарская интеллигенция организовала митинг у здания самарского обкома КПСС. Вспоминает лидер самарской областной организации "Народно-трудовой Союз" Николай Лакомый: "20-го числа провели большой митинг, тысяча четыреста сорок человек было. Вся верхотура обкома КПСС выглядывала в окна. Думали, вдруг пойдут их выбрасывать оттуда".
К 18-ти часам митинг завершился. Несмотря на это, некоторые участники митинга были склонны к решительным действиям. Рассказывает Валерий Павлюкевич:
"Борис Шагвалеев, как бывший военный, предложил блокировать железную дорогу, чтобы не допустить продвижения войск в столицу".
Самара в дни путча оказалась отрезанной от информационного поля. Помещение редакций газет, областного телевидения были опечатаны и усиленно охранялись солдатами по приказу командующего Приволжско-уральским военным округом генерала Альберта Макашова. Валерий Павлюкевич продолжает:
"Мы предложили идти на телецентр и разогнать макашовский караул".
Однако штурм самарского телецентра, который представители демократических сил области планировали провести 22-го августа, не состоялся. Вечером 21-го августа в Самару пришло известие о провале ГКЧП.
В эфире Саранск, Игорь Телин:
Своеобразную систему двоевластия в Мордовии породили события августа 1991-го года. Этому способствовало полнейшее бездействие и выжидательная позиция Верховного Совета республики, и небывалая политическая активность депутатов саранского горсовета во главе с Василием Таратовым.
"В принципе, когда я в первый раз прослушал указ, и потом было постановление, какие меры принять, как-то сразу жутко стало. Прекратить все. Демократия, которая была в зародыше, этими указами была приглушена, больше нет ее, этой демократии. И я понял, что если победит ГКЧП, нам грозит вплоть до физического уничтожения. Могли кого-то посадить. К счастью, этого не случилось. Мы сумели вместе противостоять".
Ни Василий Таратов, ни депутат саранского горсовета Маргарита Шаинова сегодня не скрывают своих чувств и своих эмоций, руководивших ими в августе 91-го.
"Конечно, было страшно. Но было в тот момент чувство, что от тебя может что-то зависеть, и что тебе непременно надо вмешаться в эти события. Потому что случится еще что-то более страшное, если ты что-то не сделаешь. И делали".
А делать что-то было достаточно трудно, - вспоминает Василий Таратов. В основном из-за того, что не было нормальной регулярной информации о том, что происходило в Москве.
"Мы ничего еще не знали. В восемь мы сели писать обращение к жителям города Саранска и Мордовии. У нас была своя газета "Саранские вести", ее редактор Новиков. В этой газете, кроме нашего обращения, мы поместили еще указ президента Ельцина. Ни одна газета кроме "Саранских вестей" не печатала другой информации. Газета, конечно, я помню, очень сильно подняла дух. Саранск первый проснулся. И наутро, когда газета такая вышла, изменилась сама атмосфера, люди поверили. И к нам уже на второй день стали подходить народ, пришли в горсовет".
Около здания саранского городского совета начался стихийный митинг в поддержку демократических преобразований и против ГКЧП. Митинг, на который горожане приходили с известной опаской - слишком свежи в памяти были более ранние митинги мордовских демократов, проходившие в плотном окружении милиции. Могла что-то изменить в историческом процессе активность депутатов саранского горсовета? Об этом его председатель Василий Тарантов:
"Не в Мордовии, не в Саранске решалось, а решалось это все в Москве. Мы чувствовали и знали, что Москва не сдастся. Мы хотели как-то поддержать именно своими выступлениями, своими взглядами, своей позицией именно Москву. Москва должна знать, что такие города - это сила. Так и происходило".
Но была в Мордовии и иная позиция - позиция выжидания. Ее занимали высшее руководство республики и Верховный Совет. Вот что думает по этому поводу Василий Таратов:
"Они поискушенней, политики опытные, им, когда сверху что скажут, они горы свернут. А самим принять... Они ждали команды. И они затаились, все ждали".
В итоге эта позиция и оказалась более выигрышной. Именно те люди, которые в августе 91-го ждали, именно партийные функционеры и пришли в итоге к власти в Мордовии. Пришли на волне событий 91-го года, и это обстоятельство смущает бывшую тогда депутатом саранского горсовета Маргариту Шаинову:
"Ведь верили, что дело хорошее, и было много рядом людей, которые делали это дело хорошее. И сейчас даже не чувствую ошибки, потому что на тот момент мы как-то искренне все делали, а лишь чувство неловкости за то, что мы помогли вот тому, что сейчас происходит, мы принесли на своих плечах на руках, руками своими все это усадили кругом. Сейчас наблюдаешь и с ужасом видишь, что действительно многие, совершенно не знающие нами руководят. Как мы живем, такое и руководство, такая и жизнь".
В Саранске не запланировано никаких мероприятий, посвященных событиям десятилетней давности. Официальная пресса молчит, что вполне естественно. В действиях нынешнего руководства Мордовии тогда не было ничего героического, а, следовательно, август 91-го недостоин какого-либо упоминания.
В эфире Саратов, Ольга Бакуткина:
Утро 19-го августа запомнилось в деталях. Классическая музыка вместо привычных новостей и ужас в голосе школьной подруги, приехавшей накануне ко мне прощаться перед эмиграцией в Америку: "Все не уеду". Вечером мы сидели перед телевизором, недоуменное молчание прерывалось истерическими приступами смеха, все происходящее казалось фарсом. Впрочем, для некоторых моих коллег уже на следующий день фарс обернулся трагедией. По странному стечению обстоятельств накануне путча я была принята в штат ведущей областной газеты "Коммунист". Утром 20-го опоздала на работу и, выйдя из лифта на своем этаже, с изумлением обнаружила, что оказалась внутри опечатанного помещения. Редактор "Коммуниста" Николай Зорин, воспитанный на том, что тассовка, переданная по телетайпу, немедленно публикуется, не только напечатал воззвание путчистов, но и организовал, как было принято, отклики представителей рабочих и крестьян в поддержку. Редакцию опечатали, редактора сняли, устроив к тому же показательную порку на заседании областного совета народных депутатов, которая транслировалась на всю область. Наиболее рьяные демократы с революционным пылом анализировали содержимое редакционных столов, а также бумаги, выброшенные первым секретарем обкома партии Константином Урениным в обкомовский туалет. Найти компромат не удалось. Растерянные сотрудники "Коммуниста" сделали неудачную попытку сохранить творческий коллектив под нейтральным названием "Волна", но на пороге редакции неожиданно возникли два молодых социолога, депутаты облсовета, делегированные этим органом для создания на базе "Коммуниста" новой демократической газеты. Так появились на свет "Саратовские вести". В новую редакцию было принято несколько журналистов-добровольцев. Остальные сотрудники "Коммуниста", долгие годы остававшиеся элитой саратовской журналистики, рассеялись по многотиражкам. Истинным центром демократии в те дни стала газета "Саратов". С первых минут путча редакция поддержала Бориса Ельцина, номера газеты с его обращением раздавались как листовки на улицах города, а выступления журналистов с трибуны на центральной площади собирали толпы слушателей. Но праздник демократии закончился буднями. Выдвинутых революционной волной на руководящие посты либералов и романтиков сменили номенклатурные демократы. Неосмотрительно отданные под садики и школы обкомовские особняки постепенно возвращаются правительству области. А местный символ свободы и демократии газета "Саратов" попросила соучредительство у областного Министерства печати и информации.
В эфире Кострома, Михаил Токмачев:
На вопрос, что ты делал с 19-го на 21-е августа, который тогда же в 91-м и превратился в анекдот, я обычно отвечаю: "Искал радио в лесу под Шавьей". В эти дни я работал отрядным вожатым в детском лагере в Шавинском районе Костромской области. Смена заканчивалась, все устали, но с ужасом думали о возвращении домой, где нас, тогдашних первокурсников исторического факультета костромского пединститута, ждали пустые прилавки и нищенская стипендия. Лагерь, в котором мы старались нести разумное старшим школьникам райцентра, принадлежал местному мясокомбинату. Помню вечер 19-го числа. Забитый пылью репродуктор проиграл отбой, мой отряд, самый старший в лагере, разбрелся по окрестным кустам. Я зашел в штаб на обычную вечернюю планерку. За столом один в маленькой бывшей пионерской комнате сидел начальник третей профильной смены "Трубач", тогда еще пионерского лагеря "Золотой колосок" студент четвертого курса Боря Куприянов и чуть не плакал, сложив голову на руки. Он всегда был человеком эмоциональным, но тогда, подняв на меня глаза, он сразу начал говорить о том, что он еврей-полукровка и совсем не хочет возвращения старого режима. Он вообще мечтает о царе-батюшке. Постепенно стали приходить люди. Все казались ошарашенными Борькиной истерикой, а потом случайно прозвучало слово "революция", точнее "в Москве революция". Телевизора не было даже у начальника лагеря, и все следующие дни были просто забиты поисками информации. Слушали "Голос Америки", Москву, все, что можно было найти по старому приемнику, невесть откуда взявшемуся в бывшей пионерской. Кто-то не верил в путч, говорил, что ничего страшного не случится, кто-то, наверное, ему радовался, потому что особой тревоги ни у кого, в общем-то, не замечалось. Почти все были мои ровесники. Мне в 91-м было 18, и я сразу после Борькиной истерики собрал чемодан, чтоб идти в армию, в которую так не хотелось. Думал - заберут. Хотел даже ехать сдаваться. Но главная опасность, как мы тогда думали, заключалась в том, что наша смена была профильной, так назывались лагеря, в которых на детях студенты педагогических вузов отрабатывают новые педтехнологии. В "Трубаче" три недели дети играли в монархию, в лагере был государь - начальник лагеря, учитель информатики сельской школы Сергей Фоминых, с троном, венцом и неограниченной полнотой власти. Был Госсовет из вожатых и старших детей, титулы, согласно табели о рангах. Ордена царские делали из фольги и свинца: "Георгия", "Анну" всех степенней. Давали их за уборку территории и победу в интеллектуальных играх. Ставили спектакли по "Белой гвардии" Булгакова. Я играл в нем Николку Турбина. Сидели ночью, курили и думали - победят коммунисты и всех посадят, а из института отчислят уж точно. А когда смена закончилась 22-го или 24-го, уж не помню точно, неожиданно закончился и путч. Начальник лагеря привез ящик портвейна и ящик водки. Напился весь педотряд. От радости что ли, что все остается, как было.
В эфире Псков, Андрей Щеркин:
О реальной возможности военного переворота в СССР общественность узнала еще за год до августовских событий. Майор Михаил Пустобаев сообщил депутату Сергею Шаталову и телепрограмме "Взгляд" о том, что псковские десантники перед открытием очередного Съезда народных депутатов вылетели в Подмосковье с полным боекомплектом. Маршал Язов потом оправдывался перед Горбачевым, мол, картошку солдаты собирали, но мятежного майора от службы отстранил. А дождливым днем 19-го августа 91-го года псковичи были увлечены больше очередным футбольным матчем Северо-западной лиги, чем событиями, происходящими в Москве, тем более что по телевизору кроме "Лебединого озера" смотреть было нечего. К памятнику Пушкина в центре города вышло не более десятка человек с плакатами, осуждающими действия ГКЧП. Одни прохожие к пикетчикам были равнодушны, другие были настроены агрессивно. Но псковские противники ГКЧП за свою жизнь и здоровье были спокойны. Весь город знал - 34-й полк псковской воздушно-десантной дивизии выполнял более серьезную задачу, чем разгон псковских пикетчиков. По приказу командующего ВДВ Павла Грачева псковские "голубые береты" брали под контроль таллиннский телецентр. При выполнении боевой задачи десантники отличились - разбили десятки дверей и дорогие витражи. А вот счет в ресторане телецентра на сумму почти полторы тысячи долларов не оплатили. Пока псковские десантники штурмовали ресторан телецентра в Таллинне, в Москве уже арестовывали руководителей путча. Советские и партийные чиновники Псковской области, а также главные редакторы радио и телевидения предпочли попросту отмолчаться, действуя по принципу - ни вашим ни нашим. А о том, что переворот готовился основательно, говорят следующие сообщения псковской и эстонской прессы августа-сентября 1991-го года. Министерство внутренних дел СССР на одном из псковских оборонных заводов разместило заказ на изготовление двухсот тысяч наручников. На железнодорожных путях около эстонского города Тапа сформированы составы из теплушек для перевозки скота. Поясню, в Эстонии всерьез верили в возможность очередной депортации. А пока псковские демократы первой волны стояли в пикетах и вывешивали российские флаги на административных зданиях, в комитетах КПСС времени зря не теряли. Вот один из характерных примеров. Елена Гречкова 19-го августа устроилась на работу в псковский районный комитет КПСС на должность машинистки, работала без замечаний. Каково же было ее удивление, что перед самым опечатыванием райкома партии там стали срочно выдавать заработную плату. За три дня работы молодая сотрудница получила 800 рублей. "Мне заплатили больше, чем президенту страны" - говорила Елена в интервью местной прессе. 21-го августа, когда все уже было понятно, в псковском обкоме КПСС в срочном порядке уничтожали шифры-телеграммы, в которых от местных партийных чиновников руководители путча требовали поддержки. Внеочередная сессия областного совета мягко пожурила нерешительных руководителей области, следователи прокуратуры отвезли в Москву документы обкома партии. Псковские десантники вернулись из Таллина домой, изрядно попортив бронетехникой шоссе Псков-Таллин. В одной из газет тех лет я увидел заголовок, который, на мой взгляд, довольно точно характеризует, что происходило в августе 91-го года в Пскове: "Три дня, которые потрясли мир, но не Псковскую область".
В этом выпуске прозвучат репортажи, посвященные десятилетию краха ГКЧП. Мы проследим за реакцией на события в Форосе и Москве от Дальнего Востока до западных границ России. По этому географическому принципу - с востока на запад страны - и построена на этот раз наша программа.
Вот ее темы:
- Коммунисты Калымы были готовы к дележу партийного имущества;
- Кемеровские стачкомы против Амана Тулеева;
- Август 91-го в жизни барнаульской газеты;
- Двоевластие в Новосибирске;
- Оренбургские демократы свалившуюся на них власть взять не смогли;
- Сыктывкар: почему депутаты республики Коми молчали;
- Самара: демократы готовились к штурму телецентра;
- Саранск: кто помог коммунистам вернуться к власти;
- Саратов: праздник демократии давно кончился;
- Кострома: монархия на фоне путча;
- Псков: три дня, которые не потрясли Псковскую область.
В эфире Магадан, Михаил Горбунов:
Большинство колымчан восприняло путч 91-го года как очередные политические игры столичных начальников. Может быть потому, что и Магадан отреагировал на московские события, прежде всего аппаратными играми. Каждые новые сутки наступают в Магадане на восемь часов раньше, чем в Москве, поэтому о московских событиях мы узнали только утром 20-го августа. Сообщения центральных теле- и радиоканалов привели к волне противоречивых слухов, захлестнувших область. Руководство местными средствами массовой информации находилось в руках партийной номенклатуры. Видимо, именно поэтому многие из них дружно выступили в поддержку ГКЧП, заранее объявив о победе путча. В это время я был депутатом районного совета в одном из самых отдаленных районах Колымы - Среднеканском. В большинстве своем наши народные избранники, общим числом пятьдесят, принадлежали все к той же партноменклатуре, а нас, объединенных в группу независимых, было всего семеро. И все-таки деятельность районного совета уже 20-го августа была приостановлена. У кабинета его председателя Сергея Склярова выставлен милицейский караул, а у всех "независимых" внезапно отключились домашние телефоны. Наша районная газета "Новая Колыма" опубликовала известные призывы ГКЧП даже раньше областной "Магаданской правды". Редактор Иван Черневчан, выписанный ранее из одного из чукотских райкомов КПСС в прессу на укрепление кадров, и до сих пор (в течение двух лет) заявлявший о своих симпатиях к демократии, с 20-го по 23-е августа дневал и ночевал в местном райкоме, поздравляя всех встречных с "нашей победой". В целом август 91-го года на Колыме прошел без стрельбы и особых эксцессов. Ведь Москва всегда была далека от северян не только географически. Местная партноменклатура оказалась готова к отходу в окопы. Через несколько дней после путча первый секретарь Среднеканского райкома КПСС успел приватизировать и самолетом вывезти в Краснодар новенькую райкомовскую "Волгу" ГАЗ-3110. Второй секретарь Олег Конюшев исчез вместе с дорогим оборудованием партийного же кабельного телевидения. Редакция районной газеты в полном составе вновь стала сугубо демократической. Но в Магадане на пару недель была опечатана "Магаданская правда", опубликовавшая призывы ГКЧП. Торжество демократии пышно отметила тогда из местной прессы только областная газета "Территория", которой руководили бывший парторг "Магаданской правды" Александр Журавлев и бывший заведующий сектором печати Магаданского обкома КПСС Виктор Тимаков. Подавляющее большинство нынешней печатной прессы Магаданской области - еженедельники. Очередные их номера вышли, как обычно, в среду и четверг - 15-го и 16-го августа. Об августовских событиях десятилетней давности в них нет ни слова. Может быть потому, что этим летом власти области официально, хлебом и солью, впервые встречали на магаданской земле Геннадия Зюганова.
В эфире Кемерово, Ирина Сербина:
Кузбасс встретил путч мощным отпором со стороны рабочего движения. Советы рабочих комитетов Кузбасса, которые со времен шахтерской забастовки 1989-го года стали реальной политической силой, сразу же после сообщения создания ГКЧП собрались на свой внеочередной съезд. Уже 19-го августа лидеры рабочего движения приняли решение - всеми возможными способами противостоять путчистам. Рассказывает Вячеслав Голиков, в то время председатель совета рабочих комитетов Кузбасса:
"Было принято решение о формировании рабочих дружин. Мы немедленно наладили прямую связь с Белым домом. Наши радиолюбители связались со своими коллегами, и мы в живую передавали в эфир иногда даже то, что они видели из окон своего дома: по улицам ездят танки, сооружаются баррикады, готовится штурм. Наши ребята решили, что надо провести забастовку. Я не могу соврать и сказать, что это происходило в массовом порядке, была растерянность среди рабочих и населения Кузбасса. Тем более что по телевидению и по радио практически ежедневно вещал наш председатель областного совета, успокаивал население, и эта разноголосица продолжалась достаточно долго".
Мощную информационную поддержку рабочим комитетам оказало издание "Нашей газеты". На ее страницах уже 20-го августа было опубликовано обращение Бориса Ельцина, а также информация, полученная рабочими комитетами из Москвы. Рассказывает Дмитрий Шагиахметов, главный редактор "Нашей газеты":
"На следующий же день мы опубликовали и призывы президента российского, не подчиняться путчистам. Демонстративно вывесили в редакционном окне российский трехцветный флаг. Сказать, что мы не боялись, наверное, нельзя. Помнишь, когда была абсолютная "отлавля" всех, кто работал в это время, кто писал. Это вершина, что ли, нашего всеобщего гражданского самосознания. Гражданское общество ощутило себя не рабами".
Местное телевидение даже предоставило возможность рабочим комитетам выступить со своей позицией. 19-го августа в эфире кемеровского телевидения звучало обращение Бориса Ельцина. Рассказывает Геннадий Митякин, в тот момент директор областного телевидения:
"Самым важным моментом было принять решение - давать ли в эфир или нет известный указ президента Ельцина. Мы его получили по факсу странным путем: через Томск, через Стрежевой. И до сих пор как семейную реликвию я храню этот указ, на уголке которого написано "в эфир". Решившись на этот шаг, дальше уже было проще, и мы дали слово всем, кто высказался в поддержку Ельцина, прежде всего это были рабочие комитеты, они имели полный доступ в эфире. Уже много позже я понял, что я рисковал многим".
Сразу после известия о произошедшем перевороте на свою внеочередную сессию собрались депутаты кемеровского областного совета. На сессии выступил только что прилетевший из Москвы Аман Тулеев, который тогда руководил законодательным и исполнительным органами власти в Кузбассе. Он рассказал о своей встрече с Янаевым в Москве и призвал не поддерживать призывы рабочих комитетов к забастовке. Говорил о необходимости готовиться к зиме и убирать урожай. Депутаты демократического блока высказали недоверие Аману Тулееву и потребовали провести поименное голосование и определиться, кто поддерживает ГКЧП, а кто нет. Когда голосование закончилось, Вячеслав Голиков принес сообщение о том, что путч провалился. Указом президента РСФСР от 27-го августа Аман Тулеев был отстранен от должности председателя облисполкома. В Кузбасс были назначены представитель президента и глава администрации. Что касается большинства населения Кемеровской области, то роль его в событиях 91-го года была пассивной. Своими наблюдениями делится Леонид Лопатин, историк, в те дни депутат областного совета:
"Выходили группы, но это были продвинутые в политическом отношении люди, которые всегда есть, граждански настроенные, их, к сожалению, исключительно немного и тогда, и еще, мне кажется, меньше сейчас".
В эфире Новосибирск, Андрей Кастьянов:
Всего десять лет назад в городе мало кто знал, как выглядит сегодняшний государственный флаг. Воспоминаниями делятся непосредственные участники событий, депутаты городского совета тех лет: Аркадий Янковский и Геннадий Бессонов. Аркадий Янковский: "Безусловно, сегодня события десятилетней давности воспринимаются многими участниками тех событий и населением иначе: сейчас другие ориентиры, другие жизненные ценности. Но, я думаю, многие в сердце сохранили те три дня, когда формировалось представление о том, каким должно быть гражданское общество, и каковы должны быть действия людей, которые имеют собственное достоинство".
Новосибирск, как и большинство регионов, оказался в информационном вакууме и облаке слухов. Дозвониться в те дни до Москвы было невозможно, связь по межгороду была блокирована. Жители часами крутили диски телефонов, пытаясь дозвониться до родственников или знакомых, чтобы получить хотя бы минимум информации. Несмотря на это, под давлением немногочисленных тогда демократических сил были созваны сначала президиум, а на следующий день и сессия городского совета. Аркадий Янковский: "Чрезвычайная сессия новосибирского городского совета была созвана 20-го августа председателем совета Иваном Иденком под давлением демократической оппозиции. Ключевым моментом были голосование о признании нелегитимности ГКЧП и борьба за формулировки. Получилось что-то средненькое, но больше похоже на наши позиции. Это уже было все-таки 20-е августа, второй день путча. И, конечно же, эпизод с российским триколором, который я внес и поставил на сцену, вопреки мнению президиума. Тут же, по требованию Иденка, внесли красное знамя, официальное знамя страны, поставили рядом. И так два флага простояли всю чрезвычайную сессию, символизируя собой некое двоевластие, по крайней мере, в эти часы в нашем городе".
Впрочем, не все было так благополучно, и далеко не все члены совета были за. Геннадий Бессонов: "Когда вырабатывали совместную позицию об отношении к ГКЧП, на голосование поставили осуждающую резолюцию. Не все члены президиума это решение поддержали".
Чиновники повели себя мудрее.
"Часть опытных администраторов, чиновников, сразу легла на дно, не высказывая свое отношение. У них сказывался жизненный опыт".
Но наибольшее опасение вызывала позиция военных.
"Была направлена делегация представителей получить разъяснения позиции командующего Сибирским военным округом. Они заняли, на мой взгляд, максимум, позицию нейтральную".
Как известно, от великого до смешного один шаг. Аркадий Янковский: "Был еще один эпизод, связанный с российским флагом, уже 21-го августа, когда в Москве над Белым домом развивался как официально признанный триколор. Новосибирский горисполком был вынужден то же самое сделать в нашем городе, но такого флага не имел. Тогда мы подарили им флаг, с которым самая оппозиционная партия участвовала во всех митингах и пикетах, которые так не любили коммунисты. Подарили, надписав на белом фоне чернильным карандашом слово "верх", для того, чтобы не вышел конфуз, и флаг не повесили вверх ногами".
В эфире Барнаул, Олег Купчинский:
19-го августа я пошел на работу в редакцию "Молодежной газеты", с желанием в конце дня отметить рождение сына. На летучке и узнал о путче. В конце планерки умудренный жизнью фотокорреспондент положил на стол редактора заявление о вступлении в партию. Вышел он из КПСС в мае. Редактор грустно заметил, что "уже и партячейки не осталось, поторопились мы, мужики. Ну, ничего. Сейчас лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на обложку вернем. А что еще будем в номер ставить?". Стали поступать сообщения ТАСС с заявлениями ГКЧП. С трудом уговорили шефа подождать с развитием событий, не торопиться. Выходим-то мы в четверг, в запасе еще есть два дня. Делаем пока плановые полосы. Звонили коллегам в Москву. Четыре часа разницы, в Сибирь ГКЧП пришел раньше, поэтому ряд московских изданий о путче узнали из Барнаула, от нас. Тут прошел слух, что все редакции в Барнауле будут опечатывать, что якобы по центру города движется колонна танков и идет по направлению телецентра. Обговорили с коллегами и этот вариант. Решили, на всякий случай, на квартире у одного журналиста сделать подпольную редакцию. Оттащили к нему две печатные машинки и пачку бумаги. По дороге встретили доцента Госуниверситета Сергея Потапова, он нес на площадь стол, собирался митинг протеста демократических сил. Потапов сказал, что ряд предпринимателей сбросились, кто сколько захотел, купили на эти деньги сто килограмм бумаги, еды, приобрели гексограф. На желатине листовки собирались печатать. После митинга пишем информацию в номер. Осторожный редактор кладет ее на дно папки. Позвонил читатель - хотел дать телеграмму протеста против путча в Москву, но на почте ее не приняли. Редактор и эту информацию положил под сукно. "Понимаете, ребята, надо подождать развития событий. Вы молоды, а мне еще двух детей поднимать". День закончился хмурой редакционной пьянкой: пили за моего сына, за свободу слова, гадали, о чем через месяц писать будем - то ли о передовых ткачихах, то ли о передовых комбайнерах. В компании оказался жених нашей журналистки Марины, немец, приехавший из Германии. Обратно летит 21-го августа. Говорим ему: "Ничего, Клаус, теперь вас обратно не выпустят. Будете создавать крепкую социалистическую семью в Барнауле". - "Лучше в тайге или в горах" - отвечает Клаус. В среду, слава Богу, все успокоилось, все всё успели. Мы успели в номер поставить сообщение о победе над ГКЧП и успели снять с обложки лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". Успели проводить домой Клауса, который в результате путча передумал жениться. И мудрый фотокор успел забрать назад так и неподписанное заявление о приеме в партию. А в буфете мрачно пили водку мужики из краевой партийной газеты. Они во вторник вышли с обращением ГКЧП, а в среду тиснули подборку откликов трудящихся в его поддержку. А на следующий день пошли с местными демократами в крайком КПСС готовить репортаж в следующий номер. Обстановка в крайкоме напоминала бункер Гитлера в мае 45-го года. Охрана пропускает всех подряд, на полу в коридорах куча бумаг, функционеры отказываются комментировать события. Через пару недель начнется дележ партийного имущества, столовую крайкома партии проверит комиссия санэпидстанции. Никакого золота партии там не найдут, зато найдут сто килограмм протухшего мяса.
В эфире Оренбург, Татьяна Морозова: Десять лет назад летом 91-го года самыми активными на политической арене Оренбуржья были члены возрожденной Социал-демократической партии России и приверженцы движения "Демократическая Россия". Они и составили костяк Клуба избирателей при оренбургском горсовете народных депутатов, который сыграл активную роль во время августовских событий в Оренбуржье. День 19-го августа вспоминает председатель Клуба избирателей, ныне организатор коллегии правовой защиты автовладельцев Оренбуржья Владимир Кузнецов:
"Мы все собрались в горисполкоме в кабинете Пойщикова, и было принято решение всем активистам немедленно покинуть свои квартиры, взять минимальный запас и рассредоточиться по городу. Тогда мы наметили план действий. Надо было получить информацию из Москвы. Ейкин уехал, и оттуда уже по телефону начали получать информацию. Обращение Ельцина к народу. Затем эта информация распечатывалась по ночам, и мы развозили, расклеивали эти листовки, говорили правду. Эти листовки распространялись на вокзалах, в поездах проходящих. Чувствовалось, что у населения, так же как и у нас, ощущалась тревога".
Евгений Пойщиков, в кабинете которого собиралась инициативная группа, был тогда заместителем председателя оренбургского горсовета. Он так же возглавлял областные отделения социал-демократов и "демороссцев". Виталий Ейкин, летавший в Москву, выходец "зеленого" комитета. Сейчас оба они отошли от политики, но Евгений Пойщиков, ныне заведующий кафедрой антикризисного управления оренбургского государственного университета, с удовольствием вспоминает о событиях тех дней.
"В понедельник мы провели, если меня память не подводит, воспользовавшись депутатским статусом, первую встречу с населением. Потому что к вечеру у нас появилось больше информации с обращением Ельцина к народу и так далее. 20-го утром нам предоставили возможность поучаствовать в радиовыступлениях на областном радио".
Таким образом, 20-го августа, когда после суточного молчания областное радио заработало, оренбуржцы кроме заявлений руководителей области, практически поддержавших ГКЧП, услышали и текст обращения президента России Бориса Ельцина. Двадцатого августа прошел митинг демократов, а 21-го - заседание оренбургского горсовета.
"По нашему предложению была не только текущая повестка, но и заявление по поводу событий. Очень долго дебатировали. Из Москвы поступило сообщение, что путч кончился. И тогда те депутаты, которые были против заявлений, тоже экстренно, как говорится, поддержали наше предложение, проголосовали "за" как всегда". 22 августа в Оренбурге прошел митинг победы, а в субботу, 24-го, над Домом советов был замечен дым. Евгений Пойщиков с журналистами и еще несколькими депутатами горсовета прошел в кабинет первого секретаря обкома партии Анатолия Калиниченко.
"Мы задали вопрос: что здесь происходит? Что это за сжигание документов?". Потому что из Москвы были такие звонки, что принять необходимые меры, предотвратить уничтожение архивных материалов. - "Ничего не происходит". - "Как это ничего не происходит, когда в топку (мы заходили) - целые груды документов!". Говорит: "Плановое было уничтожение". Мы попросили Анатолия Федоровича покинуть кабинет, и вместе мы все вышли из здания. В это время у меня в руках находилась печать социал-демократической областной организации, и мы приняли меры опечатывания всех этих кабинетов своей печатью".
Человек, закрывший оренбургский обком КПСС, теперь, десять лет спустя, оценивает результаты победы демократов первой волны без тогдашней эйфории.
"Путч обнажил гнилость всей структуры, но демократы были не готовы упавшую к их ногам власть взять в свои руки. И вот тогда мы получили то, что мы получили в итоге этого десятилетнего беззакония. Прорвавшаяся вторая волна, люди, которые не имеют ни чести, ни совести встали у руля".
Прошло десять лет. Как показал опрос, оренбуржцы уже с трудом припоминают фамилии путчистов и события тех дней.
В эфире Сыктывкар, Николай Зюзев:
В республике Коми лишь к вечеру 19-го августа люди, отойдя от первого шока и осознания случившегося, перешли к действиям. Решительнее всех поступил воркутинский городской рабочий стачечный комитет. Вместе с независимым профсоюзом горняков стачком обратился к жителям Воркуты с призывом к забастовке, в знак протеста против незаконных действий ГКЧП и в поддержку правительства России. Она началась в полночь. На другой день выяснилось, что из 13-ти шахт города встало 11. Еще через день прекратила работу и шахта "Заполярная", и только на Хальмер-Юр продолжали еще добывать уголь. В столице республики Сыктывкаре все было гораздо спокойнее, здесь инициативу взяли на себя журналисты, которые организовали митинги и демонстрацию. Но вышли на них единицы. Вспоминает главный редактор независимой газеты "Молодежь Севера" Евгений Хлыбов, в ту пору ответственный секретарь этого издания:
"Массового протеста в Сыктывкаре против этих всех дел я не припомню. Была небольшая демонстрация, даже демонстрацией ее назвать нельзя. Небольшая группа людей, которая посмела выйти на площадь, пройти по улицам города. Они говорили, вспоминали стихи Галича. Человек 15-20, не больше. Я помню, впереди этой небольшой группы людей шел известный поэт-диссидент, Царство ему небесное, Александр Алшутов, с таким трехцветным флагом, не знаю, где он его тогда нашел, который у нас сейчас стал государственным. Размахивая этим флагом, выкрикивая все мыслимые и немыслимые проклятия в адрес ГКЧП, оглашая главную улицу - Коммунистическую, что было очень символично, он шел впереди этой колонны. Люди, кто с недоверием, а кто даже с осуждением на все это смотрели. А на площади группу протестующих, в том числе и нас, журналистов, окружало видимое кольцо людей в штатском. Я узнавал знакомые лица из наших компетентных органов, из райкомов и обкомов партии. В большом арочном окне здания, где раньше был обком партии, а сейчас резиденция главы, я помню, была установлена видеокамера на штативе, и ее было видно с улицы. И я так думаю, что все это дело снималось отнюдь не для потомков".
С редким заявлением выступили представители национального движения. Комитет возрождения Коми народа осудил действия ГКЧП. Их планы шли столь далеко, чтобы в случае победы гэкачепистов предложить Верховному Совету Коми ССР объявить о полной независимости республики по примеру уже сделавших это Эстонии, Грузии и Казахстана. Сама местная власть выглядела растерянно. Проглядывало, с одной стороны, явное желание взять под козырек и исполнить все распоряжения ГКЧП, с другой, страх, что с таким решением можно дать маху. Жертвой этой неопределенности пал Александр Рогов, заместитель председателя Верховного Совета республики, остававшийся, так сказать, за старшего вместо Юрия Спиридонова, который тогда возглавлял местный парламент. Именно за подписью Рогова вышли бумаги с требованием неукоснительно выполнять команду путчистов. Другое дело, что всем было понятно - без словечка от шефа, пусть даже по телефону, он никогда бы на это сам не решился. Юрий Спиридонов появился в Сыктывкаре 20-го августа и повел политику, которую можно было при желании, в зависимости от оборота дела, истолковать в выгодную сторону. Призыв воздержаться от забастовок сошел бы за поддержку путчистов, а мнение, что президенту Горбачеву надо дать выступить перед народом - за требование соблюдения законности. Тактика была беспроигрышной. И проиграл только Александр Рогов, которого депутаты, в подавляющем большинстве в те дни угрюмо отмолчавшиеся, вынудили уйти со своей должности. Во всем остальном не изменилось ничего, все остались на своих местах. Юрий Спиридонов и доныне руководит республикой. И лишь сама она вскоре из советской социалистической стала просто республикой Коми.
В эфире Самара, Сергей Хазов:
19-го, 20-го и 21-го августа Самара была одним из немногих регионов, в котором не наблюдалось сколь либо значимой политической активности населения. Вспоминает самарский политолог Валерий Павлюкевич:
"Все это напоминало фантастический сюжет о нашествии инопланетян. 19-го вечером командующий Приволжско-уральского военного округа генерал Макашов устроил марш военной техники по городу. Послал караул на телецентр и издал очень любопытный приказ 337-й от 20-го августа: "Пункт первый - всеми формами работы среди военнослужащих разъяснять политику ГКЧП по спасению страны. Второе - эмиссаров, космополитов, предателей Родины и Союза задерживать, проводить допрос, сдавать правоохранительным органам. Генерал Макашов".
Депутат Верховного Совета РСФСР от Самарской области Юрий Юдин в дни путча находился в Москве. Юрий Юдин, в то время член партии "Демократическая Россия", утром 19-го августа по телефаксу отправил представителям самарских демократических сил тексты обращений Бориса Ельцина и Анатолия Собчака. После звонка Юрия Юдина депутату самарского городского совета народных депутатов Владимиру Ненашеву и по инициативе демократически настроенных депутатов в этот же день было созвано экстренное заседание самарского горсовета. Рассказывает Валерий Павлюкевич: "Идея была такая, чтобы поддержать законную власть президента России Бориса Ельцина". 20-го августа самарская интеллигенция организовала митинг у здания самарского обкома КПСС. Вспоминает лидер самарской областной организации "Народно-трудовой Союз" Николай Лакомый: "20-го числа провели большой митинг, тысяча четыреста сорок человек было. Вся верхотура обкома КПСС выглядывала в окна. Думали, вдруг пойдут их выбрасывать оттуда".
К 18-ти часам митинг завершился. Несмотря на это, некоторые участники митинга были склонны к решительным действиям. Рассказывает Валерий Павлюкевич:
"Борис Шагвалеев, как бывший военный, предложил блокировать железную дорогу, чтобы не допустить продвижения войск в столицу".
Самара в дни путча оказалась отрезанной от информационного поля. Помещение редакций газет, областного телевидения были опечатаны и усиленно охранялись солдатами по приказу командующего Приволжско-уральским военным округом генерала Альберта Макашова. Валерий Павлюкевич продолжает:
"Мы предложили идти на телецентр и разогнать макашовский караул".
Однако штурм самарского телецентра, который представители демократических сил области планировали провести 22-го августа, не состоялся. Вечером 21-го августа в Самару пришло известие о провале ГКЧП.
В эфире Саранск, Игорь Телин:
Своеобразную систему двоевластия в Мордовии породили события августа 1991-го года. Этому способствовало полнейшее бездействие и выжидательная позиция Верховного Совета республики, и небывалая политическая активность депутатов саранского горсовета во главе с Василием Таратовым.
"В принципе, когда я в первый раз прослушал указ, и потом было постановление, какие меры принять, как-то сразу жутко стало. Прекратить все. Демократия, которая была в зародыше, этими указами была приглушена, больше нет ее, этой демократии. И я понял, что если победит ГКЧП, нам грозит вплоть до физического уничтожения. Могли кого-то посадить. К счастью, этого не случилось. Мы сумели вместе противостоять".
Ни Василий Таратов, ни депутат саранского горсовета Маргарита Шаинова сегодня не скрывают своих чувств и своих эмоций, руководивших ими в августе 91-го.
"Конечно, было страшно. Но было в тот момент чувство, что от тебя может что-то зависеть, и что тебе непременно надо вмешаться в эти события. Потому что случится еще что-то более страшное, если ты что-то не сделаешь. И делали".
А делать что-то было достаточно трудно, - вспоминает Василий Таратов. В основном из-за того, что не было нормальной регулярной информации о том, что происходило в Москве.
"Мы ничего еще не знали. В восемь мы сели писать обращение к жителям города Саранска и Мордовии. У нас была своя газета "Саранские вести", ее редактор Новиков. В этой газете, кроме нашего обращения, мы поместили еще указ президента Ельцина. Ни одна газета кроме "Саранских вестей" не печатала другой информации. Газета, конечно, я помню, очень сильно подняла дух. Саранск первый проснулся. И наутро, когда газета такая вышла, изменилась сама атмосфера, люди поверили. И к нам уже на второй день стали подходить народ, пришли в горсовет".
Около здания саранского городского совета начался стихийный митинг в поддержку демократических преобразований и против ГКЧП. Митинг, на который горожане приходили с известной опаской - слишком свежи в памяти были более ранние митинги мордовских демократов, проходившие в плотном окружении милиции. Могла что-то изменить в историческом процессе активность депутатов саранского горсовета? Об этом его председатель Василий Тарантов:
"Не в Мордовии, не в Саранске решалось, а решалось это все в Москве. Мы чувствовали и знали, что Москва не сдастся. Мы хотели как-то поддержать именно своими выступлениями, своими взглядами, своей позицией именно Москву. Москва должна знать, что такие города - это сила. Так и происходило".
Но была в Мордовии и иная позиция - позиция выжидания. Ее занимали высшее руководство республики и Верховный Совет. Вот что думает по этому поводу Василий Таратов:
"Они поискушенней, политики опытные, им, когда сверху что скажут, они горы свернут. А самим принять... Они ждали команды. И они затаились, все ждали".
В итоге эта позиция и оказалась более выигрышной. Именно те люди, которые в августе 91-го ждали, именно партийные функционеры и пришли в итоге к власти в Мордовии. Пришли на волне событий 91-го года, и это обстоятельство смущает бывшую тогда депутатом саранского горсовета Маргариту Шаинову:
"Ведь верили, что дело хорошее, и было много рядом людей, которые делали это дело хорошее. И сейчас даже не чувствую ошибки, потому что на тот момент мы как-то искренне все делали, а лишь чувство неловкости за то, что мы помогли вот тому, что сейчас происходит, мы принесли на своих плечах на руках, руками своими все это усадили кругом. Сейчас наблюдаешь и с ужасом видишь, что действительно многие, совершенно не знающие нами руководят. Как мы живем, такое и руководство, такая и жизнь".
В Саранске не запланировано никаких мероприятий, посвященных событиям десятилетней давности. Официальная пресса молчит, что вполне естественно. В действиях нынешнего руководства Мордовии тогда не было ничего героического, а, следовательно, август 91-го недостоин какого-либо упоминания.
В эфире Саратов, Ольга Бакуткина:
Утро 19-го августа запомнилось в деталях. Классическая музыка вместо привычных новостей и ужас в голосе школьной подруги, приехавшей накануне ко мне прощаться перед эмиграцией в Америку: "Все не уеду". Вечером мы сидели перед телевизором, недоуменное молчание прерывалось истерическими приступами смеха, все происходящее казалось фарсом. Впрочем, для некоторых моих коллег уже на следующий день фарс обернулся трагедией. По странному стечению обстоятельств накануне путча я была принята в штат ведущей областной газеты "Коммунист". Утром 20-го опоздала на работу и, выйдя из лифта на своем этаже, с изумлением обнаружила, что оказалась внутри опечатанного помещения. Редактор "Коммуниста" Николай Зорин, воспитанный на том, что тассовка, переданная по телетайпу, немедленно публикуется, не только напечатал воззвание путчистов, но и организовал, как было принято, отклики представителей рабочих и крестьян в поддержку. Редакцию опечатали, редактора сняли, устроив к тому же показательную порку на заседании областного совета народных депутатов, которая транслировалась на всю область. Наиболее рьяные демократы с революционным пылом анализировали содержимое редакционных столов, а также бумаги, выброшенные первым секретарем обкома партии Константином Урениным в обкомовский туалет. Найти компромат не удалось. Растерянные сотрудники "Коммуниста" сделали неудачную попытку сохранить творческий коллектив под нейтральным названием "Волна", но на пороге редакции неожиданно возникли два молодых социолога, депутаты облсовета, делегированные этим органом для создания на базе "Коммуниста" новой демократической газеты. Так появились на свет "Саратовские вести". В новую редакцию было принято несколько журналистов-добровольцев. Остальные сотрудники "Коммуниста", долгие годы остававшиеся элитой саратовской журналистики, рассеялись по многотиражкам. Истинным центром демократии в те дни стала газета "Саратов". С первых минут путча редакция поддержала Бориса Ельцина, номера газеты с его обращением раздавались как листовки на улицах города, а выступления журналистов с трибуны на центральной площади собирали толпы слушателей. Но праздник демократии закончился буднями. Выдвинутых революционной волной на руководящие посты либералов и романтиков сменили номенклатурные демократы. Неосмотрительно отданные под садики и школы обкомовские особняки постепенно возвращаются правительству области. А местный символ свободы и демократии газета "Саратов" попросила соучредительство у областного Министерства печати и информации.
В эфире Кострома, Михаил Токмачев:
На вопрос, что ты делал с 19-го на 21-е августа, который тогда же в 91-м и превратился в анекдот, я обычно отвечаю: "Искал радио в лесу под Шавьей". В эти дни я работал отрядным вожатым в детском лагере в Шавинском районе Костромской области. Смена заканчивалась, все устали, но с ужасом думали о возвращении домой, где нас, тогдашних первокурсников исторического факультета костромского пединститута, ждали пустые прилавки и нищенская стипендия. Лагерь, в котором мы старались нести разумное старшим школьникам райцентра, принадлежал местному мясокомбинату. Помню вечер 19-го числа. Забитый пылью репродуктор проиграл отбой, мой отряд, самый старший в лагере, разбрелся по окрестным кустам. Я зашел в штаб на обычную вечернюю планерку. За столом один в маленькой бывшей пионерской комнате сидел начальник третей профильной смены "Трубач", тогда еще пионерского лагеря "Золотой колосок" студент четвертого курса Боря Куприянов и чуть не плакал, сложив голову на руки. Он всегда был человеком эмоциональным, но тогда, подняв на меня глаза, он сразу начал говорить о том, что он еврей-полукровка и совсем не хочет возвращения старого режима. Он вообще мечтает о царе-батюшке. Постепенно стали приходить люди. Все казались ошарашенными Борькиной истерикой, а потом случайно прозвучало слово "революция", точнее "в Москве революция". Телевизора не было даже у начальника лагеря, и все следующие дни были просто забиты поисками информации. Слушали "Голос Америки", Москву, все, что можно было найти по старому приемнику, невесть откуда взявшемуся в бывшей пионерской. Кто-то не верил в путч, говорил, что ничего страшного не случится, кто-то, наверное, ему радовался, потому что особой тревоги ни у кого, в общем-то, не замечалось. Почти все были мои ровесники. Мне в 91-м было 18, и я сразу после Борькиной истерики собрал чемодан, чтоб идти в армию, в которую так не хотелось. Думал - заберут. Хотел даже ехать сдаваться. Но главная опасность, как мы тогда думали, заключалась в том, что наша смена была профильной, так назывались лагеря, в которых на детях студенты педагогических вузов отрабатывают новые педтехнологии. В "Трубаче" три недели дети играли в монархию, в лагере был государь - начальник лагеря, учитель информатики сельской школы Сергей Фоминых, с троном, венцом и неограниченной полнотой власти. Был Госсовет из вожатых и старших детей, титулы, согласно табели о рангах. Ордена царские делали из фольги и свинца: "Георгия", "Анну" всех степенней. Давали их за уборку территории и победу в интеллектуальных играх. Ставили спектакли по "Белой гвардии" Булгакова. Я играл в нем Николку Турбина. Сидели ночью, курили и думали - победят коммунисты и всех посадят, а из института отчислят уж точно. А когда смена закончилась 22-го или 24-го, уж не помню точно, неожиданно закончился и путч. Начальник лагеря привез ящик портвейна и ящик водки. Напился весь педотряд. От радости что ли, что все остается, как было.
В эфире Псков, Андрей Щеркин:
О реальной возможности военного переворота в СССР общественность узнала еще за год до августовских событий. Майор Михаил Пустобаев сообщил депутату Сергею Шаталову и телепрограмме "Взгляд" о том, что псковские десантники перед открытием очередного Съезда народных депутатов вылетели в Подмосковье с полным боекомплектом. Маршал Язов потом оправдывался перед Горбачевым, мол, картошку солдаты собирали, но мятежного майора от службы отстранил. А дождливым днем 19-го августа 91-го года псковичи были увлечены больше очередным футбольным матчем Северо-западной лиги, чем событиями, происходящими в Москве, тем более что по телевизору кроме "Лебединого озера" смотреть было нечего. К памятнику Пушкина в центре города вышло не более десятка человек с плакатами, осуждающими действия ГКЧП. Одни прохожие к пикетчикам были равнодушны, другие были настроены агрессивно. Но псковские противники ГКЧП за свою жизнь и здоровье были спокойны. Весь город знал - 34-й полк псковской воздушно-десантной дивизии выполнял более серьезную задачу, чем разгон псковских пикетчиков. По приказу командующего ВДВ Павла Грачева псковские "голубые береты" брали под контроль таллиннский телецентр. При выполнении боевой задачи десантники отличились - разбили десятки дверей и дорогие витражи. А вот счет в ресторане телецентра на сумму почти полторы тысячи долларов не оплатили. Пока псковские десантники штурмовали ресторан телецентра в Таллинне, в Москве уже арестовывали руководителей путча. Советские и партийные чиновники Псковской области, а также главные редакторы радио и телевидения предпочли попросту отмолчаться, действуя по принципу - ни вашим ни нашим. А о том, что переворот готовился основательно, говорят следующие сообщения псковской и эстонской прессы августа-сентября 1991-го года. Министерство внутренних дел СССР на одном из псковских оборонных заводов разместило заказ на изготовление двухсот тысяч наручников. На железнодорожных путях около эстонского города Тапа сформированы составы из теплушек для перевозки скота. Поясню, в Эстонии всерьез верили в возможность очередной депортации. А пока псковские демократы первой волны стояли в пикетах и вывешивали российские флаги на административных зданиях, в комитетах КПСС времени зря не теряли. Вот один из характерных примеров. Елена Гречкова 19-го августа устроилась на работу в псковский районный комитет КПСС на должность машинистки, работала без замечаний. Каково же было ее удивление, что перед самым опечатыванием райкома партии там стали срочно выдавать заработную плату. За три дня работы молодая сотрудница получила 800 рублей. "Мне заплатили больше, чем президенту страны" - говорила Елена в интервью местной прессе. 21-го августа, когда все уже было понятно, в псковском обкоме КПСС в срочном порядке уничтожали шифры-телеграммы, в которых от местных партийных чиновников руководители путча требовали поддержки. Внеочередная сессия областного совета мягко пожурила нерешительных руководителей области, следователи прокуратуры отвезли в Москву документы обкома партии. Псковские десантники вернулись из Таллина домой, изрядно попортив бронетехникой шоссе Псков-Таллин. В одной из газет тех лет я увидел заголовок, который, на мой взгляд, довольно точно характеризует, что происходило в августе 91-го года в Пскове: "Три дня, которые потрясли мир, но не Псковскую область".
