Владимир Тольц: Сейчас цикл "Как у Дюма…", а в нем вторая из передач 1993 года, за которую на меня грозилась подать в суд за оскорбление чести и достоинства мужа вдова генерала Мамсурова. Когда после ее грозной телеграммы я из Мюнхена (там тогда находилось радио) позвонил ей в Москву, то немедля услышал крутую русскую брань, произносимую, как мне показалось тогда, с каким-то кавказским акцентом и рассмешившие меня угрозы: "Ты знаешь, какая у моего мужа родня в Баку? - Очень важные люди… Ты не представляешь, что они с тобой могут сделать. А моя дочь, она никогда тебе не простить. Ты вообще дурак - не понимаешь, с кем связался"…
Тогда я действительно не понимал. Это потом уже я и прочел, и узнал от нее самой, что Лина Мамсуров (так представилась она мне при встрече, а по советским документам уроженка Буэнос-Айреса Паулина Вениаминовна Мамсурова) прибыла в СССР в 1932 с группой аргентинских комсомольцев, прошла там спецподготовку и в марте 1936-го была откомандирована на испанскую гражданскую войну. Упоминалась они и в мемуарах Романа Кармена, мелькала и в группе военных советников Яна Берзина. Там же сошлась и с Мамсуровым. Вернувшись из Испании, обучалась в Академии имени Фрунзе, участвовала в советско-германской войне, затем преподавала в разведшколе ГРУ, воинское звание – майор.
Но, в общем-то, речь не о ней сегодня и даже не о ее муже-герое, которого я якобы оскорбил, якобы намекая, что он выпивал с Хемингуэем. "А он мусульманин, - кричала мне Лина. – Как он мог пить?! Я сама была при этом – вино стояло, но Мамсуров не пил". Но речь-то не о том сегодня – выпивал или нет. Речь пойдет о том, что написал Хемингуэй.
Итак, фонограмма передачи 1993 года.
Владимир Тольц: В прошлом выпуске нашей программы зашла речь о необходимости вдумчивого и скрупулезного чтения истории. На примере ряда советских публикаций, в частности, давней уже статьи о героях Гражданской войны в Испании, сын принимавшей участие в этой войне советской разведчицы, литературовед Леонид Паршин показал, как правда жизни, трансформируемая ложью свидетелей, некомпетентностью беседующих с ними журналистов и бдительностью цензуры, докатывается до нас 100-процентной дезинформацией. Но аналитическое чтение этой дезинформации все-таки позволяет нам добраться и до первозданной правды факта.
Сегодня Леонид Паршин продолжит свой урок медленного чтения истории, разбирая текст, куда более известный и значительный. В посвященном испанской войне романе Хемингуэя "По ком звонит колокол" есть страницы, подробнейшим образом описывающие взрыв моста американцем Робертом Джорданом. Когда читаешь, сразу видно, что писал их человек, хорошо, детально знающий как взрывают мосты, даже вероятно видевший или участвовавший в этом. Но знающий и об испанской войне, и о взрывах много больше, Леонид Паршин не спешит соглашаться, а предлагает нам эксперимент.
Леонид Паршин: Через лужу лежит доска. Ваша задача: разрушить "переправу". Если у вас мозги в порядке, вы не будете изо всех сил прыгать на середине, пытаясь переломить доску, а легонько спихнете ее ногой. Обратите внимание на то, что сил на это потребуется раз в сто меньше.
Второй эксперимент. Через ручей лежит бревно. Ваша задача: разрушить "переправу". Опять же, надеюсь, вы не побежите за друзьями, чтобы переломить бревно посередине, а без особого труда приподнимете один его конец и скинете.
То же самое с мостами (кроме сводчатых) - глупо разрушать полотно, если достаточно спихнуть мост с опоры. Во-первых, тогда его не отремонтируешь, тогда как через дыру в середине достаточно перекинуть несколько бревен. Во-вторых, взрывчатки на этой пойдет раз в шесть меньше: вспомните, насколько легче скинуть переправу, чем переломить.
Владимир Тольц: В тексте романа есть указания на конструкцию, материал и размеры моста. Это небольшой широкий однопролетный арочный сборно-металлический мост метров пятьдесят длиной. Леонид Паршин делает расчет.
Леонид Паршин: Для его взрыва достаточно около ста килограмм взрывчатки, которую нужно закладывать под одну из опор (в данном случае обе опоры береговые). Джордан же взрывает мост посередине, то есть в самом прочном и устойчивом месте, Ладно, может быть у него манера такая. Но тогда он должен был заложить взрывчатку не в двух, а в четырех-пяти местах, как бы пунктиром поперек моста, иначе получатся лишь две дыры. Ну, ладно, пускай в двух. Сколько же ему понадобится взрывчатки? Из нормативного расчета - 50 грамм на 1 кв. см поперечного сечения металлических конструкций - минимум 400 килограмм.
А сколько у него есть? Они с проводником Ансельмо вдвоем принесли два рюкзака, причем взрывчатка была лишь в одном из них, и то заполненном ею не полностью, то есть максимум килограмм сорок. Опять же, ладно. Пусть он достал из рюкзака четыреста. Заложил. Взорвал. В середине моста образуется разрыв метра полтора-два, но мост не рухнет, так как при арочной конструкции полотно как бы подвешено к аркам. Они - опора моста. При толковом командовании восстановить на нем движение можно минут за 30-40. Впрочем, при бестолковом - тоже.
Владимир Тольц: Теперь о ситуации после взрыва, как она описана в романе. "Кругом, повсюду валялись изрубленные куски стали", - пишет Хемингуэй. А вот что говорит Леонид Паршин.
Леонид Паршин: Чтобы в радиусе ста метров усыпать землю обломками с густотой один обломок на несколько квадратных метров потребуется около семи тысяч обломков, то есть около двухсот тонн металла. А чтобы разнести этот металл в обломки нужно полторы-две тонны динамита, а не четыреста и тем более не сорок килограмм.
Владимир Тольц: Теперь почитаем, как Джордан работает, закрепляя динамит, забивая клинья. У меня, знакомого с технологией взрывных работ только по художественным кинофильмам, это описание протеста не вызывает. Иначе реагирует Леонид Паршин.
Леонид Паршин: Не проще ли пустить себе пулю в лоб, не вставая с кровати, чем куда-то для этого тащиться. С толом, например, так можно обращаться, но динамит настолько взрывоопасен, что детонирует иногда от подскока телеги или машины на ухабе.
Владимир Тольц: А вот как описывает Хемингуэй взрыв паровоза на железной дороге, цитирую: "И паровоз будто встал на дыбы, а кругом грохот и дым черной тучей, и кажется, вся земля встала дыбом, и потом паровоз взлетел на воздух вместе с песком и шпалами. Ну, как во сне! А потом грохнулся на бок…"
Леонид Паршин: Для того чтобы пустить паровоз под откос не нужно заставлять его летать по воздуху. Для этого достаточно перебить и сантиметров на десять сместить одну рельсу, на что идет около двух килограмм взрывчатки. Даже ящики для этого выпускались стандартные - на три килограмма. А чтобы подбросить паровоз в воздух потребовалось бы пол тонны динамита. А чтобы уложить его под рельсы, нужно было бы выкопать яму метр глубиной. А уж если такая яма выкопана, в нее не нужно класть взрывчатку - паровоз сам свалится.
Все это я разъясняю не для того, чтобы доказать, что Хемингуэй не взрывник - это мы и так знаем. Детальный разбор взрыва моста и паровоза я сделал для того, чтобы предложить вашему вниманию комментарий главного в то время в Испании специалиста по диверсиям Хаджи Мамсурова.
Владимир Тольц: "Прежде всего, - сказал Мамсуров советскому журналисту [Егору] Яковлеву, - и это естественно, меня поразило, насколько профессионально точно описана в романе работа подрывников".
Леонид Паршин: Мамсуров точно следует правилу, сформулированному Судоплатовым - ни слова правды.
Владимир Тольц: Здесь следует пояснить, что здравствующий ныне [напомню: это 1993 г. – В.Т.] многолетний главный специалист ГБ по диверсиям и террору Павел Анатольевич Судоплатов правило "главное – ни слова правды" сформулировал при цензурировании предназначенных к печати произведений о подпольно-диверсионной деятельности.
Леонид Паршин: Еще анализ текста Хемингуэя дает нам два вытекающих один из другого вывода: писатель никогда не видел ни диверсий, ни работы подрывников; профессионалы, рассказывавшие ему о своей работе, хорошо посмеялись над американским журналистом (опять же, согласно правилу Судоплатова).
Владимир Тольц: Ну, хорошо. Пускай Джордан-подрывник потерпел фиаско. Может быть, он силен как разведчик?
Леонид Паршин: В этом аспекте его деятельность вызывает вначале некоторое непонимание. Что это за кустарь-одиночка? Подобно частному агенту, он получает от руководителя наступления чрезвычайной важности задание: наступательная операция довольно рискованна, но, (цитата): "если удастся разрушить мост, она может быть успешной". Значит, лишь от него одного зависит успех наступления. И он идет на дело один?! Да еще с незнакомым ему проводником?! А если шальная пуля? Случайная мина? Приступ аппендицита, наконец! А если, что бывало в Испании, партизаны пошлют его куда подальше?
Владимир Тольц: Линию фронта герой Хемингуэя переходит с разобранным и уложенным в рюкзак автоматом. А в карманах у него республиканские документы в одном, и фашистские - в другом.
Леонид Паршин: Да это полная гарантия того, что кто бы его не задержал, его в лучшем случае расстреляют на месте. Именно в лучшем.
Владимир Тольц: Еще в одном кармане у Джордана оказывается целая канцелярия: резиновый штамп и металлическая печатка с надписью "СВР" ("Служба военной разведки") и даже штемпельная подушечка! Что все это значит?
Леонид Паршин: Значит, если он живой или мертвый попадет в руки фашистов, они за два-три часа обеспечат превосходными документами сотню своих агентов, которые смогут беспрепятственно пересекать линию фронта в любом месте, в любое время и в любом направлении, а также свободно передвигаться по республиканской территории.
Владимир Тольц: А донесение Джордана командующему? Рядовой разведчик рекомендует командиру дивизии отменить наступление!
Леонид Паршин: Да на это даже командир полка не решится. А причина отмены? О наступлении, видите ли, стало известно противнику. Да не бывает таких наступлений, о которых не было бы известно заранее. Не бывает. Даже силы, готовящиеся наступать, примерно известны. Вот время наступления - да, направление главного удара - да, здесь еще можно обыграть противника. Иногда можно.
Владимир Тольц: Кто же это наплел Хемингуэю небылиц о диверсиях и разведчиках? - спрашиваю я Леонида Паршина. Ответ свой он начинает издалека…
Леонид Паршин: «Скажите, "По ком звонит колокол"?» - Так называется очерк журналиста Яковлева, к которому мы уже не раз обращались. Он почти целиком построен на рассказах Мамсурова об Испании, о Хемингуэе и его романе и о себе. Написано мастерски, но никакого доверия этот материал теперь уже не вызывает.
Владимир Тольц: В ноябре 1936 года, цитирую далее очерк Яковлева, «я занимался организацией рабочих отрядов. В них было около 50 тысяч человек», - говорит Мамсуров.
Леонид Паршин: Это "около" скрывает ошибку более чем в 150 раз. При средней численности отряда 50 человек, всего должно было бы быть 1000 отрядов. Значит, отряды надо сводить в батальоны, батальоны в бригады, бригады в дивизии, дивизии в армию. Получилась бы группировка из 7-8 дивизий. Ничего подобного в Испании не было не только в то время, но и вообще никогда.
К концу 1936 года общая численность подчиненных Мамсурову нескольких отрядов составляла около 300 человек. К концу 1937 количество партизанских отрядов возросло и был образован партизанский корпус под номером 14, объединивший не более 1-2 тысяч бойцов. И даты, и численность Мамсуров прекрасно знал, так как сам был организатором и старшим советником этого корпуса. Однако Яковлева снова обманул.
Владимир Тольц: Но откуда вы это знаете?
Леонид Паршин: Откуда я это знаю? От самого Мамсурова, от Спрогиса (отчим Л.Паршина, советский воненный советник в Испании времен Гражанской войны – В.Т.), от матери. После Испании Паршина и Спрогис поженились и жили в одном доме и в одном подъезде с Мамсуровым на Большой Калужской улице в Москве. Меня еще не было тогда на свете. Но позже, в 50-х годах, мы тоже были соседями на той же улице, только жили напротив, через дорогу.
Многие знаменитые разведчики и контрразведчики бывали у нас. Много рассказов я слышал, тут уж соврать не дадут. Стоит кому-нибудь увлечься, его тут же мордой о стол прикладывают.
А пресса… Да, какой же разведчик станет серьезно говорить с журналистом? У них же цели диаметрально противоположные. У разведчика – все скрыть, у журналиста – все рассказать. Вот первый и путает имена, места и даты, а второй несет околесицу. И Хемингуэй хорошо прочувствовал это на себе.
Владимир Тольц: Сейчас несколько цитат из воспоминаний Алексей Эйстнера: "Кругом много разговоров о завтрашнем.
- Безобразие! Всех журналистов надо расстрелять".
А вот как встречал журналиста командир 12-й интербригады Мате Залка: "Гоните его к чертовой матери! Понадавали пропусков кому не лень, всяким подлецам, международным литературным аферистам и даже патентованным шпионам, по совместительству числящимся сотрудниками сомнительных изданий. А господа журналисты не столько в газеты пишут, сколько информируют Франко. Этот же вон еще и фотограф. Сегодня он нас на пленку, а завтра на наши головы бомбы посыплются. Нет и нет! Выпроводите его в три шеи. Не послушается — прикладом!"
И тем не менее встреча Мамсурова и Хемингуэя состоялась. Вновь обратимся к советскому очерку о Мамсурове: "Еще в Мадриде Кольцов сказал, что хочет познакомить меня с большим американским писателем. "А на кой черт он мне нужен?" — должен признаться, что фамилию Хемингуэй я слышал впервые. "Он хочет посмотреть отряды, расспросить тебя", — объяснил Кольцов. — Это мне совсем не понравилось, поскольку я строжайше соблюдал конспирацию. Однако Кольцов настаивал…"
Леонид Паршин: "Кольцов настаивал". - Такое объяснение может сойти для журналистов, но не для нас с вами. Роль Кольцова в Испании сильно преувеличена. Несмотря на то, что он был корреспондентом "Правды", представителем ЦК и личным информатором Сталина, с ним мало считались и особенно не церемонились. Например, Артур Спрогис, несмотря на неоднократные просьбы, не допустил Кольцова даже в расположение отряда. Да, что там Кольцова! Когда к Спрогису приехал начальник Генштаба республиканской армии Касада и спросил, чем занимается отряд, он отказался говорить что-либо о своей работе.
Вот в отелях, штабах и ресторанах Кольцов был в почете. Поэтому и у Хемингуэя, крутившегося там же, он выписан в романе лицом влиятельным – Карков.
Владимир Тольц: И встреча Мамсурова и Хемингуэя состоялась. Мамсуров рассказывал журналисту Яковлеву: "Мы встречались три дня подряд. Беседы начинались в 6 вечера и кончались за полночь. Сидели в ресторане, ходили по улицам. Я рассказывал о диверсионных группах". Что вы скажете на это, Леонид Константинович?
Леонид Паршин: Врет, конечно. Представьте себе, что вы работаете в разведуправлении и подошли к столу своего товарища за сигаретой. Вы знаете, что он сделает первым делом? Прикроет чистым листом документы, с которыми работает. А теперь представьте себе разведчика, который в буфете рассказал своему товарищу из соседнего отдела о своей работе. В лучшем случае он получит выговор, в худшем – уволят. А теперь представьте себе разведчика, рассказывающего о своей работе постороннему человеку, например, в гостях. В лучшем случае его уволят, в худшем – посадят. А если разведчик рассказывает о своей работе иностранцу? В лучшем случае – посадят, в худшем – поставят к стенке. Если же то же самое разведчик сделает в военное время, его в лучшем случае сразу поставят к стенке.
А что происходит в нашем случае? Руководитель военной разведки в военное время в чужой стране, находясь на нелегальном положении, рассказывает о своих диверсионных группах американскому журналисту три дня подряд! Да, уже на второй день Мамсуров продолжил бы свой рассказ в Москве в подвале Лубянки.
То, что Мамсуров пошел на эту встречу говорит о том, что она была санкционирована, а возможно и организована центральным руководством. Зачем? Мамсуров разведчик. Хемингуэй иностранец. По-моему, все ясно. Что-то он, конечно, должен был говорить, но мы уже знаем – ни слова правды.
Владимир Тольц: Из воспоминаний советской разведчицы Елизаветы Паршиной.
Диктор: "Когда вышла в свет эта статья в "Журналисте", я пришла к Хаджи и спрашиваю: "Неужели ты помнишь, что врал Хемингуэю 30 лет назад?" Он так засмеялся: "Конечно – нет". Вообще, Хаджи врал артистически, прямо на ходу. Так все расскажет интересно и с подробностями, но, конечно, ни слова правды. А иначе нельзя. Какой же разведчик правду скажет?"
Владимир Тольц: Сын Елизаветы Алексеевны Леонид Паршин комментирует.
Леонид Паршин: А литераторы, знай себе, пишут о Хемингуэе чуть ли не как о документалисте. Нет. В Истории Хемингуэй очень мало видел и много не понял. Многих журналистов вообще не пускали дальше Барселоны и Валенсии. Ему удалось попасть в Мадрид, но дальше его пускали редко. Поэтому большее время он проводил во Флориде ресторанах и барах. Не знаю, видел ли его кто-нибудь трезвым. Расспрашивал военных, в основном, штабников. Старался чаще бывать в заселенном советскими советниками отеле Гейларда, ресторан которого был основным источником информации и для Роберта Джордана.
Остается поражаться наивности писателя, думающего, что советские советники при иностранце будут говорить все, как оно есть на самом деле, что, сидя в отеле, вообще, можно увидеть истинной лицо войны.
Да, врал Мамсуров профессионально. Взять хотя бы его рассказ Яковлеву о прообразе героя романа Ансельма, старике Баутиста из отряда Спрогиса и Паршиной. В операции он был, цитата, "ранен. Его не удалось отбить у фашистов. Недалеко от Бадахоса фашисты поставили на пригорке крест, распяли на нем старика и подожгли. Товарищ Хаджи ведет красным карандашом по карте. Вот здесь ранили, а здесь распяли. Километров 100 везли, не меньше". Это пишет Яковлев. На самом же деле, испанец Баутисто благополучно продолжал воевать до конца войны, что подтверждает и его командир Спрогис, и Паршина, и сменивший их в Испании советник Андрей Эмилев.
Итак, Мамсуров во всем сознался - и в том, что встречался с Хемингуэем, и в том, что рассказал ему об отрядах и диверсиях, и в том, что обманул его. Материалы показали, как и почему небыли выдается за быль. Однако очерк Яковлева вызывает и обратные подозрения. А не выдается ли быль за небыль?
Владимир Тольц: Об этом так же, как и о судьбах прототипов хемингуэевских героев и информаторов писателя Леонид Паршин расскажет в следующей передаче, завершающей его цикл "Московский след Роберта Джордана".
Тогда я действительно не понимал. Это потом уже я и прочел, и узнал от нее самой, что Лина Мамсуров (так представилась она мне при встрече, а по советским документам уроженка Буэнос-Айреса Паулина Вениаминовна Мамсурова) прибыла в СССР в 1932 с группой аргентинских комсомольцев, прошла там спецподготовку и в марте 1936-го была откомандирована на испанскую гражданскую войну. Упоминалась они и в мемуарах Романа Кармена, мелькала и в группе военных советников Яна Берзина. Там же сошлась и с Мамсуровым. Вернувшись из Испании, обучалась в Академии имени Фрунзе, участвовала в советско-германской войне, затем преподавала в разведшколе ГРУ, воинское звание – майор.
Но, в общем-то, речь не о ней сегодня и даже не о ее муже-герое, которого я якобы оскорбил, якобы намекая, что он выпивал с Хемингуэем. "А он мусульманин, - кричала мне Лина. – Как он мог пить?! Я сама была при этом – вино стояло, но Мамсуров не пил". Но речь-то не о том сегодня – выпивал или нет. Речь пойдет о том, что написал Хемингуэй.
Итак, фонограмма передачи 1993 года.
Владимир Тольц: В прошлом выпуске нашей программы зашла речь о необходимости вдумчивого и скрупулезного чтения истории. На примере ряда советских публикаций, в частности, давней уже статьи о героях Гражданской войны в Испании, сын принимавшей участие в этой войне советской разведчицы, литературовед Леонид Паршин показал, как правда жизни, трансформируемая ложью свидетелей, некомпетентностью беседующих с ними журналистов и бдительностью цензуры, докатывается до нас 100-процентной дезинформацией. Но аналитическое чтение этой дезинформации все-таки позволяет нам добраться и до первозданной правды факта.
Сегодня Леонид Паршин продолжит свой урок медленного чтения истории, разбирая текст, куда более известный и значительный. В посвященном испанской войне романе Хемингуэя "По ком звонит колокол" есть страницы, подробнейшим образом описывающие взрыв моста американцем Робертом Джорданом. Когда читаешь, сразу видно, что писал их человек, хорошо, детально знающий как взрывают мосты, даже вероятно видевший или участвовавший в этом. Но знающий и об испанской войне, и о взрывах много больше, Леонид Паршин не спешит соглашаться, а предлагает нам эксперимент.
Леонид Паршин: Через лужу лежит доска. Ваша задача: разрушить "переправу". Если у вас мозги в порядке, вы не будете изо всех сил прыгать на середине, пытаясь переломить доску, а легонько спихнете ее ногой. Обратите внимание на то, что сил на это потребуется раз в сто меньше.
Второй эксперимент. Через ручей лежит бревно. Ваша задача: разрушить "переправу". Опять же, надеюсь, вы не побежите за друзьями, чтобы переломить бревно посередине, а без особого труда приподнимете один его конец и скинете.
То же самое с мостами (кроме сводчатых) - глупо разрушать полотно, если достаточно спихнуть мост с опоры. Во-первых, тогда его не отремонтируешь, тогда как через дыру в середине достаточно перекинуть несколько бревен. Во-вторых, взрывчатки на этой пойдет раз в шесть меньше: вспомните, насколько легче скинуть переправу, чем переломить.
Владимир Тольц: В тексте романа есть указания на конструкцию, материал и размеры моста. Это небольшой широкий однопролетный арочный сборно-металлический мост метров пятьдесят длиной. Леонид Паршин делает расчет.
Леонид Паршин: Для его взрыва достаточно около ста килограмм взрывчатки, которую нужно закладывать под одну из опор (в данном случае обе опоры береговые). Джордан же взрывает мост посередине, то есть в самом прочном и устойчивом месте, Ладно, может быть у него манера такая. Но тогда он должен был заложить взрывчатку не в двух, а в четырех-пяти местах, как бы пунктиром поперек моста, иначе получатся лишь две дыры. Ну, ладно, пускай в двух. Сколько же ему понадобится взрывчатки? Из нормативного расчета - 50 грамм на 1 кв. см поперечного сечения металлических конструкций - минимум 400 килограмм.
А сколько у него есть? Они с проводником Ансельмо вдвоем принесли два рюкзака, причем взрывчатка была лишь в одном из них, и то заполненном ею не полностью, то есть максимум килограмм сорок. Опять же, ладно. Пусть он достал из рюкзака четыреста. Заложил. Взорвал. В середине моста образуется разрыв метра полтора-два, но мост не рухнет, так как при арочной конструкции полотно как бы подвешено к аркам. Они - опора моста. При толковом командовании восстановить на нем движение можно минут за 30-40. Впрочем, при бестолковом - тоже.
Владимир Тольц: Теперь о ситуации после взрыва, как она описана в романе. "Кругом, повсюду валялись изрубленные куски стали", - пишет Хемингуэй. А вот что говорит Леонид Паршин.
Леонид Паршин: Чтобы в радиусе ста метров усыпать землю обломками с густотой один обломок на несколько квадратных метров потребуется около семи тысяч обломков, то есть около двухсот тонн металла. А чтобы разнести этот металл в обломки нужно полторы-две тонны динамита, а не четыреста и тем более не сорок килограмм.
Владимир Тольц: Теперь почитаем, как Джордан работает, закрепляя динамит, забивая клинья. У меня, знакомого с технологией взрывных работ только по художественным кинофильмам, это описание протеста не вызывает. Иначе реагирует Леонид Паршин.
Леонид Паршин: Не проще ли пустить себе пулю в лоб, не вставая с кровати, чем куда-то для этого тащиться. С толом, например, так можно обращаться, но динамит настолько взрывоопасен, что детонирует иногда от подскока телеги или машины на ухабе.
Владимир Тольц: А вот как описывает Хемингуэй взрыв паровоза на железной дороге, цитирую: "И паровоз будто встал на дыбы, а кругом грохот и дым черной тучей, и кажется, вся земля встала дыбом, и потом паровоз взлетел на воздух вместе с песком и шпалами. Ну, как во сне! А потом грохнулся на бок…"
Леонид Паршин: Для того чтобы пустить паровоз под откос не нужно заставлять его летать по воздуху. Для этого достаточно перебить и сантиметров на десять сместить одну рельсу, на что идет около двух килограмм взрывчатки. Даже ящики для этого выпускались стандартные - на три килограмма. А чтобы подбросить паровоз в воздух потребовалось бы пол тонны динамита. А чтобы уложить его под рельсы, нужно было бы выкопать яму метр глубиной. А уж если такая яма выкопана, в нее не нужно класть взрывчатку - паровоз сам свалится.
Все это я разъясняю не для того, чтобы доказать, что Хемингуэй не взрывник - это мы и так знаем. Детальный разбор взрыва моста и паровоза я сделал для того, чтобы предложить вашему вниманию комментарий главного в то время в Испании специалиста по диверсиям Хаджи Мамсурова.
Владимир Тольц: "Прежде всего, - сказал Мамсуров советскому журналисту [Егору] Яковлеву, - и это естественно, меня поразило, насколько профессионально точно описана в романе работа подрывников".
Леонид Паршин: Мамсуров точно следует правилу, сформулированному Судоплатовым - ни слова правды.
Владимир Тольц: Здесь следует пояснить, что здравствующий ныне [напомню: это 1993 г. – В.Т.] многолетний главный специалист ГБ по диверсиям и террору Павел Анатольевич Судоплатов правило "главное – ни слова правды" сформулировал при цензурировании предназначенных к печати произведений о подпольно-диверсионной деятельности.
Леонид Паршин: Еще анализ текста Хемингуэя дает нам два вытекающих один из другого вывода: писатель никогда не видел ни диверсий, ни работы подрывников; профессионалы, рассказывавшие ему о своей работе, хорошо посмеялись над американским журналистом (опять же, согласно правилу Судоплатова).
Владимир Тольц: Ну, хорошо. Пускай Джордан-подрывник потерпел фиаско. Может быть, он силен как разведчик?
Леонид Паршин: В этом аспекте его деятельность вызывает вначале некоторое непонимание. Что это за кустарь-одиночка? Подобно частному агенту, он получает от руководителя наступления чрезвычайной важности задание: наступательная операция довольно рискованна, но, (цитата): "если удастся разрушить мост, она может быть успешной". Значит, лишь от него одного зависит успех наступления. И он идет на дело один?! Да еще с незнакомым ему проводником?! А если шальная пуля? Случайная мина? Приступ аппендицита, наконец! А если, что бывало в Испании, партизаны пошлют его куда подальше?
Владимир Тольц: Линию фронта герой Хемингуэя переходит с разобранным и уложенным в рюкзак автоматом. А в карманах у него республиканские документы в одном, и фашистские - в другом.
Леонид Паршин: Да это полная гарантия того, что кто бы его не задержал, его в лучшем случае расстреляют на месте. Именно в лучшем.
Владимир Тольц: Еще в одном кармане у Джордана оказывается целая канцелярия: резиновый штамп и металлическая печатка с надписью "СВР" ("Служба военной разведки") и даже штемпельная подушечка! Что все это значит?
Леонид Паршин: Значит, если он живой или мертвый попадет в руки фашистов, они за два-три часа обеспечат превосходными документами сотню своих агентов, которые смогут беспрепятственно пересекать линию фронта в любом месте, в любое время и в любом направлении, а также свободно передвигаться по республиканской территории.
Владимир Тольц: А донесение Джордана командующему? Рядовой разведчик рекомендует командиру дивизии отменить наступление!
Леонид Паршин: Да на это даже командир полка не решится. А причина отмены? О наступлении, видите ли, стало известно противнику. Да не бывает таких наступлений, о которых не было бы известно заранее. Не бывает. Даже силы, готовящиеся наступать, примерно известны. Вот время наступления - да, направление главного удара - да, здесь еще можно обыграть противника. Иногда можно.
Владимир Тольц: Кто же это наплел Хемингуэю небылиц о диверсиях и разведчиках? - спрашиваю я Леонида Паршина. Ответ свой он начинает издалека…
Леонид Паршин: «Скажите, "По ком звонит колокол"?» - Так называется очерк журналиста Яковлева, к которому мы уже не раз обращались. Он почти целиком построен на рассказах Мамсурова об Испании, о Хемингуэе и его романе и о себе. Написано мастерски, но никакого доверия этот материал теперь уже не вызывает.
Владимир Тольц: В ноябре 1936 года, цитирую далее очерк Яковлева, «я занимался организацией рабочих отрядов. В них было около 50 тысяч человек», - говорит Мамсуров.
Леонид Паршин: Это "около" скрывает ошибку более чем в 150 раз. При средней численности отряда 50 человек, всего должно было бы быть 1000 отрядов. Значит, отряды надо сводить в батальоны, батальоны в бригады, бригады в дивизии, дивизии в армию. Получилась бы группировка из 7-8 дивизий. Ничего подобного в Испании не было не только в то время, но и вообще никогда.
К концу 1936 года общая численность подчиненных Мамсурову нескольких отрядов составляла около 300 человек. К концу 1937 количество партизанских отрядов возросло и был образован партизанский корпус под номером 14, объединивший не более 1-2 тысяч бойцов. И даты, и численность Мамсуров прекрасно знал, так как сам был организатором и старшим советником этого корпуса. Однако Яковлева снова обманул.
Владимир Тольц: Но откуда вы это знаете?
Леонид Паршин: Откуда я это знаю? От самого Мамсурова, от Спрогиса (отчим Л.Паршина, советский воненный советник в Испании времен Гражанской войны – В.Т.), от матери. После Испании Паршина и Спрогис поженились и жили в одном доме и в одном подъезде с Мамсуровым на Большой Калужской улице в Москве. Меня еще не было тогда на свете. Но позже, в 50-х годах, мы тоже были соседями на той же улице, только жили напротив, через дорогу.
Многие знаменитые разведчики и контрразведчики бывали у нас. Много рассказов я слышал, тут уж соврать не дадут. Стоит кому-нибудь увлечься, его тут же мордой о стол прикладывают.
А пресса… Да, какой же разведчик станет серьезно говорить с журналистом? У них же цели диаметрально противоположные. У разведчика – все скрыть, у журналиста – все рассказать. Вот первый и путает имена, места и даты, а второй несет околесицу. И Хемингуэй хорошо прочувствовал это на себе.
Владимир Тольц: Сейчас несколько цитат из воспоминаний Алексей Эйстнера: "Кругом много разговоров о завтрашнем.
- Безобразие! Всех журналистов надо расстрелять".
А вот как встречал журналиста командир 12-й интербригады Мате Залка: "Гоните его к чертовой матери! Понадавали пропусков кому не лень, всяким подлецам, международным литературным аферистам и даже патентованным шпионам, по совместительству числящимся сотрудниками сомнительных изданий. А господа журналисты не столько в газеты пишут, сколько информируют Франко. Этот же вон еще и фотограф. Сегодня он нас на пленку, а завтра на наши головы бомбы посыплются. Нет и нет! Выпроводите его в три шеи. Не послушается — прикладом!"
И тем не менее встреча Мамсурова и Хемингуэя состоялась. Вновь обратимся к советскому очерку о Мамсурове: "Еще в Мадриде Кольцов сказал, что хочет познакомить меня с большим американским писателем. "А на кой черт он мне нужен?" — должен признаться, что фамилию Хемингуэй я слышал впервые. "Он хочет посмотреть отряды, расспросить тебя", — объяснил Кольцов. — Это мне совсем не понравилось, поскольку я строжайше соблюдал конспирацию. Однако Кольцов настаивал…"
Леонид Паршин: "Кольцов настаивал". - Такое объяснение может сойти для журналистов, но не для нас с вами. Роль Кольцова в Испании сильно преувеличена. Несмотря на то, что он был корреспондентом "Правды", представителем ЦК и личным информатором Сталина, с ним мало считались и особенно не церемонились. Например, Артур Спрогис, несмотря на неоднократные просьбы, не допустил Кольцова даже в расположение отряда. Да, что там Кольцова! Когда к Спрогису приехал начальник Генштаба республиканской армии Касада и спросил, чем занимается отряд, он отказался говорить что-либо о своей работе.
Вот в отелях, штабах и ресторанах Кольцов был в почете. Поэтому и у Хемингуэя, крутившегося там же, он выписан в романе лицом влиятельным – Карков.
Владимир Тольц: И встреча Мамсурова и Хемингуэя состоялась. Мамсуров рассказывал журналисту Яковлеву: "Мы встречались три дня подряд. Беседы начинались в 6 вечера и кончались за полночь. Сидели в ресторане, ходили по улицам. Я рассказывал о диверсионных группах". Что вы скажете на это, Леонид Константинович?
Леонид Паршин: Врет, конечно. Представьте себе, что вы работаете в разведуправлении и подошли к столу своего товарища за сигаретой. Вы знаете, что он сделает первым делом? Прикроет чистым листом документы, с которыми работает. А теперь представьте себе разведчика, который в буфете рассказал своему товарищу из соседнего отдела о своей работе. В лучшем случае он получит выговор, в худшем – уволят. А теперь представьте себе разведчика, рассказывающего о своей работе постороннему человеку, например, в гостях. В лучшем случае его уволят, в худшем – посадят. А если разведчик рассказывает о своей работе иностранцу? В лучшем случае – посадят, в худшем – поставят к стенке. Если же то же самое разведчик сделает в военное время, его в лучшем случае сразу поставят к стенке.
А что происходит в нашем случае? Руководитель военной разведки в военное время в чужой стране, находясь на нелегальном положении, рассказывает о своих диверсионных группах американскому журналисту три дня подряд! Да, уже на второй день Мамсуров продолжил бы свой рассказ в Москве в подвале Лубянки.
То, что Мамсуров пошел на эту встречу говорит о том, что она была санкционирована, а возможно и организована центральным руководством. Зачем? Мамсуров разведчик. Хемингуэй иностранец. По-моему, все ясно. Что-то он, конечно, должен был говорить, но мы уже знаем – ни слова правды.
Владимир Тольц: Из воспоминаний советской разведчицы Елизаветы Паршиной.
Диктор: "Когда вышла в свет эта статья в "Журналисте", я пришла к Хаджи и спрашиваю: "Неужели ты помнишь, что врал Хемингуэю 30 лет назад?" Он так засмеялся: "Конечно – нет". Вообще, Хаджи врал артистически, прямо на ходу. Так все расскажет интересно и с подробностями, но, конечно, ни слова правды. А иначе нельзя. Какой же разведчик правду скажет?"
Владимир Тольц: Сын Елизаветы Алексеевны Леонид Паршин комментирует.
Леонид Паршин: А литераторы, знай себе, пишут о Хемингуэе чуть ли не как о документалисте. Нет. В Истории Хемингуэй очень мало видел и много не понял. Многих журналистов вообще не пускали дальше Барселоны и Валенсии. Ему удалось попасть в Мадрид, но дальше его пускали редко. Поэтому большее время он проводил во Флориде ресторанах и барах. Не знаю, видел ли его кто-нибудь трезвым. Расспрашивал военных, в основном, штабников. Старался чаще бывать в заселенном советскими советниками отеле Гейларда, ресторан которого был основным источником информации и для Роберта Джордана.
Остается поражаться наивности писателя, думающего, что советские советники при иностранце будут говорить все, как оно есть на самом деле, что, сидя в отеле, вообще, можно увидеть истинной лицо войны.
Да, врал Мамсуров профессионально. Взять хотя бы его рассказ Яковлеву о прообразе героя романа Ансельма, старике Баутиста из отряда Спрогиса и Паршиной. В операции он был, цитата, "ранен. Его не удалось отбить у фашистов. Недалеко от Бадахоса фашисты поставили на пригорке крест, распяли на нем старика и подожгли. Товарищ Хаджи ведет красным карандашом по карте. Вот здесь ранили, а здесь распяли. Километров 100 везли, не меньше". Это пишет Яковлев. На самом же деле, испанец Баутисто благополучно продолжал воевать до конца войны, что подтверждает и его командир Спрогис, и Паршина, и сменивший их в Испании советник Андрей Эмилев.
Итак, Мамсуров во всем сознался - и в том, что встречался с Хемингуэем, и в том, что рассказал ему об отрядах и диверсиях, и в том, что обманул его. Материалы показали, как и почему небыли выдается за быль. Однако очерк Яковлева вызывает и обратные подозрения. А не выдается ли быль за небыль?
Владимир Тольц: Об этом так же, как и о судьбах прототипов хемингуэевских героев и информаторов писателя Леонид Паршин расскажет в следующей передаче, завершающей его цикл "Московский след Роберта Джордана".
