Белорусский политик Алесь Михалевич, кандидат в президенты страны, был, как и сотни других оппозиционеров, арестован в ночь с 19 на 20 декабря, когда выборы завершились. Выйдя через 2 месяца на свободу, Михалевич рассказал журналистам о пытках, которым он и другие заключенные подвергались в следственном изоляторе КГБ.
Его заявление вызвало большой резонанс. Павел Шеремет в статье "Синдром Михалевича" отмечает: "Алесь Михалевич сделал сенсационное признание. Его завербовали в стукачи и выпустили на свободу. Он вышел, собрал людей и все рассказал и о вербовке, и о методах работы КГБ с задержанными политическими оппонентами власти. Поступок Михалевича – это сильный ход и единственно правильная логика в войне с властью и спецслужбами. Заявление Михалевича помогает людям победить страх. Люди видят, что кто-то не боится КГБ и бросает ему вызов, и будут повторять этот поступок".
Заявление Михалевича стало сенсацией еще и потому, что он никогда не критиковал Александра Лукашенко, предлагал умеренную программу реформ, и многие даже думали, что он работает на власть, чтобы отобрать голоса у оппозиции. В интервью РС Алесь Михалевич рассказал о своей политической биографии и решении бросить вызов КГБ.
– Почему вы решили баллотироваться на пост президента?
– Много лет я был общественным активистом, работал в частном бизнесе, был в гуще событий, видел, что происходит в стране. И для меня стало очевидно, что Беларусь должна пойти по пути модернизации, должна быстро начать серьезные реформы. Но это должна быть эволюционная модернизация. Мои взгляды не совпадали как с сегодняшней властью, (хотя я был, наверное, единственным кандидатом, который эту власть практически не критиковал), так и с мнением большинства оппозиционных политических партий. Я был против серьезных насильственных изменений. Поэтому я принял решение самостоятельно выдвинуть свою кандидатуру. Имея большой опыт работы в общественных организациях, сформировал команду, собрал сто тысяч подписей, необходимых для выдвижения, был зарегистрирован кандидатом.
– Тогда многие недоумевали, зачем в президентских выборах участвует так много кандидатов, которые не имеют шансов на победу, вместо того, чтобы выдвинуть одного сильного кандидата в противовес Александру Лукашенко. Вы сейчас не сожалеете о том, что участвовали в этой президентской кампании?
– Нет, не сожалею. Но, наверное, действительно кандидатов было слишком много – 10 человек. Но их должно было быть несколько. Я всегда выступал за то, чтобы у оппозиции была программа, и люди понимали, что мы будем делать в случае прихода к власти. И для меня было важно, чтобы это не было объединение против, а объединение за. Потому что ситуация в Белоруссии не была настолько плохая, чтобы люди просто были готовы голосовать за любого другого. Белорусы – очень рациональные, прагматичные люди, которые хотят знать, какую программу и какие изменения они выбирают.
– Я смотрел одно из ваших предвыборных телевыступлений, программа у вас действительно была весьма умеренной. И вам, конечно, тогда и в голову не приходило, что вас могут арестовать?
– Большинство кандидатов призывало в своих телевизионных выступлениях придти после выборов, сразу после закрытия избирательных участков на Октябрьскую площадь в Минске. Я, наверное, был одним из наиболее мягких кандидатов в отношении к президенту Лукашенко. Я не критиковал лично его, не критиковал его семью, я эти вопросы вообще не поднимал. Поэтому для меня было очень удивительно, что меня обвинили в организации массовых беспорядков, хотя я к организации не имел никакого отношения, если не считать того, что за три дня до выборов я распространил через свой сайт заявление о том, что я буду на площади и призываю своих сторонников тоже придти на площадь для участия в мирной демонстрации.
– И вы пришли на площадь?
– Я был в начале этого митинга, был просто среди участников, не выступал, никого никуда не призывал. Потом прошел в шествии на Площадь независимости. И после этого мне поступил звонок от активистов моей команды, что милиция блокировала их в квартирах, и я поехал попробовать их освободить вместе с представителями миссии ОБСЕ. После этого я развозил активистов моей команды в разные больницы для того, чтобы оказать первую помощь пострадавшим на площади. Непосредственно в момент разгона на площади меня не было.
– А как вас арестовали?
Алесь Михалевич: В ночь с 19 декабря на 20 декабря в 4.30 ночи люди в черной форме без специальных опознавательных знаков выбили дверь в моей квартире, посадили меня в автобус и привезли в здание Комитета государственной безопасности. Неизвестные мне люди в КГБ сказали, что я должен прочитать заявление с осуждением других кандидатов, это заявление будет показано по белорусскому телевидению. Я отказался это сделать. Мне предложили хотя бы распространить информацию от пресс-службы. Я тоже отказался, сказал, что я не собираюсь делать никаких движений, пока нахожусь в заключении. Думаю, что это для них было неожиданно. Видимо, эти люди думали, что раз я являюсь наиболее мягким кандидатом, раз я интеллигентный и в очках, то меня очень легко будет запугать, и я сделаю все, что они попросят. Но я отказался все это делать.
– Некоторые сторонники оппозиции даже думали, что вы сотрудничаете с КГБ с самого начала предвыборной кампании. Для вас, наверное, это не было секретом?
– Для меня не было секретом, что меня считали предателем демократических интересов, поскольку я не критикую Лукашенко, не заявляю про преступную власть. Я про это никогда не говорил, стараюсь не говорить такими фразами и сегодня. Но с другой стороны, мягкость моей позиции означала, что эта позиция не меняется, тем более, когда я нахожусь под арестом.
– Итак, сразу после ареста вам предложили выступить с заявлением, вы отказались. Что было дальше?
– Дальше меня поместили в следственный изолятор Комитета госбезопасности. Несколько дней вызывали на допросы, на которых стало быстро ясно, что я ничего не знаю, поскольку не готовил события на площади, не участвовал в заседаниях оппозиционных кандидатов и их штабов, где готовился сценарий действий. Через несколько допросов, когда на 10 день мне было предъявлено официальное обвинение, я просто отказался общаться с представителями Комитета государственной безопасности и давать любые показания.
За несколько дней до этого в здании следственного изолятора появились неизвестные люди в камуфляжной форме без опознавательных знаков, через пару дней они начали ходить исключительно в масках, невозможно было увидеть их лица. Эти люди начали руководить всем процессом. Например, начали выводить всю камеру, ставить на растяжку, подсекать ноги так, что люди становились практически на шпагат, так что рвались связки. Ставили нас за метр, а то и больше к стене так, что надо было опереться руками на эту стену, руки затекали. Мы стояли так голыми по 40 минут, а то и больше, пока проводились обыски. Применялись методы психологического воздействия. Сзади, например, человек ногой бил по полу так, чтобы получать удовольствие от того, что мы съеживаемся, не понимая, начинают нас бить или нет.
Это было только начало. Меня перевели в другой следственный изолятор, где пробовали давить с помощью худших условий содержания: было сложно спать, потому что было больше людей, чем коек и так далее. Туда стал ко мне приходить адвокат. Кстати, в следственном изоляторе КГБ адвокатов к заключенным ни разу не пускали, кроме следственных действий и официальных допросов. Это несмотря на то, что по уголовно-процессуальному кодексу мы имеем право беспрепятственно и без ограничения времени встречаться с адвокатом. После возвращения из следственного изолятора МВД меня снова вернули в следственный изолятор КГБ, и там началось непосредственно силовое воздействие: мне заламывали руки, надевали наручники, поднимали руки и опускали головой до бетонного пола, выламывали руки так, что начинали уже хрустеть суставы и кости, с требованием, чтобы я пообещал, что буду выполнять все требования работников Комитета государственной безопасности.
Естественно, в таких условиях я пообещал, что буду исполнять. Я написал заявление на имя Лукашенко, где просил взять под личный контроль мою судьбу, поскольку я был наиболее мягким кандидатом, не критиковал президента и его семью и так далее, но, несмотря на это, Комитет государственной безопасности начал дальше на меня давить, требовать от меня разной информации. И закончилось это все тем, что мне прямым текстом сказали, что, если я хочу после окончания двух месяцев, на которые мне продлили содержание под стражей, выйти под подписку о невыезде, то единственным способом является подписать заявление о согласии сотрудничества с КГБ в качестве тайного агента. Я подписал это заявление и буквально через неделю после выхода сделал публичное заявление о том, что в следственном изоляторе применяются пытки, что меня пытали, а условием моего выхода на свободу было подписание бумаги о том, что я готов стать тайным агентом Комитета.
– Вам было сложно принять такое решение – рассказать всю правду о том, что с вами происходило в тюрьме? Вы ведь не единственный, кто был выпущен за это время, и никто этого не рассказывал.
– Я сделал это сознательно, потому что понимал, что другим кандидатам, которых будут сажать на более серьезные сроки, никто не изменит меру пресечения, никто к ним не будем пускать адвокатов, не дадут рассказать про те зверства и пытки, которые происходят в следственном изоляторе. Поэтому я с самого начала понимал, что нужно сделать все возможное, чтобы оказаться на свободе и рассказать, что там случилось. На сайте Комитета государственной безопасности появилась информация о моем заявлении Александру Лукашенко. Они пробуют обвинить меня в том, что моя информация лживая, что я дезинформировал людей. Я с уверенностью говорю, что все то, что было сказано в моем заявлении, что я написал в прокуратуру – это действительно факты пыток, которые были со мной. Я заявляю, что действительно с меня требовали заявление о сотрудничестве с КГБ, и я его подписал.
– Кто находился с вами в камерах? Это были задержанные 19 декабря или подследственные по другим делам?
– Это были подследственные по другим, в основном экономическим делам. Я не содержался с обвиняемыми по моей статье. Но подобные пытки применялись и к моим соседям, с которыми я находился. Очень много людей через это прошли. И я уверен, что пытки применялись в отношении других политзаключенных, в том числе кандидатов в президенты. Мы слышали за стеной, как их выводили тоже.
– То есть нельзя сказать, что именно к вам относились с особой жестокостью – это была нормальная практика для всех?
– Руки люди в масках выворачивали только мне, с другими людьми из моей камеры этого не проделывали. Это делалось для того, чтобы заставить меня пойти на разговор с сотрудниками Комитета госбезопасности.
– Сейчас в Белоруссии идут споры о том, что вы сказали. Что вы скажете о реакции на ваши заявления?
– Я думаю, что большинство людей уверены в том, что то, что я рассказал, было правдой. То, что меня сейчас Комитет госбезопасности пробует "компрометировать" моим заявлением на имя Лукашенко, показывает, что Комитет тоже отлично понимает, что им нужно как-то информационно отмываться. Тем более им сложно отмыться от факта пыток, поскольку, в чем тогда смысл не пускать адвокатов к заключенным? Разговор о том, что не хватает помещений – это смешно. Свободных помещений там более, чем достаточно, просто делается все возможное, чтобы адвокаты не могли попасть. Были адвокаты, которые стояли сутками, с утра до вечера и так и не попадают к заключенным. Именно поэтому происходит наезд на адвокатуру, забрали лицензии минимум у пяти адвокатов, четыре из которых защищали людей, заключенных по политическим мотивам по этому делу, а одна из них – мать моего адвоката. Происходит беспрецедентное давление на адвокатуру. Это все показывает, что все, что я сказал – это правда. Тем более, уже есть заявление других людей, которые содержались под стражей, что к ним пытки тоже применялись. Я хочу сделать все возможное, чтобы пытки остановились, и чтобы Беларусь вернулась на правовые рельсы, чтобы в Белоруссии не было политических заключенных.
– 5 марта вас вызвали на допрос в КГБ. О чем шла речь?
– Это просто один из допросов в полном соответствии с законом, никаких претензий. Но после окончания допроса ко мне подошел человек и показал на компьютере видеоматериалы, тайные съемки моих встреч с оперативными сотрудниками Комитета государственной безопасности. Это не были допросы, это были просто встречи, на которые меня заставили пойти после применения пыток. Я не считаю, что то, что есть в этих записях, меня каким-то образом может скомпрометировать. К тому же эти записи добыты незаконным путем.
– Но они показывали их вам с целью шантажа: "Если будешь продолжать говорить о пытках, мы это покажем по телевидению"?
– Мне сказали, что этих записей хватит для полнометражного фильма. Я сказал, что, пожалуйста, с удовольствием посмотрю этот фильм.
– Обсуждалось ли ваше заявление о пытках?
– Не обсуждалось, этот вопрос не поднимался. Был допрос по делу 19 декабря. Все по закону, никаких у меня претензий нет. Ни одного слова про заявление не было сказано.
– А что вы думаете о перспективах уголовного дела?
– Я отлично знаю, что я абсолютно невиновен, никаких массовых беспорядков я не организовывал. А что касается белорусской правовой системы, мы все прекрасно понимаем, что можно ожидать чего угодно.
– То есть опасность нового ареста, по вашему мнению, остается?
– Остается. В любом случае, я обвиняемый, буду на суде и могу получить срок тюремного заключения.
– К режиму Лукашенко вы относились достаточно умеренно и сдержанно. Думаю, что за эти месяцы ваш взгляд серьезно изменился?
– Я уверен, что в Белоруссии есть сферы, в которых нужно многое менять. Я не вышел из тюрьмы обозленным на конкретных людей, не чувствую ненависти к конкретным людям. Я знаю, что виновата система, и нужно менять эту систему. Большинство людей, которые совершают эти нарушения, сами бы хотели, чтобы этих нарушений не было, хотели бы сохранить офицерскую честь. Но система им такой возможности не дает. Поэтому эту систему нужно менять.
– У этой системы есть создатель, а у этого создателя есть фамилия, имя и отчество.
– Естественно, у этой системы есть создатель. То, что я выдвигался кандидатом в президенты – это было подтверждением того, что я хочу, чтобы в Белоруссии был другой президент.
Фрагмент программы "Итоги недели".
Его заявление вызвало большой резонанс. Павел Шеремет в статье "Синдром Михалевича" отмечает: "Алесь Михалевич сделал сенсационное признание. Его завербовали в стукачи и выпустили на свободу. Он вышел, собрал людей и все рассказал и о вербовке, и о методах работы КГБ с задержанными политическими оппонентами власти. Поступок Михалевича – это сильный ход и единственно правильная логика в войне с властью и спецслужбами. Заявление Михалевича помогает людям победить страх. Люди видят, что кто-то не боится КГБ и бросает ему вызов, и будут повторять этот поступок".
Заявление Михалевича стало сенсацией еще и потому, что он никогда не критиковал Александра Лукашенко, предлагал умеренную программу реформ, и многие даже думали, что он работает на власть, чтобы отобрать голоса у оппозиции. В интервью РС Алесь Михалевич рассказал о своей политической биографии и решении бросить вызов КГБ.
– Почему вы решили баллотироваться на пост президента?
– Много лет я был общественным активистом, работал в частном бизнесе, был в гуще событий, видел, что происходит в стране. И для меня стало очевидно, что Беларусь должна пойти по пути модернизации, должна быстро начать серьезные реформы. Но это должна быть эволюционная модернизация. Мои взгляды не совпадали как с сегодняшней властью, (хотя я был, наверное, единственным кандидатом, который эту власть практически не критиковал), так и с мнением большинства оппозиционных политических партий. Я был против серьезных насильственных изменений. Поэтому я принял решение самостоятельно выдвинуть свою кандидатуру. Имея большой опыт работы в общественных организациях, сформировал команду, собрал сто тысяч подписей, необходимых для выдвижения, был зарегистрирован кандидатом.
– Тогда многие недоумевали, зачем в президентских выборах участвует так много кандидатов, которые не имеют шансов на победу, вместо того, чтобы выдвинуть одного сильного кандидата в противовес Александру Лукашенко. Вы сейчас не сожалеете о том, что участвовали в этой президентской кампании?
– Нет, не сожалею. Но, наверное, действительно кандидатов было слишком много – 10 человек. Но их должно было быть несколько. Я всегда выступал за то, чтобы у оппозиции была программа, и люди понимали, что мы будем делать в случае прихода к власти. И для меня было важно, чтобы это не было объединение против, а объединение за. Потому что ситуация в Белоруссии не была настолько плохая, чтобы люди просто были готовы голосовать за любого другого. Белорусы – очень рациональные, прагматичные люди, которые хотят знать, какую программу и какие изменения они выбирают.
– Я смотрел одно из ваших предвыборных телевыступлений, программа у вас действительно была весьма умеренной. И вам, конечно, тогда и в голову не приходило, что вас могут арестовать?
– Большинство кандидатов призывало в своих телевизионных выступлениях придти после выборов, сразу после закрытия избирательных участков на Октябрьскую площадь в Минске. Я, наверное, был одним из наиболее мягких кандидатов в отношении к президенту Лукашенко. Я не критиковал лично его, не критиковал его семью, я эти вопросы вообще не поднимал. Поэтому для меня было очень удивительно, что меня обвинили в организации массовых беспорядков, хотя я к организации не имел никакого отношения, если не считать того, что за три дня до выборов я распространил через свой сайт заявление о том, что я буду на площади и призываю своих сторонников тоже придти на площадь для участия в мирной демонстрации.
– И вы пришли на площадь?
– Я был в начале этого митинга, был просто среди участников, не выступал, никого никуда не призывал. Потом прошел в шествии на Площадь независимости. И после этого мне поступил звонок от активистов моей команды, что милиция блокировала их в квартирах, и я поехал попробовать их освободить вместе с представителями миссии ОБСЕ. После этого я развозил активистов моей команды в разные больницы для того, чтобы оказать первую помощь пострадавшим на площади. Непосредственно в момент разгона на площади меня не было.
– А как вас арестовали?
Алесь Михалевич: В ночь с 19 декабря на 20 декабря в 4.30 ночи люди в черной форме без специальных опознавательных знаков выбили дверь в моей квартире, посадили меня в автобус и привезли в здание Комитета государственной безопасности. Неизвестные мне люди в КГБ сказали, что я должен прочитать заявление с осуждением других кандидатов, это заявление будет показано по белорусскому телевидению. Я отказался это сделать. Мне предложили хотя бы распространить информацию от пресс-службы. Я тоже отказался, сказал, что я не собираюсь делать никаких движений, пока нахожусь в заключении. Думаю, что это для них было неожиданно. Видимо, эти люди думали, что раз я являюсь наиболее мягким кандидатом, раз я интеллигентный и в очках, то меня очень легко будет запугать, и я сделаю все, что они попросят. Но я отказался все это делать.
Видимо, эти люди думали, что раз я являюсь наиболее мягким кандидатом, раз я интеллигентный и в очках, то меня очень легко будет запугать, и я сделаю все, что они попросят. Но я отказался
– Некоторые сторонники оппозиции даже думали, что вы сотрудничаете с КГБ с самого начала предвыборной кампании. Для вас, наверное, это не было секретом?
– Для меня не было секретом, что меня считали предателем демократических интересов, поскольку я не критикую Лукашенко, не заявляю про преступную власть. Я про это никогда не говорил, стараюсь не говорить такими фразами и сегодня. Но с другой стороны, мягкость моей позиции означала, что эта позиция не меняется, тем более, когда я нахожусь под арестом.
– Итак, сразу после ареста вам предложили выступить с заявлением, вы отказались. Что было дальше?
– Дальше меня поместили в следственный изолятор Комитета госбезопасности. Несколько дней вызывали на допросы, на которых стало быстро ясно, что я ничего не знаю, поскольку не готовил события на площади, не участвовал в заседаниях оппозиционных кандидатов и их штабов, где готовился сценарий действий. Через несколько допросов, когда на 10 день мне было предъявлено официальное обвинение, я просто отказался общаться с представителями Комитета государственной безопасности и давать любые показания.
За несколько дней до этого в здании следственного изолятора появились неизвестные люди в камуфляжной форме без опознавательных знаков, через пару дней они начали ходить исключительно в масках, невозможно было увидеть их лица. Эти люди начали руководить всем процессом. Например, начали выводить всю камеру, ставить на растяжку, подсекать ноги так, что люди становились практически на шпагат, так что рвались связки. Ставили нас за метр, а то и больше к стене так, что надо было опереться руками на эту стену, руки затекали. Мы стояли так голыми по 40 минут, а то и больше, пока проводились обыски. Применялись методы психологического воздействия. Сзади, например, человек ногой бил по полу так, чтобы получать удовольствие от того, что мы съеживаемся, не понимая, начинают нас бить или нет.
Это было только начало. Меня перевели в другой следственный изолятор, где пробовали давить с помощью худших условий содержания: было сложно спать, потому что было больше людей, чем коек и так далее. Туда стал ко мне приходить адвокат. Кстати, в следственном изоляторе КГБ адвокатов к заключенным ни разу не пускали, кроме следственных действий и официальных допросов. Это несмотря на то, что по уголовно-процессуальному кодексу мы имеем право беспрепятственно и без ограничения времени встречаться с адвокатом. После возвращения из следственного изолятора МВД меня снова вернули в следственный изолятор КГБ, и там началось непосредственно силовое воздействие: мне заламывали руки, надевали наручники, поднимали руки и опускали головой до бетонного пола, выламывали руки так, что начинали уже хрустеть суставы и кости, с требованием, чтобы я пообещал, что буду выполнять все требования работников Комитета государственной безопасности.
Естественно, в таких условиях я пообещал, что буду исполнять. Я написал заявление на имя Лукашенко, где просил взять под личный контроль мою судьбу, поскольку я был наиболее мягким кандидатом, не критиковал президента и его семью и так далее, но, несмотря на это, Комитет государственной безопасности начал дальше на меня давить, требовать от меня разной информации. И закончилось это все тем, что мне прямым текстом сказали, что, если я хочу после окончания двух месяцев, на которые мне продлили содержание под стражей, выйти под подписку о невыезде, то единственным способом является подписать заявление о согласии сотрудничества с КГБ в качестве тайного агента. Я подписал это заявление и буквально через неделю после выхода сделал публичное заявление о том, что в следственном изоляторе применяются пытки, что меня пытали, а условием моего выхода на свободу было подписание бумаги о том, что я готов стать тайным агентом Комитета.
– Вам было сложно принять такое решение – рассказать всю правду о том, что с вами происходило в тюрьме? Вы ведь не единственный, кто был выпущен за это время, и никто этого не рассказывал.
– Я сделал это сознательно, потому что понимал, что другим кандидатам, которых будут сажать на более серьезные сроки, никто не изменит меру пресечения, никто к ним не будем пускать адвокатов, не дадут рассказать про те зверства и пытки, которые происходят в следственном изоляторе. Поэтому я с самого начала понимал, что нужно сделать все возможное, чтобы оказаться на свободе и рассказать, что там случилось. На сайте Комитета государственной безопасности появилась информация о моем заявлении Александру Лукашенко. Они пробуют обвинить меня в том, что моя информация лживая, что я дезинформировал людей. Я с уверенностью говорю, что все то, что было сказано в моем заявлении, что я написал в прокуратуру – это действительно факты пыток, которые были со мной. Я заявляю, что действительно с меня требовали заявление о сотрудничестве с КГБ, и я его подписал.
– Кто находился с вами в камерах? Это были задержанные 19 декабря или подследственные по другим делам?
– Это были подследственные по другим, в основном экономическим делам. Я не содержался с обвиняемыми по моей статье. Но подобные пытки применялись и к моим соседям, с которыми я находился. Очень много людей через это прошли. И я уверен, что пытки применялись в отношении других политзаключенных, в том числе кандидатов в президенты. Мы слышали за стеной, как их выводили тоже.
– То есть нельзя сказать, что именно к вам относились с особой жестокостью – это была нормальная практика для всех?
– Руки люди в масках выворачивали только мне, с другими людьми из моей камеры этого не проделывали. Это делалось для того, чтобы заставить меня пойти на разговор с сотрудниками Комитета госбезопасности.
– Сейчас в Белоруссии идут споры о том, что вы сказали. Что вы скажете о реакции на ваши заявления?
– Я думаю, что большинство людей уверены в том, что то, что я рассказал, было правдой. То, что меня сейчас Комитет госбезопасности пробует "компрометировать" моим заявлением на имя Лукашенко, показывает, что Комитет тоже отлично понимает, что им нужно как-то информационно отмываться. Тем более им сложно отмыться от факта пыток, поскольку, в чем тогда смысл не пускать адвокатов к заключенным? Разговор о том, что не хватает помещений – это смешно. Свободных помещений там более, чем достаточно, просто делается все возможное, чтобы адвокаты не могли попасть. Были адвокаты, которые стояли сутками, с утра до вечера и так и не попадают к заключенным. Именно поэтому происходит наезд на адвокатуру, забрали лицензии минимум у пяти адвокатов, четыре из которых защищали людей, заключенных по политическим мотивам по этому делу, а одна из них – мать моего адвоката. Происходит беспрецедентное давление на адвокатуру. Это все показывает, что все, что я сказал – это правда. Тем более, уже есть заявление других людей, которые содержались под стражей, что к ним пытки тоже применялись. Я хочу сделать все возможное, чтобы пытки остановились, и чтобы Беларусь вернулась на правовые рельсы, чтобы в Белоруссии не было политических заключенных.
– 5 марта вас вызвали на допрос в КГБ. О чем шла речь?
– Это просто один из допросов в полном соответствии с законом, никаких претензий. Но после окончания допроса ко мне подошел человек и показал на компьютере видеоматериалы, тайные съемки моих встреч с оперативными сотрудниками Комитета государственной безопасности. Это не были допросы, это были просто встречи, на которые меня заставили пойти после применения пыток. Я не считаю, что то, что есть в этих записях, меня каким-то образом может скомпрометировать. К тому же эти записи добыты незаконным путем.
– Но они показывали их вам с целью шантажа: "Если будешь продолжать говорить о пытках, мы это покажем по телевидению"?
– Мне сказали, что этих записей хватит для полнометражного фильма. Я сказал, что, пожалуйста, с удовольствием посмотрю этот фильм.
– Обсуждалось ли ваше заявление о пытках?
– Не обсуждалось, этот вопрос не поднимался. Был допрос по делу 19 декабря. Все по закону, никаких у меня претензий нет. Ни одного слова про заявление не было сказано.
– А что вы думаете о перспективах уголовного дела?
– Я отлично знаю, что я абсолютно невиновен, никаких массовых беспорядков я не организовывал. А что касается белорусской правовой системы, мы все прекрасно понимаем, что можно ожидать чего угодно.
– То есть опасность нового ареста, по вашему мнению, остается?
– Остается. В любом случае, я обвиняемый, буду на суде и могу получить срок тюремного заключения.
– К режиму Лукашенко вы относились достаточно умеренно и сдержанно. Думаю, что за эти месяцы ваш взгляд серьезно изменился?
– Я уверен, что в Белоруссии есть сферы, в которых нужно многое менять. Я не вышел из тюрьмы обозленным на конкретных людей, не чувствую ненависти к конкретным людям. Я знаю, что виновата система, и нужно менять эту систему. Большинство людей, которые совершают эти нарушения, сами бы хотели, чтобы этих нарушений не было, хотели бы сохранить офицерскую честь. Но система им такой возможности не дает. Поэтому эту систему нужно менять.
– У этой системы есть создатель, а у этого создателя есть фамилия, имя и отчество.
– Естественно, у этой системы есть создатель. То, что я выдвигался кандидатом в президенты – это было подтверждением того, что я хочу, чтобы в Белоруссии был другой президент.
Фрагмент программы "Итоги недели".
