Вероника Боде: «Новый мэр - старые проблемы» – так называется исследование Аналитического центра Юрия Левады, которое мы будем сегодня обсуждать. Самые острые проблемы сегодняшней Москвы глазами широких масс москвичей и экспертов. Что изменилось за несколько месяцев после смены столичного руководства?
Со мной в студии - социолог Наталья Зоркая, лидер партии «Яблоко», бывший депутат Мосгордумы Сергей Митрохин и Рустам Рахматуллин, писатель, краевед, координатор движения «Архнадзор».
Наталья, давайте начнем с исследования Левада-центра о московских проблемах. Изменилось ли тут что-то по сравнению с временами Юрия Лужкова? И какие проблемы являются сейчас самыми острыми для москвичей?
Наталья Зоркая: У нас есть возможность сравнить замеры 2009 года и конца 2010 – начала 2011-го. В структуре, в иерархии проблем изменилось мало. На первом месте, как всегда, проблема пробок, но в настоящее время их опережает проблема роста коммунальных платежей. Далее – высокие цены, наплыв приезжих, который стабильно занимает третье и четвертое место в Москве, рост безработицы, низкие заработки и так далее. Но важно, что этот вопрос задается в открытой форме. Обычно, когда мы спрашиваем в других городах, то показатели низкие, а в Москве выросла острота этих проблем, все эти проблемы упоминают люди на 10-12% чаще. Москва находится в очень напряженном, возбужденном состоянии. На это, я считаю, повлияла ситуация с отставкой Лужкова. И очень важно, что в списке проблем коррумпированность чиновников (ее в 2009 году называли 8%) с 23-го места переместилась на 6-ое. Сейчас ее упоминают в открытом вопросе, что очень важно, 26%.
Вероника Боде: Так телевидение стало об этом говорить.
Наталья Зоркая: Не только. Я думаю, что в эру Лужкова была приспособленность и адаптированность москвичей, они прекрасно знали, конечно, что происходит. Мы задавали вопросы о проблемах коррупции в Москве, и все прекрасно знали, что правительство и власти Москвы коррумпированы, знали, как устроена эта система. Но притерпелись: власть отдельно, мы отдельно. Основная позиция москвичей - 50% на вопрос: «Вы полноправный гражданин России?» отвечают: «Я человек, который полагается во всем на себя. От властей я не завишу». Есть большие ресурсы по сравнению с другими городами России, чтобы, в том числе, в коррупционных схемах находить решение своих проблем.
Вероника Боде: Сергей Сергеевич, какие московские проблемы вы бы выделили в качестве самых острых, самых актуальных?
Сергей Митрохин: Конечно, транспортная проблема. Город задыхается в буквальном смысле слова. И это не только пробки, это еще и выбросы в атмосферу, то есть сразу идет экология. Недостаточный рост площади зеленых территорий в связи с этим. Очень острая проблема жилья в Москве. Москвич не со средними, а даже с относительно высокими доходами уже не может купить квартиру в Москве. Это результат той градостроительной политики, которая проводилась при Лужкове. Очень острая проблема жилищно-коммунального хозяйства. Рост тарифов – это только вершина айсберга, которую все видят, но еще есть износ коммуникаций, износ сетей, устаревшая, архаическая структура этих сетей. В ближайшее время это может обернуться очень серьезными кризисами, авариями. И с этим никто ничего не делает.
Но я бы еще назвал политическую проблему. В Москве сверхцентрализована власть, отсутствует обратная связь между городскими властями и населением, отсутствуют механизмы этой связи - Лужков их уничтожил за время своего правления. Ниже плинтуса, как говорится, опущено местное самоуправление, оно ни на что не влияет. Полномочия Мосгордумы урезаны до абсолютного минимума, и она ни на что не влияет, и депутаты там марионеточные сидят. И все это Собянин не собирается менять. Он руководитель жесткого административного типа, технократ по своей природе, он считает, что некими техническими, организационными и прочими усилиями он, как титан, сдвинет ситуацию в Москве в лучшую сторону. Но при этом у него нет стратегии развития города. Все, что он опубликовал сейчас, - только по транспорту. Но разве транспорт – это отдельно взятая планета или остров? Нет. Мы не видим, как он собирается экономически развивать Москву, решать острейшие проблемы, например, малого бизнеса. Посмотрите, с чего он начал – со сноса палаток, которые попались ему на глаза. Он сказал: «Это снести, а главу управы уволить». Хотя разрешение дает не управа на палатки, а префектура. И непонимание, почему люди вынуждены в палатках торговать, почему они не торгуют на рынках крытых. А потому что там все монополизировано, и дерут втридорога, в 10 раз больше реальной цены мест и так далее. Все структурные проблемы, которые Москва получила от Лужкова, сегодня остаются, и нет никакой надежды на то, что Собянин собирается их менять.
Например, малый бизнес. Лужков сказал: «Мы ни одного квадратного сантиметра арендуемых малым бизнесом площадей ему в собственность не отдадим», хотя этого требует сейчас 159-ый закон. И Собянин до сих пор ни слова на эту тему не сказал. А это же проблема не только развития малого бизнеса и создания рабочих мест, это же еще и проблемы коррупции. Ведь манипуляции с арендуемыми площадями – это есть один из источников коррупции, о чем даже прокуратура в связи с метрополитеном написала. Собирается ли Собянин системно решать эти вопросы? По-моему, не собирается. И вывод такой: мэр сменился – система осталась прежней. А значит, пока, к сожалению, нет надежд на изменение к лучшему ситуации в Москве.
Вероника Боде: Рустам, насколько я понимаю, в той сфере, которой занимаетесь вы, то есть в сфере охраны памятников, кое-что все-таки при новом мэре изменилось.
Рустам Рахматуллин: Здесь нужно разделить адресные улучшения и системные. Адресные улучшения начались сразу после отставки Юрия Михайловича, еще в период исполнения обязанностей мэра Ресиным, и продолжились при Сергее Семеновиче. Это и отказ от строительства депозитария музеев Кремля на Боровицкой площади, и гораздо более важный, на мой взгляд, симптоматичный отказ от перекрытия двора провиантских складов для музеев Москвы. Если в первом случае шла речь об отказе от дурного вкуса и о физическом спасении одной из центральных площадей от изуродования, то во втором случае речь пошла об отказе от вторжения в тело памятника, что 20 лет практиковалось Лужковым, от искажения памятника, вторжения в него новой архитектуры. Это было очень важно. Собянин распорядился уже лично предоставить «Дон-строю» компенсацию вместо офиса на пятне Хитровской площади. Хитровская площадь – хотя у нас еще нет постановления на этот счет, но есть устное распоряжение мэра – как мы считаем, спасена. Правда, говорилось о возможности подземной парковки. Это было принципиальное решение, о котором мы говорили четыре года. Приостановлено новое строительство в усадьбе Шаховских, где проектируется большая сцена «Геликон-Оперы», этот вопрос еще не закрыт, но он разбирается заново. И много других конкретных адресных историй. Сама возможность распечатать коробочку, которая называется «Детский мир», заставить инвестора начать показывать москвичам свои планы, свои экспертизы, пускать журналистов в здание - всем этим, как я полагаю, мы тоже обязаны мэру.
С другой стороны, есть инерция прежде принятых решений, которые не отменялись, которые выстреливают уже сейчас. Например, бассейн «Динамо» рядом со стадионом «Динамо» был уничтожен по старому решению. Это связано с проектом реконструкции стадиона «Динамо», проектом, который нам не нравится. И это тоже «горячая» точка на сегодня. Никто не отменял решения о фактическом сносе Тверского виадука, путепровода через железную дорогу на Белорусской площади. Это объективно памятник модерна начала века, не ставший памятником намеренно – чтобы можно было снести его ради расширения большой «Ленинградки». Не отменена угроза, нависшая над соборной мечетью 1904 года, она намеренно исключена из списков памятников, и по нынешнему проекту идет на снос. Таким образом, есть адресные угрозы, связанные с действием бесчисленного количества старых решений. Сейчас некоторые из них пересматриваются в рамках градостроительной земельной комиссии, которую мэр ведет сам, и пересматриваются десятки инвестконтрактов в режиме «ручного» управления. Действительно, Сергей Семенович берет это на себя титанически. Не знаю, можно ли иначе это сделать. И хотелось бы лучше понимать, как это связано с темой охраны наследия. Есть много инвестконтрактов очень конкретных, которые нам действительно хотелось бы увидеть отмененными. Это очень важно для спасения наследия.
Вероника Боде: Наталья, москвичи видят перемены с тех пор, как в мэрское кресло сел Собянин? Что-то изменилось, по их мнению?
Наталья Зоркая: Нет. Но это отношение к этому уровню власти, это чисто символическая аккламация, поддержка. Ведь назначение Собянина большинство, 40%, встречало с некоторыми надеждами. Но если сравнить с данными оценки деятельности Лужкова, если исключить период коррупционных телевизионных скандалов, то по структуре отношение к Собянину и к Лужкову не отличается. Доля одобряющих деятельность Собянина примерно такая же, как была когда-то у Лужкова. И о чем конкретно спрашивать людей сейчас? Мы пытались вычленить такие вопросы, в том числе, пресловутые палатки. Кроме того, что это проблема развития среднего и малого бизнеса, которую москвичи считают очень важной, и динамика важности этой проблемы очень значительная. Притом, что у нас распределение торговых, продуктовых магазинов по Москве очень специфическое, и люди просто приспособились к тому, что в этих палатках можно дешевле покупать, весь быт повседневный разрушен. Тем не менее, большинство «одобрямс» все равно. Хотя с этими палатками было столько волн и историй разнообразных, но это опять с чистого листа. Только люди приспособились, выработали маршруты для обеспечения своей жизни ежедневной, как опять это все... Потому что все большие торговые центры расположены далеко, значит, нужна машина, и вынести это могут только либо очень стойкие и живучие, либо очень обеспеченные. Так что оценивать пока нечего. Или смена режима работы государственных учреждений. Единственное, что позитивно воспринимается – смена команды. Но в этом люди, я думаю, абсолютно не разбираются.
Рустам Рахматуллин: А вы сами предлагаете варианты ответов, строчки, по которым идет голосование, или что-то предлагают сами москвичи в перечне проблем?
Наталья Зоркая: Это такие вопросы, которые можно было выделить как некие действия Собянина – снос палаток, изменение работы госучреждений, как вы к этому относитесь, одобряете или не одобряете.
Сергей Митрохин: Пока еще не прошло достаточно времени, чтобы люди почувствовали какие-то реальные изменения. Пока были только заявления, причем заявления не всегда были обнадеживающими для людей. Например, чего стоит заявление о том, что Москва будет переходить к 100-процентной оплате коммунальных услуг. И люди знают, что произошло во всех остальных регионах, где начали выполнять это требование, так называемая реформа ЖКХ, и перешли к 100-процентной оплате. То есть бюджет перестал дотации платить компаниям коммунальным, и только на адресные субсидии перешли. Везде подскочили размеры коммунальных платежей очень серьезно. И сейчас в Москве они ниже, чем во многих других регионах, в том числе и в Подмосковье. А качество услуг ухудшилось. И нам теперь заместитель Собянина господин Шаронов говорит: «Ну и мы теперь перейдем к 100-процентной оплате». Причем он это заявление сделал в тот момент, когда произошло очередное повышение тарифов в середине января.
Это показывает, что люди политически неадекватные находятся в окружении Собянина, я не знаю, откуда он команду собрал, откуда-то из разных регионов привел людей. То есть у людей в его новой команде нет опыта управления такими сложными объектами, как Москва. Он их взял совершенно из других сфер. И сразу начались сбои. Что у нас было с уборкой снега – что-то совершенно невероятное. Техника выезжала по вечерам почему-то, я лично это наблюдал. То ли это был саботаж, то ли это просто неумение принимать оперативные управленческие решения. Прежде всего, нет комплексной стратегии развития города, есть только отдельные, достаточно импульсивные действия и очень непонятная команда, которая не обладает достаточным опытом управления Москвой. Поэтому я думаю, что серьезные изменения положительные, к лучшему москвичи увидят еще очень нескоро, если вообще увидят.
Вероника Боде: Вот что пишут наши слушатели: что изменилось в Москве.
Серафимович из Балашихи пишет: «Ничего не изменилось по существу. Да и не могло измениться - чудеса только в сказках бывают!».
Ниловна из Москвы: «Изменилось настроение: прошло нестерпимое раздражение от наглого обогащения под горячие речи «патриота города».
«Простой народ из Москвы» подписался слушатель: «Собянин - это Лужков-2, и ничего принципиально не изменится».
Яна из Москвы: «Ничего не изменилось. Только добавилось еще больше всегородского бардака, дурацких решений по мелочам и болтовни».
Алена из Москвы: «А что, кто-то ждал изменений? Наивные люди. Один «утратил доверие», другой его приобрел. А москвичам от этого ни жарко, ни холодно».
Вера пишет: «Москва при Собянине превратилась в еще более противный город. Бюрократия из службы ЖКХ парализована страхом. Раньше они вымогали взятки, но от них можно было чего-то добиться, а сейчас до ужаса боятся. Если у них что-то попросишь – безобразия еще больше. А убирают только там, где проедет Собянин».
Рустам, как я поняла, новый мэр прислушивается к голосам защитников города. Но, видимо, этого недостаточно. Чего бы вам хотелось в идеале от московских властей?
Рустам Рахматуллин: Я один из тех, кто связывал с уходом Лужкова надежды, следовательно, с приходом Собянина связываю надежды, безусловно. Потому что в нашей области, как мне кажется, хуже некуда, хуже быть просто не может. Но это точка зрения оптимиста, как известно. Если говорить о системных вещах… Мэр заявил, например, недавно, что, по его мнению, центр города нужно законсервировать и прекратить в нем новое строительство. Это было довольно отчетливо сказано. И это, конечно, пересекается с нашим пожеланием заповедать старый город. Понятия «заповедник» закон не предусматривает, он говорит о достопримечательном месте, то есть о едином городе, как объекте наследия, где градостроительная деятельность возможна, но ограничена специальными регламентами. Хочу заметить, что это пожелание внесено уже в теоретическую часть Генплана. И если пересматривать Генплан, то не в этом пункте, это «народный» пункт. Достопримечательное место в границах Садового кольца, а по нашему мнению – в границах Камер-Коллежского вала. И это, конечно, нужно делать.
Если выходить немножко за пределы строго темы охраны наследия, именно в сопредельные области, то можно заметить, что пустеет Центральный округ, исчезают жители – это тенденция последних 20 лет. Центральный округ насыщается офисами. И Китай-город – это вторая городская территория после Кремля, которая лишилась жителей. Уточню, что Китай-город, поскольку метро названо неточно - это ни Маросейка, ни Солянка, ни Покровка, а это Никольская, Ильинка, Варварка. Вот в этих пределах в последние годы исчезли последние жители. Управа Китай-города не занимается бабушками, текущими трубами и прочим. И мы уже видим, что администрация Кремля выдвигается так сильно к метро «Китай-город», что начинается огораживание переулка Ипатьевского, хотя там во дворе стоит грандиозная церковь Троицы в Никитниках. Огораживание для администрации президента, это продолжение Кремля будет развиваться. Исчезновение москвичей из старой Москвы – это процесс чудовищный. А жилье, которое строится, конечно, не для москвичей, а для сибирских нефтяников, судя по ценам. В Москву приезжают люди, которых и так достаточно.
Вероника Боде: Первую часть нашей программы завершает рубрика «Система понятий». О том, что такое бюрократия, с точки зрения социолога, рассказывает Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований Левада-центра.
Алексей Левинсон: Бюрократия как социологический термин не имеет той яркой окраски, которую это слово имеет в нашем повседневном языке. Бюрократия в наших обыденных понятиях – это плохо. «Бюрократию развели» – это значит, что поступают не так, как надо. Бюрократия, как ее трактовал, скажем, Макс Вебер, - это чиновничество, та общественная группа, которая занимается организацией различных процессов в государстве, и это ее профессия. По мнению Макса Вебера, бюрократия, которая хорошо исполняет свои обязанности, создает государство сильное и одаряющее своих граждан различными услугами, защитой и благами, которые без бюрократии были бы недостижимы. В наших условиях стран «догоняющей модернизации» бюрократия – это класс, который пользуется особыми привилегиями в силу того, что они в государстве заняли контрольные позиции. От бюрократии нашей до бюрократии в веберовском смысле длинная дорога, которую нам еще предстоит пройти.
Вероника Боде: А сейчас нас ждет рубрика «Новые исследования» - короткий рассказ о результатах свежих опросов.
Диктор: 65% опрошенных Аналитическим центром Юрия Левады отрицательно оценивают преобразование российской милиции в полицию, и только 18% его одобряют. По мнению 13% респондентов, новый закон о полиции будет способствовать улучшению работы правоохранительных органов и более полной защите безопасности, прав и интересов граждан. Такая же доля россиян полагает, что это приведет, напротив, к расширению произвола органов внутренних дел. А подавляющее большинство, 60% уверены, что новый закон ничего не изменит, и все сведется к декоративным переименованиям и перестановкам. Социологи отмечают, что доверие к милиции в обществе низкое, большинство относится к ней с опасением и думает, что ее усилия направлены не на заботу о безопасности населения, а на обеспечение своих собственных интересов.
Вероника Боде: Наташа, попрошу ваш комментарий к этому исследованию.
Наталья Зоркая: Действительно, проблема произвола правоохранительных органов одна из самых острых в нашем обществе. У нас был проект, мы замеряли индекс произвола. И ощущение людей, что они не защищены от насилия и произвола со стороны милиции, прежде всего, и других правоохранительных органов, было всегда очень высоким. Порядка 60-70% чувствовали незащищенность и невозможность защитить себя от этих структур уже в суде. За это время выросло и очень сильное недоверие к суду, и проблема зависимости суда, то есть суд тоже не решает этой проблемы. Недавно мы проводили опрос, и 67% всех опрошенных считали, что все правоохранительные органы требуют полнейшего реформирования и смены всех кадров, поскольку они полностью прогнили, и изменения воспринимаются как декоративные. Другое дело, что большинство людей не вникают в тонкости этих перемен. Люди не знают, ни как устроена московская милиция, ни чем она отличается от других таких структур в России. Но общий страх, недоверие и незащищенность очень высоки. Поэтому что милиция, что полиция – что тут может перемениться со дня на день?..
Вероника Боде: Сергей Сергеевич, ваше отношение к новому закону о полиции, вступающему в силу на будущей неделе.
Сергей Митрохин: Я полностью согласен с общественным мнением в данном вопросе. Действительно, есть некоторые улучшения в этом законе, некоторые права граждан расширяются. Например, при задержании информированность граждан о сотрудниках полиции слегка возрастает. Они должны носить бейджики. Кстати, это была поправка партии «Яблоко», которую мы направили туда. Но это все косметические изменения, при всей их позитивности.
Есть изменения в худшую сторону. Например, закон отсылает в ряде важнейших случаев к другим нормативным актам либо к другим законам, которые еще не написаны, либо к постановлениям правительства, указам президента и так далее. Это очень опасно. По сути, президент, принимая этот закон, развязывает руки лично себе в том, чтобы постоянно, оперативно вторгаться в деятельность органов внутренних дел, например, определяя самостоятельно структуру и меняя эту структуру в любой момент. Это, конечно, увеличит элемент хаоса и бардака в системе органов внутренних дел.
Серьезно расширяются права полицейских в таких вопросах, как вторжение в жилище, изъятие документов. Причем кто им дает разрешение на это все – это определяется другими нормативными актами, а не данным законом. То есть фактически они сами по себе эти решения будут принимать. Это очень опасная сторона нового закона.
И целый ряд проблем, которые сейчас остро стоят перед милицией, не решаются в этом законе. Никакой реальной реформы не происходит. Закон не решает проблему социального обеспечения, нищенские зарплаты милиционеров, которые приводят к «крышеванию», к рейдерству, к взяткам, бесконечным поборам, – все это остается. Кроме того, остается крайне вредная и опасная практика, которая существует сегодня, - это право милиции заниматься охраной частных структур. Получается, что утром полицейский продолжит ловить бандитов, как и сейчас, а вечером продолжит этих бандитов защищать. То есть вся коррумпированная подоплека деятельности нынешней милиции полностью переходит в будущую полицию. Сохраняется и коррупция, и нищета, которая приведет к той же коррупции, и по сути, ничего не меняется. Поэтому, конечно, я согласен с мнением большинства граждан, это чисто пиаровское очередное мероприятие нашей власти: переименовать в полицию, и остаться в истории в качестве президента, который вернул название полиции. Больше ничего за этим не стоит.
Вероника Боде: Рустам, как вы считаете, изменит что-то переименование милиции в полицию?
Рустам Рахматуллин: Переименование, смена имени – это, конечно, не декоративные вещи. Это, по идее, очень глубокие вещи. Во всяком случае, обращение к офицеру армии или полиции «господин» вместо «товарищ» уже что-то меняет. Как что-то изменило бы, если бы мы могли на рынке обращаться друг к другу «сударь» и «сударыня», а не «мужчина, картошка нужна?». У меня твердое чувство, что если бы ко мне на рынке обратились «сударь», картошка стала бы мне нужнее. То же самое и здесь. Я градозащитник, то есть консерватор, мне само по себе нравится то, что мы возвращаемся к имени дореволюционному – полиция. Это тоже должно что-то изменить. Если мы относимся к новому имени не как к случайности, если мы относимся к нему так, как к нему относится, скажем, переменивший имя монах или крестившийся человек, это могут быть очень серьезные вещи. А может это остаться на уровне благопожелания.
Наталья Зоркая: Мне кажется, такое переименование, окультуривание должно быть поддержано и состоянием самой культуры. А если народ униженный, забитый, озлобленный и агрессивный, то вряд ли.
Сергей Митрохин: Я тоже считаю, что полиция должна быть, и название должно быть такое. Но если уж осуществляется такая реформа семантическая, то давайте глубоко ее осуществим. Проведем десоветизацию органов внутренних дел, и начнем с того, что уберем памятник Дзержинскому с Петровки, 38, который там установили несколько лет назад. Запретим вешать портреты Дзержинского и прочих палачей в органах внутренних дел. А иногда там и портреты Сталина висят, я видел.
Вероника Боде: Между прочим, по-прежнему «товарищ майор», «товарищ полковник» друг к другу обращаются сотрудники.
Рустам Рахматуллин: И в армии офицеры не готовы к обращению «господин».
Вероника Боде: И мы возвращаемся к основной теме нашей программы – говорим о проблемах Москвы и о том, что изменилось в ней с приходом нового мэра.
Николай из Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я солидарен с «Яблоком» и с Митрохиным относительно памятников Дзержинскому и так далее. Те события, которые сейчас происходят в Египте, в Тунисе, - очень не хотелось бы, чтобы переименованная полиция действовала по таким сценариям, как там. А что предлагает «Яблоко» для страны, чтобы не скатиться к тунисским, к египетским вариантам, к Ливии и так далее? Мне кажется, что это опасно – можно увлечься вопросами переименований и пропустить самое главное.
Сергей Митрохин: Мы предлагаем реформировать или трансформировать мирно, законными, конституционными методами ту олигархическую систему власти и экономики, которая создана сегодня в России, которая напоминает по своей структуре и Египет, и Ливию, и многие латиноамериканские, африканские страны. Это структура, при которой существует паразитическая элита. Вот Левинсон говорил про бюрократию, ведь важно ставить вопрос: какова цель бюрократии? А целью нашей бюрократии является ее собственное обогащение. Это паразитическая бюрократия, в целом у нас в стране паразитическая элита, которая существует не для того, чтобы развивать страну. И этим мы отличаемся от Китая. Иногда спрашивают: почему там получается? Потому что там цель элиты – в основном развитие страны. А самообогащение, присвоение валового национального продукта в максимально большой его доле – это вторая цель элиты. Первая – развитие страны. А у нас первая – выкачивание ресурсов из страны в целях обогащения себя, своих родственников, связанных с собой социальных групп и так далее. И программа «Яблока» заключается в том, чтобы эту систему трансформировать. У нас есть конкретные предложения, как это сделать.
Вероника Боде: С пейджера. Наталья пишет: «Хотелось бы, чтобы была реорганизация управленческих структур в Москве, чтобы уменьшить коррупцию».
Роза пишет: «Мы, простые жители, от Собянина, ставленника власти, не ждем ничего хорошего. А плохого он может сделать очень много».
Екатерина из Московской области, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Десоветизация проводится 20 с лишним лет. И к чему мы пришли? К тому, что все разрушили, ничего позитивного не создали. Подъезды наши – это для Собянина – грязные, как никогда в жизни не были. Москвичи такого никогда не видели. Гастарбайтеров полно. И кроме воровства и вымогательства с их стороны, ничего нет. Потому что их используют наши ЖКХ и все прочие как дармовую силу, а они выкачивают все остальное и воруют уже у граждан. Зачем-то решили снимать в транспорте счетчики для прохода. Сначала миллионы на них потратили, а теперь он их собирается убирать. Для чего – непонятно. Цены безумные. Ничего в перспективе светлого не видно.
Наталья Зоркая: Я не очень понимаю, в чем тут виноваты "вымогатели-гастарбайтеры", что имеется в виду. Если Москва и стала чище, что наши опросы показывают, то благодаря тем приезжим дворникам-таджикам и казахам, которые скребут наши дворы. В то время как остальные части города, которые не принадлежат к данному участку домов, они покрыты льдом, и на нем горожане падают. Хотелось бы защитить гастарбайтеров.
Вероника Боде: Александр из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Я по поводу переименования. Русской, языческой душе кажется, что назовешь по-другому – и корабль будет плыть по-другому. Но кто-то высказался: возвращаемся к дореволюционным делам. И сразу вспоминается, что обе революции, 1905 года и 17-го, начинались с массового убийства жандармов на улице. Я так думаю, что следующая революция нам даст возможность и законные основания перейти от «господина копа» обратно к «милисиано». И слово синонимически звучит более приятно, чем жандарм, чем полицейский, и слово нерусское. Я думаю, что ребята сильно напугались в Кремле, и уже чего только не подсовывают, лишь бы народ как-то успокоить.
Сергей Митрохин: Тема коррупции затрагивалась в связи с реформой системы МВД и в связи со сменой власти в Москве. И тут очень важно понимать: у нас сохраняются системные предпосылки для коррупции. У нас не становится власть более прозрачной, у нас не становится больше контроля со стороны парламента, который обслуживает исполнительную власть, вместо того, чтобы осуществлять за ней хоть какой-то минимальный контроль. В Москве вроде миф такой пропагандируется, что при Лужкове была коррупция, а сейчас началась борьба с ней. Но все основные законы, которые при Лужкове были приняты, они сохраняются. Например, Мосгордуму Лужков лишил права утверждать программу приватизации. Это резко закрыло от москвичей, от общественности всю эту сферу – какие объекты будут приватизированы и как они будут приватизированы. Отменил Собянин эту норму? Нет. Он пошел еще дальше Лужкова. Сейчас «Банк Москвы» приватизируется по коррупционной схеме. Вместо открытого аукциона, на котором конкурируют разные покупатели, есть один заведомо известный покупатель – ВТБ. И делается все, чтобы актив был передан именно ему. Какие колоссальные потери для бюджета! Никто этого даже не считает.
То же самое и с полицией. Сколько угодно можно переименовывать, но если вы не проводите операцию «чистые руки», то у вас ничего не получится. Для того чтобы качественно изменилась работа МВД, нужна тотальная зачистка всего этого ведомства от коррупционеров. И методы зачистки известны из международной практики. Бери и заимствуй. Нужна только политическая воля. А вместо этого – одни только показательные процессы, одного человека нашли коррупционера и из него сделали спектакль, как мы боремся с коррупцией. Но как он может работать один и воровать столько, вымогать, как сказали про него, 50 миллионов долларов. Это значит, что у него гигантская сеть существует подручных, помощников и так далее. Где они все? Ими никто не занимается. Поэтому, конечно, никакие реформы невозможны без серьезных и очень жестких действий властей по борьбе с коррупцией, но именно этого мы и не видим. Мы слышим только одни разговоры.
Рустам Рахматуллин: Я уже говорил, что есть большое количество не отмененных распоряжений Лужкова и прежнего правительства Москвы, которые связывают нам руки по-прежнему. Я говорю на примере только своей, что называется, отрасли. Есть распоряжения, которые совершенно исключают общественность из процесса выявления памятников. Чтобы подать заявку, мы должны приложить к ней оплаченную историко-культурную экспертизу. Хотя федеральный закон дает нам такое право, но московское распоряжение превращает это в нашу обязанность. Это же ненормально. Ненормально, когда этим же подзаконным актом, распорядительным документом нам не позволяют вторично заявлять здание на охрану. Хотя вся охранная деятельность строится на выявлении новых обстоятельств. И здание, которое казалось XIX веком, но вдруг оказалось XVII, конечно, должно быть подано на охрану по новым основаниям. Распорядительные бумаги Лужкова исключают эту возможность. И с момента их выхода прошло уже несколько лет, с момента смены правительства Москвы прошло некоторое время, но эти документы продолжают действовать. Процесс выявления памятников практически парализован.
Сергей Митрохин: Кстати, фракция «Яблока» в Мосгордуме предлагала такой механизм, что граждане, общественные организации могут напрямую обращаться в Мосгордуму с предложением включить конкретные объекты в перечень охраняемых памятников. Естественно, «Единая Россия» эту инициативу зарубила. Но она мне кажется правильной, и мы будем продолжать на ней настаивать.
Рустам Рахматуллин: В этом случае нужно было бы изменить федеральный закон, который говорит, что реестр ведут исполнительные органы, а вы предлагали сделать это законодательно.
Сергей Митрохин: А включают пусть общественность и законодательные органы.
Вероника Боде: Сергей из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я вчера разговаривал с дворником и спрашивал, как стало после отставки Лужкова. Он сказал, что очень плохо, совсем житья не стало. На мой взгляд, то, что сделал Лужков с архитектурными памятниками в Москве, которые создавали уют и дух города, это преступление. Даже большевики одумались и сделали 9 охранных зон. И мне даже особняк XIX века, который разваливался, был милее, чем сейчас стоит здание из бетона, с охраной, с евроокнами. Можно ли это квалифицировать как преступление хотя бы перед культурой? Или это все так и уйдет в песок?
Рустам Рахматуллин: Квалифицирует суд. Я очень жалею, что до этого не дошло. Потому что, на мой взгляд, во многих случаях превышались полномочия, безусловно. Мы знаем, когда Юрий Михайлович снимал с охраны памятники, хотя это прерогатива правительства Российской Федерации. Никто не обратил его внимание на это. Мы знаем, когда он сносил памятники за собственной подписью, и это тоже невозможно по закону, это никаким законом не предусмотрено. Так что здесь и статья Уголовного кодекса об умышленном уничтожении памятников, и статья о превышении полномочий могли бы быть применены к делу, но квалифицирует суд. А до суда, к сожалению, дело не дошло. На мой взгляд, конечно, отношение к наследию было абсолютно преступным, если употреблять эти слова в нравственном смысле.
Вероника Боде: Владимир Сергеевич из Владимира, здравствуйте.
Слушатель: Я хотел бы вписать переименование милиции в полицию в контекст тех изменений, которые глобально происходят в нашем обществе. Переименование милиции в полицию развращает этот орган по положению и по функциям, по статусу, который был у органов внутренних дел до революции. Тогда постовой, полицейский защищал интересы не простого человека, а представителей господствующего класса – чиновники, богатеи и так далее. Я думаю, что автор этого проекта прекрасно отдает себе отчет в этом изменении функций.
Сергей Митрохин: Ну, это коммунистический взгляд на старую Россию, что полиция обслуживала господствующий класс. Ничего подобного! Между прочим, «зубатовщина» тоже у нас с оттенком крайне негативным, но ведь это же была комплексная программа, в том числе, и социальной работы с рабочими с целью сохранения их лояльности царю и самодержавию, тем не менее, это были реальные социальные программы. И именно полиция этим занималась. Так что оценки не очень правильные, с моей точки зрения.
Вероника Боде: Виталий Валентинович из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я москвич, пенсионер. В конце прошлого года Собянин выступил с предложением построить Центральную Россию вокруг Москвы – городки для столичных пенсионеров. Это заявление Собянин сделал на заседании Совета при полпреде президента в Центральном федеральном округе. По его мнению, в Москве должно проживать 5 миллионов человек. И в этом предложении, как со смехом заявил Собянин, несмотря на всю его анекдотичность, есть разумное зерно. Каким образом Собянин собирается нас, пенсионеров, около 3 миллионов человек в Москве, выселить? Отняв квартиры? Организовав для нас какой-нибудь Освенцим в ближайшем Подмосковье? Мы очень волнуемся.
Сергей Митрохин: Я знаю про эту программу, она родилась давно. Инициатором этой программы является партия «Единая Россия», проводниками являются такие олигархи, как господин Груздев, член «Единой России», депутат Госдумы. Они еще давно протаскивали поправки, которые разрешают предоставлять жилье за пределами Москвы. Эта теория такая, что надо бедных из Москвы выселять, в Москве должны жить богатые люди. Это просто преступная теория, преступная концепция. Я надеюсь, что она не будет реализована. И партия «Яблоко» будет с этим бороться, и мы не допустим этого вопиющего пренебрежения правами москвичей. Помимо того, что в Московской области, между прочим, уровень социальной поддержки гораздо ниже, чем в Москве. Может быть, Собянин собирается после президентских выборов отменить те социальные льготы, которые при всем нашем негативном отношении к Лужкову, тем не менее, созданы были при нем – пенсионные надбавки, бесплатный проезд в общественном транспорте для пенсионеров, высокий уровень поддержки в сфере ЖКХ и так далее. Но нельзя допустить, чтобы это произошло. А заявления типа того, что сделал Шаронов, что к 100-процентной оплате перейдем – это из этой же серии - резкого понижения уровня социального обеспечения в Москве. Этого нельзя допускать!
Наталья Зоркая: В целом вектор действительно просматривается такой, что общество, и особенно самая его слабая часть – старики и пенсионеры, это будет цена совершенно необходимых перемен. Поэтому так оправданы страхи москвичей и недовольство, и опасение именно среди самой незащищенной части московского населения. Хотя все «лужковские» надбавки в известном смысле смехотворны, тем не менее, они все-таки давали людям возможность держаться на плаву и создавали хотя бы иллюзию какой-то заботы со стороны большого начальства.
Сергей Митрохин: Они не столь уж смехотворны. В других регионах вообще ничего подобного нет.
Наталья Зоркая: Ну, в Москве все-таки цены очень высокие. Но начинает складываться такое ощущение, что самые слабые будут опять брошены.
Сергей Митрохин: Дело в том, что эти надбавки надо повышать. И правительство Москвы еще при Лужкове осуществляло манипуляции, не давая расти этим надбавкам в соответствии с ими же принятыми нормативными актами. Так Собянин может это исправить и не делать этого, а выполнять нормативные акты по московским надбавкам. Но он этого не делает, к сожалению.
