Дитмар Кампер. Тело. Насилие. Боль: Сборник статей / Перевод с немецкого. Составление, общая редакция и вступительная статья В. Савчука. - СПб.: Издательство Русской христианской гуманитарной академии, 2010. - 174 с.
Социолог, антрополог, философ – все эти традиционные категории, заготовленные нашей культурой для уловления и фиксации тех, кто пытается мыслить – применимы к немецкому вольнодумцу Дитмару Камперу (1936-2001) не иначе как с изрядными оговорками. С чем-чем, а уж с границами категорий и дисциплин он точно не считался.
Об этом нас с самого начала, в предисловии, предупреждает составитель сборника, петербургский философ и аналитик изобразительного искусства Валерий Савчук. Представляемого автора он заявляет самым интригующим образом: маргинал, аутсайдер, нонконформист, "провокатор непроявленного, провозвестник будущего", который "шёл навстречу ещё не придуманному, ещё не схваченному, удивляя крайним воплощением философского жеста, ставящим вопросы на пределе возможности существующего философского языка".
Впрочем, из этих слов уже понятно, что Кампер – фигура столь же интригующая, сколь для нашего времени и характерная. Если не сказать - типичная. От слова "банальная" хочется себя удержать, хотя язык к нему уже тянется. Во всяком случае, факт есть факт: именно маргиналам и скандалистам, озабоченным скорее смыслом, чем междисциплинарными демаркациями, удаётся ущупать в нашем времени наиболее чувствительные болевые точки (они же – точки роста). Потому-то эти пересекатели границ, от души плюющие на академический дискурс, оказываются в конце концов прекрасно в него вписанными и даже – как справедливо замечает в том же предисловии тот же Савчук – лет через двадцать после своего появления на интеллектуальной арене становятся классиками. Достаточно вспомнить таких разных людей, как, например, Мишель Фуко, Жорж Батай, Эрнст Юнгер, Вальтер Беньямин, Ойген Розеншток-Хюсси, Жан Бодрийяр (из наших соотечественников – пожалуй, разве что Михаил Бахтин), чтобы стало понятно, о чём идёт речь.
Кампер классиком (пока ещё?) не стал, однако в академические структуры уже при жизни был благополучно вписан. Несомненно – и намеренно – многих раздражавший, он был профессором, деканом отделения социальных наук университета в Марбурге – самого большого отделения этого рода в западной Германии, а одно время даже вице-президентом университета. Всё это – несомненный показатель того, что современная Камперу культура нуждалась как в характерных камперовских темах, так и в разработках этих тем, которые он предлагал.
Ключевые темы Кампера – тело, насилие и воображение. (Добавлю, что его рассуждения пронизаны и другими, столь же узнаваемыми сквозными темами: визуальности / видимости / образа, слова и невысказываемого, Другого, знака, границы…) Легко видеть, что всё это – как раз то, чем был буквально одержим весь поздний ХХ век, передавший свою одержимость раннему XXI-му, кажется, в полном объёме. Это – линии основных тематических напряжений нашего времени. Даже – контуры типичной для него экзистенциальной ситуации: безопорность – и поиск опор в наиболее безусловном, досмысловом – в теле; уязвимость – откуда и тематизация боли и насилия; воображение – как источник всех условностей, но также и всех способов выхода за их пределы. Эти-то контуры и задали направления развития характерной для этого времени интеллектуальной работы, и в эти контуры Кампер вписывается целиком.
Весь Кампер-провокатор, Кампер-проблематизатор вырос, по сути, из единственной, зато всеобъемлющей проблемы. Скорее даже - тематического стимула, предшествующего всем умственным предприятиям. Этот стимул – тело: как изначальное переживание, как предусловие и первоматериал всего умственного и словесного, как человеческая первоситуация в мире. Кстати, любопытно, что в философию Кампер пришёл не из какой-нибудь интеллектуальной области, а со стороны самой неожиданной: из спорта.
Границы тела, сочувственно цитирует он Мерло-Понти, - это "границы динамического пространства", и добавляет: "в конце концов, тело простирается до звёзд". То есть – задаёт и определяет всё, происходящее в человеческом мире.
Теперь, спустя десять лет после смерти Кампера, его российский коллега и собеседник Савчук (и сам, кстати сказать, человек весьма междисциплинарный) предпринял попытку наконец-то – хотя бы с предварительной основательностью - ввести германского скандалиста в русский контекст.
Собрав в одной книжке несколько его работ, как впервые переведённых, так и тех, что уже появлялись в русских переводах в разных, в основном малотиражных и специальных, изданиях, он предлагает нечто вроде общего, даже синтезирующего взгляда на Кампера. Чтобы отметить место этого как бы безместного человека на карте современных ему интеллектуальных поисков, он помещает в книге, наряду с собственным предисловием, биографию философа, написанную ещё при жизни Кампера Рудольфом Марешем, и собственную же статью о дискуссии, развернувшейся в ХХ веке вокруг понятия и явления нигилизма.
Вообще текстов разного объёма Кампер написал много, в том числе - весьма фундаментальных. Чего стоит одна только "История человеческой природы", изданная им в 1973 году и защищённая в качестве диссертационной работы на отделении социальных наук Марбургского университета, в которой он, по словам своего биографа, задумываясь над проблемой "адекватной методологии для изучения человека", вступает "в конфронтацию со всем арсеналом гуманитарных наук" и предлагает "радикальный концепт открытой антропологии".
Работы, вошедшие в представляемый сборник – скорее симптоматичны, чем фундаментальны. То есть, они не фундаментальны вообще, зато, писанные всякий раз к тому или иному тематическому случаю, представляют собой сколки с различных поверхностей камперовского мышления и дают возможность почувствовать как характерную стилистику автора, так и единство стоящих за всем этим разнообразием проблем и беспокойств.
Кстати, заявленная составителем "темнота" - едва ли не гераклитовская! – камперовского языка видится мне заметно преувеличенной. Вряд ли стоит видеть только заслугу переводчиков в том, что его тексты, по крайней мере в своих русских вариантах, производят впечатление довольно прозрачных и скорее вызывают чувство узнавания, чем выбивают из каких бы то ни было равновесий.
А вот про "Историю человеческой природы" очень хочется прочитать. Настолько, что, даже ещё не прочитавши, хочется самостоятельно и на доступном нам материале об этом задуматься.
Социолог, антрополог, философ – все эти традиционные категории, заготовленные нашей культурой для уловления и фиксации тех, кто пытается мыслить – применимы к немецкому вольнодумцу Дитмару Камперу (1936-2001) не иначе как с изрядными оговорками. С чем-чем, а уж с границами категорий и дисциплин он точно не считался.
Об этом нас с самого начала, в предисловии, предупреждает составитель сборника, петербургский философ и аналитик изобразительного искусства Валерий Савчук. Представляемого автора он заявляет самым интригующим образом: маргинал, аутсайдер, нонконформист, "провокатор непроявленного, провозвестник будущего", который "шёл навстречу ещё не придуманному, ещё не схваченному, удивляя крайним воплощением философского жеста, ставящим вопросы на пределе возможности существующего философского языка".
Впрочем, из этих слов уже понятно, что Кампер – фигура столь же интригующая, сколь для нашего времени и характерная. Если не сказать - типичная. От слова "банальная" хочется себя удержать, хотя язык к нему уже тянется. Во всяком случае, факт есть факт: именно маргиналам и скандалистам, озабоченным скорее смыслом, чем междисциплинарными демаркациями, удаётся ущупать в нашем времени наиболее чувствительные болевые точки (они же – точки роста). Потому-то эти пересекатели границ, от души плюющие на академический дискурс, оказываются в конце концов прекрасно в него вписанными и даже – как справедливо замечает в том же предисловии тот же Савчук – лет через двадцать после своего появления на интеллектуальной арене становятся классиками. Достаточно вспомнить таких разных людей, как, например, Мишель Фуко, Жорж Батай, Эрнст Юнгер, Вальтер Беньямин, Ойген Розеншток-Хюсси, Жан Бодрийяр (из наших соотечественников – пожалуй, разве что Михаил Бахтин), чтобы стало понятно, о чём идёт речь.
Кампер классиком (пока ещё?) не стал, однако в академические структуры уже при жизни был благополучно вписан. Несомненно – и намеренно – многих раздражавший, он был профессором, деканом отделения социальных наук университета в Марбурге – самого большого отделения этого рода в западной Германии, а одно время даже вице-президентом университета. Всё это – несомненный показатель того, что современная Камперу культура нуждалась как в характерных камперовских темах, так и в разработках этих тем, которые он предлагал.
Ключевые темы Кампера – тело, насилие и воображение. (Добавлю, что его рассуждения пронизаны и другими, столь же узнаваемыми сквозными темами: визуальности / видимости / образа, слова и невысказываемого, Другого, знака, границы…) Легко видеть, что всё это – как раз то, чем был буквально одержим весь поздний ХХ век, передавший свою одержимость раннему XXI-му, кажется, в полном объёме. Это – линии основных тематических напряжений нашего времени. Даже – контуры типичной для него экзистенциальной ситуации: безопорность – и поиск опор в наиболее безусловном, досмысловом – в теле; уязвимость – откуда и тематизация боли и насилия; воображение – как источник всех условностей, но также и всех способов выхода за их пределы. Эти-то контуры и задали направления развития характерной для этого времени интеллектуальной работы, и в эти контуры Кампер вписывается целиком.
Весь Кампер-провокатор, Кампер-проблематизатор вырос, по сути, из единственной, зато всеобъемлющей проблемы. Скорее даже - тематического стимула, предшествующего всем умственным предприятиям. Этот стимул – тело: как изначальное переживание, как предусловие и первоматериал всего умственного и словесного, как человеческая первоситуация в мире. Кстати, любопытно, что в философию Кампер пришёл не из какой-нибудь интеллектуальной области, а со стороны самой неожиданной: из спорта.
Границы тела, сочувственно цитирует он Мерло-Понти, - это "границы динамического пространства", и добавляет: "в конце концов, тело простирается до звёзд". То есть – задаёт и определяет всё, происходящее в человеческом мире.
Теперь, спустя десять лет после смерти Кампера, его российский коллега и собеседник Савчук (и сам, кстати сказать, человек весьма междисциплинарный) предпринял попытку наконец-то – хотя бы с предварительной основательностью - ввести германского скандалиста в русский контекст.
Собрав в одной книжке несколько его работ, как впервые переведённых, так и тех, что уже появлялись в русских переводах в разных, в основном малотиражных и специальных, изданиях, он предлагает нечто вроде общего, даже синтезирующего взгляда на Кампера. Чтобы отметить место этого как бы безместного человека на карте современных ему интеллектуальных поисков, он помещает в книге, наряду с собственным предисловием, биографию философа, написанную ещё при жизни Кампера Рудольфом Марешем, и собственную же статью о дискуссии, развернувшейся в ХХ веке вокруг понятия и явления нигилизма.
Вообще текстов разного объёма Кампер написал много, в том числе - весьма фундаментальных. Чего стоит одна только "История человеческой природы", изданная им в 1973 году и защищённая в качестве диссертационной работы на отделении социальных наук Марбургского университета, в которой он, по словам своего биографа, задумываясь над проблемой "адекватной методологии для изучения человека", вступает "в конфронтацию со всем арсеналом гуманитарных наук" и предлагает "радикальный концепт открытой антропологии".
Работы, вошедшие в представляемый сборник – скорее симптоматичны, чем фундаментальны. То есть, они не фундаментальны вообще, зато, писанные всякий раз к тому или иному тематическому случаю, представляют собой сколки с различных поверхностей камперовского мышления и дают возможность почувствовать как характерную стилистику автора, так и единство стоящих за всем этим разнообразием проблем и беспокойств.
Кстати, заявленная составителем "темнота" - едва ли не гераклитовская! – камперовского языка видится мне заметно преувеличенной. Вряд ли стоит видеть только заслугу переводчиков в том, что его тексты, по крайней мере в своих русских вариантах, производят впечатление довольно прозрачных и скорее вызывают чувство узнавания, чем выбивают из каких бы то ни было равновесий.
А вот про "Историю человеческой природы" очень хочется прочитать. Настолько, что, даже ещё не прочитавши, хочется самостоятельно и на доступном нам материале об этом задуматься.
