Марина Тимашева: В одном из недавних выпусков ''Российского часа Поверх барьеров'' я рассказывала о голландском дирижере Марселе Ферхуффе, который возглавляет Хор Донских казаков. Тогда мы немного поговорили о судьбе народного инструмента в руках профессиональных музыкантов. А сейчас на ту же тему я попытаю Алексея Марчаковского. Его педагогом был Павел Нечепоренко, его инструмент – балалайка, и он, кстати, мой коллега, потому что много лет вел передачи на Всесоюзном радио, ''Радио России'' и ''Маяке'', а еще был музыкальным редактором телепрограммы ''Угадай мелодию''. Противоречия в том, что академический музыкант играет на народном инструменте, он не видит. Напомню, что Ферхуфф сказал мне, что в Голландии такого не бывает: или Консерватория, или балалайка.
Алексей Марчаковский: Музыканты могут быть любителями, которые взяли в руки инструмент, поиграли на нем, как получится, и музыканты могут быть теми, кто получил академическое образование. Вот в данном случае это разногласие между словами ''народный'' и ''академический'', которое сплетается вместе в профессиональных музыкантах, оно как раз обеспечивается образованием. То, что мы начинаем учиться в музыкальной школе, в музыкальном училище, заканчиваем консерватории или, в данном случае, Академию имени Гнесиных, и получаем полноценное музыкальное образование. Скрипка ли это, балалайка или фортепьяно, мы все получаем одинаковую дозу знаний. И когда мы берем для исполнения музыку народную, то мы уже играем ее не как придется, не как нам захотелось. Не всякое народное искусство является шедевром. Мы знаем очень много частушек с плохими словами, музыку низкого сорта, даже тюремная музыка современная (не старинная, которая другая) тоже относится к народной музыке, но это разные сорта музыки. Поэтому музыкант академического направления как раз исполняет так, чтобы это было в стандартах международной музыкальной культуры. Это обработки музыкальных произведений - не просто сыграл темку и все, а это вариации какие-то, развитие. Что самое главное и важнейшее из всего этого, это соблюдение музыкальной формы, когда вы не просто можете полчаса играть (что думаю, то и пою), а когда музыкант это приводит в соответствующую форму, которую вам легче воспринимать. Вы, когда слушаете на концертах, говорите: ''Да, это здорово!''. Потому что это все сведено воедино — культура, форма, развитие музыкального произведения и исполнение.
(Музыка)
Марина Тимашева: Вот вы пишете для своего инструмента, солирующего, с оркестром или с другим инструментом. Значит ли это, что вам хочется быть композитором или это в значительной части связано с тем, что репертуара современного, написанного относительно недавно, для вашего инструмента не так в общем-то и много?
Алексей Марчаковский: Я сочиняю музыку как раз академического направления, это Концерты для балалайки с оркестром (два концерта у меня написано), различные пьесы, то есть те, которые сейчас используют студенты, они учатся на этой музыке в консерваториях практически по всей России. То есть эта музыка больше для воспитания нужна, чтобы происходило становление музыканта. Это и было связано именно с тем, что нам не хватало музыки, причем не хватало именно романтической музыки. Есть такой пласт в музыкальной культуре, в музыкальной истории, как романтика. Мы сюда Шопена отнесем, Рахманинова, Шуберта, Шумана, и так далее. Для балалайки этого не могло быть, потому что она слишком поздно начала развиваться. Когда Андреев ее начал развивать, это был 1ХХ век практически, в то время все инструменты уже имели многовековую историю. И мы пользуемся переложениями в большей степени. Мне хотелось, чтобы у нас была собственная музыка для того, чтобы когда музыкант ее играет, он мог бы не только порадовать публику, удивить, но и задуматься о чем-то, то есть вложить в эту музыку еще свои мысли, чтобы ее можно было интерпретировать. Она не сложная, она простая. И вот этот романтический пласт я стал развивать еще будучи студентом. И тогда появился Первый концерт, цикл пьес для балалайки, прелюдий и так далее. Вот они вошли в сегодняшний репертуар концертных исполнителей именно академического направления.
Марина Тимашева: Я понимаю, что для вас этот вопрос смешной и наивный, но вот если мы обычному человеку скажем ''балалайка и романтизм'', то человек засмеется потому что кажется, что балалайка это такой наивный инструмент, очень простой и очень доверчивый. У нас есть представление о романтизме, а тут - балалайка.
Алексей Марчаковский: Вы знаете, этот инструмент настолько точно может передать именно романтическую эпоху, поэтому даже переложения, которые у нас делаются всегда очень успешны. Сам инструмент таков - многообразие его тембров и приемов игры таково, что мы можем извлекать звуки на этом инструменте сразу несколькими приемами. Не только один дрень-дрень, как это в народе принято, а есть специфические приемы вибрации, когда инструмент начиняет петь. Он располагает как раз к исполнению в большей степени романтической музыки, чем какой-либо другой. Ну еще и старинной, скажем так. Имеются в виду времена Баха и Генделя, щипковые инструменты. Для человека, который попадает однажды в камерный или в концертный зал, где услышит эту балалайку, что было неоднократно и на гастролях, и на концертах, когда люди не ожидали от инструмента, что он может играть такую музыку. Я ездил в свое время, когда был еще Советский Союз, на гастроли, и не только мы играли в залах, а мы играли, например, в общежитиях рабочих, в клубах, и всегда люди были поражены, что, оказывается, инструмент может такое играть. Этот инструмент отвечает совершенно всем требованиям музыкальной культуры — главное, чтобы он находился в нужных руках.
(Музыка)
Марина Тимашева: Сам инструмент претерпел значительные изменения с того момента, как он появился? То есть, грубо говоря, мы сейчас все время говорим об аутентичных инструментах, а балалайка менялась?
Алексей Марчаковский: И еще как! Сначала были жильные струны и было не так много ладов. Лады - это такие поперечные металлические палочки, благодаря которым меняется высота звука. И он, конечно, не обладал такой мощностью, это был на уровне совсем уже утилитарного инструмента, скажем . И когда пришел Василий Васильевич Андреев, когда он услышал этот инструмент и понял, что его можно развить, и когда он пригласил мастера Налимова, с которым он начал (а это краснодеревщик был, он совершенно к музыке не имел отношения), вот Андреев стал делать расчеты, высчитывать и Налимову говорить, как сделать. И вот там не сама даже конструкция, а ее усовершенствование было очень заметным. Потому что новые лады появились, увеличился гриф, заменили струны с жильных на нейлоновые, на гитарные струны (мы же играем сейчас на гитарных струнах), и инструмент получил совершенно другое звучание - он стал мощнее, он стал концертнее. Вот сегодня мастера тоже продолжают эту работу, они ищут мощность, потому что, к сожалению, время диктует другие динамические условия. Мы привыкли к шуму города - вы заметили, что мы слушаем все громче и громче музыку. И залы стали большими.
Марина Тимашева: Вы не используете никакие подзвучивающие средства?
Алексей Марчаковский: Вы знаете, нет, если зал хорошо сделан акустически, как зал Гнесинской академии, он, в принципе, совершенно не требует подзвучки. Но если зал не очень акустически совершенен, то мы играем с микрофоном. Совершенно потрясающий зал был в Германии. У них, кстати, поскольку культура концертная давно развивается, и строительство было продумано: залы большие, тебе кажется, что тебя никто не услышит, ты начинаешь играть, а весь звук — прямо, как на ладони.
Марина Тимашева: Иногда складывается впечатление, что русский фольклор более интересен иностранцам, чем в самой России. Что здесь люди предпочитают классический репертуар, а, например, за границей выгоднее играть народный. Или это нет так?
Алексей Марчаковский: Это совершенно не так. Их действительно будет привлекать наш фольклор. Богатство русской музыки - несомненно. Песни всегда любили и будут любить за рубежом, потому что они отвечают тем же романтическим настроениям. Но они прекрасно слушают классическую музыку, и мы, когда ездим на гастроли, всегда играем классическую музыку, это всегда имеет большой успех. Был даже случай, когда я работал в ансамбле, Португалия попросила нас привезти двухчасовую программу из оригинальной музыки, для этого инструмента написанной, и переложения. То есть можно было играть переложения классики и оригинальную музыку, не народную музыку. Вот такой был проект. И этот концерт прошел просто с ошеломляющим успехом, потому что это новые тембры. И произведения, которые сегодня, а у нас великолепные музыканты сегодня и молодые, и те, кто постарше, это умение действительно исполнить произведение так, что иногда скрипачи и пианисты позавидуют. Есть такая исполнительница Тамара Ильинична Вольская, домристка, многие педагоги заставляли студентов сходить на концерт, чтобы послушать, как она играет. Запад совершенно не обязательно требует от нас фольклора, это мы виноваты в том, что мы больше предлагали лубок, очень много лубочного предлагали, и был период, когда от этого устали, нас перестали приглашать. Был такой период, как раз 90-е годы, когда не было заказов на народные ансамбли. Потом, когда начали наши солисты ездить и оркестры стали возить музыку не только народную, не только псевдонародную, но и переложения классики, и оригинальные произведения, там это все с большим успехом стало проходить.
(Музыка)
Марина Тимашева: Репертуар большой? Я имею в виду не то, что было прежде, а то, что написано за последние годы?
Алексей Марчаковский: Сейчас просто каким-то пышным цветом это расцвело, я не знаю, почему. А, может быть, и знаю, потому что у нас есть такой балалаечник Андрей Горбачев, который тоже очень много делает для того, чтобы композиторы начали писать. И сейчас пишут очень много, я не буду имена перечислять, но, допустим, один есть такой композитор - Броннер. Это очень серьезный композитор симфонический, он написал сочинение как раз по просьбе Андрея, он его вовлек в эту историю (очень тяжело, на самом деле, человеку, который пишет для скрипки и для симфонического оркестра, вдруг начать писать для балалайки. Тяжело его привлечь к этому). Написано шикарное произведение для балалайки с альтовой домрой и с оркестром. Вот эти пять лет, в эти годы особенно интенсивно пишут композиторы для балалайки. Я думаю, что композиторам тоже нужны новые тембры, это совершенный закон, потому что композитор всегда ищет новые тембры, ему нужны звуки. И поскольку балалайка поднялась на уровень, когда с ней можно разговаривать, с точки зрения серьезной музыки, композиторы стали с ней разговаривать, с этим инструментом общаться.
Марина Тимашева: Но эта серьезная музыка еще доступна обыкновенному человеку?
Алексей Марчаковский: Там разные есть музыки.
Марина Тимашева: Авангард я имею в виду балалаечный, еще его эра не наступила?
Алексей Марчаковский: Есть уже и авангард у нас балалаечный, и все, что было, с точки зрения очень серьезной музыки, как додекафония система Шёнберга, все сегодня уже используется, все играется, вся палитра музыкальных языков, которая существовала от начала и до сегодняшнего дня, сегодня все совершенно используется. Поэтому есть, конечно, музыка, которая доступна, которую люди с удовольствием послушают, но есть музыка для очень больших ценителей, очень больших профессионалов, которые, может быть, иногда сами не понимают, что там играется. Но такая музыка тоже у нас есть. И, что сейчас очень важно, я считаю, что положительный момент, что балалайка начала входить и в, так называемую не очень хорошим словом, поп культуру, когда мы уже играем с электронными инструментами. То есть жанр легкой музыки везде, во всем мире существует, но не пошлой, а настоящей эстрадной музыки. Народные инструменты интегрируются туда, и вполне успешно. В конце концов, мы же знаем, что и гитара есть в каких-то эстрадных и джазовых исполнениях. И я считаю, что балалайка тоже вполне может занять место и в эстрадной нише. Я считаю, что это нужно делать сегодня, потому что мы существуем для людей. Я всегда говорю, что в свое время мы балалайку отобрали у народа, сделали ее академической и забыли ее вернуть. Хотелось бы все-таки народу тоже отдать его инструмент, чтобы он его слушал, слушал те произведения, которые его устраивают, но - не потакая дурновкусию.
Марина Тимашева: Алексей Марчаковский в автобиографии пишет, что на балалайке ''совсем не хотел учиться играть и даже плакал, скандаля с родителями'', ему нравилось фортепиано. Поэтому я спрашиваю у музыканта, а много ли молодых людей нынче изъявляет желание учиться игре на балалайке.
Алексей Марчаковский: Сегодня мы уже бьем тревогу, это большая проблема, и исходит она от СМИ на самом деле. Потому что, если раньше были программы по телевидению, люди видели наших артистов и тогда они могли отдавать своего ребенка, зная, что он может достичь каких-то высот, то сегодня это совершенно отсутствует, и люди уже задумываются: стоит ли связываться с музыкальной школой, если...
Марина Тимашева: Если у нас есть ''Фабрика звезд''.
Алексей Марчаковский: Это большая проблема, потому что, я считаю, что и радио, и телевидение должны иметь программы, которое на виду на тех каналах, когда это люди могут услышать. Наверное, когда-то наступит время, вот сейчас отдохнут, может быть, потому что этого много было в свое время, такое насаждение было, мы это помним, может быть, когда-то это возродится в разумных пределах, чтобы люди могли это увидеть по телевизору. Но, тем не менее, и нельзя говорить, что мы своем уже прямо умираем. То есть учатся дети, приезжают студенты. В Москве, я знаю, в прошлом году четырех студентов пришлось отправлять в другие города - был такой наплыв, что они не могли. Они хорошие ребята были, но их пришлось отправить в другие консерватории, к другим педагогам. Проблема наша общая в том состоит, чтобы все-таки в разумных пределах, как без оголтелости, но дать людям знания о своей национальной культуре и знания о том, как можно играть на своих национальных инструментах, каких вершин можно достигать.
(Музыка)
Марина Тимашева: Я прочитала вашу симпатичную и очень иронично написанную автобиографию, вы там пишете, что вы плакали, когда вам пришлось перейти в фортепьяно.
Алексей Марчаковский: Мне так хотелось играть на фортепьяно, что, я вам клянусь, что когда мне предложили балалайку, я даже не понял, что это такое. Я был очень опечален. Я просто не хотел, руками и ногами упирался, пока я не услышал этот инструмент. Мой будущий педагог пригласил меня в класс, показал несколько приемов игры, как звучит этот инструмент, и я сказал: ''Я остаюсь''.
Марина Тимашева: Я, когда читала, я представила себе маленького малыша и его мечту: вот это большое, черное, полированное, крышка открывается, колесики, клавиши, струны.... А тут ему дают какую-то маленькую треугольную штучку.
Алексей Марчаковский: Что с ней делать, что этот инструмент может сыграть? Действительно, такое было в моей жизни.
Марина Тимашева: О народной музыке мы разговаривали с Алексеем Марчаковским. И в его исполнении вы слышали его пьесу на тему вальса Арчибальда Джойса для балалайки с оркестром и версию ''Коробейников''.
