«Знаете ли вы, Анатолий Иванович, что поговорка: "Бей бабу молотом - будет баба золотом" дошла до нас в несколько искаженном виде? Когда после войны возбудили дело против жены Молотова Жемчужиной, Сталин на заседании Политбюро сказал: "Бей бабу, МОЛОТОВ, будет баба золотом". Золота в стране действительно не хватало, оно требовалось на восстановление разрушенной войной экономики и закупку оборудования за границей. В настоящее время в Администрации Президента России рассматривается вопрос о возвращении этого актуального слогана в изначальную редакцию /смотрите дело Лужкова- Батуриной/. Направлено соответствующее поручение в Институт этнографии Российской академии наук. Архип Гулыга». Не уверен, что все хорошо поняли, о чём это сатирическое и грубо не политкорректное письмо, и что хотел сказать автор. Лужков, напомню, был мэром Москвы. Госпожа Батурина – его супруга, предпринимательница-миллиардер. Недавно Лужков был уволен как утративший доверие президента. Перед этим его (не президента, а Лужкова) несколько недель поносили по телевидению и в печати. Кроме прочего, ему ставили в вину миллиарды Батуриной – миллиарды, которые теперь то ли тают, то ли уже растаяли, если верить тому, что говорят. В России мало кто заметил другую маленькую неприятность, которую пришлось испытать Лужкову. На протяжении двадцати лет он воевал за возвращение Крыма России. Он был не один. У него была целая рать. Под конец своего мэрства он в стихах собственного сочинения пригрозил Украине, что эта рать (его слово) будет послана в Крым. Потерял терпение: годы идут, а политическая карта отечества не меняется. Я тогда адресовал Лужкову вопрос, будут ли в той рати в качестве сестёр милосердия его дочери, а в танковых, к примеру, частях – его сыновья и зятья. В те самые дни в Украине дозревала одна не совсем обычная мысль. Озвучил её писатель Андрухович. «А в чём, собственно, дело? - сказал он на чистом украинском языке. – Если Крым или Донбасс хотят в Россию, зачем им препятствовать?». Разумеется, подавляющее большинство украинских граждан пока не поддерживают писателя. Причём, всё смешалось в доме Облонских: на него нападает Восточная Украина – не Западная, а Восточная, тот же Донбасс: «Кто ты такой, чтобы распоряжаться землями нашей страны?». Но идея стала жить своей жизнью, и Лужков превратился в того Джо, которого никто не догонит, потому что у людей есть другие дела. Такие вот превратности судьбы. Ни Москве человек оказался не интересен, ни Крыму. Как будто его и не было.
Из Вены пишет Лариса Полуэктова: «Я уже пожилой человек, несколько раз слушала вас об империалисте-патриархе и русской церкви. Была, честно говоря, недовольна чересчур насмешливой интонацией. Это особенно мне мешало, когда вы говорили о митрополите Илларионе, как он четверть века назад из-за несчастной любви ушел из консерватории в монастырь. А сейчас я наткнулась на интервью Иллариона. Через двадцать лет монашества он вдруг опять начал сочинять духовную музыку, но патриарх ему это по-отечески запретил: композиторство, мол, несовместимо с важной деятельностью иерарха, потому что требует напряжения всех душевных сил, а они ему нужны на работе. Я подумала, надо обратить ваше внимание... Почитайте, очень мило. Патриарх и рядом с ним, как написано в преамбуле к интервью, „знаковый функционер РПЦ“, ее новый министр иностранных дел на кладбище в Вене рассматривают памятники Бетховену и Шуберту и рассуждают, что на могиле русского архиерея, даже если он композитор, должен стоять православный крест, а не обнаженная женщина-муза… Кстати, несколько лет назад митрополит Илларион, еще будучи епископом австрийским и венгерским, пригласил знаменитого и опального иконописца Зенона, тоже когда-то юношей ушедшего из художественного училища в монахи, расписать здешний Никольский храм, что тот и сделал. Теперь у нас в церкви сказочно: светлые лики и полное благолепие. Оно скрадывает даже кричащие наряды посольской номенклатуры. Видно только нормальных людей и малых детей, которым никто не мешает во время службы играть и ползать по ковру посереди храма», - пишет госпожа Полуэктова из Вены.
По мнению других слушателей, до сих пор я не слишком насмешливо говорил о патриархе, а недостаточно насмешливо, но должен согласиться не с ними, а с госпожой Полуэктовой. Принимаю её упрёк. Правда, нельзя пройти мимо её выражения: «очень мило». Знаете, Лариса, по-моему, в любом случае сказать о патриархе: «очень мило» - тоже, по-моему, не похвала. Буду откровеннее: до такой насмешки я бы не додумался.
«Являюсь постоянным вашим слушателем, - сообщает автор следующего письма, - на этой почве, уже второй год не разговариваем с двоюродным братом, он верный путинец, ему двадцать девять лет (мне – тридцать), работает милиционером. От слов «Радио «Свобода» его перекашивает, учащается сердцебиение. Он боится, что я с этим своим радио «Свобода» разрушу его жизнь», - читаю это письмо, и такое ощущение, что дело происходит лет тридцать-сорок назад: те же страхи у многих людей. Какое ещё нужно доказательство, что страна совершила очень большой откат? В то же время, это не должно мешать нам видеть, что всё-таки не оправдались надежды самых страшных и нелепых людей. Можно, конечно, сказать, что дело не в личностях, а в идеях, но нет, всё-таки и в личностях, в людях. Идеи не живут вне их носителей. Во всяком случае, путинские цензоры не запрещают, как некогда, называть в печати женскую улыбку небесной, ибо это, мол, оскорбление Царя Небесного.
Из письма Владимира Семёновича Шумаева (он живёт в Алтайском крае, слушает «Свободу» много лет) прочитаю последние строки: «А народ в нашем селе работать не хочет, даже гроб сколотить некому, в город за гробами ездим. Нужен им путинский хлыст. Я в селе один такой. Установил спутниковую антенну и слушаю вас в любое время суток без проблем, но боюсь, доберутся до меня и сшибут антенну».
Спасибо за письмо, Владимир Семёнович! Оно напомнило мне мои давние поездки на Алтай, как-то я провёл там почти всё лето в одном селе на Иртыше. И тогда знал сёла, в которых никто не умел сколотить гроб и не было желающих работать, пили все, от мала до велика, пьяные доярки матерились под коровами, гремя вёдрами. И приходилось слышать разговоры, что им нужен хлыст – правда, не путинский, а брежневский, поскольку у власти был Брежнев, начинал входить во вкус после Хрущёва. Потом с тем же обращались к Андропову, и тот вроде намеревался пойти навстречу пожеланиям трудящихся, да вскоре помер, его сменил тоже не жилец, ну, а от Горбачёва хлыста уже никто не ждал и не требовал. Злободневной была другая русская мудрость: если остановилась телега, хватайся не за кнут, а за колесо.
Пишет госпожа Самойлова: «Нынешней милиции не место в нашем обществе. Она должна быть полностью расформирована и переукомплектована. Люди, прошедшие испытание на «вшивость», на нравственную слепоту, глухоту и бесчувствие в условиях войны на Северном Кавказе, продемонстрировавшие готовность выполнять преступные приказы начальства (а иных приказов там и не было), должны быть изгнаны из правоохранительных органов. Не место в милиции и людям, побывавшим в тюрьме за совершение уголовного преступление. А подонков и негодяев в милицейских и иных погонах надо привязывать к позорному столбу на всеобщее посмешище и презрение, как это было на Руси до революции. И делать это на протяжении всего срока осуждения преступника. Сегодня нам необходимы радикальные, а не имитационные (как предлагает президент Медведев) реформы милиции. И не только милиции, но и всей правоохранительной системы, начиная с судов. В противном случае Россию ждёт такая же участь, которая постигла СССР – полный и катастрофический развал государства», - пишет госпожа Самойлова. Не знаю, нужно ли говорить, что люди, готовые привязывать подонков в погонах к позорным столбам, - не самый подходящий материал для создания новой милиции, новых судов, и не только милиции и судов, а даже, например, прачечных, пекарен, поездных бригад. Зачем госпожа Самойлова это написала? По-моему, она просто не нашла лучшего способа показать нам, как она возмущена. Другие в таком состоянии говорят: резать на куски, поджаривать на медленном огне… Воображение человека, охваченного праведным гневом, очень богатое, оно, можно сказать, не знает пределов. Да, закапывать в землю по шею, травить крысами… Остынув, такие люди, наверное, способны создать современное, разумное общественное устройство. Не сомневаюсь: способны. Но мне было бы страшновато в их мире. А ну как опять накатит на них праведное возмущение чем-нибудь? И кстати: к позорному столбу обычно прикрепляли за мелкие преступления, а госпожа Самойлова, как мы слышали, желала бы этого для настоящих бандитов в погонах, и чтоб торчали они там «на протяжении всего срока».
«Пусть нищая, но независимая душа, - следующее письмо, – это самый реальный и весомый капитал, на проценты с которого только и можно жить вечно. Очень жаль, что становится совсем уж мало по-хорошему простых тружеников с ясной головой. Раньше встречались чаще, хотя и при Сталине росли и жили. Одни повымирали, а смены нет, народ стал порченый: алчный, бессовестный, скользкий. Не стало в людях доброты, смелости и ответственности. Вспоминаю отцовских и маминых братьев и сестёр, смотрю на их довоенные снимки. Какие открытые, красивые лица со светлым, смелым взглядом! А футбольная команда Белорусского военного округа при Уборевиче, где отец был капитаном, - орлы! Сейчас такого взгляда не встретишь, совсем другие глаз, при разговоре не любят в глаза смотреть. Это скверно», - пишет автор.
Интересная история с русскими лицами, вернее, с восприятием русских лиц людьми, которым есть до них дело. Солженицын замечает в «Красном колесе», что таких хороших лиц, какие были до революции семнадцатого года, в Россия уже никогда не будет. Он ничего не говорит о своих старших собратьях, которые перед тем, на протяжении сотни лет, называли именно эти лица свиными рожами. И вот наш слушатель с его взглядом… Нынешние лица ему кажутся уродливыми, а лица людей, росших при Сталине, - прекрасными. Кому же, как говорится, верить? Скажу так: дело, наверное, не в лицах, а в том, кто и как на них смотрит: с каким настроением, с какой заведомой мыслью.
Леонид из Санкт-Петербурга: «Глубокоуважаемый Анатолий Иванович! Давно пора создать планетарное правительство. Но никто из современных руководителей этого не делает. Даже Обама.
Понятно, почему. А без этого никак. Мне интересно ваше мнение – успеет ли человечество организоваться или так и погибнет». Надеюсь, Леонид, не успеет, и потому не погибнет. Судя по всему, сближение народов будет и впредь происходить не сверху, а снизу, и решающую роль будут играть учёные, исследователи, инженеры – та публика, благодаря которой у нас есть компьютеры, мобильники и прочие столь же мудрёные и полезные штуки. Я уж не говорю о могучих сортах культурных растений, породах скота и птицы.
К сему – следующее письмишко из Америки. Пишет бывший москвич, учёный, сейчас он руководит отделом в каком-то важном научно-исследовательском центре в штате Нью-Йорк, если не ошибаюсь. Читаю: «Мне сегодня исполнилось пятьдесят лет. Коллеги приготовили мне сюрприз. Прислали электронное сообщение, что будет собрание в комнате номер два. Повестка дня – распределение денег. Эти дела довольно серьезные. Наш бюджет год от года сокращается. Когтим деньги, как можем. Цепляемся за малое. Я подготовил все бумаги и отправился. Вошел в комнату, а там стол явств стоит и человек тридцать народу. Напялили мне корону, и давай чествовать. Было очень приятно лишний раз убедиться, что ты не один на один с этим вселенским холодом. Попировали славно, хотя и без водки. В нашем отделе работают японцы, корейцы, китайцы, индийцы, аргентинцы, французы, поляки, русские, украинцы, англичане, американцы. Все они пожелали мне много хорошего в поздравительной открытке. Писали по-русски, по-испански и по-английски. А японский коллега написал по-японски: "Я рад, что работаю у вас".
Выдержки из своего летнего дневника прислал Владимир Ильяшенко, обитающий в Советском районе Саратовской области. Листочки этого дневника, заполненные от руки, пахнут гарью пожаров, уже, кажется, забытых. Читаю: «Сегодня воскресенье, первое августа, очередная годовщина начала Первой мировой войны, о которой с утра никто не вспомнил. А у нас горит. Если природные беды постигают разумное демократическое государство, оно тут же мобилизуется, отказываясь от некоторых излишеств. Но горе всему миру, когда к шаткому равновесию большой и несправедливой державы касается перст Божий – она сходит с ума, как овца от овода под брюхом, - автор письма живёт с того, что содержит пару десятков овец и коз, отсюда и сравнение. – В Саратовском Заволжье засухи не редкость, - продолжает он. - Естественным было бы ожидать запрета на разведение открытого огня в подворьях, на улицах и в поле во избежание ада. Но у нас такие указы не издаются, а потому полыхают свалки, сенники и степь. Ночью нельзя открыть окно без риска угореть. Сегодня я спросил соседа, не знает ли он, откуда двое суток несло густой дым. Оказалось, в поле жгли прошлогоднюю солому. Это – при сорока двух градусах днём и тридцати – ночью. Суки! Для чего же нужна власть? В технике, кроме понятия «защита от дурака», существует понятие и «защита самого дурака». Если люди одурели, власть обязана их вразумлять. Обещали за госсчёт восстановить постоянно горящую, самую опасную шахту в регионе. На кой чёрт?!, - я читаю выдержки из летнего дневника Владимира Ильяшенко, проживающего в Саратовском Заволжье. – 4 августа. Сегодня, наконец, вывесили запрет на разведение огня, при том, что дождя нет с 18 мая при сорока градусах и выше. Им что, трудно бумажку вовремя напечатать? Если это местный идиотизм, то «вертикаль» сгнила снизу и вот-вот рухнет на головы безразличных граждан. Кто, какая сила наделила путинцев самоуверенностью, прущей из них, как забродившее дерьмо из деревенской уборной, проявляющейся в каждом их насмешливом взгляде, в каждой поучающей или унижающей фразе, в каждом людоедском указе? Телевизор я отключил десять лет назад, поэтому лишь изредка вижу у соседа наших вождей – эти странные, отчуждённые лица, странная речь. Порою кажется, что это пришельцы из враждебных нам миров. Или земля под ними разверзнется, или небо расколется. Каждый неглупый человек должен задуматься: а не слишком ли близко к обречённой вертикали он копошится? Разбегаться пора, расходиться и расползаться от больших одиночных деревьев в степи перед грозой, а не жаться к ним. Дождик вымочит, а солнышко высушит, а вот молнией убитый никому уже не нужен». Чтение этих выдержек из летнего дневника Владимира Ильяшенко закончу его стишком:
Пылают русские леса,
Комочки птиц горят, как порох,
А Волк, Топтыгин и Лиса
Сидят в Кремле, в прохладных норах.
В следующем письме опять говорится о «русском поповском антизападничестве» (это я цитирую), о том, что «в двадцать первом веке оно уже даже не смешно». Автор называет его «пошлым, каким-то пижонским мракобесием» - я его тоже так называю, хотя мне кажется, что мракобесие, беснование во мраке может быть смешным и в наше время. В наше время – особенно. Вот как закрывается самая многословная глава в истории русской общественной мысли: поповским пижонством – не фанатизмом, а пижонством. Монах Филофей в шестнадцатом веке не выпендривался. Он всем сердцем, всею кровью государственника верил, что Москва станет третьим Римом, что Запад – поле деятельности Антихриста. Он (не Антихрист, а Филофей) был спокойно-суров, искренен. Первые славянофилы тоже были глубоко серьёзны, хотя уже сказывалась и увлечённость книгочеев: вычитали у немцев, что Германия – родина слонов, давай и себе твердить: Россия – родина слонов. Но заняты были не собой, а всё-таки страной, отечеством. И не было у них злобы на своих противников, на западников – дружили семьями, те и другие одинаково страдали, что Россия никак не избавится от крепостничества… Да и евразийцы двадцатых-тридцатых годов прошлого века тоже не выпендривались, заблуждались всерьёз. И советские славянофилы-шестидесятники, помощники Кремля в искоренении демократической крамолы, они тоже не играли, от души не любили коммунизм, правда, за интернационализм, главным образом. Вглядевшись в них, один американец заметил, что если кто и сможет свергнуть советскую власть, так это русский национализм. Советская власть оказалась самоубийцей, изжила себя сама, но русский национализм приложил к этому руку… Смешным антизападничество стало после революции 1991 года. Его устарелость стала бить в нос, и к нашим дням выглядит даже не бредом, а подделкой под бред. Сумасшедший, косящий под сумасшедшего, то есть сумасшедший вдвойне - почтенная фигура на Руси, но в двадцать первом веке она просто неуместна. Православный фанатизм последнего русского царя был метко назван декадентским. Это уже была манерность, потому её и подхватили религиозно-философские мыслители нынешнего Генштаба…
«И всё же думаю, что Ющенко сделал главное: высидел осаду и отстоял целостность Украины, - читаю из следующего письма. - Журналисты ничего не понимают, когда пишут, что Украина при нём потеряла пять лет развития. Это детский, поверхностный взгляд. Только при Ющенко Украина могла уцелеть, и последствия этой героической обороны огромны для судьбы Европы. Восточный накат, чуть не проломивший карпатский рубеж, выдохся и отползает. Европа это очень хорошо почувствовала и переводит дух, подкрашивая губки. Но это не конец ещё. Зверь копит силы для последнего прыжка».
Если автор этого письма имеет в виду прыжок не в буквальном смысле, а в переносном, то он, по-моему, прав. Майдан 2004 года предотвратил попытку путинизации Украины. Слово «оборона» для всего, что делалось потом украинской демократией, - уместное слово. Понятно, что многим хотелось, чтобы она продолжала наступать, но хорошо уже то, что не случилось большого отступления на всех фронтах. Такая опасность была. Нынешняя попытка путинизации Украины – запоздалая попытка, это вряд ли надолго.
«Уважаемый Анатолий Иванович, скажите, пожалуйста, когда вы последний раз открывали какой-нибудь современный российский школьный или вузовский учебник по истории?».
Открываю время от времени, открываю… Глаза б на них не смотрели! История России в современных школьных и вузовских учебниках, в телевизионных передачах и фильмах, в речах и высказываниях высших руководителей страны и деятелей культуры, в газетных и журнальных статьях, в книгах – это что-то такое, что возникает большая тревога за … русское сознание: что с ним будет, когда, нагруженное этим добром, оно вынуждено будет погрузиться в правду. Чтобы вымести великодержавный мусор из миллионов голов, потребуются десятилетия. Русским придётся, наконец, заметить других людей, другие страны, другие народы, признать, что у тех своя правда, свой взгляд на дела минувшие. И шутка ли: заново оценить почти все события отечественной истории, да просто усвоить их без вранья, искажений и натяжек! Помню, с каким чувством читал в своё время, что писали советские газеты в 1939 году, когда Гитлер и Сталин дружно развязали Вторую мировую войну. А писали они, что поджигатели войны - западные демократии, конкретно - англичане… Печатались речи Гитлера, отзывались о нём так, будто он если и не самый лучший друг советских людей, то жертва англо-франко-американских плутократов, олигархов по-теперешнему. Намекали, что советский народ, если они не оставят Гитлера в покое, покажет им Кузькину мать. Это – вплоть до того дня, когда Гитлер двинулся на Москву.
Владимир Петрович из Котельников: «Меня всегда удивляет и даже возмущает утверждение, что большинство населения поддерживает Путина, согласно опросам. Я не могу знать кто и как и кого опрашивает. Мне кажется все это от лукавого и вот почему... Я тоже провожу и проводил опросы. У меня сотни знакомых, друзей и родственников и никто из них сегодня не скажет доброго слова об этом деятеле». И однако же, Владимир Петрович, не у всех такие знакомые, друзья и родственники, как у вас. Это надо признать.
Из Вены пишет Лариса Полуэктова: «Я уже пожилой человек, несколько раз слушала вас об империалисте-патриархе и русской церкви. Была, честно говоря, недовольна чересчур насмешливой интонацией. Это особенно мне мешало, когда вы говорили о митрополите Илларионе, как он четверть века назад из-за несчастной любви ушел из консерватории в монастырь. А сейчас я наткнулась на интервью Иллариона. Через двадцать лет монашества он вдруг опять начал сочинять духовную музыку, но патриарх ему это по-отечески запретил: композиторство, мол, несовместимо с важной деятельностью иерарха, потому что требует напряжения всех душевных сил, а они ему нужны на работе. Я подумала, надо обратить ваше внимание... Почитайте, очень мило. Патриарх и рядом с ним, как написано в преамбуле к интервью, „знаковый функционер РПЦ“, ее новый министр иностранных дел на кладбище в Вене рассматривают памятники Бетховену и Шуберту и рассуждают, что на могиле русского архиерея, даже если он композитор, должен стоять православный крест, а не обнаженная женщина-муза… Кстати, несколько лет назад митрополит Илларион, еще будучи епископом австрийским и венгерским, пригласил знаменитого и опального иконописца Зенона, тоже когда-то юношей ушедшего из художественного училища в монахи, расписать здешний Никольский храм, что тот и сделал. Теперь у нас в церкви сказочно: светлые лики и полное благолепие. Оно скрадывает даже кричащие наряды посольской номенклатуры. Видно только нормальных людей и малых детей, которым никто не мешает во время службы играть и ползать по ковру посереди храма», - пишет госпожа Полуэктова из Вены.
По мнению других слушателей, до сих пор я не слишком насмешливо говорил о патриархе, а недостаточно насмешливо, но должен согласиться не с ними, а с госпожой Полуэктовой. Принимаю её упрёк. Правда, нельзя пройти мимо её выражения: «очень мило». Знаете, Лариса, по-моему, в любом случае сказать о патриархе: «очень мило» - тоже, по-моему, не похвала. Буду откровеннее: до такой насмешки я бы не додумался.
«Являюсь постоянным вашим слушателем, - сообщает автор следующего письма, - на этой почве, уже второй год не разговариваем с двоюродным братом, он верный путинец, ему двадцать девять лет (мне – тридцать), работает милиционером. От слов «Радио «Свобода» его перекашивает, учащается сердцебиение. Он боится, что я с этим своим радио «Свобода» разрушу его жизнь», - читаю это письмо, и такое ощущение, что дело происходит лет тридцать-сорок назад: те же страхи у многих людей. Какое ещё нужно доказательство, что страна совершила очень большой откат? В то же время, это не должно мешать нам видеть, что всё-таки не оправдались надежды самых страшных и нелепых людей. Можно, конечно, сказать, что дело не в личностях, а в идеях, но нет, всё-таки и в личностях, в людях. Идеи не живут вне их носителей. Во всяком случае, путинские цензоры не запрещают, как некогда, называть в печати женскую улыбку небесной, ибо это, мол, оскорбление Царя Небесного.
Из письма Владимира Семёновича Шумаева (он живёт в Алтайском крае, слушает «Свободу» много лет) прочитаю последние строки: «А народ в нашем селе работать не хочет, даже гроб сколотить некому, в город за гробами ездим. Нужен им путинский хлыст. Я в селе один такой. Установил спутниковую антенну и слушаю вас в любое время суток без проблем, но боюсь, доберутся до меня и сшибут антенну».
Спасибо за письмо, Владимир Семёнович! Оно напомнило мне мои давние поездки на Алтай, как-то я провёл там почти всё лето в одном селе на Иртыше. И тогда знал сёла, в которых никто не умел сколотить гроб и не было желающих работать, пили все, от мала до велика, пьяные доярки матерились под коровами, гремя вёдрами. И приходилось слышать разговоры, что им нужен хлыст – правда, не путинский, а брежневский, поскольку у власти был Брежнев, начинал входить во вкус после Хрущёва. Потом с тем же обращались к Андропову, и тот вроде намеревался пойти навстречу пожеланиям трудящихся, да вскоре помер, его сменил тоже не жилец, ну, а от Горбачёва хлыста уже никто не ждал и не требовал. Злободневной была другая русская мудрость: если остановилась телега, хватайся не за кнут, а за колесо.
Пишет госпожа Самойлова: «Нынешней милиции не место в нашем обществе. Она должна быть полностью расформирована и переукомплектована. Люди, прошедшие испытание на «вшивость», на нравственную слепоту, глухоту и бесчувствие в условиях войны на Северном Кавказе, продемонстрировавшие готовность выполнять преступные приказы начальства (а иных приказов там и не было), должны быть изгнаны из правоохранительных органов. Не место в милиции и людям, побывавшим в тюрьме за совершение уголовного преступление. А подонков и негодяев в милицейских и иных погонах надо привязывать к позорному столбу на всеобщее посмешище и презрение, как это было на Руси до революции. И делать это на протяжении всего срока осуждения преступника. Сегодня нам необходимы радикальные, а не имитационные (как предлагает президент Медведев) реформы милиции. И не только милиции, но и всей правоохранительной системы, начиная с судов. В противном случае Россию ждёт такая же участь, которая постигла СССР – полный и катастрофический развал государства», - пишет госпожа Самойлова. Не знаю, нужно ли говорить, что люди, готовые привязывать подонков в погонах к позорным столбам, - не самый подходящий материал для создания новой милиции, новых судов, и не только милиции и судов, а даже, например, прачечных, пекарен, поездных бригад. Зачем госпожа Самойлова это написала? По-моему, она просто не нашла лучшего способа показать нам, как она возмущена. Другие в таком состоянии говорят: резать на куски, поджаривать на медленном огне… Воображение человека, охваченного праведным гневом, очень богатое, оно, можно сказать, не знает пределов. Да, закапывать в землю по шею, травить крысами… Остынув, такие люди, наверное, способны создать современное, разумное общественное устройство. Не сомневаюсь: способны. Но мне было бы страшновато в их мире. А ну как опять накатит на них праведное возмущение чем-нибудь? И кстати: к позорному столбу обычно прикрепляли за мелкие преступления, а госпожа Самойлова, как мы слышали, желала бы этого для настоящих бандитов в погонах, и чтоб торчали они там «на протяжении всего срока».
«Пусть нищая, но независимая душа, - следующее письмо, – это самый реальный и весомый капитал, на проценты с которого только и можно жить вечно. Очень жаль, что становится совсем уж мало по-хорошему простых тружеников с ясной головой. Раньше встречались чаще, хотя и при Сталине росли и жили. Одни повымирали, а смены нет, народ стал порченый: алчный, бессовестный, скользкий. Не стало в людях доброты, смелости и ответственности. Вспоминаю отцовских и маминых братьев и сестёр, смотрю на их довоенные снимки. Какие открытые, красивые лица со светлым, смелым взглядом! А футбольная команда Белорусского военного округа при Уборевиче, где отец был капитаном, - орлы! Сейчас такого взгляда не встретишь, совсем другие глаз, при разговоре не любят в глаза смотреть. Это скверно», - пишет автор.
Интересная история с русскими лицами, вернее, с восприятием русских лиц людьми, которым есть до них дело. Солженицын замечает в «Красном колесе», что таких хороших лиц, какие были до революции семнадцатого года, в Россия уже никогда не будет. Он ничего не говорит о своих старших собратьях, которые перед тем, на протяжении сотни лет, называли именно эти лица свиными рожами. И вот наш слушатель с его взглядом… Нынешние лица ему кажутся уродливыми, а лица людей, росших при Сталине, - прекрасными. Кому же, как говорится, верить? Скажу так: дело, наверное, не в лицах, а в том, кто и как на них смотрит: с каким настроением, с какой заведомой мыслью.
Леонид из Санкт-Петербурга: «Глубокоуважаемый Анатолий Иванович! Давно пора создать планетарное правительство. Но никто из современных руководителей этого не делает. Даже Обама.
Понятно, почему. А без этого никак. Мне интересно ваше мнение – успеет ли человечество организоваться или так и погибнет». Надеюсь, Леонид, не успеет, и потому не погибнет. Судя по всему, сближение народов будет и впредь происходить не сверху, а снизу, и решающую роль будут играть учёные, исследователи, инженеры – та публика, благодаря которой у нас есть компьютеры, мобильники и прочие столь же мудрёные и полезные штуки. Я уж не говорю о могучих сортах культурных растений, породах скота и птицы.
К сему – следующее письмишко из Америки. Пишет бывший москвич, учёный, сейчас он руководит отделом в каком-то важном научно-исследовательском центре в штате Нью-Йорк, если не ошибаюсь. Читаю: «Мне сегодня исполнилось пятьдесят лет. Коллеги приготовили мне сюрприз. Прислали электронное сообщение, что будет собрание в комнате номер два. Повестка дня – распределение денег. Эти дела довольно серьезные. Наш бюджет год от года сокращается. Когтим деньги, как можем. Цепляемся за малое. Я подготовил все бумаги и отправился. Вошел в комнату, а там стол явств стоит и человек тридцать народу. Напялили мне корону, и давай чествовать. Было очень приятно лишний раз убедиться, что ты не один на один с этим вселенским холодом. Попировали славно, хотя и без водки. В нашем отделе работают японцы, корейцы, китайцы, индийцы, аргентинцы, французы, поляки, русские, украинцы, англичане, американцы. Все они пожелали мне много хорошего в поздравительной открытке. Писали по-русски, по-испански и по-английски. А японский коллега написал по-японски: "Я рад, что работаю у вас".
Выдержки из своего летнего дневника прислал Владимир Ильяшенко, обитающий в Советском районе Саратовской области. Листочки этого дневника, заполненные от руки, пахнут гарью пожаров, уже, кажется, забытых. Читаю: «Сегодня воскресенье, первое августа, очередная годовщина начала Первой мировой войны, о которой с утра никто не вспомнил. А у нас горит. Если природные беды постигают разумное демократическое государство, оно тут же мобилизуется, отказываясь от некоторых излишеств. Но горе всему миру, когда к шаткому равновесию большой и несправедливой державы касается перст Божий – она сходит с ума, как овца от овода под брюхом, - автор письма живёт с того, что содержит пару десятков овец и коз, отсюда и сравнение. – В Саратовском Заволжье засухи не редкость, - продолжает он. - Естественным было бы ожидать запрета на разведение открытого огня в подворьях, на улицах и в поле во избежание ада. Но у нас такие указы не издаются, а потому полыхают свалки, сенники и степь. Ночью нельзя открыть окно без риска угореть. Сегодня я спросил соседа, не знает ли он, откуда двое суток несло густой дым. Оказалось, в поле жгли прошлогоднюю солому. Это – при сорока двух градусах днём и тридцати – ночью. Суки! Для чего же нужна власть? В технике, кроме понятия «защита от дурака», существует понятие и «защита самого дурака». Если люди одурели, власть обязана их вразумлять. Обещали за госсчёт восстановить постоянно горящую, самую опасную шахту в регионе. На кой чёрт?!, - я читаю выдержки из летнего дневника Владимира Ильяшенко, проживающего в Саратовском Заволжье. – 4 августа. Сегодня, наконец, вывесили запрет на разведение огня, при том, что дождя нет с 18 мая при сорока градусах и выше. Им что, трудно бумажку вовремя напечатать? Если это местный идиотизм, то «вертикаль» сгнила снизу и вот-вот рухнет на головы безразличных граждан. Кто, какая сила наделила путинцев самоуверенностью, прущей из них, как забродившее дерьмо из деревенской уборной, проявляющейся в каждом их насмешливом взгляде, в каждой поучающей или унижающей фразе, в каждом людоедском указе? Телевизор я отключил десять лет назад, поэтому лишь изредка вижу у соседа наших вождей – эти странные, отчуждённые лица, странная речь. Порою кажется, что это пришельцы из враждебных нам миров. Или земля под ними разверзнется, или небо расколется. Каждый неглупый человек должен задуматься: а не слишком ли близко к обречённой вертикали он копошится? Разбегаться пора, расходиться и расползаться от больших одиночных деревьев в степи перед грозой, а не жаться к ним. Дождик вымочит, а солнышко высушит, а вот молнией убитый никому уже не нужен». Чтение этих выдержек из летнего дневника Владимира Ильяшенко закончу его стишком:
Пылают русские леса,
Комочки птиц горят, как порох,
А Волк, Топтыгин и Лиса
Сидят в Кремле, в прохладных норах.
В следующем письме опять говорится о «русском поповском антизападничестве» (это я цитирую), о том, что «в двадцать первом веке оно уже даже не смешно». Автор называет его «пошлым, каким-то пижонским мракобесием» - я его тоже так называю, хотя мне кажется, что мракобесие, беснование во мраке может быть смешным и в наше время. В наше время – особенно. Вот как закрывается самая многословная глава в истории русской общественной мысли: поповским пижонством – не фанатизмом, а пижонством. Монах Филофей в шестнадцатом веке не выпендривался. Он всем сердцем, всею кровью государственника верил, что Москва станет третьим Римом, что Запад – поле деятельности Антихриста. Он (не Антихрист, а Филофей) был спокойно-суров, искренен. Первые славянофилы тоже были глубоко серьёзны, хотя уже сказывалась и увлечённость книгочеев: вычитали у немцев, что Германия – родина слонов, давай и себе твердить: Россия – родина слонов. Но заняты были не собой, а всё-таки страной, отечеством. И не было у них злобы на своих противников, на западников – дружили семьями, те и другие одинаково страдали, что Россия никак не избавится от крепостничества… Да и евразийцы двадцатых-тридцатых годов прошлого века тоже не выпендривались, заблуждались всерьёз. И советские славянофилы-шестидесятники, помощники Кремля в искоренении демократической крамолы, они тоже не играли, от души не любили коммунизм, правда, за интернационализм, главным образом. Вглядевшись в них, один американец заметил, что если кто и сможет свергнуть советскую власть, так это русский национализм. Советская власть оказалась самоубийцей, изжила себя сама, но русский национализм приложил к этому руку… Смешным антизападничество стало после революции 1991 года. Его устарелость стала бить в нос, и к нашим дням выглядит даже не бредом, а подделкой под бред. Сумасшедший, косящий под сумасшедшего, то есть сумасшедший вдвойне - почтенная фигура на Руси, но в двадцать первом веке она просто неуместна. Православный фанатизм последнего русского царя был метко назван декадентским. Это уже была манерность, потому её и подхватили религиозно-философские мыслители нынешнего Генштаба…
«И всё же думаю, что Ющенко сделал главное: высидел осаду и отстоял целостность Украины, - читаю из следующего письма. - Журналисты ничего не понимают, когда пишут, что Украина при нём потеряла пять лет развития. Это детский, поверхностный взгляд. Только при Ющенко Украина могла уцелеть, и последствия этой героической обороны огромны для судьбы Европы. Восточный накат, чуть не проломивший карпатский рубеж, выдохся и отползает. Европа это очень хорошо почувствовала и переводит дух, подкрашивая губки. Но это не конец ещё. Зверь копит силы для последнего прыжка».
Если автор этого письма имеет в виду прыжок не в буквальном смысле, а в переносном, то он, по-моему, прав. Майдан 2004 года предотвратил попытку путинизации Украины. Слово «оборона» для всего, что делалось потом украинской демократией, - уместное слово. Понятно, что многим хотелось, чтобы она продолжала наступать, но хорошо уже то, что не случилось большого отступления на всех фронтах. Такая опасность была. Нынешняя попытка путинизации Украины – запоздалая попытка, это вряд ли надолго.
«Уважаемый Анатолий Иванович, скажите, пожалуйста, когда вы последний раз открывали какой-нибудь современный российский школьный или вузовский учебник по истории?».
Открываю время от времени, открываю… Глаза б на них не смотрели! История России в современных школьных и вузовских учебниках, в телевизионных передачах и фильмах, в речах и высказываниях высших руководителей страны и деятелей культуры, в газетных и журнальных статьях, в книгах – это что-то такое, что возникает большая тревога за … русское сознание: что с ним будет, когда, нагруженное этим добром, оно вынуждено будет погрузиться в правду. Чтобы вымести великодержавный мусор из миллионов голов, потребуются десятилетия. Русским придётся, наконец, заметить других людей, другие страны, другие народы, признать, что у тех своя правда, свой взгляд на дела минувшие. И шутка ли: заново оценить почти все события отечественной истории, да просто усвоить их без вранья, искажений и натяжек! Помню, с каким чувством читал в своё время, что писали советские газеты в 1939 году, когда Гитлер и Сталин дружно развязали Вторую мировую войну. А писали они, что поджигатели войны - западные демократии, конкретно - англичане… Печатались речи Гитлера, отзывались о нём так, будто он если и не самый лучший друг советских людей, то жертва англо-франко-американских плутократов, олигархов по-теперешнему. Намекали, что советский народ, если они не оставят Гитлера в покое, покажет им Кузькину мать. Это – вплоть до того дня, когда Гитлер двинулся на Москву.
Владимир Петрович из Котельников: «Меня всегда удивляет и даже возмущает утверждение, что большинство населения поддерживает Путина, согласно опросам. Я не могу знать кто и как и кого опрашивает. Мне кажется все это от лукавого и вот почему... Я тоже провожу и проводил опросы. У меня сотни знакомых, друзей и родственников и никто из них сегодня не скажет доброго слова об этом деятеле». И однако же, Владимир Петрович, не у всех такие знакомые, друзья и родственники, как у вас. Это надо признать.
