Ссылки для упрощенного доступа

Профессор генетики Виктор Драгавцев рассказывает в программе Виктора Резункова о том, угрожает ли миру продовольственная катастрофа


Виктор Резунков: Сегодня у нас в петербургской студии в гостях профессор генетики, академик Российской академии сельскохозяйственных наук, экс-директор Всероссийского института растениеводства имени Николая Вавилова, член Лондонского Королевского Линнеевского общества Виктор Драгавцев.

В последнее время эксперты и ученые многих стран все чаще и чаще говорят о том, что мир ожидает продовольственная катастрофа. По неутешительным прогнозам ООН, в этом году число голодающих в мире уже превысило 1 миллиард человек, а это одна шестая населения Земного шара. Директор Института общей генетики РАН Николай Янковский заявил, что примерно к середине века люди станут использовать практически все пригодные для сельского хозяйства земли, но продуктов, производимых на этой территории, хватит лишь для 60 процентов населения, а остальным придется голодать. Эта тема – борьба с голодом – обсуждается в эти дни, в частности, на очередном Саммите тысячелетия в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Существуют ли выходы из этой критической ситуации? Может ли помочь в этом коллекция генов культурных растений Всероссийского института растениеводства? Об этом мы и будем сегодня говорить.

Виктор Александрович, вы являетесь членом многих научных комитетов и комиссий ООН. Дайте нам анализ ситуации, которая сложилась на планете? И что ждать людям в будущем?

Виктор Драгавцев: Вы знаете, положение очень сложное и очень тяжелое. Каждые сутки на планете рождается 250 тысяч младенцев, население растет по экспоненте. Очень многие страны находятся в состоянии страшного голода, я имею в виду почти всю Африку, страны Юго-Восточной Азии и другие. Вообще, проблема производства пищи становится все острее с каждым годом. Вы знаете, что в 1998 году появились идеи на Западе, в частности в США, о так называемом миллиарде: западные экономисты сказали, что если у нас будет миллиард на Земном шаре население, то они будут жить очень комфортно и будут питаться очень хорошо, сытно, и это будет жизнь, полная благоденствия. Но это, конечно, кощунственно – такие планы строить. Это что же, мы должны уничтожить 6 миллиардов людей, которые сегодня живут на планете? Нужно искать пути решения, способы решений этой сложнейшей проблем. Уже очень трудно добывать нефть, хорошие, легкие залежи исчерпаны, газ тоже, уголь – все глубже и глубже шахты уходят, таким образом, экономические затраты на добычу энергии увеличиваются. Кроме того, огромная поверхность Земного шара не является оптимальной для произрастания растений. Пожалуй, только Англия – очень комфортабельная зона для выращивания зерновых злаков.

В России очень тяжелые условия выращивания сельскохозяйственных культур. Практически, когда мы, селекционеры, выводили сорта яровой пшеницы, и наше Министерство сельского хозяйства отправляло их на испытательный участок на озеро Иссык-Куль, то все сорта буквально давали урожай свыше 100 центнеров. Это очень много, но это говорит о том, что все системы фотосинтеза, все системы дыхания, все системы транспорта у этих сортов генетические великолепные, их не нужно генетически улучшать. Но почему же сорт, который дает 100 центнеров в Пржевальске, почему, когда его сеют в Сибири, он дает всего 12 центнеров? Потому что у него не хватает адаптивности, а именно: не хватает засухоустойчивости. Весь июнь, когда только всходы появились, нет дождей. Потом не хватает ему тепла во время налива, зерна становятся щуплыми. В общем, всякие лимитирующие факторы, которые царствуют над Россией, они срезают урожаи, катастрофические срезают урожаи. При Советском Союзе средние урожаи были – максимум 17-18 центнеров, хотя в Англии они – 100-110 центнеров, потому что влаги достаточно, температура идеальная, света хватает, тепла хватает. Нужно помочь растениям в Англии только по двум направлениям: первое – удобрить их азотом и второе – защитить от вредителей и болезней. То есть проехать по полю, по технологической колее на тракторе и опрыснуть от вредителей, насекомых и грибов.

Виктор Резунков: А человечество в целом – какие у вас прогнозы?

Виктор Драгавцев: Прогнозы следующие. Если растениеводы всего мира не увеличат валовый сбор продукции растениеводства к 2050 году в два раза по сравнению с нынешним, то тогда уже будет 8 миллиардов человек на Земле, и 2 миллиарда умрут голодной смертью. Вот это абсолютно точные расчеты. Поэтому нужно увеличивать валовые сборы, нужно увеличить продуктивность растений, урожай растений. И главным образом – не методами агротехники, то есть не методами вспашки, боронования, сроков сева, способов уборки и так далее, а главным образом – генетико-селекционными технологиями. Ведь если мы с вами сейчас пойдем в горы Азербайджана, найдем там дикую пшеницу и посеем на культурном поле, то мы с вами получим урожай максимум – 3 центнера с гектара. А сорта, созданные селекционерами, уже дают даже под Москвой 100 и 110 центнеров с гектара.

Виктор Резунков: Виктор Александрович, обсуждаются вообще три варианта увеличения урожайности – это вспашка новых земель, усовершенствование агротехники и генетические изменения.

Виктор Драгавцев: Первый рычаг подъема урожая, который напрашивается сам собой, - это распашка новых земель. Этим, конечно, занимался Никита Сергеевич Хрущев, были подняты целинные земли Казахстана, без всяких тщательных предварительных биологических, экологических и экономическим расчетов. Дело в том, что в тех регионах 1 сантиметр почвы образуется за 6 тысяч лет, всего там толщина черноземов – примерно 20-25 сантиметров. Плуг сразу захватил 25 сантиметров и вывернул весь этот североказахстанский чернозем, тонкий слой, перевернул его и вывернул наружу. Те травы, которые своими корнями и корневищами скрепляли землю, они перестали удерживать рыхлый слой. Ветры, которые дуют с огромной силой в Северном Казахстане, подхватили этот чернозем, унесли его далеко и засыпали улицы Омска и Новосибирска. Я сам ходил про Новосибирску по тротуарам – по 10-сантиметровому слою черноземов, принесенных ветром из казахских степей. Не надо было этого делать. Кроме того, когда этот чернозем лежал под дерниной степной, в нем было очень много органики. Когда его вывернули плугом, органика стала окисляться, пошел процесс минерализации. А в процессе превращения органики в минеральные соли выделяется огромное количество СО2. Так вот, несколько лет назад чешские ученые доказали, что как раз вспашка целины привела к огромному выбросу в атмосферу СО2, и с этого момента резко ускорилось потепление климата. Сейчас практически на Земном шаре уже не осталось серьезных массивов земель, которые можно было бы вспахать и радикально или на какой-то уровень поднять валовый сбор растительной пищи, уже таких не осталось.

Второй способ - агротехника. В развитых страна агротехника доведена почти до потолка. Например, повышение урожаев кукурузы в Америке только на 4 процента обеспечивается совершенствованием агротехники и на 96 процентов обеспечивается генами и созданием новых гибридов кукурузы. Та же картина с озимой пшеницей в Англии: на 5 процентов от улучшения агротехники повышается урожай, а на 95 процентов от генетико-селекционных технологий. Таким образом, сейчас мы живем в то время, когда не только единицы ученых на Земном шаре могли оценить результаты фантастической активности Николая Ивановича Вавилова, когда он собирал гены всех растений в Ленинграде в одном хранилище. Потому что сегодня стало ясно, что только генетико-селекционные технологии могут накормить человечество, то есть делание новых сортов.

К сожалению, делание новых сортов сейчас идет довольно плохо. Потому что очень хорошая и мощная наука генетика работает в основном либо по технологии Грегора Менделя, которую он разработал в 1865 году, либо она стремится молекулярными методами проникнуть на уровень генов, найти их, локализовать, выделить, клонировать, секвенировать и получить их продукты, но этого недостаточно для создания хороших селекционных технологий, для повышения продуктивности и урожая. Почему? Генетика насчитывает уже 145 лет, но генетики за 145 лет так и не нашли специфических генов продуктивности, специфических генов урожая, специфически генов гетерозиса, специфических генов горизонтального иммунитета. Этих генов просто нет! А когда современный селекционер хочет изучить генетику засухоустойчивости, он берет сорт засухоустойчивый и не засухоустойчивый, скрещивает их и хочет найти традиционное менделевское расщепление 3 к 1. Но такого не бывает. Потому что свойство засухоустойчивости, оно многокомпонентно, оно состоит из 15 компонентов, начиная от артотропности корней, которые должны лезть вниз, а не в стороны и хватать влагу, глубоко, опушенность листьев, короткие и прижатые к стволу листья должны быть, чтобы не затенять соседние растения, ведь конкуренция за свет тоже очень сильная. Затем энергетика, то есть работа митохондрий. Затем мембраны. Затем осмотическое давление в корневых системах: чем выше осмотическое давление в корешках, тем они у более сухой почвы лучше отнимают влагу. А осмотическое давление – это продукты всех 25 тысяч генов. И как тут можно найти конкретный ген, менделевский, который управляет засухоустойчивостью?

Вот сейчас прекрасный физиолог Юрий Федулов в Краснодаре в своей докторской диссертации доказал, что засухоустойчивость - 15-компонентный признак. Что должны сейчас делать генетики? Они должны изучить генетику каждой из этих компонент, не целиком изучать эту кашу, а каждой. И потом собрать в одном сорте самые ценные положительные отклонения по каждой из 15 компонент. И в этом случае теоретически мы можем прогнозировать увеличение засухоустойчивости в 4, в 5 и в 6 раз. Это теоретически вполне возможно, надо только по-новому организовать работу.

Виктор Резунков: Так же как и морозоустойчивость, да, соответственно?

Виктор Драгавцев: Да. Вот вы, наверное, знаете, клен ясенелистный, который сейчас уже дошел до Верхоянска и Якутска и выдерживает морозы по 55-60 градусов зимой, не погибает. А это дерево было привезено из Мексики, из Северной Америки, южных штатов, и после Петра Первого оно выращивалось в оранжереях Ботанического института. Но оно давало семена в оранжереях, и садовники выбрасывали семена в мусорную кучу, и потом увидели, что некоторые семена дали росточки и самое главное, что не погибли зимой. Они их вырастили, собрали семена, и так по всей стране пошел этот клен ясенелистный. И дошел до Верхоянска, и выдерживает морозы в 50 градусов. Что надо сделать с точки зрения расшифровки механизмов морозостойкости? Надо изучить генетику верхоянского клена и генетику мексиканского клена и сравнить, какие гены изменились. И мы сразу получим ответ, какие же гены определяют морозостойкость. Но этого почему-то никто упорно не делает. Та же ситуация с лимитирующими факторами засоления. Та же ситуация с лимитирующими факторами кислотности почв.

Вообще говоря, все лимитирующие факторы в России – мороз, холод, жара, засуха, кислые почвы, соленые почвы – бороться со всеми этими факторами агротехнически невозможно. Можно бороться с кислыми почвами, если мы на гектар вываливаем 4 вагона извести? Во-первых, через два года снова надо их вываливать, а во-вторых, это очень дорого. Гораздо дешевле найти гены солестойкости и сделать солестойкие пшеницы, ячмени и прочее, как это уже сделано в Австралии и Южной Америке. Поэтому нам нужно перестраивать нашу сельскохозяйственную науку. Нам не нужно больших отделов агротехнических, не нужно экономических, а нам нужно выпускать грамотных генетиков во всех университетах, в том числе в сельскохозяйственных университетах, и надо, чтобы эти генетики работали не в одиночку, чтобы каждый кропал свою диссертацию, а чтобы они объединялись в целевые группы, перед которыми поставлена глобальная задача – увеличение засухоустойчивости. Нужен национальный проект!

Наша лаборатория сейчас подготовила мегапроект, там все последние результаты, все последние исследования. Мы занимались механизмом формирования количественных признаков, мы все поняли, мы расшифровали природу экологически зависимого гетерозиса. Мы расшифровали природу трансгрессии, в этом году вышла наша методичка по всей лаборатории. Мы расшифровали природу изменений знаков и величин генетических корреляций между разными признаками. То есть мы расшифровали 14 таких проблем, которые Вавилов называл пропастями между генетикой и селекцией. Сейчас эти пропасти известны, сейчас надо только работать. Если мы высеваем дикую пшеницу из Азербайджана на диком поле, она нам даст 3 центнера, а новые культурные сорта уже дают 110. Вот эта разница – от 3 до 110 – это за тысячелетие человек мелкими шажками набирал трансгрессии. Вот что могут сделать трансгрессии. Но природа трансгрессии не была известна до последнего времени. Это наша школа расшифровала природу трансгрессий, это приоритет российской науки. И мы сделали теорию эколого-генетической организации количественных признаков, она вошла в международные энциклопедии, и она вошла в последний толковый словарь по молекулярной генетике, по простой генетике, по селекции и по ДНК-технологиям.

Виктор Резунков: А как власть относится к этому?

Виктор Драгавцев: Вот сейчас по просьбе отдела науки Министерства сельского хозяйства мы оправили это наше обоснование мегапроекта со всеми расчетами, отправили в Министерство сельского хозяйства. Им сейчас как раз наш президент Медведев поручил подготовить новый проект развития селекции и семеноводства растений в нашей стране. Он поставил задачу, чтобы 75 процентов семян, которыми мы сеем в России, они были нашими собственными. И это очень правильно. В принципе, 100 процентов семян должны быть нашими.

Виктор Резунков: А почему?

Виктор Драгавцев: Потому что сорт, выведенный в другой стране и даже у нас в другом регионе, он для данного региона не подходит. Когда селекционер работает, он в первую очередь отбирает эффект взаимодействия "генотип - среда", а среда только такая здесь. Поэтому любые интродуцированные сорта из Америки, Мексики не годятся у нас, их нужно улучшать, скрещивать с нашими и так далее.

Виктор Резунков: Виктор Александрович, я не могу обойти ситуацию Павловской опытной станции под Петербургом. Это напрямую связано с генным банком, который хранится в Институте Вавилова. Что вы можете об этом сказать?

Виктор Драгавцев: Да, Павловская станция – это одна и многих станций вавиловского Института растениеводства. На Павловской станции содержатся коллекции плодовых растений, ягодных растений, в основном тех, которые, так сказать, хорошо растут в этом климате. Коллекция Павловской станции, конечно, интересует все нордические страны, интересует Канаду, интересует некоторые регионы Алтая и Сибири, поэтому эти коллекции представляют огромную ценность. В чем уникальность коллекции Павловской станции. Когда какой-то сорт яблони или сливы отрабатывает свое в производстве, ему на смену приходит новый сорт, то районируют новый сорт, а этот просто убирают. Но старый сорт может нести какие-то ценные гены, как раз те, которые понадобятся в будущей селекции, а мы не знаем, что потребуется селекционерам через 50 лет.

Виктор Резунков: Когда климат может измениться, к примеру, да.

Виктор Драгавцев: И климат может измениться, и запросы, самое главное, могут измениться. Вот почему, например, сейчас дикие яблони в южном Казахстане очень многие прямо приносят из леса и выращивают как производственные сады? Потому что яблоня, которая растет в горах, ее никто не опрыскивает, никто не опыляет, и те яблони, которые были неустойчивы к болезням и вредителям, они вымерли. И остались только абсолютно устойчивые. Да, у них маленькие размеры плодов, у них окраска некрасивая, но зато их не надо опрыскивать по 10-12 раз в сезон, это экономия химикатов и это, самое главное, чистая пища. Поскольку яблоки нужны человеку в основном для детского питания, джемов и так далее, переработанные, то размер яблока и его окраска перестали быть довлеющими, как они были где-то 50-100 лет назад. Вот изменяется все: и потребности людей, и задачи, и технология переработки. Поэтому меняются направления селекции.

Поэтому на Павловской станции очень ценная. Там большая коллекция смородины, очень большие коллекции слив, алычи и других косточковых растений. К большому сожалению, эти коллекции запущены, они старые, их нужно перепрививать, омолаживать, но, к сожалению, наша сельхозакадемия сидит на голодном пайке. Если правительство подняло зарплату и снабдило оборудованием РАН, то Сельскохозяйственная академия не получила никаких надбавок. Поэтому мое мнение такое, что не нужно равномерно по всем институтам, а их 210 в Россельхозакадемии, нецелесообразно всем сестрам по серьгам распределять средства, а в первую очередь нужно подумать о сохранении уникальнейшей коллекции Вавилова, которая накормит не только Россию, но накормит весь мир. Об этом огромное количество отзывов в иностранной печати.

Там были недоразумения с землей, и часть земли была почему-то передана из федеральной научной земли в пушкинский муниципалитет. Короче говоря, наша комиссия, собранная по инициативе президента Дмитрия Анатольевича Медведева, она поручил это дело министру экономразвития Набиуллиной, в комиссию вошли самые лучшие генетики растений страны и самые лучшие ботаники страны во главе с Камелиным, президентом Русского ботанического общества, - мы очень тщательно изучили ситуацию, и я могу сейчас полностью и откровенно заявить, что никакой опасности сегодня для коллекции Павловской станции нет.

Виктор Резунков: Можно ли сказать, что в большой степени Дмитрий Медведев принял такое решение именно из-за реакции общественности на это сообщение? Я знаю, что очень большое количество ученых с мировыми именами писали в самые разные инстанции в защиту Павловской станции.

Виктор Драгавцев: Да. В защиту Павловской станции выступил Фонд генетических ресурсов, которые уже имеет 360 миллионов долларов, он предложил нашей стране выкупить землю Павловской станции и передать ее ВИРу для коллекций. Конечно, это достаточно обидно, и поэтому, конечно, наше правительство отказалось это сделать. Выступил против Международный институт растительных ресурсов в Риме. Выступили с протестом индийские ученые, австралийцы. Даже университет Тасмании прислал протест. В Техасском университете собрали 16 тысяч подписей студентов и жителей вообще…

Виктор Резунков: Какая интересная международная реакция!

Виктор Драгавцев: Это понятно. Дело в том, что сегодня на Западе и в США Вавилов и ВИР известны гораздо больше, чем у нас. Во-первых, Альберт Гор написал книгу "Земля в равновесии", он мне подарил, и там большая глава о коллекции Вавилова и большая глава о подвигах ВИРовцев и самого Вавилова, которые в блокаду не съели ни одного семечка. Питер Прингл, американский писатель, выпустил недавно книгу "Откуда взялась наша пища". Я помогал ему, давал информацию почти для половины книги, о Вавилове и его роли в производстве растительной пищи. Это были бестселлеры, их читала вся Америка. И поэтому американцы знают, что такое ВИР и Вавилов. Чего у нас, к сожалению, не было. В результате мировая общественность поднялась очень сильно в защиту коллекций Вавилова. И это, конечно, побудило наше руководство отложить этот вопрос. На 23 сентября уже отчуждение намечалось. Очень мудро поступил наш президент, он отложил этот вопрос и поручил Набиуллиной и президенту РАН Осипову выделить наиболее компетентных специалистов. Мы работали очень напряженно, с утра до вечера, но никаких конфликтных ситуаций в комиссии не было. Все совершенно правильно, адекватно понимали ситуацию, и мы очень быстро написали наше заключение.

Виктор Резунков: Марина Николаевна из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос?

Слушатель: Здравствуйте! На мой взгляд, политики все очень разобщены, а вот ученые у нас разобщены еще больше. Вот сейчас в Европе тоже развивается генная модификация продуктов, и половина возражает против того, чтобы эти продукты употреблять в пищу, и главное, запрещают это. Почему бы ни создать такой мегапроект вместе с теми учеными, которые хотят накормить людей? Объединение должно дать правильный результат. Насколько можно употреблять эти продукты в пищу? И вот у нас еще Индия, Китай – их там миллиарды, они озабочены этим вопросом или мы их будем кормить?

Виктор Драгавцев: Спасибо вам за два очень мудрых вопроса. Первое, американцы совершенно свободно производят генномодифицированные продукты и получают на этом огромную экономическую прибыль. Вся Америка ест генномодифицированную сою, которая устойчива к гербицидам. Если мы выращиваем обычную сою, мы должны культиваторами 7-8 раз за лето ездить вдоль и поперек по полю и резать сорняки. А если мы сеем модифицированную сою, то мы просто этот гектар заливаем гербицидом, все сорняки уничтожаются, а потом мы сеем сою, в которую вставлен ген устойчивости к этому гербициду, и соя растет без единого сорняка. Кроме того, если старым способом ее надо было сажать квадратно-гнездовым способом, чтобы трактор и культиватор по междурядьям проходили, то сейчас ее можно сеять густо, как пшеницу, и урожай почти в два раза повышается с гектара. Уже, я думаю, не найдется ни одного фермера в мире, который хотел бы сеять обычную сою. Эта соя уже проникает и к нам, 100 тысяч ее мы ввозим в ленинградский порт, но контрабандой – 800 тысяч в новороссийский порт проникает. Ее уже начинают сеять на Кубани, и она уже пошла по всем югам.

Виктор Резунков: А вы доверяете исследования, что такая соя безопасна для человека?

Виктор Драгавцев: Логика генной инженерии может быть сомнительная в каких-то случаях, а в некоторых случаях она абсолютно бесспорна. Например, колорадский жук не ест тыкву, но он ест картошку. А мы с вами едим и тыкву и картошку. Значит, можно генетикам найти тот белок в тыкве, который отпугивает колорадского жука, вставить этот ген в картошку, и жук и картошку есть не будет, а мы будем есть и тыкву, и картошку без колорадского жука. Вот эта технология – что в ней опасного? Ничего! Сейчас идут споры, Китай тоже пока приостановил ввоз из других стран генномодифицированных продуктов, Африка тоже пока не ввозит, но Южная Африка уже ввозит и есть – и ничего страшного не происходит. Америка питается трансгенными продуктами уже лет 10, может, даже больше. Поэтому не надо преувеличивать эту опасность. Но экономически производство многих генномодифицированных продуктов во много раз дешевле и менее энергоемко. Поэтому действительно нужно собираться и обсуждать. И вот 18 октября я еду в Институт физиологии растений РАН в Москву, где состоится международный симпозиум "Физиология трансгенных растений". Там будут обсуждаться вопросы и методики переноса генов, и физиологии трансгенных растений, и способы обнаружения этих генов, и изучение вреда. Короче говоря, сейчас идет сближение точек зрения. Лично я считаю, что при умной генной инженерии ничего страшного нет – питаться вот этими трансгенными растениями. Говорят об аллергии. Да, некоторые опыты на крысах показали, что аллергия существует. Но аллергия, которую производит амброзия на Кубани, завезенная из США, трава, сорняк, - эта аллергия приводит к тому, что люди из Краснодарского края в период цветения амброзии тысячами и сотнями тысяч уезжают на север, потому что высокий процент смертности. Пока еще от генномодифицированных продуктов никто такой аллергии не испытывал.

Виктор Резунков: Федор из города Екатеринбург, пожалуйста, ваш вопрос?

Слушатель: Виктор Александрович, правильно ли я вас понял, что китайский принцип "одна семья – один ребенок" не сработает и будет кощунственным?

Виктор Драгавцев: Китайский принцип "одна семья – один ребенок" формально и официально работает, но достаточно заплатить определенную сумму, и вам дают разрешение на второго ребенка. Достаточно заплатить чуть-чуть большую сумму – и вам дают разрешение на третьего ребенка. А поскольку наше правительство доплачивает сейчас за каждого ребенка, то огромное количество китайцев хотят переселиться на наш Дальний Восток, взять в жены русских женщин и нарожать этих китайчат в огромном количестве. Сейчас этот процесс идет реально. Китай, конечно, очень озабочен своим ростом населения. В Индии пока нет никаких ограничений деторождаемости, но, конечно, рождаемость нужно ограничивать.

Конечно, с точки зрения генетики и селекции, если мы перейдем на пищевые технологии третьего поколения… Первое поколение пищевых технологий – это охота и собирательство, второе поколение пищевых технологий – это то, что мы имеем сейчас, когда мы выращиваем растения, выращиваем животных и их поедаем. Но если мы перейдем на пищевые технологии третьего поколения, то есть не будем растительный белок пропускать через животных, а будем его кушать сами… Ведь смотрите, если человека запереть в комнате и дать ему урожай сои к гектара, он ее будет кушать 5800 дней. Но если эту сою скормить корове и дать человеку мясо и молоко от этой коровы, то он прокормится всего 180 дней – в 30 раз меньше. Кукуруза и пшеница дают с гектара по 100-110 килограмм белка. А люцерна, эспарцет и клевер дают по тонне белка, а эспарцет дает даже полторы тонны белка с гектара. Белок сои – это практически аналог женского молока. Белок люцерны – там не хватает двух аминокислот, которые очень легко добавить, например, из рыбьей муки. То есть можно сделать из люцерны, эспарцета и клевера белковую пищу, идентичную белку женского молока. Вот если такие технологии пойдут, то мы увеличим производство на планете в 8-10 раз. И накормим 15 миллиардов человек. Но в этом направлении надо работать.

Виктор Резунков: Александр из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос?

Слушатель: Добрый вечер! Что касается Китая, на Дальнем Востоке происходит такая оккупация, конечно, и это плачевно. Но мой вопрос не в этом. Вы говорили по поводу скрещивания картофеля и тыквы. А если я не люблю тыкву и хочу чистой картошки? И еще вопрос по поводу сои. Ведь соя не такой уж полезный продукт. Или то, что идут добавки в мясные продукты сои – это не то совсем, что раньше были продукты. Что вы скажете?

Виктор Драгавцев: Спасибо за хорошие вопросы! Добавки сои и то, что соя содержит количество ценного для человека белка в 1,5 раза больше, чем любое мясо, - это факт. Теперь, соевый белок практически идентичен белку женского молока, то есть это значит, что с точки зрения его пользы для человека он гораздо полезнее, чем говядина и мясо прочих животных. А насчет первого вопроса, я не предлагаю скрещивать тыкву с картофелем. Я предлагаю найти тот ген, который в тыкве отпугивает колорадского жука, и этот ген вставить в картофель. И тогда колорадский жук не будет поедать картофель.

Виктор Резунков: Роза нам пишет: "Может быть, генетикам лучше идти по другому пути – создавать продукцию, которую нужно меньше есть в объеме, а качество должно соответствовать всему необходимому для человечества?" Мы об этом и говорим, по-моему.

Виктор Драгавцев: Вы совершенно правы, самое главное для человека – это белки и углеводы. Углеводы – это энергия организма, а белки – это обновление организма и построение новых клеток. Голод основной сейчас у человечества – это белковых голод. Все-таки углеводное питание у людей, оно на более благополучном уровне. То же самое в кормах для животных, животным в России очень сильно не хватает белков растительных. Поэтому надо вести селекцию на белок. А белок зависит от азотных удобрений. А азотные удобрения – это самое дорогое удовольствие в растениеводстве, потому что себестоимость продукции растениеводства на 60-70 процентов определяется стоимостью азотных удобрений. Представьте себе, на 60-70 процентов! Почему? Да потому что на азотно-туковых заводах человек тратит огромное количество электроэнергии, чтобы взять азот из воздуха и превратить его в минеральные удобрения. Это самое дорогое удовольствие. Но, например, в пивоваренном ячмене азот не нужен, поэтому нужно изучать генетику высокой оплаты азота, чтобы на голодном пайке азота пивоваренный ячмень давал очень высокий урожай. Вот этим сейчас занимаются очень многие генетические лаборатории. Надо экономить азот всячески.

Виктор Резунков: Возвращаясь к теме, с которой мы начали, я хотел бы привести небольшую статистику. Например, граждане Великобритании выбрасывают около 20 миллионов тонн еды ежегодно на помойку, то есть почти 50 процентов всех производимых в этой стране продуктов питания. Такие же примерно цифры и в Японии, и в США. Как-то можно изменить стратегию потребления продуктов питания в мире?

Виктор Драгавцев: Мы очень давно и многократно призываем всех не разжигать костры в лесу и не бросать окурки, однако все продолжают это делать. Точно так же я не очень верю, что можно получить быстрый эффект от каких-то мер убеждения, мер агитации. Все равно будут люди, которые будут выбрасывать хлеб. Вот я, например, дитя войны, не могу крошку на столе оставить, я ее обязательно возьму и в рот положу. А когда в Советском Союзе был бесплатный хлеб в столовых, буханки целые валялись в мусорных корзинах. Это безобразие! И конечно, я думаю, когда проблема пищи встанет очень остро на Земном шаре, то просто придется прибегнуть к карточной системе. Сейчас как мы кормим коров? У каждой коровы на американских и канадских фермах висит электронный ошейник, и она получает корма в зависимости от того, сколько молока она дала. Вот будет индивидуальное снабжение пищей каждого человека в зависимости от возраста, размеров и так далее.

Виктор Резунков: Спасибо большое, Виктор Александрович!

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG