Алан Цхурбаев: В эти дни все очевидцы августовской войны делятся воспоминаниями, воссоздавая картину. Я не был прямым очевидцем войны, попав туда только после окончания боевых действий, но один эпизод мне сильно врезался в память.
Это было 14 или 15 августа. Мы приехали на легковой машине из Владикавказа в Цхинвал и сразу встретили моего друга Тимура Цхувребова, потрясенного, но как всегда не теряющего присутствия духа. Тимур первым делом попросил нас съездить в грузинское село Авневи посмотреть дом его друга. В этом доме я уже бывал года за два до войны. Там жил приятель Тимура Миша Табатадзе. Он дал мне тогда интересное интервью, после чего угощал своим вином. И вот по просьбе Миши Табатадзе Тимур собрался посмотреть – в каком состоянии его дом.
Мы вывесили из окна нашей "девятки" осетинский флаг и поехали в сторону грузинских деревень. По дороге творился хаос. Дома горели через один. Из проезжающих машин на нас недобро смотрели какие-то хмурые люди в гражданском. Мы отвечали такими же взглядами. По улицам бродили молодые люди в спортивках и с автоматами наперевес. Запомнилась неожиданно сохранившееся новенькое здание полицейского участка. Возле него мы и свернули на маленькую улицу к дому Табатадзе.
Дом не был тронут огнем, но в передней стене зияла такая дыра, что внутрь можно было входить через нее. Медленно пройдя во двор, мы вошли в дом с задней стороны. Было сразу заметно - в какой спешке люди убегали отсюда. Забрали только самое основное, оставив даже повседневные вещи. Внутри все было перевернуто вверх дном. В полном беспорядке на полу дома валялись предметы посуды, одежда, куча старых книг, детские игрушки, сотни еще разных предметов. По просьбе Тимура, мы снесли в подвал то, что еще могло быть ценным хотя бы для этих людей, закрыли вход оторванной дверью и навалили сверху кучу одежды.
Пока мы ждали Тимура, который молча все собирал в этом хаосе какие-то мелкие предметы, я бесцельно перебирал ногами вещи, разбросанные повсюду. И тут откуда-то вывалилась маленькая черно-белая фотография, видимо, одной из дочерей хозяина дома. Я поднял ее и потом еще долго не мог выпустить из рук. С погнувшейся и пожелтевшей от времени фотобумаги на меня мужественным взглядом смотрел комиссар Катани, герой культового сериала 80-х про мафию. Фотография была сделана с экрана телевизора. Я сразу понял это, потому что вспомнил, как еще в конце 80-х, пока я еще жил в Тбилиси, к нам во двор приходил лысый мужик с альбомом точно таких фотографий, снятых с экрана. За один рубль можно было купить своего любимого героя – Брюс Ли, Сталлоне или Катании. Это было ужасно дорого, потому что столько же стоил билет в видеосалон. Но, с другой стороны, фотография оставалась с тобой всегда. Поэтому вокруг лысого всегда собиралась толпа.
И стоя с этой фотографией в руках посреди пепелища на исходе дикой войны, я вдруг перенесся на 20 лет назад. Я подумал о том, что в этой маленькой грузинской деревне, не подчинявшейся югоосетинским властям, не подчинявшейся грузинским властям, время застыло. Оно застряло здесь еще после войны 1992 года совсем как эта маленькая девочка, живущая забытыми героями 20-летней давности. Тогда я понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что война откинула их на десятилетия назад.
На следующий день я был в грузинском Гори, еще занятом российской армией. Мы стояли в центре города, когда вдруг МЧСовцы привезли автобусов беженцев из Ачабети, также грузинского села Южной Осетии, но из другого, северного, анклава сел. По их словам, это были последние беженцы, кого удалось собрать. Это были те люди, которые не могли выйти из домов своими силами – инвалиды, психические больные, просто древние старики, с ничего не понимающими глазами, в которых не было даже страха. А уже вечером, бродя по руинам Цхинвали, я все продолжал думать то об этой фотографии, то об этих стариках и никак не мог понять – как все это стало возможным.