Жарким римским летом шестидесятого года я стал чемпионом Олимпийских игр. Ради бога, не ищите фамилию Теппер в списках олимпиоников. Чемпионом Олимпийских игр я был всего две минуты – и я отношу их к худшим моментам своей жизни.
Но сначала о другом, о жизни и дружбе веселой компании советской олимпийской тургруппы, объединившей бывших спортсменов, специалистов и знаменитых любителей спорта.
Далекое лето… Жаркое, пропахшее ароматами бесконечно разнообразных спагетти, навсегда оставившее в памяти привкус молодого "кьянти" – вполне доступного вина, по цене, чуть дороже бутилированой воды. Лето, принесшее счастье победы, родственное весенним дням сорок пятого года.
Это была наша победа, по всем статьям. Сборная СССР приехала в Рим фаворитом. Позади олимпийский успех в Австралии, где героем Мельбурна признали великого стайера Владимира Куца, дерзкими, сверхчеловеческими рывками-спуртами растерзавшего бег всех именитых соперников. Но победу в Австралии знатоки спорта оценивали осторожно. Они обоснованно замечали, что тогда олимпийское руководство США явно недооценило возможности советского государственного спорта. К тому же поездка в далекую Австралию была долгой и дорогой, а здесь, в центре Европы должен развернуться подлинно всемирный олимпийский агон.
Советская туристская братия проживала на дальней окраине Рима. Слово "братия" я употребляю вполне законно, потому как разместили нас в строгом монашеском общежитии какого-то католического колледжа. Ошеломив вкрапленных в наши ряды тайных сотрудников КГБ, мы в первый же вечер сыграли с будущими падре в футбол. Клирики оказались слабаками, и в тот же вечер мы окончательно подтвердили свою лояльность, распевая революционное "Бандьеро росса" с пришедшими в гости итальянскими коммунистами. Мир менялся, и мы были уверены – к лучшему.
Олимпийские соревнования заканчивались в разное время. Наша веселая общага собиралась вместе к позднему ужину. После него начиналась настоящая клубная жизнь. Восхищаясь и радуясь, горюя, надеясь и, беспощадно критикуя подлое судейство, каждый рассказывал о том, что происходило на стадионах и на трассах, в бассейнах и спортзалах Олимпиады. Не рассказы, а эпосы с ходу сочиняли спортсмены – ветераны, многоопытные тренеры и журналисты, не попавшие в заветную квоту олимпийской аккредитации.
Не можешь красноречиво рассказать, – вытрясем! Мы безжалостно тормошили списанного в туристы немногословного и доброго Владимира Куца. Кому, как не ему, знать цену небывалому поединку в секторе для прыжков. Американца Джона Томаса, "сверхчеловека", "человека-кунгуру" спихнули с высоты наши Роберт Шавлакадзе и совсем мальчишка – Валерий Брумель. Куц категорически утверждал: на следующих Играх лучшим будет Брумель.
Одно только плохо, организаторы тура не слишком баловали нас разнообразием билетов на спортивные состязания. Право выбора в первую очередь принадлежало звездам делегации. Разве поспоришь за право на билет с Куцем или чемпионом зимних Олимпийских игр Косичкиным, с заикающимся после свирепых ударов боксером Огуренковым и вальяжно располневшим довоенным героем борцовского ковра Сенаторовым! В тургруппе были и спортивные воротилы республиканского масштаба, и жены борцов за олимпийское золото. А потому, в очереди на раздачу билетов, я, рядовой мастер спорта и начинающий социолог, стоял последним.
Но в тот вечер мне ужасно хотелось попасть в Термы Каракалы, на схватки борцов классического стиля. Там выступал мой добрый приятель Григорий Гамарник. В четвертьфинале он должен встретиться с Хорватом. Венгерский борец силен и напорист, но наш Гамарник по всем статьям лучше. Он отличный парень и подлинный асс классической борьбы. На помосте у него один достойный соперник – турок Байрак. Им то и встретиться в финале! Но единственный билет в Термы отдали Алле Богдан, красивой и разбитной жене Ивана, уже ставшего олимпийским чемпионом.
– В чем беда? Попадешь обязательно, – пообещала мне Алла.
– Ты отдаешь свой билет? – понадеялся я.
– Нет. Я помогу пройти тебе вместе с командой наших борцов.
Предложение показалось реалистичным. В моей сумке лежал тренировочный костюм, весьма похожий на олимпийскую экипировку. А фигурой я, действующий фехтовальщик, был вполне схож со статью борца полусреднего веса.
Алла встретила меня у входа на Термы Каракалы, для надежности вручила богдановский билет участника (Иван уже сидел на трибуне), и я, имитируя беспечное чириканье, влился в группу сошедших с автобуса советских борцов.
Гром грянул у служебного входа. Могучие карабинеры внимательно вглядывались в билеты участников. Следует заметить, что лицом я более походил на Папу Римского, чем на добродушно широколицего чемпиона – тяжеловеса.
Оставалось только затаить дыхание и покорно сунуть злополучный билет бдительному карабинеру. Через секунду моя рука затрещала в могучей солдатской хватке.
Говорят, поднимаясь на эшафот, человек успевает увидеть всю прошлую бедолажную жизнь. Однако стремительные картинки моего сознания были обращены в будущее. Олимпийский полицейский участок… Жуткая встреча с "Василь Васильичем", нормативно присутствующим в каждой советской делегации. Депортация ближайшим рейсом "Аэрофлота". А дома – неминуемое распятие социолога-афериста на расширенном партийно-профсоюзном собрании Киевского института физкультуры.
…Хватка карабинера вдруг ослабла, и неожиданно послышалось восторженно-дружелюбное:
– Богдан! Олимпико – чемпион! Брависсимо! Автограф!
Знаменитую фамилию я изобразил не самым твердым подчерком и почему-то на английском языке.
Окончательно отдышался я часа через два, пытаясь понять, что происходит на олимпийском ковре. Увы, схватка Гамарника с Хорватом могла сравниться со страшным сном. Казалось, Григорий даже не пытался бороться. Он, странно раскачиваясь, бродил по ковру, вяло освобождаясь от захватов, улиткой прятался в партере. Хорват осторожничал, ожидая подвоха, а потом пошел в атаку и вчистую выиграл схватку по очкам.
Удивительные, со стороны непонятные события, порой происходили в августе шестидесятого. Вдруг накануне бега на 10 тысяч метров собирает вещи, улетая домой, победитель прошлой Олимпиады Владимир Куц. Ничего не поделаешь, закончился срок туристской путевки, в этом случае все равны. Но тут еще одно "вдруг" – Куц остается! Что случилось: начальство опомнилось, подобрело? Так точно. После того, как журналисты французского "Экипа" предложили Куцу за счет газеты остаться и прокомментировать борьбу олимпийских стайеров.
О причинах невероятного поражения Гамарника я узнал позднее. Оказалось, врач советской команды борцов перед решающими схватками настойчиво угощал спортсменов фенамином, препаратом, повышающим быстроту реакции. Осторожные борцы послушно набивали рот таблетками, чтобы сразу же выплюнуть снадобье в ближайшую урну. Дисциплинированный Гамарник выполнил указание доктора. Как говорят специалисты, организм Григория реагировал на фенамин парадоксально. Что поделаешь, советская спортивная фармакология делала первые шаги…
О своей забавной олимпийской авантюре я вспоминаю не так часто, обычно иронизируя по поводу бдительности и компетентности простецких служб охраны Римской олимпиады. Но все обошлось без эксцессов и террора. Все затраты на проведение Игр обошлись организаторам в небывалую по тем временам сумму: восемьдесят миллионов долларов. Только на обеспечение безопасности Игр в Афинах будет истрачено восемьсот миллионов! Дай Боже, чтобы все проходило, как в солнечном августе шестидесятого!
Но сначала о другом, о жизни и дружбе веселой компании советской олимпийской тургруппы, объединившей бывших спортсменов, специалистов и знаменитых любителей спорта.
Далекое лето… Жаркое, пропахшее ароматами бесконечно разнообразных спагетти, навсегда оставившее в памяти привкус молодого "кьянти" – вполне доступного вина, по цене, чуть дороже бутилированой воды. Лето, принесшее счастье победы, родственное весенним дням сорок пятого года.
Это была наша победа, по всем статьям. Сборная СССР приехала в Рим фаворитом. Позади олимпийский успех в Австралии, где героем Мельбурна признали великого стайера Владимира Куца, дерзкими, сверхчеловеческими рывками-спуртами растерзавшего бег всех именитых соперников. Но победу в Австралии знатоки спорта оценивали осторожно. Они обоснованно замечали, что тогда олимпийское руководство США явно недооценило возможности советского государственного спорта. К тому же поездка в далекую Австралию была долгой и дорогой, а здесь, в центре Европы должен развернуться подлинно всемирный олимпийский агон.
Советская туристская братия проживала на дальней окраине Рима. Слово "братия" я употребляю вполне законно, потому как разместили нас в строгом монашеском общежитии какого-то католического колледжа. Ошеломив вкрапленных в наши ряды тайных сотрудников КГБ, мы в первый же вечер сыграли с будущими падре в футбол. Клирики оказались слабаками, и в тот же вечер мы окончательно подтвердили свою лояльность, распевая революционное "Бандьеро росса" с пришедшими в гости итальянскими коммунистами. Мир менялся, и мы были уверены – к лучшему.
Олимпийские соревнования заканчивались в разное время. Наша веселая общага собиралась вместе к позднему ужину. После него начиналась настоящая клубная жизнь. Восхищаясь и радуясь, горюя, надеясь и, беспощадно критикуя подлое судейство, каждый рассказывал о том, что происходило на стадионах и на трассах, в бассейнах и спортзалах Олимпиады. Не рассказы, а эпосы с ходу сочиняли спортсмены – ветераны, многоопытные тренеры и журналисты, не попавшие в заветную квоту олимпийской аккредитации.
Не можешь красноречиво рассказать, – вытрясем! Мы безжалостно тормошили списанного в туристы немногословного и доброго Владимира Куца. Кому, как не ему, знать цену небывалому поединку в секторе для прыжков. Американца Джона Томаса, "сверхчеловека", "человека-кунгуру" спихнули с высоты наши Роберт Шавлакадзе и совсем мальчишка – Валерий Брумель. Куц категорически утверждал: на следующих Играх лучшим будет Брумель.
Одно только плохо, организаторы тура не слишком баловали нас разнообразием билетов на спортивные состязания. Право выбора в первую очередь принадлежало звездам делегации. Разве поспоришь за право на билет с Куцем или чемпионом зимних Олимпийских игр Косичкиным, с заикающимся после свирепых ударов боксером Огуренковым и вальяжно располневшим довоенным героем борцовского ковра Сенаторовым! В тургруппе были и спортивные воротилы республиканского масштаба, и жены борцов за олимпийское золото. А потому, в очереди на раздачу билетов, я, рядовой мастер спорта и начинающий социолог, стоял последним.
Но в тот вечер мне ужасно хотелось попасть в Термы Каракалы, на схватки борцов классического стиля. Там выступал мой добрый приятель Григорий Гамарник. В четвертьфинале он должен встретиться с Хорватом. Венгерский борец силен и напорист, но наш Гамарник по всем статьям лучше. Он отличный парень и подлинный асс классической борьбы. На помосте у него один достойный соперник – турок Байрак. Им то и встретиться в финале! Но единственный билет в Термы отдали Алле Богдан, красивой и разбитной жене Ивана, уже ставшего олимпийским чемпионом.
– В чем беда? Попадешь обязательно, – пообещала мне Алла.
– Ты отдаешь свой билет? – понадеялся я.
– Нет. Я помогу пройти тебе вместе с командой наших борцов.
Предложение показалось реалистичным. В моей сумке лежал тренировочный костюм, весьма похожий на олимпийскую экипировку. А фигурой я, действующий фехтовальщик, был вполне схож со статью борца полусреднего веса.
Алла встретила меня у входа на Термы Каракалы, для надежности вручила богдановский билет участника (Иван уже сидел на трибуне), и я, имитируя беспечное чириканье, влился в группу сошедших с автобуса советских борцов.
Гром грянул у служебного входа. Могучие карабинеры внимательно вглядывались в билеты участников. Следует заметить, что лицом я более походил на Папу Римского, чем на добродушно широколицего чемпиона – тяжеловеса.
Оставалось только затаить дыхание и покорно сунуть злополучный билет бдительному карабинеру. Через секунду моя рука затрещала в могучей солдатской хватке.
Говорят, поднимаясь на эшафот, человек успевает увидеть всю прошлую бедолажную жизнь. Однако стремительные картинки моего сознания были обращены в будущее. Олимпийский полицейский участок… Жуткая встреча с "Василь Васильичем", нормативно присутствующим в каждой советской делегации. Депортация ближайшим рейсом "Аэрофлота". А дома – неминуемое распятие социолога-афериста на расширенном партийно-профсоюзном собрании Киевского института физкультуры.
…Хватка карабинера вдруг ослабла, и неожиданно послышалось восторженно-дружелюбное:
– Богдан! Олимпико – чемпион! Брависсимо! Автограф!
Знаменитую фамилию я изобразил не самым твердым подчерком и почему-то на английском языке.
Окончательно отдышался я часа через два, пытаясь понять, что происходит на олимпийском ковре. Увы, схватка Гамарника с Хорватом могла сравниться со страшным сном. Казалось, Григорий даже не пытался бороться. Он, странно раскачиваясь, бродил по ковру, вяло освобождаясь от захватов, улиткой прятался в партере. Хорват осторожничал, ожидая подвоха, а потом пошел в атаку и вчистую выиграл схватку по очкам.
Удивительные, со стороны непонятные события, порой происходили в августе шестидесятого. Вдруг накануне бега на 10 тысяч метров собирает вещи, улетая домой, победитель прошлой Олимпиады Владимир Куц. Ничего не поделаешь, закончился срок туристской путевки, в этом случае все равны. Но тут еще одно "вдруг" – Куц остается! Что случилось: начальство опомнилось, подобрело? Так точно. После того, как журналисты французского "Экипа" предложили Куцу за счет газеты остаться и прокомментировать борьбу олимпийских стайеров.
О причинах невероятного поражения Гамарника я узнал позднее. Оказалось, врач советской команды борцов перед решающими схватками настойчиво угощал спортсменов фенамином, препаратом, повышающим быстроту реакции. Осторожные борцы послушно набивали рот таблетками, чтобы сразу же выплюнуть снадобье в ближайшую урну. Дисциплинированный Гамарник выполнил указание доктора. Как говорят специалисты, организм Григория реагировал на фенамин парадоксально. Что поделаешь, советская спортивная фармакология делала первые шаги…
О своей забавной олимпийской авантюре я вспоминаю не так часто, обычно иронизируя по поводу бдительности и компетентности простецких служб охраны Римской олимпиады. Но все обошлось без эксцессов и террора. Все затраты на проведение Игр обошлись организаторам в небывалую по тем временам сумму: восемьдесят миллионов долларов. Только на обеспечение безопасности Игр в Афинах будет истрачено восемьсот миллионов! Дай Боже, чтобы все проходило, как в солнечном августе шестидесятого!
