Московское управление ЗАГС обнародовало данные о смертности в столице в июле 2010 года. Зарегистрирован рост в полтора раза: 14340 смертей по сравнению с 9516 в 2009 году. Очевидно, около пяти тысяч человек скончались, в том числе, и от последствий аномальной жары и загрязнения воздуха. Между тем накануне министр здравоохранения и социального развития России Татьяна Голикова довольно нервно отреагировала на информацию о том, что в условиях непростой ситуации в Москве ежедневно умирают около 700 человек – почти вдвое больше, чем обычно.
Хватает свидетельств того, что власти если не скрывают намеренно информацию о возросшей смертности, то стараются по крайней мере не спешить с ее обнародованием. На минувшей неделе свои расчеты – основанные на данных о последствиях торфяных пожаров 2002 года – сделал доктор биологических наук, председатель движения "Зеленое Яблоко" Алексей Яблоков:
– В 2002 году горели торфяники в Шатуре, и Москву на неделю заволокло шатурским дымом. Через два года после этого были опубликованы расчеты медиков – профессоров Бориса Ревича, Симона Авалиани и их коллег, которые доказали: неделя задымления Москвы в 2002 году спровоцировала 600 дополнительных смертей. Отталкиваясь от этих данных, я сделал свои расчеты. Напомню, что в 2002 году не было такой аномальной жары, воздух нагревался до 25 – 27 градусов, но не до 35 – 37, как сейчас. При более высокой температуре, конечно, все загрязнения должны сказываться гораздо более серьезно. К тому же задымление в нынешнем году – гораздо более продолжительное. Я также учел, что, анализируя смертность, вызванную задымлением 2002 года, медики рассматривали только ситуацию в Москве. Что такое 600 человек за неделю? Это примерно 100 человек в день. Но Москву от ближнего Подмосковья отделяют только административные границы, и, конечно, если анализировать последствия нынешнего задымления, надо рассматривать Москву с прилегающими территориями, имея в виду население примерно в 20 миллионов человек. Значит, речь идет о смерти не 100 человек в день, а 200 – 300 человек… Начальник департамента здравоохранения Москвы об этом и говорит: смертность в Москве увеличилась вдвое – если ежедневно в Москве обычно умирает 370-380 человек, то в конце июля в Москве умирало больше 700 человек. То есть мои теоретические расчеты совпали с медицинской статистикой.
– Есть основания полагать, что в августе, поскольку погодные условия ухудшились, задымление увеличилось, будет еще более грустная статистика?
– Тут каждый уже может делать выводы сам. Приведенные мною расчеты – экспертные. Но, похоже, вы правы: в августе число дополнительных смертей по Центральному федеральному округу, наверное, ежедневно составляет несколько тысяч человек.
– В Москве ходят самые разнообразные слухи на сей счет, и мы с вами сейчас занимаемся экспертными подсчетами прежде всего потому, что так организована информационная работа российских властей. С одной стороны, понятно нежелание сеять панику. С другой стороны, очевидно, что честная информация могла бы как-то реально помочь людям сориентироваться в ситуации. Как вы в связи с этим оцениваете информационную политику властей?
– Как абсолютно неприемлемую, опасную для общества. Об этом я говорил и, кстати, многие другие говорили. Я член Общественного совета по экологии при мэре Москвы. Правда, сейчас этот совет фактически не работает. Раньше мы собирались раз в год в мэрии, а последние года три-четыре это заменено некими сборами "партийно-хозяйственного актива"… Тем не менее мы в совете постоянно говорим, что нельзя принимать управленческие решения, не учитывая ключевых моментов, одним из которых является здоровье населения. Я написал даже книжечку "Окружающая среда и здоровье москвичей".
Это страшная вещь, когда невозможно найти статистику. Оказывается, действительно были даны негласные указания, чтобы московская статистика не публиковалась. Она просачивается каким-то случайным образом в отдельные федеральные сводки, но нет точных московских данных. Например, во всем мире говорят: заболевание раком – такое-то в таких-то районах, это связано с тем-то, значит, надо принимать такие-то меры… Ничего подобного в Москве не делается!
– Если бы я был представителем властей, я бы сказал вам: уважаемый доктор биологических наук, а что изменится от того, что люди узнают, что увеличилась смертность? Они только расстроятся, возникнут панические настроения… Не лучше ли все это замести под коврик и помолчать, по крайней мере пока не изменится ситуация?
– В цивилизованном обществе подход, о котором вы говорите – замести под коврик и промолчать, мол, само рассосется, – абсолютно неприемлем. Приведу один пример. В конце 80-х годов депутат Краснопресненского районного совета Юлия Петровна Чукова, кандидат физико-математических наук, обратила внимание, что недалеко от зоопарка, в центре Москвы, на Малой Грузинской улице в двух больших домах умирают люди только от рака. Только от рака, ни от чего другого. Она стала "копать" – и выяснила, что на эти два дома, новостройки, тянет по розе ветров выбросы маленького предприятия. Что надо было сделать? Надо было закрыть предприятие, перепрофилировать его. И это было сделано. Вот пример, как нужно действовать. Наши заболевания являются невероятно важным симптомом, показывающим, что должны делать власти, чтобы обеспечивать безопасность населения.
– Повышение смертности в результате стихийного бедствия, пожаров, жары – следствие того, что, очевидно, власти недостаточно оперативно среагировали на эту ситуацию, что нет эффективной системы превентивных мер. Как вы думаете, учитывая трагические данные, которые все-таки стали известны общественности, можно ожидать каких-то политических выводов?
– Сомневаюсь. Все произошедшее – отнюдь не случайность. В 2000 году была опасно реформирована Государственная лесная служба. В 2004 году лесники потеряли право составлять протоколы о правонарушениях в лесах. В 2006 году государство окончательно ушло из леса, была ликвидирована государственная лесная охрана и сказано было, что вся забота о противопожарной безопасности – обязанность арендаторов и немножко муниципалов, которым надо отдать деньги. Но что такое – муниципалам отдать деньги? Вот сейчас я нахожусь в Рязанской области, в Касимовском районе, недалеко от Гуся Железного. В нашем ближайшем муниципалитете – это село Гиблицы – пожарная машина, одна единственная, передвигается на тракторе, потому что она давным-давно потеряла способность ездить сама по себе…
К нынешней пожарной беде мы шли целенаправленно. Это результат неправильно выбранной, опасной государственной политики.
Хватает свидетельств того, что власти если не скрывают намеренно информацию о возросшей смертности, то стараются по крайней мере не спешить с ее обнародованием. На минувшей неделе свои расчеты – основанные на данных о последствиях торфяных пожаров 2002 года – сделал доктор биологических наук, председатель движения "Зеленое Яблоко" Алексей Яблоков:
– В 2002 году горели торфяники в Шатуре, и Москву на неделю заволокло шатурским дымом. Через два года после этого были опубликованы расчеты медиков – профессоров Бориса Ревича, Симона Авалиани и их коллег, которые доказали: неделя задымления Москвы в 2002 году спровоцировала 600 дополнительных смертей. Отталкиваясь от этих данных, я сделал свои расчеты. Напомню, что в 2002 году не было такой аномальной жары, воздух нагревался до 25 – 27 градусов, но не до 35 – 37, как сейчас. При более высокой температуре, конечно, все загрязнения должны сказываться гораздо более серьезно. К тому же задымление в нынешнем году – гораздо более продолжительное. Я также учел, что, анализируя смертность, вызванную задымлением 2002 года, медики рассматривали только ситуацию в Москве. Что такое 600 человек за неделю? Это примерно 100 человек в день. Но Москву от ближнего Подмосковья отделяют только административные границы, и, конечно, если анализировать последствия нынешнего задымления, надо рассматривать Москву с прилегающими территориями, имея в виду население примерно в 20 миллионов человек. Значит, речь идет о смерти не 100 человек в день, а 200 – 300 человек… Начальник департамента здравоохранения Москвы об этом и говорит: смертность в Москве увеличилась вдвое – если ежедневно в Москве обычно умирает 370-380 человек, то в конце июля в Москве умирало больше 700 человек. То есть мои теоретические расчеты совпали с медицинской статистикой.
– Есть основания полагать, что в августе, поскольку погодные условия ухудшились, задымление увеличилось, будет еще более грустная статистика?
– Тут каждый уже может делать выводы сам. Приведенные мною расчеты – экспертные. Но, похоже, вы правы: в августе число дополнительных смертей по Центральному федеральному округу, наверное, ежедневно составляет несколько тысяч человек.
– В Москве ходят самые разнообразные слухи на сей счет, и мы с вами сейчас занимаемся экспертными подсчетами прежде всего потому, что так организована информационная работа российских властей. С одной стороны, понятно нежелание сеять панику. С другой стороны, очевидно, что честная информация могла бы как-то реально помочь людям сориентироваться в ситуации. Как вы в связи с этим оцениваете информационную политику властей?
– Как абсолютно неприемлемую, опасную для общества. Об этом я говорил и, кстати, многие другие говорили. Я член Общественного совета по экологии при мэре Москвы. Правда, сейчас этот совет фактически не работает. Раньше мы собирались раз в год в мэрии, а последние года три-четыре это заменено некими сборами "партийно-хозяйственного актива"… Тем не менее мы в совете постоянно говорим, что нельзя принимать управленческие решения, не учитывая ключевых моментов, одним из которых является здоровье населения. Я написал даже книжечку "Окружающая среда и здоровье москвичей".
Это страшная вещь, когда невозможно найти статистику. Оказывается, действительно были даны негласные указания, чтобы московская статистика не публиковалась. Она просачивается каким-то случайным образом в отдельные федеральные сводки, но нет точных московских данных. Например, во всем мире говорят: заболевание раком – такое-то в таких-то районах, это связано с тем-то, значит, надо принимать такие-то меры… Ничего подобного в Москве не делается!
– Если бы я был представителем властей, я бы сказал вам: уважаемый доктор биологических наук, а что изменится от того, что люди узнают, что увеличилась смертность? Они только расстроятся, возникнут панические настроения… Не лучше ли все это замести под коврик и помолчать, по крайней мере пока не изменится ситуация?
– В цивилизованном обществе подход, о котором вы говорите – замести под коврик и промолчать, мол, само рассосется, – абсолютно неприемлем. Приведу один пример. В конце 80-х годов депутат Краснопресненского районного совета Юлия Петровна Чукова, кандидат физико-математических наук, обратила внимание, что недалеко от зоопарка, в центре Москвы, на Малой Грузинской улице в двух больших домах умирают люди только от рака. Только от рака, ни от чего другого. Она стала "копать" – и выяснила, что на эти два дома, новостройки, тянет по розе ветров выбросы маленького предприятия. Что надо было сделать? Надо было закрыть предприятие, перепрофилировать его. И это было сделано. Вот пример, как нужно действовать. Наши заболевания являются невероятно важным симптомом, показывающим, что должны делать власти, чтобы обеспечивать безопасность населения.
– Повышение смертности в результате стихийного бедствия, пожаров, жары – следствие того, что, очевидно, власти недостаточно оперативно среагировали на эту ситуацию, что нет эффективной системы превентивных мер. Как вы думаете, учитывая трагические данные, которые все-таки стали известны общественности, можно ожидать каких-то политических выводов?
– Сомневаюсь. Все произошедшее – отнюдь не случайность. В 2000 году была опасно реформирована Государственная лесная служба. В 2004 году лесники потеряли право составлять протоколы о правонарушениях в лесах. В 2006 году государство окончательно ушло из леса, была ликвидирована государственная лесная охрана и сказано было, что вся забота о противопожарной безопасности – обязанность арендаторов и немножко муниципалов, которым надо отдать деньги. Но что такое – муниципалам отдать деньги? Вот сейчас я нахожусь в Рязанской области, в Касимовском районе, недалеко от Гуся Железного. В нашем ближайшем муниципалитете – это село Гиблицы – пожарная машина, одна единственная, передвигается на тракторе, потому что она давным-давно потеряла способность ездить сама по себе…
К нынешней пожарной беде мы шли целенаправленно. Это результат неправильно выбранной, опасной государственной политики.
