Данила Гальперович: Мы в гостях у Петра Тодоровского, режиссера, актера, сценариста и композитора. Вопросы ему задают - Екатерина Барабаш, кинообозреватель «Независимой газеты», и Роланд Фрицше со Второго немецкого телевидения.
Перед тем, как мы начнем этот разговор, - биография нашего гостя.
Диктор: Петр Ефимович Тодоровский родился 26 августа 1925 года на Украине, в городе Бобринец Кировоградской области. В 18 лет, летом 1943 года, Петр Тодоровский стал курсантом Саратовского военно-пехотного училища. С 1944 года - командир взвода в составе 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта. Дошел до Эльбы. Был ранен. После окончания войны служил в армии еще четыре года. С 1949 года Петр Тодоровский – студент операторского факультета ВГИКа. Окончив институт в 1954 году, почти десять лет работал оператором на Одесской киностудии. Среди его операторских работ - картины «Молдавские напевы», «Весна на Заречной улице», «Моя дочь», «Два Федора», «Жажда» и фильм «Никогда», снятый в 1963 году, где он был уже сорежиссером. Самостоятельно дебютировал как режиссер с картиной «Верность». Этот фильм был отмечен Премией за лучший режиссерский дебют на Венецианском кинофестивале. Среди режиссерских работ Петра Тодоровского – фильмы «Фокусник», «Городской романс», «Последняя жертва», «Любимая женщина механика Гаврилова», «По главной улице с оркестром» - всего почти 20 фильмов. А в 70-ом году Петр Тодоровский дебютировал как актер, сыграв одну из главных ролей в фильме «Был месяц май» Марлена Хуциева. Фильм «Военно-полевой роман», вышедший на экраны в 83-ем году, вошел в номинацию «Лучших зарубежных фильмов», представленных Американской академией киноискусства на премию «Оскар». На Международном кинофестивале в Испании в 84-ом году лента получила приз за лучший сценарий, который был написан самим режиссером. В 89-ом году на экраны вышла очень скандальная по тем временам «Интердевочка», в 92-ом – «Анкор, еще анкор». Петр Ефимович Тодоровский кавалер орденов «За заслуги перед Отечеством» трех степеней, трех орденов Великой Отечественной войны, многочисленных медалей за военные заслуги.
Екатерина Барабаш: Я хотела бы начать с войны. Недавно праздновали мы 65-летие Победы. Праздновали, как у нас всегда водится, шумно, громко. Нет ли у вас ощущения, что чем дальше мы уходим от тех событий, от войны, тем больше реальная память о войне, о людях, о жертвах и так далее превращается в некие политические игры государства, становится частью чьего-то пиара, чьей-то политической карьеры?
Петр Тодоровский: Вопрос очень интересный и очень непростой. Для тех, кто воевал или жил в то время, после войны, в послевоенный тяжелый период, для них лестно, что каждая юбилейная дата так широко, так помпезно отмечается, особенно в этот юбилейный год – 65-ая годовщина. А для других поколений, я думаю, это какое-то развлекательное, что ли, событие, очень красочное – увидеть нашу технику и через пять минут забыть. Они же забыли про войну, не помнят о войне, они заняты другими проблемами, другими делами. Я спросил своего водителя: «А ты знаешь, кто такой Сталин?». Ему уже 30 лет. И он не знает, кто такой Сталин, кто такой Гитлер. Он не знает, какие были 12 ударов – всякие такие истории, которые были очень важными для нашего поколения. Мы изучали в институте, мы должны были знать подробности каждой очень крупной операции, которые были удачными. А о неудачных нам тогда не приходилось говорить, потому что о них никто не спрашивал. Потому что 41-ый и 42-ой годы были очень тяжелыми, трагическими – проигрывали войну практически, отступления. Страшно даже подумать! От границы до Сталинграда - тысячи километров, и такое огромное пространство мы почти за два года (чуть меньше) отдали, немецкие войска прошли практически без особых проблем. А особенно в 42-ом году первые две недели вообще страшные были.
Говорить о том, что парады являются, как вы выразились...
Екатерина Барабаш: Частью политической карьеры.
Петр Тодоровский: Да. Вот был парад. После парада кого-то наградили за этот парад орденом или повышением в должности, я не в курсе дела. Но, видимо, было страшное желание показать рост нашей военной техники, потому что присутствовали на параде и китайцы, и другие руководители, мадам Меркель (которая мне очень нравится, кстати). Наверное, есть элемент того, о чем вы спрашивали меня.
Вообще о войне говорить очень сложно, потому что далеко мы отошли от нее. Тем не менее, конечно, для таких людей, как я, она является определенным пунктом, стержнем моей жизни. Во-первых, я был молодым мальчиком, парнем. И вот это ощущение молодости, когда в молодости очень легко переносить трудности, и в молодости легко быть счастливым - мы вспоминаем в этом смысле. Четыре года войны, там было все – там была война, там была смерть, там было предательство, там были бездарные командиры, там была любовь. Это четыре года определенной жизни в нечеловеческих условиях, когда ты в каждую минуту можешь получить кусок железа в затылок. Поэтому мы иногда вспоминаем. Вот Булат Окуджава (Царство ему небесное) родился 9 мая. Мой сын родился 9 мая. Жена Зиновия Ефимовича Гердта Татьяна Александровна родилась 9 мая. И был период, когда мы собирались обязательно просто потому, что родились 9 мая. Но тут же, конечно, был и День Победы. Все это автоматически соединяли, и обязательно был тост за Победу. Потом Булата не стало, и как-то это все снивелировалось, наше собрание ежегодное 9 мая ушло в никуда.
Данила Гальперович: А вам не кажется, что чем больше чудесных, новых, больших ракет, чем больше самолетов и прелести военной, тем меньше ощущения того, что война была, во-первых, страшным горем, а во-вторых, страшным трудом людей, которые шли под чужие пули, под страшные приказы, которые, конечно же, боролись со страхом умереть?
Петр Тодоровский: Когда мы из боя вышли на Эльбу, и наконец, наступила тишина, то мы были счастливы. Мы остались живы! И этого не учитывать невозможно. У меня лежит сценарий, который называется «Оглушенные тишиной». Я не бываю на парадах, но мне кажется, что, конечно, можно было бы поскромнее. Потому что в этом году особенно ярко проявилась военная мощь нашей армии, и это была еще демонстрация. Я не знаю, для кого и для чего. Военные люди были счастливы, ветераны были счастливы, руководство страны было счастливо.
Роланд Фрицше: Петр Ефимович, несмотря на то, что нельзя забывать о тех страшных событиях, которые были во время войны, которые вы сами видели, которые вы показывали, допустим, в вашем фильме «Риорита», то есть неприглядную сторону войны, хотел бы вам задать вопрос. Была большая, огромная премьера фильма «Предстояние», будет фильм «Брестская крепость». Надо ли в кино освещать вот так широко войну? Может быть, надо все-таки переориентировать кино российское?
Петр Тодоровский: Я обратил внимание, что на экранах телевизора были подняты все старые фильмы на военную тему, очень многие фильмы. Мало того, не только снова снимается фильм о Брестской крепости, снимается фильм, который я снимал, - «Жажда», он тоже о войне. Мы сняли односерийный фильм, а сейчас снимается сериал. То есть этому придают, видимо, особое, важное значение сверху. И такое ощущение, что не хватает идеи о сегодняшнем дне, о наших проблемах, которых полным-полно. Допустим, снять фильм о Движении «Наши». Это очень интересное, но не всегда приятное явление нашей жизни.
Данила Гальперович: Как интересно! А что вы о них думаете?
Петр Тодоровский: Я этих людей не знаю, но там попахивает штурмовиками. Лучше, чтобы их не было, такое ощущение у меня. Еще раз повторяю, масса современных проблем в нашей жизни, которые можно было бы освещать в кино, но почему-то уклон в ту сторону – снова фильмы на военную тему поднимаются, переснимаются, снимаются сериалы. Я не думаю, что это попытка кого-то напугать. Я думаю, что это попытка сказать, что мы тоже не лыком шиты, что у нас на случай войны есть чем дать отпор и так далее. Помните, у Булата Окуджавы есть: «Ах, война, что ты сделала, подлая...». Она сделала много горя, потому что миллионы женщин остались без своих женихов, 28 миллионов мальчиков от 18 до 35-40 лет, а среди них мог быть и Пушкин, и Лев Николаевич, который, может быть, наконец, написал бы сейчас, спустя 65 лет, большую правду об этой войне, об аспектах этой войны. Есть маленькая книжечка Гавриила Попова «1941-1945», где он поднимает массу проблем, о которых вообще не говорят, как будто их не существует. Наконец, впервые в этом году к 65-летию Победы показали, как союзники нам помогали. А до этого был молчок, как будто такого явления не существовало.
Но я все-таки военный человек, хотя это спрятано где-то далеко. Но я снимаю не о войне. Если вы обратили внимание, у меня никаких атак, выстрелов нет. Я снимаю о людях на войне, о взаимоотношениях людей. Меня интересуют люди, их радости, их беды, их мечтания. И конечно, о любви. Что может быть прекраснее, и как человек может прожить без любви! Я говорю в более широком смысле, не только о мужчине и женщине, но когда у человека есть, кроме основной профессии, какие-то пристрастия, хобби, любовь к каким-то занятиям. Мало современных, интересных фильмов. Я не могу назвать. Хотя есть молодые режиссеры, они практически осуществляют всю программу кинематографическую. Потому что наше поколение закончено, остались жалкие единицы. Я мог бы назвать по именам: и Марлен Хуциев, который пятый или шестой год снимает, Наумов Володя, который снимает. Я считаю, что я тоже в ряду, я еще на плаву.
Война была жестокой, кровопролитной. Вот сидит представитель ГДР, немец. А когда закончилась война, это народ, который – или воевать, а если не получилось, проиграли – все, больше никаких попыток. Я был в Германии после войны. Были случаи, когда немцы наших солдатиков, которые выпили и чувствовали себя не очень хорошо, мягко выражаясь, отмывали, находили и приводили в нормальное состояние. Очень дружелюбны. Они поняли, что они проиграли войну – и все, на этом закончено. И до сих пор ведется в Германии огромная пропаганда, огромная работа по воспитанию молодого поколения, и не одного поколения уже, о том, почему проиграли немцы войну, что это была великая катастрофа для немецкого государства. Я там бываю очень часто и на фестивалях, и так. Это и наглядно, и по телевизору, и памятники, и все прочее. Раз в неделю они обязательно показывают... есть передачи, где они показывают знаменитые кадры, когда бульдозер сгребает человеческие кости. Там ведется такая работа. А у нас, к сожалению, не все рассказывается о войне, не вся та большая правда, которую желательно, конечно, было бы рассказать, чтобы народ знал, что мы пережили, что мы потеряли, какой страшной ценой была добыта победа, какую союзники нам оказывали помощь, они нас очень сильно поддержали.
Данила Гальперович: Я все-таки хочу свернуть на кино. И тут слово специалисту.
Екатерина Барабаш: Я хотела бы вспомнить про фильм «Военно-полевой роман». Вот уже больше 20 лет прошло. И тогда он меня сразу поразил, помимо всего остального, чем он мне нравится, тем, что на тот момент прошло 40 с лишним лет после окончания войны - и вдруг мы видим фильм на тему, на которую у нас ничего не было, потому что все это скрывалось – женщина. Недавно показывали документальный фильм про женщин воевавших, и они сказали: «У нас отняли победу». Нельзя было говорить о том, сколько было женщин на войне. И вдруг я подумала, что чуть ли не 50 лет прошло – и вдруг мы видим на экране героиню из тех женщин, которых было огромное количество на войне. Это же потом, как я понимаю, превратилось в огромную проблему. Вот эти женщины, у которых была на фронте любовь, потом появились дети, мужчин убили, у них не было необходимого штампа в паспорте. Это же был кошмар! Как вы считаете, остались ли какие-то темы, которые до сих пор закрыты, про которые не знают, не говорят, может быть, в силу того, что тогда советская власть запрещала говорить? Или, может быть, не принято, или не хотят?
Петр Тодоровский: Я с высоты командира пехотного взвода не могу рассуждать убедительно по поводу женщин, которые были на войне, потому что это санитарная служба, это служба обеспечения и прочее. Но даже из истории «Военно-полевого романа» ясно, что, конечно, было огромное количество женщин, которые не просто обеспечивали, а были девушки-снайперы. Когда стояли в обороне, они приходили и ждали, когда немец высунется, появляется – и они должны были стрелять. Но это было счастьем для нас, когда появлялись эти девушки. Их очень не хватало. А особенно тех, которые были на переднем крае. Вот все говорят: «Мы все воевали». Но если передний край – это те, кто по-настоящему воевал. Есть вторая полоса, вторая линия, а потом все дальше и дальше. Вот то, что было дальше и дальше, я ничего не знаю. Хотя, конечно, известно, что у командира полка был свой блиндаж, если мы не шли в наступление. Наступление – это движение. Да и командира батальона тоже был свой блиндаж. Вся история в «Военно-полевом романе» идет о женщине и командире батальона. И там была настоящая любовь, там были настоящие чувства. Я потом, после войны встречал семью: он воевал, она воевала, они там познакомились, они там стали жить, и они вернулись домой. А это знаменитое «ППЖ» – «походно-полевая жена» - не зря это название появилось. Но об этом очень мало, почти ничего не сказано. Я не знаю, был ли фильм о летчицах, которые летали на «У-2».
Данила Гальперович: Был один, но он был очень праздничным. Это там, где: «Первым делом – самолеты, ну а девушки потом». И там как раз те девушки, которые летали на «У-2». Но там у них все гладко очень.
Петр Тодоровский: А про тех, кто по-настоящему воевал, которые были снайперами, санитарами.
Данила Гальперович: Петр Ефимович, помните, у Быкова в «Бой идут одни старики», там же есть девушки, которые как раз летали на «У-2», и они обе погибли.
Петр Тодоровский: Одиночные фильмы, в которых затрагивается эта проблема. Конечно, обидели женщин, я думаю. О них должны были бы рассказать большую правду и о большом труде, который они вложили.
Данила Гальперович: Петр Ефимович, я хотел бы вас спросить, как вы попали в Саратовское военное училище? Насколько я понимаю, война вас застала, когда вам было 15 лет. Расскажите.
Петр Тодоровский: Мне шел уже 16-ый год. И мы еще были подростками, воспитанными на том: «Если враг нападет, если темная сила нагрянет, как один человек, весь советский народ за советскую Родину встанет». И много таких замечательных песен, всяких лозунгов: «Если враг сунет свое свиное рыло в наш советский огород, он будет уничтожен на его же территории!». Поэтому идеологически мы были подготовлены воевать немедленно.
Данила Гальперович: Но, насколько я понимаю, немедленно и победно.
Петр Тодоровский: Это несомненно. Мы были этим нафаршированы, начиная с октябрятских времен, пионеры и комсомольцы. И когда мы узнали: «Ах, война! Ну, братцы...».
Данила Гальперович: В Испанию не попали, вот теперь...
Петр Тодоровский: Да, теперь мы приложим руку. Но мы еще ходили за девочками с гитарами, дергали за косы, обнимали и целовали их. Война шла, а мы вели себя так, как будто никакой войны нет. Но вдруг в 50 километрах от нашего городка был сброшен огромный десант, и стало ясно, что надо бежать. Была паника. И мы бежали в чем были. И это была необходимость крайняя, потому что не известно, чем бы малейшее промедление закончилось.
Данила Гальперович: А было ощущение или знание того, что все-таки еврейская семья, что это может быть конец совсем?
Петр Тодоровский: Мы жили среди украинцев, русских, и такого ощущения не было. Но взрослые люди, которые были старше нас, они это понимали, как я думаю. Потому что на одной подводе 13 человек - пожилые люди на повозке, а мы пешком – бежали. Это был длинный путь: от Бобринца до Запорожья, от Запорожья до Сталинграда, через Ростов, через «ДнепроГЭС», через бомбежки, через ночевки в поле и прочее, прочее. Под Сталинградом есть знаменитая и самая крупная электростанция, и мы с отцом разгружали уголь для этой станции. Эшелон подходил, и мы с платформ сбрасывали уголь. К 7 ноября 41-го года начали бомбить Сталинград. И нас посадили в баржу, это была какая-то железная колымага. Была очень страшная посадка, потому что был узкий трап, ночь, шел уже снежочек, и люди падали в воду. Была страшная ночь. Всю ночь нас куда-то везли на этой барже. Утром высадили. Это был Камышин. А около железнодорожной станции стояли сани с лошадьми, верблюдами, коровами, быками. И нас всех в разные села растащили по Саратовской области.
Мы попали в глухую, маленькую в 60 километрах от районного центра деревушку невероятной красоты. Природа выдула огромный холм, а на вершине этого холма... Я думаю, это были те раскулаченные, которые бежали так далеко, которые соорудили там себе деревушку. Называлась она Шишка, поскольку была на самом верху. Там я проработал два года в колхозе, освоил всю технику и все сельскохозяйственные работы в поле, в бригаде – на плуге, освоил езду на лошадях, на верблюдах. Потому что эта деревушка была рядом с Казахстаном. Прошел школу деревенской и колхозной жизни. И оттуда меня призвали в армию.
Данила Гальперович: То есть именно вас призвали, а вы не пошли сами в училище?
Петр Тодоровский: Нет, меня призвали. Я был рабочей силой, а ее не хватало - в деревне были одни женщины, старики, калеки. А мы уже были как бы мужчинами. Пошел 18-ый год всего. То есть два года я там работал, даже чуть больше. А оттуда – в Саратов. В Саратове нас выстроили и сказали: «У кого есть образование 9-10 классов, выйти из строя». Я тоже вышел из строя. И таким образом, стал студентом Саратовского военно-пехотного училища.
Данила Гальперович: А потом – фронт. А есть ли какие-то темы военные, может быть, еще с советских времен, этой войны, которые вообще еще не тронуты? То, о чем надо было бы рассказать, а не рассказали.
Петр Тодоровский: Не рассказали о двух неделях 41-го года, когда на шестой день войны был взят Минск, Рига, Таллин, вся Прибалтика. А если и рассказывали, то не совсем так, как было в действительности.
Данила Гальперович: С одной стороны, война, из-за того, что это было такой величины событие, описана довольно детально, а с другой стороны...
Петр Тодоровский: Война была с колоссальными жертвами. Есть данные: один немец – восемь наших. Один к восьми. Это показатель боеспособности, умения командовать, умения вести войну в тех условиях. Потому что перед войной очень хвалились, были настроены очень победоносно. Психологически были не готовы практически, а были готовы к тому, что мы запросто, с легкостью победим любого врага, и это очень помешало, потому что по-настоящему не готовились. Об этом пишут, но кино об этом не снимают.
Данила Гальперович: Я вам честно скажу, мне было бы интересно или важно, если бы кто-то снял фильм о том, что людей во время войны расстреливали или сажали за сомнения в советско-германской дружбе по приговорам, которые были вынесены до войны. Это было?
Петр Тодоровский: Это очень сложный вопрос.
Екатерина Барабаш: А мне было бы интересно узнать про пленных наших, что такое был плен, например, как там жили люди.
Данила Гальперович: И что было после него.
Екатерина Барабаш: Ну, мы примерно знаем, к сожалению, что было с этими людьми позже.
Петр Тодоровский: Если за 41-ый год попало в плен, по-моему, около 5 миллионов наших солдат и офицеров, то можно судить об умении наших командиров вести военные действия. А как они жили – об этом вообще ни разу никто не рассказывал, не писал и фильмы никто не снимал. Но для того чтобы снять такой фильм, как режиссеру, хотелось бы побыть самому в плену. Но лучше не надо.
Роланд Фрицше: Петр Ефимович, мы сегодня в гостях у вас в Подмосковье, на вашей даче. А вы ощущаете здесь те проблемы, которые переживает в настоящее время российское кинообщество? Я имею в виду раскол, который произошел в кинообществе, что есть сторонники Никиты Сергеевича, есть противники, которые создали сейчас свой киносоюз. И как вы это воспринимаете?
Петр Тодоровский: Все настолько неприятно, что произошло, этот раскол, что я практически уже не член Союза. Я себя не чувствую членом Союза. Я не понимаю, что это за Союз. Я не понимаю, кто и чего хочет. С другой стороны, Марлен Хуциев, который воевал с Михалковым и подавал в суд на него, сейчас они в хороших отношениях. И как себя вести?..
Данила Гальперович: А вы знаете, что они в хороших отношениях сейчас?
Петр Тодоровский: Михалков в своем интервью сказал. Его обвинили в том, что он Хуциева, такого замечательного режиссера... А он сказал: «Я с ним на днях пил чай вместе в Союзе».
Данила Гальперович: А вы с Хуциевым сейчас дружите, разговариваете?
Петр Тодоровский: Да, разговариваем.
Данила Гальперович: А что он говорит?
Петр Тодоровский: Я подписал первое письмо после учредительного съезда знаменитого. Никита Сергеевич быстро организовал этот съезд, ему надо отдать должное. Надо иметь такие средства, такую поддержку, такие возможности, чтобы организовать учредительный съезд.
Данила Гальперович: Вы очень точно сказали: сумма средств, поддержки и возможностей.
Петр Тодоровский: Да. Я подумал, что я не буду встревать. Я подписал одно письмо. Я знаю, что Никита Сергеевич не будет со мной здороваться. Мне звонили домой и сказали: «Если вы не придете на съезд, вы не будете снимать кино». И они оказались правы. Потому что сейчас придумано, и как я понимаю, главную роль сыграл Никита Сергеевич Михалков, сейчас субсидирование происходит... Практически я не могу прийти к министру культуры или прийти к министру кинематографии и потребовать: «Вот я снял много фильмов, я себя чувствую прекрасно, у меня есть сценарий. Дайте денег!», - такой возможности нет. Потому что министру дали только на дебюты, на мультипликацию, а все деньги получили кинокомпании. Будут выбирать те материалы, которые им нужны. А нужны, кроме как про любовь, в первую очередь – про патриотизм, про любовь к Родине, про положительных героев и прочее. А я снимаю все время про положительных героев, у меня отрицательных героев практически нет. Так что я прошу это учесть.
Данила Гальперович: На самом деле, мне что-то подсказывает, что трехкратный кавалер орденов «За заслуги перед Отечеством» может пойти не к министру, а гораздо выше. Просто прийти и сказать: «Я хочу снять фильм». Я думаю, что они только обрадуются.
Петр Тодоровский: Я не люблю ходить по всяким инстанциям.
Данила Гальперович: Это другое дело.
Петр Тодоровский: Ну, посмотрим. Вы смотрели мой последний фильм задавленный, который нигде не показывают?
Данила Гальперович: «Риорита»? Да, конечно.
Петр Тодоровский: Его «Первый» канал купил, на величайшее удивление. Ни один канал не покупал, а «Первый» канал взял. И показывают только в День Победы, один раз. Значит, уже два раза показали. И надо еще год ждать, чтобы третий раз показали – тогда можно торговать этим фильмом. А так мы не имеем права прикасаться к нему.
Екатерина Барабаш: Вы сейчас сказали о том, что кино нужно патриотическое, по крайней мере, могут требовать теперь: «Если хотите денег – снимайте патриотическое кино». А у меня такое ощущение, и в последнее время все больше и больше, что кино вообще не повезло больших других видов искусства. Это самый массовый вид искусства и самый финансово затратный. И такое ощущение, что все больше и больше к кинематографу начинают относиться как к некой социальной рекламе: надо провести в жизнь эту добродетель, здесь мы будем воспитывать патриотизм, здесь мы будем воспитывать любовь к партии и правительству и так далее. Как вы считаете, как человек, снявший столько картин и не позволявший себе снимать социально значимое кино, вообще искусство и кинематограф в частности, должны ли они что-то нести заведомо, должны ли они чему-то обучать, должны ли они быть проводниками чего-то? Может ли кто-то указывать художнику, что он должен снимать?
Петр Тодоровский: Я думаю, что зритель, который приходит в зал, он должен через 5-10 минут забыть, что он смотрит кино, и стать соучастником происходящего на экране. Ему даже не обязательно понимать, о чем фильм, а он должен чисто эмоционально воспринимать его. А уже потом, после фильма или на следующий день, когда фильм не дает ему покоя, он вспоминает о нем. Всю программу сейчас художественных фильмов выполняют молодые, ну, до 40 лет ребята. Те из них, которых я знаю, типа Балабанова, вряд ли будут снимать патриотическое кино.
Данила Гальперович: Почему? Он снял «Войну», которая вполне патриотическая. Там как раз по всем тем подходам, которые...
Петр Тодоровский: О каком фильме вы говорите?
Данила Гальперович: Как из чеченского плена вынимали...
Петр Тодоровский: Не «Блокпост»?
Данила Гальперович: Нет, «Блокпост» снял Рогожкин. В «Войне» как раз все в порядке: западные люди плохие, российские одиночные герои хорошие.
Петр Тодоровский: Но после его фильма «Груз 200», мне кажется, он вряд ли будет в открытом виде... Вот эта сериальная эпопея, которая идет изо дня в день, 106-ая серия, 208-ая серия, она все равно эту работу сделает, о которой мы говорили.
Данила Гальперович: То есть она выполнил социальный заказ?
Петр Тодоровский: Она эту функцию выполнит, конечно. Там желающих много найдется. Потому что не очень талантливый человек готов на все, он любой заказ будет выполнять, лишь бы снимать. А серьезно думающие режиссеры, наверное, будут снимать, настолько художественно, ярко и интересно, что почему бы и нет. Мы же живем в этой стране, и мы должны о ней рассказывать, мы должны ее прославлять, мы должны ее любить.
Данила Гальперович: А чтобы рассказывать, обязательно прославлять?
Петр Тодоровский: Ну, хотя бы любить.
Данила Гальперович: Любить – это важно.
Роланд Фрицше: Вот вы про любовь говорили. И вы прекрасно выглядите, несмотря на то, что скоро у вас будет юбилей. Видимо, любовь внесла свою лепту, что вы так хорошо выглядите. И вы однажды говорили: одно из главных качеств режиссера – это любить артиста. А вы, как режиссер, кого любите прежде всего из своих актеров, с которыми вы работали? Я уж не говорю о том, что вы любите своих друзей. Вот вы любите, насколько я знаю, Киру Муратову, Марлена Хуциева, близкий ваш друг.
Петр Тодоровский: Мне в этом смысле очень повезло, потому что я снимал замечательных актеров. Я могу назвать Евгения Леонова, Евгения Евстигнеева, Олега Борисова, Инну Чурикову, Елену Яковлеву, Гурченко – обойма очень мощная. Они мне доставили огромное удовольствие. Было большим счастьем общаться с такими талантливыми людьми на съемочной площадке и в жизни.
Данила Гальперович: Но у вас еще было очень много хороших дружб, насколько я понимаю. Потому что это и Булат Окуджава, и Александр Володин, и Зиновий Гердт.
Петр Тодоровский: И Поженян Гриша. С Булатом Окуджавой мы писали первый мой сценарий. Он был в сильном загоне, его выгнали из «Литературной газеты». Он остался без средств к существованию. Я его пригласил в самый трудный момент его жизни. И мы сочиняли сценарий «Верность». Это было счастливое время! Потому что мы не только сочиняли, мы и пели песни, и давали концерты, я ему иногда подыгрывал на гитаре.
Данила Гальперович: И еще один вопрос, связанный с войной. Был еще один человек, который был сильно моложе вас, и о войне, как раз именно как о войне, о столкновении и о том, как человек себя в этом чувствовал, написал очень много. То есть – Владимир Высоцкий. Как вам кажется, насколько вы бы хотели, чтобы люди больше его слушали сейчас, возможно ли это или это все-таки уже принадлежит другому поколению?
Петр Тодоровский: Я думаю, что его пик прошел, хотя спуск с этого пика будет очень длительным.
Данила Гальперович: Вот те песни, которые он писал о войне, вам нравились?
Петр Тодоровский: В общем, да. Хотя я его очень мало знал.
Данила Гальперович: А что вы сейчас делаете? Вы пишите, вы хотите снимать?
Петр Тодоровский: То, что я пишу, я не хочу снимать.
Данила Гальперович: А что вы пишите?
Петр Тодоровский: Я написал три сценария за время после «Риориты». Один – молодежный. Конечно, это ретро, потому что о современной молодежи я не могу писать – я их не знаю, я с ними не общаюсь. Второй сценарий мне очень нравится, он еще не совсем готов, но я бы его снимал, - это любовь художника и проститутки. Третий сценарий написан – это «Оглушенные тишиной». Марлен сделал «Был месяц май» - замечательную картину. И не потому, что я там снимался. Я считаю, что это одна из лучших его работ. А эта совершенно в другом ключе, совершенно другая проблема – как жили те, кто остался в Германии после войны. Потому что я был комендантом маленького городка, и это была большая жизнь и по общению с немцами, и по работе, и по тому, что ко мне приезжало все начальство, как наши разгулялись и по ночам пытались насиловать немок. Там масса материала. Я бы это тоже снял. Но это надо снимать в Германии, а такие деньги я вряд ли получу.
Данила Гальперович: Но здесь сидит немецкий журналист, который потом наверняка расскажет о том, что у Тодоровского есть мысль снять в Германии фильм о том, как это было.
Петр Тодоровский: А вообще я пишу сейчас все, что придет в голову, под названием «Больше всего меня удивляют люди».
Данила Гальперович: А меня, конечно, и удивила, и порадовала наша беседа. Спасибо большое вам за ее возможность.
