Марина Тимашева: О конкурсной программе ММКФ я говорила в прошлом выпуске программы, но кинофестиваль всегда интересен не столько конкурсными программами, сколько параллельными показами документальных фильмов и работ признанных режиссеров. О них и о некоторых фильмах конкурса дебютного, экспериментального кино ''Перспективы'' рассказывает Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: Многие критики традиционно жалуются на то, что конкурс ММКФ скучноват, на него не попадают фильмы высокого уровня. Но вознаграждены обычно бывают зрители внеконкурсных программ. Кино как зрелище побеждает, например, на просмотре фильма ''Призрак'' Романа Полански, который доставил большое удовольствие социологу и продюсеру Анатолию Голубовскому.
Анатолий Голубовский: Это такой молодой, задорный, я бы сказал, фильм, чрезвычайно ироничный, действительно, с блестящими актерскими работами. И Макгрегор, и Пирс Броснан, особенно, как мне кажется. И тут тотально все друг над другом издеваются, в этом фильме. Роман Полански издевается над жанром политического триллера, он издевается над самим собой, потому что он тоже, в сущности, оказался в ситуации преследуемого кем-то персонажа. История не менее загадочная, чем история, которая произошла с бывшим премьер министром Великобритании. Это история, в которой есть издевательство над криминологией, над теорией заговора, над тем, какая, в сущности, это все призрачная фигня, я бы сказал. И абсолютно при этом не страшная, очень стильная.
Елена Фанайлова: Ироничная и даже издевательская киностилизация победила и в конкурсе дебютного кино ''Перспективы''. Действие польского фильма ''Реверс'' происходит в Варшаве в 1952 году, первые полчаса разворачиваются в духе нового европейского кино, критикующего советское прошлое (подобных фильмов было несколько в основном конкурсе ММКФ). Кажется, зрители смотрят историческую семейную драму с благородной героиней и шантажирующим ее любовником-негодяем, который оказывается агентом спецслужб. Но с момента, когда хрупкая девушка, редактор отдела поэзии издательства ''Новины'', жестоко убивает любовника и и уничтожает его труп, кино становится криминальной ''черной'' комедией. Режиссер фильма ''Реверс'' Борыс Ланкош определил его жанр как ''сталинский нуар''. Важной конструкцией фильма является сталинская высотка. Говорит критик Алена Солнцева, заведующая отделом культуры газеты ''Время новостей''.
Алена Солнцева: Это вообще очень важно для фильма, потому что на протяжении всего фильма идет строительство этого Дворца культуры и искусства, который является единственной высоткой и называется ''подарок Сталина''. То есть это культовое в каком-то смысле для Варшавы здание, потому что как раз о нем все время идут споры, говорят, что нужно его снести, кто-то говорит, что его нужно сохранить, потому что это память о прошлом, это памятник советского стиля. Естественно, что героиня зарывает кости убиенного и растворенного в кислоте любовника в фундаменте строящегося здания и, таким образом, это здание становится памятником на его могиле. И, естественно, к этому зданию она приходит каждый год в День всех Святых, когда положено поминать мертвых, ставит свечку, потому что это единственное колоссальное надгробие советскому прошлому, и все символическое значение становится ясным.
Елена Фанайлова: Творческий метод Борыса Ланкаша, безусловно, экстравагантен, но вопрос, которым он задается, вполне серьезен: кто мы? Чем определяется наша личность – прошлым, политикой, семейной легендой? Кажется, что и единственный фильм из России в конкурсе ''Перспективы'' о том же. Это, сделанная в Татарстане, режиссером Юрием Фетингом, поэтичная, красиво снятая, притча о татарской Асе Клячиной, которая любила, да не вышла замуж. О том, чего не хватает фильму ''Бибинур'', рассуждает критик Алена Солнцева.
Алена Солнцева: Для меня в этом кино не хватило национального татарского искусства. Оно снято очень условно, приблизительно. Хотя мне понравился оператор, у меня нет к нему никакого отрицательного отношения, но для того, чтобы к нему сформировалось какое-то положительное отношение, явно не хватает ни оригинальности истории, ни каких-то реалий. Вся ситуация, которая в этой картине, она какая-то условная, взятая как будто из старого советского кино. Как будто бы не прошло уже 20 лет новой реальности, как будто бы не возникли новые конфликты, как будто бы не возникли какие-то новые отношения. Язык этого фильма чрезвычайно архаичный.
Елена Фанайлова: И отношения эти кажутся архаичными, несмотря на то, что, вроде бы, приезжает молодой герой и внутри фильма пытается сконструироваться некая современная ситуация.
Алена Солнцева: Ну вот мне кажется, что эта современная ситуация с покупкой земли, с возможностью защиты земли предков, с некоей положительной ролью нового олигарха, уехавшего когда-то в Америку, вернувшегося и защитившего своих соотечественников от местных бандитов, на мой взгляд, это штампы, которые ведут за собой эту архаику отношений. При внешне современных реалиях фильм глубоко старомодный по отношению к действительности.
Елена Фанайлова: Заметный фильм конкурса ''Перспективы'' - шведская лента ''Раз, два, три, четыре, семь. Наши дети''. Это жесткое социальное кино. К подросткам попадает пистолет, и они будут стрелять, в финале – в человека, девушка убьет отчима. Мир старших школьников показан как мир бесконечного насилия и неприкаянности; проблемы молодых выходцев из мусульманских стран ничем не отличаются от проблем их шведских ровесников. Зачем нужны киновариации на тему ''Класса'' Лорана Конте или ''Слона'' Гэса ван Сента, в том числе в благополучной, с точки зрения россиян, Швеции? Отвечает исполнитель главной роли актер Том Юнгман.
Том Юнгман: Сначала этот фильм снимался для шведов, для шведского общества, и здесь наблюдается проблема не именно того, что оружие попало в руки не тех людей, а проблема взаимоотношений молодежи между собой. Cнималось очень много фильмов, но, следующего характера: обычно это конфликты между родителями и подростками. А здесь как раз проблема самой молодежи, и это очень часто происходит именно в пригородах крупных городов, потому что молодежь остается без присмотра и им нечем заняться. Энергии много и получается, что эта энергия выплескиваться таким образом. ''Харрасмент'' - это очень часто встречающееся понятие в Швеции, это случается везде, начинается с самого детского сада, с самого юного возраста, продолжается до взрослого возраста и переходит из рамок какого-то физического насилия в именно психическое насилие. Встречается повсеместно в школе в Швеции, и в школах это часто именно физическое насилие. Я, в принципе, сам занимался тем же самым, что герои, до того момента, пока я сам не нашел себе занятие после школы, какой-то интерес. А до этого я занимался тем же самым, но исключая, конечно, оружие. Мои друзья так же и продолжают жить той жизнью, всегда пытаются или наркотики мне продать или рассказывают, когда и где они взорвали последнюю машину, и так так далее. Они всегда очень хорошо знают, где находится полиция и, соответственно, занимаются хулиганством в каких-то других районах, чтобы не пересекаться с полицией. Они очень изощренные.
Елена Фанайлова: О жизни парней с рабочих окраин говорил шведский актер Том Юнгман. Фильм на похожую тему, но еще более жестокий – один из главных показов документальной программы ''Особый взгляд'', называется ''La vida loсa'', ''Безумная жизнь'', о молодежных уличных бандах Сальвадора. Рассказывает куратор программы Григорий Либергал.
Григорий Либергал: Серьезная картина Кристиана Повиды, французского кинематографиста, фотографа великого, которая стоила ему жизни, потому что за этот фильм Кристиана Повиду и убили в прошлом году, как раз перед тем, как картина должна была выйти. Это такой блестящий анализ того, что такое современный городской молодежный гангстеризм, когда все эти метастазы зашли настолько глубоко и охватили общество настолько полно, что у этих сальвадорских ребят просто нет никакого пути, они вырастают уже с детства в рамках этой огромной, гигантской, разветвленной молодежной банды. И, собственно говоря, это никакая не война сословий, классов, никакая не война имущих и неимущих, а это война нищих против нищих. Тем самым, это война безвыходная.
Елена Фанайлова: Еще один документальный фильм о войне и ее бессмысленности – американская лента ''Рестрепо'', действие которой происходит в 2007 году в Афганистане на военном блокпосту, названном именем погибшего доктора. Слово Григорию Либергалу.
Григорий Либергал: Документальных фильмов американских о войне на Ближнем Востоке были сотни, среди них несколько достаточно удачных, но вот так войну не показывал никто и, наверное, поэтому картина имела такой успех (пока только фестивальный). Очень интересно будет посмотреть, как ее не специалисты будут смотреть, а просто нормальная аудитория. Пока она вызывает в той даже самой Америке очень широкие дискуссии, и как раз о том, что наши замечательные ребята, в конечном счете, там делают. Это глас народа, то, как это сделал Юнгер. Я думаю, за идеологию картины отвечает, прежде всего, писатель, автор нескольких очень известных романов, в том числе и романов о войне, Себастьян Юнгер, а Тим Хэтеринтон больше отвечал за художественную форму, за режиссуру этой картины. Так вот та философия, которую излагает Юнгер, это действительно, что война есть некое абсолютно крайнее состояние человеческой жизни, только повернутое в совершенно уже ненормальную плоскость, то есть это не кореллируется жизнью. Они ведут совершенно бредовое существование вот в этой богом забытой точке, в этой долине, защищая от налетов талибов никому не нужный аванпост, военная ценность которого в фильме не объясняется, да, возможно, ее просто и нет, а там просто идет вопрос на принцип. И получается, что действительно нет в этой войне смысла, потому что американцы, которые хотят замирить этот воюющий Афганистан, и афганцы, которые преследуют в это время абсолютно свои цели, пытаются наладить свою традиционную жизнь в этой не традиционной, сумасшедшей обстановке, когда то с гор стреляют, то с аванпоста стреляют - вот, собственно говоря, об этом и фильм. Он создает просто образ войны как, с одной стороны, ненормального развития нормальной жизни, а, с другой стороны, как некоего ада на земле, когда теряется смысл существования.
Елена Фанайлова: Казалось бы, еще один ад на земле, кроме войны – это онкологическая больница. Но удивительным образом польскому режиссеру Павлу Лозиньскому удалось снять фильм о надежде, он называется ''Химиотерапия''. Рассказывает социолог Анатолий Голубовский.
Анатолий Голубовский: Это фильм, в котором мы видим людей, проходящих сеанс химиотерапии. Они все больны раком. И вот они все в одной комнате большой (видимо, так, потому что непонятно, где - все на крупных планах). У каждого - капельница, все это им капают, но мы этого ничего не видим, мы видим только их лица и то, как они общаются друг с другом. Ни с режиссером, ни с интервьюером, а друг с другом. И вот они рассказывают друг другу анекдоты, какие-то случаи из жизни, о том, как они узнали, что они заболели, о том, что они будут делать сегодня. Одна девушка - беременная, другой юноша, у которого невеста, свадьба должна быть через неделю, а он тут лежит на химии последней. Я не хотел смотреть этот фильм, потому что думал, что это будет очень тяжело, а потом все-таки решил, что я посмотрю. И вот это настоящий катарсис, который не может быть достигнут ни на одном современном игровом фильме, за исключением каких-то супер шедевров, которых мало, и все кажется фальшивым и бессмысленным, когда ты видишь, как люди, которым осталось жить неизвестно сколько, может, долго, а, может, завтра они умрут, как они живут, тем не менее, здесь и сейчас.
Елена Фанайлова: Второй польский документальный фильм программы ''Особый взгляд'' снят Мартином Лозиньским, известным польским документалистом. Эту ленту тоже смотрел Анатолий Голубовский.
Анатолий Голубовский: Это кино чрезвычайно эмоциональное, фильм ''До востребования'' это короткая, 14-ти минутная картина о маленьком городке под названием Коклюшки, в котором есть такая контора под названием ''Отдел по работе с письмами, которые невозможно доставить''.
Елена Фанайлова: А почему их невозможно доставить, кому они были адресованы?
Анатолий Голубовский: Например, адресат умер, или это письма, которые были отправлены до востребования и их не востребовали. Но среди них есть такие потрясающие. Письмо к Богу, например, которое написала какая-то маленькая девочка, которая попросила Бога, чтобы он как-то дал ей знать о своем существовании - написал ответное письмо или что-то в этом духе - потому что она не знает, есть ли он, и просит дать ей знак. И мы видим, как женщины, которые разбирают эти письма, читают это письмо, передают его друг другу, как-то рассуждают об этом и не понимают, как себя вести. Что делать с этим письмом? Вот если бы я был не месте этих женщин? И женщины тоже не вполне понимают, как быть. И, в конце концов, все эти письма и к Богу, и к каким-то заключенным, которые умерли... Из письма вдруг достают три сигареты. Кому это могло быть? Наверное, какому-то зэку. И все это упаковывается в такие мешочки, и на каждом мешочке стоит год: 1977, 1978 или 2007, сколько лет положено им храниться . Потом их постепенно, с конца начиная, берут и как-то перерабатывают. И вот они куда-то уходят, к Богу, видимо, собственно, к адресату. И это есть основная идея. Это пронзительно! Просто зал рыдал весь, и я тоже. Невероятное совершенно кино. Такое необычное для современного документального кино, которое все такое социальное, социальное, просто невозможно. А тут - социальное и, при этом, дико эмоциональное.
Елена Фанайлова: Все документальные ленты, о которых мы рассказывали, это призеры престижных европейских и американских фестивалей. На сеансы программы ''Особый взгляд'' было трудно попасть, люди сидели на ступеньках. То же самое происходило на ретроспективах Клода Шаброля и Люка Бессона, Серджо Леоне и Акиро Куросавы, на фильмах программ ''Восемь с половиной'' и ''Московская эйфория''. Критики говорят, что фестиваль давно нуждается в переорганизации: раз невозможно собирать крепкий конкурс для специалистов, следовало бы обратить фестиваль лицом к зрителю. Достаточно расширить площадки для показа внеконкурсных лент, не ограничивая их пафосным мультиплексом ''Октябрь'', и сделать цены на билеты более доступными.
Марина Тимашква: Елена Фанайлова представила нам несколько фильмов, показанных на ММКФ – те, что произвели на нее впечатление. А от себя добавлю: когда люди выражают недовольство конкурсными программами или организацией ММКФ, Никита Михалков всегда ссылается на ситуацию с тендером. Это значит, что нужно подать заявку на участие в конкурсе на проведение фестиваля, и ждать, удовлетворят ее или нет, решение приходит за пару месяцев до открытия ММКФ, а это очень поздно.
Никита Михалков: Фестиваль должен работать весь год. Те же отборщики должны ездить, на это должны быть деньги. А разговор идет о том, что у нас тендер на фестиваль проходит за два месяца до начала фестиваля, ну, за три месяца. Это безумие! Невозможно таким образом походить к подготовке такого события, как Московский фестиваль. Кстати говоря, это связано и с гостями. Их надо предупреждать заранее, отбирать картины, вести ту самую рутинную работу, которую могут вести только профессионалы. Надо менять закон, либо нужно хотя бы проводить тендер раньше и на три года или на пять лет. Чтобы, по крайне мере, люди, которые это делают, были уверены, что они это будут делать и дальше.
Марина Тимашква: Коллизия с тендерами действительно пренеприятная, но тому же Международному фестивалю имени Чехова она отчего-то не мешает.
