На 53-м году жизни скончался художественный руководитель Московского драматического театра имени Пушкина Роман Козак. Он ушел тихо, во сне, после тяжелой и продолжительной болезни.
Всем, кто любит театр, имя Романа Козака прекрасно известно. Учился в школе-студии МХАТ на курсе Олега Ефремова, работал актером в том же МХАТе и в театре-студии "Человек", где поставил нашумевший в свое время спектакль "Чинзано" по пьесе Людмилы Петрушевской. Был главным режиссером театра Станиславского, много ставил за рубежом – в Германии, Великобритании, Германии, Польше, Латвии… С 2001 года возглавил театр имени Пушкина, на сцене которого увидели свет многие его спектакли: "Ромео и Джульета", "Трое на качелях", "Самоубийца", "Саранча"…
Гражданская панихида и прощание с Романом Козаком пройдут в воскресенье в театре имени Пушкина.
Всего месяц назад Роман Козак участвовал в программе Радио Свобода "Поверх барьеров - Российский час", беседовал с обозревателем РС Мариной Тимашевой. Вот фрагменты этой беседы:
– Иногда возникает ощущение, что на главной сцене Театра Пушкина очень серьезные драматургические тексты, что здесь в первую очередь важна именно зрелищность, представление как таковое. В то время как в филиале происходят более внутренние, сдержанные по форме представления. Это заблуждение?
– По поводу филиала - абсолютно точно. Филиал это такая сцена, где мы пробуем и ошибаемся. Там поиски: жанра, новых молодых режиссеров, имен. А к большой сцене довольно серьезные требования, я не выношу пустых пьес. Хотя “Федра” Цветаевой - вроде, казалось, мы рискуем, а оказалось, что в Москве большое количество людей, которые хотят слышать этот текст! Девять лет идет спектакль "Ромео и Джульетта", я бы снял его с удовольствием, но боюсь, что он переживет меня. Потому что тинэйджеры хотят смотреть этот спектакль, а не потому, что их школа водит. Полные залы. Идет поиск зрителя скорее, чем поиск зрелищности. Но не так, чтобы гнаться за зрителем любыми средствами. Так, чтобы все это делалось культурно, достойно, без пошлости.
– Вы - педагог с огромным стажем школы-студии МХАТ, ваши курсы одни из лучших. Вы готовите ребят по старинке, так, как учили вас?
– По старинке, конечно. Так, как учили меня, потому что другого не знаю. Но поскольку я человек любопытствующий, то пытаюсь не отставать от того, что происходит в мире театра и в театральной педагогике. Но при этом базируюсь на том, как меня воспитали, хотя и привношу что-то свое – знание, какое-то упражнение, на мельчайшем уровне привношу. Нельзя сказать, что я прямо революционизируюсь на ходу.
Как учат по-новому, я видел. Многого не понимаю, ворчать, как старичок, не буду, инквизицию призывать тоже, но у меня возникло ощущение графоманства и тотального дилетантизма. Это когда артистов начинают учить те, кто не то что никогда артистом не был, а никогда к театру-то и не прикасался, к театральной школе, где-то по дороге чего-то нахватался. Для меня это непонятно. Что касается педагогики, есть некая, считаю, консервативная база, без которой просто нельзя. Есть азбука, есть алфавит. Поэтому я готовлю актеров по старинке, но любопытствуя...
Всем, кто любит театр, имя Романа Козака прекрасно известно. Учился в школе-студии МХАТ на курсе Олега Ефремова, работал актером в том же МХАТе и в театре-студии "Человек", где поставил нашумевший в свое время спектакль "Чинзано" по пьесе Людмилы Петрушевской. Был главным режиссером театра Станиславского, много ставил за рубежом – в Германии, Великобритании, Германии, Польше, Латвии… С 2001 года возглавил театр имени Пушкина, на сцене которого увидели свет многие его спектакли: "Ромео и Джульета", "Трое на качелях", "Самоубийца", "Саранча"…
Гражданская панихида и прощание с Романом Козаком пройдут в воскресенье в театре имени Пушкина.
Всего месяц назад Роман Козак участвовал в программе Радио Свобода "Поверх барьеров - Российский час", беседовал с обозревателем РС Мариной Тимашевой. Вот фрагменты этой беседы:
– Иногда возникает ощущение, что на главной сцене Театра Пушкина очень серьезные драматургические тексты, что здесь в первую очередь важна именно зрелищность, представление как таковое. В то время как в филиале происходят более внутренние, сдержанные по форме представления. Это заблуждение?
– По поводу филиала - абсолютно точно. Филиал это такая сцена, где мы пробуем и ошибаемся. Там поиски: жанра, новых молодых режиссеров, имен. А к большой сцене довольно серьезные требования, я не выношу пустых пьес. Хотя “Федра” Цветаевой - вроде, казалось, мы рискуем, а оказалось, что в Москве большое количество людей, которые хотят слышать этот текст! Девять лет идет спектакль "Ромео и Джульетта", я бы снял его с удовольствием, но боюсь, что он переживет меня. Потому что тинэйджеры хотят смотреть этот спектакль, а не потому, что их школа водит. Полные залы. Идет поиск зрителя скорее, чем поиск зрелищности. Но не так, чтобы гнаться за зрителем любыми средствами. Так, чтобы все это делалось культурно, достойно, без пошлости.
– Вы - педагог с огромным стажем школы-студии МХАТ, ваши курсы одни из лучших. Вы готовите ребят по старинке, так, как учили вас?
– По старинке, конечно. Так, как учили меня, потому что другого не знаю. Но поскольку я человек любопытствующий, то пытаюсь не отставать от того, что происходит в мире театра и в театральной педагогике. Но при этом базируюсь на том, как меня воспитали, хотя и привношу что-то свое – знание, какое-то упражнение, на мельчайшем уровне привношу. Нельзя сказать, что я прямо революционизируюсь на ходу.
Как учат по-новому, я видел. Многого не понимаю, ворчать, как старичок, не буду, инквизицию призывать тоже, но у меня возникло ощущение графоманства и тотального дилетантизма. Это когда артистов начинают учить те, кто не то что никогда артистом не был, а никогда к театру-то и не прикасался, к театральной школе, где-то по дороге чего-то нахватался. Для меня это непонятно. Что касается педагогики, есть некая, считаю, консервативная база, без которой просто нельзя. Есть азбука, есть алфавит. Поэтому я готовлю актеров по старинке, но любопытствуя...
