24 мая исполняется 70 лет со дня рождения Иосифа Бродского. К этой дате мы подготовили небольшую подборку фрагментов интервью и стихотворений, записи которых хранятся в архиве Радио Свобода.
– Сам по себе я занимаюсь тем же, чем я занимался, более-менее, всегда, когда выпадает свободное время – я сочиняю стишки.
Это интервью прозвучало в эфире Радио Свобода в 1977 году. Корреспондент нашей радиостанции посетил Иосифа Бродского в его доме в Энн-Арборе:
– Наша публика – это ведь весь русский народ. Что я могу сказать всему русскому народу? Терпимость просто, вот, что может единственное спасти мир. Зло начинается именно тогда, когда один человек думает, что он лучше другого человека. И когда вам говорят, что одна система лучшей другой системы, это сеет довольно скверные зерна. Единственное, я хотел, чтобы соотечественники стали более терпимы по отношению к тому, что им не нравится, хотя, надо сказать, что они терпят уже довольно, они вынесли на своих плечах довольно много.
Как я могу говорить? Кто я такой, чтобы говорить, обращаться ко всему русскому народу? Невозможно. Когда думаешь о народе, всегда сбиваешься на какое-то идиотское обобщение, все этим занимаются, особенно интеллигенты, отделяя себя каким-то непонятным мне образом от народа. В конце концов, то, что я могу сказать русскому народу? Я могу сказать ему только то, что я могу сказать себе.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму:
сны,
стены тюрем, пальто; туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих
нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит
прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно.
Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут
- тут конец перспективы.
В 1981 году Игорь Померанцев побеседовал с Иосифом Бродским об английском поэте Джонне Доне, которого Бродский переводил. Вот фрагменты того интервью:
– По-моему, в 64-м году я получил свои пять лет и был арестован и сослан еще в Архангельскую область и в качестве подарка, связанного с этим событием, ко дню рождения, по-моему, Лидия Корнеевна Чуковская прислала мне [книгу]... Видимо, она взяла в библиотеке своего отца. Собственно, тут-то я его и начал всерьез читать. У Дона не то, чтобы я научился, но мне ужасно понравился у него этот перевод небесного на земное, то есть перевод бесконечного в конечное. То есть, по сути дела... Это не слишком долго?
– Нет.
– Это довольно все интересно, потому что тут массу чего можно сказать. Дело в том, что на самом деле это, как Цветаева говорила, голос правды небесной против правды земной. Но на самом деле речь идет не столько против, сколько перевод правды небесной на язык правды земной, то есть явление бесконечных в язык конечный.
Поэт занимается, в общем, переводом одного на другое, как я вам уже сказал. Все, что попадает в поле его зрения, это, в конце концов, материал. То есть поэт на самом деле, язык не его инструмент, а он инструмент языка. То есть он относится к материалу с известным равнодушием. С точки зрения языка, а поэт – слуга языка, иерархии между реальностями, в общем, как бы не существует.
Меня упрекали во всем, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.
Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это - блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.
И если за скорость света не ждешь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.
Это была подборка фрагментов интервью и стихотворений Иосифа Бродского, записи которых хранятся в архиве Радио Свобода.
– Сам по себе я занимаюсь тем же, чем я занимался, более-менее, всегда, когда выпадает свободное время – я сочиняю стишки.
Это интервью прозвучало в эфире Радио Свобода в 1977 году. Корреспондент нашей радиостанции посетил Иосифа Бродского в его доме в Энн-Арборе:
– Наша публика – это ведь весь русский народ. Что я могу сказать всему русскому народу? Терпимость просто, вот, что может единственное спасти мир. Зло начинается именно тогда, когда один человек думает, что он лучше другого человека. И когда вам говорят, что одна система лучшей другой системы, это сеет довольно скверные зерна. Единственное, я хотел, чтобы соотечественники стали более терпимы по отношению к тому, что им не нравится, хотя, надо сказать, что они терпят уже довольно, они вынесли на своих плечах довольно много.
Как я могу говорить? Кто я такой, чтобы говорить, обращаться ко всему русскому народу? Невозможно. Когда думаешь о народе, всегда сбиваешься на какое-то идиотское обобщение, все этим занимаются, особенно интеллигенты, отделяя себя каким-то непонятным мне образом от народа. В конце концов, то, что я могу сказать русскому народу? Я могу сказать ему только то, что я могу сказать себе.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму:
сны,
стены тюрем, пальто; туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих
нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит
прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно.
Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут
- тут конец перспективы.
В 1981 году Игорь Померанцев побеседовал с Иосифом Бродским об английском поэте Джонне Доне, которого Бродский переводил. Вот фрагменты того интервью:
– По-моему, в 64-м году я получил свои пять лет и был арестован и сослан еще в Архангельскую область и в качестве подарка, связанного с этим событием, ко дню рождения, по-моему, Лидия Корнеевна Чуковская прислала мне [книгу]... Видимо, она взяла в библиотеке своего отца. Собственно, тут-то я его и начал всерьез читать. У Дона не то, чтобы я научился, но мне ужасно понравился у него этот перевод небесного на земное, то есть перевод бесконечного в конечное. То есть, по сути дела... Это не слишком долго?
– Нет.
– Это довольно все интересно, потому что тут массу чего можно сказать. Дело в том, что на самом деле это, как Цветаева говорила, голос правды небесной против правды земной. Но на самом деле речь идет не столько против, сколько перевод правды небесной на язык правды земной, то есть явление бесконечных в язык конечный.
Поэт занимается, в общем, переводом одного на другое, как я вам уже сказал. Все, что попадает в поле его зрения, это, в конце концов, материал. То есть поэт на самом деле, язык не его инструмент, а он инструмент языка. То есть он относится к материалу с известным равнодушием. С точки зрения языка, а поэт – слуга языка, иерархии между реальностями, в общем, как бы не существует.
Меня упрекали во всем, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.
Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это - блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.
И если за скорость света не ждешь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.
Это была подборка фрагментов интервью и стихотворений Иосифа Бродского, записи которых хранятся в архиве Радио Свобода.
