Владимир Тольц: В эфире очередная передача из цикла "Испытание Победой". О своей войне рассказывает сегодня ее участник, кавалер ордена Отечественной войны и боевых медалей Михаил Иванович Суханов.
Михаил Суханов: Я учился в архитектурном институте. Юноша, далекий от жизни. В общем, была обстановка творческая у нас, витали мы в мире архитектуры, начиная там – Греция, Рим. Разговоры такие, немножко не от мира сего. Молодые несмышленыши. И вот пришлось знакомиться с суровой действительностью, да еще армейской действительностью, да еще в военное время.
Владимир Тольц: Михаилу Ивановичу в июне будет 92. В 1941-м он заканчивал Московский архитектурный институт.
- Михаил Иванович, как началась для вас война, помните?
Михаил Суханов: Мы посланы были на преддипломную практику в Ленинград, и как раз кончилась наша практика, мы собираемся ехать. Мы питались там в основном булками и кефиром, у нас осталось много кефирных бутылок, мы и пошли мыть. И тут вбегают и говорят: "Ребята, идите, сейчас Молотов выступает!" Мы говорим: "Нам важно перемыть бутылки, сдать их". А там Молотов выступает, значит, начало войны. А потом получилось так, что, в общем, как-то я пошел в армию совершенно естественно, что ли, без всякого призыва, без всякого военкомата. В институте организовался студенческий отряд, мы в основном занимались маскировками. В частности, завода ЗИЛ мы там красили, чтобы с воздуха его трудно было разобрать. А потом приехали из Ленинградской военно-воздушной академии, они говорят: "Вот, мы вас забираем в академию". И в конце концов в конце 1941 года нас послали в Йошкар-Олу и зачислили в Академию. - Ленинградская военно-воздушная академия.
Владимир Тольц: В конце 1942-го, по окончании аэродромно-строительного факультета, Михаил Иванович попал на фронт.
Михаил Суханов: И началась моя служба. Вот Орел, вот этот вот участок. В общем, я попал в БАО – это называется батальон аэродромного обслуживания. А наша рота называлась АТР – аэродромно-строительная рота. По существу, в общем, тыловая, конечно, часть, в боях мы не были. Но я однажды был в бою настоящем.
Владимир Тольц: Где же это было и как?
Михаил Суханов: Это было в Белоруссии. Я был заместитель командира роты, моего командира послали в длительную командировку, и я, значит, оказался командир роты. Это было уже, когда мы вошли в Западную Белоруссию. Аэродром наш располагался около села, - не помню, какое село, - а тут лес был, граничил с аэродромом. И вот я в самом благодушном настроении распределил всех на работу, мои солдатики там выравнивают взлетно-посадочную полосу. И я в самом благодушном состоянии, помню еще капитана, который босиком сидел там, вхожу в свою хату, тоже разулся, думаю: вот сейчас порисую, свободное время. И вдруг прибегает солдат и говорит: "Товарищ старший лейтенант, нас сейчас чуть не обезоружили. Вышли из леса ребята с автоматами, винтовки были у нас тут, мы были совершенно не подготовлены. Они взяли наши винтовки. Но потом мы с ними поговорили, и они отдали наши винтовки и ушли в лес".
Я сразу звоню в роту и говорю: вот такой случай. Сразу из роты машину выслали, мы садимся в эту машину, едем на это место. Только подъезжаем – тра-та-та-та-та из автомата. Вылезли из машины – та-та-та из леса, отсюда. Что делать? Входим в лес – оттуда очередь из автомата. И вот тут я первый раз вынул свой наган, и все мы пошли в лес. Лес незнакомый, то тут стреляют, то тут стреляют. Как-то мы, в общем, и не знали, что делать. Вышли как-то, и тут такая просека была, полянка. Поостереглись идти в лес дальше, незнакомый лес, тем более с разных сторон все время строчат автоматы. И вот это первый раз, когда я с наганом в руке, с солдатами был в бою. И вдруг видим – по полянке бежит человек. И мои солдаты сразу винтовки, значит, раз – падает человек. Подходим к нему - убили его. Это был, значит, белорусский партизан. Его опознали жители соседней деревни.
Ну, тут, кстати, опять такая реалистическая деталька. Лежит, значит, человек убитый, мой солдат говорит: "Я его убил". Действительно, наверное, он и убил. Хорошие ботинки. Что делать? Сразу подходят, для солдата ботинки – первое дело, снимают ботинки. А тут, значит, из батальона парторг, парторг батальона был, значит, мы с ним были командиры этой операции, и он на это внимания не обратил. Я думаю: что мне делать? Как офицер, вроде бы я ему должен сделать замечание: ну, что ты с трупа снимаешь ботинки? Не знал, как себя вести. И так как-то, в общем, от этого отошел. Потом он эти ботинки в котомке носил очень долгое время, это моя солдат…
Владимир Тольц: Всю войну Михаил Иванович Суханов строил так называемые "аэродромы подскока" – это в 5-10 км от линии фронта.
Михаил Суханов: Ну, и вот был случай. Когда наступление, то тут не поймешь. Это уже потом на картах прочитывается линия фронта, а тут, в общем, не поймешь. И как-то мы поехали и въехали вот на ничейную полосу на машине. Тут, значит, разрываются снаряды уже около, тут какие-то связисты тянут связь. И нам, значит: "Куда вы заехали?! Вот немцы тут!" Мы как-то вывернули, место незнакомое, ну, и хорошо. А то могли бы и к немцам заехать…
Владимир Тольц: Из Западной Белоруссии часть Суханова двинулась в Польшу, а затем резко повернула к Кенигсбергу. Последнюю военную зиму рота Михаила Ивановича провела "прямо в поле у аэродрома".
Михаил Суханов: По-моему, 16 апреля 1945 года началась Одерская операция. И в это время меня забросили в глубокий-глубокий польский тыл. Была такая станция польская – Гонсоцин, это недалеко от Варшавы, где кончался наш путь и начинался немецкий путь или бывший польский, - разница в колее. В это время, значит, к этой станции подходили наши эшелоны с горючим, а тут подходили эшелоны по этой колее, и переливали или как-то там они иногда ставили на ту колею. И, значит, вот меня послали с группой солдат обслуживать эту станцию. И конец войны я и провел в глубоком польском тылу.
Владимир Тольц: А про победу и конец войны как узнали?
Михаил Суханов: 8 мая прибегает радист и говорит: "Очевидно, чего-то такое, ведутся переговоры. Я по радио сейчас поймал что-то такое. Похоже, война кончается". А потом уже по радио сказали, что вот капитуляция Германии.
Владимир Тольц: Как отметили-то?
Михаил Суханов: Знаете, в общем, мы никак не отмечали. Ну, так – вышли, несколько выстрелов сделали. Но ликование, конечно, было общее. Конечно, большая гора с плеч, и мысли такие: ну, все… У меня в голове, думаю: сейчас, значит, демобилизуюсь, поеду учиться. Я хотел продолжать там архитектурное образование, уже к этому времени я был внутреннее художник, думаю: надо пойти в художественный. А потом начался для меня лично период кошмарный.
Владимир Тольц: Да что ж произошло-то?
Михаил Суханов: Я вернулся в свою часть, у меня командир был – очень приличный человек, армянин, инженер, пожилой. И так, в общем, не было такого, что он командир, а я там подчиненный, как-то отношения были довольно мягкие, человеческие. Встречает меня и говорит: "А у нас полроты заболело венерической болезнью". У нас была какая-то повариха, которая, в общем, вот так сумела заразить полроты. Но поскольку война кончилась, было настроение такое, раньше бы это была страшная вещь, и командир, наверное, потерпел очень от этого, но тут уже началась демобилизации, и наш батальон – скоро началась демобилизация.
Владимир Тольц: Но самому старлею Суханову в демобилизации отказали.
Михаил Суханов: Молодой. Потом посчитали, что у меня вроде бы высшее военное образование. Я туда пишу, сюда. Наконец, приходит из армии: "Старшему лейтенанту Суханову… Решение Верховного командование фронта: в демобилизации отказать".
Владимир Тольц: Михаила Ивановича перевели в строительную часть, дислоцированную в северо-западном польском городке Пила, тогда еще именовавшемся по-немецки Шнейдемюль.
Михаил Суханов: Тут я вот влачу свои, значит, дни, в этом строительном батальоне. Ужасно, в общем. Я числился техником по строительству. Если в войну порядки эти армейские почти иногда и не выполнялись, то тут началось – дисциплина, уже появился часовой, который не выпускал не только солдат, я был все-таки офицер, и офицеров не выпускали. И я, уже будучи офицером, ходил в самоволку через забор. У меня появились польские друзья, я завел знакомство с библиотекой польской. Вот, кстати, подарили мне книгу.
Владимир Тольц: Сидя в крохотной комнатушке (метра 4 с половиной квадратных) в своем "родовом имении" – избушке в подмосковной Малаховке, Михаил Иванович показывает мне эту книгу с дарственной надписью девичьей рукой по-польски. С другими "трофейными" книжками – альбомы по искусству – у него случилась неприятность. Когда трофейную посылку домой вскрыли на полевой почте и обнаружили их, а также немецкие значки и медали, Михаила Иваныча обвинили в попытке пересылки в СССР фашистских регалий и литературы. Но обошлось… Более того, одну "фашистскую книжку" он сумел спасти и гордо показал ее мне. Это было дешевое издание гравюр Дюрера…
Демобилизоваться удалось лишь в 1947-м. Вернулся в упомянутую Малаховку, в дом, построенный собственноручно его отцом – архитектором-реставратором и художником Иваном Петровичем Сухановым. В первый раз отца арестовали по "кировскому набору" – в декабре 1934-го. В 1939-м выпустили. Но жить в подмосковной Малаховке не позволили. Поселился во Владимире, где в 1942-м был повторно арестован и, если верить позднейшим справкам, сгинул в том же году где-то в лагере под Темир-Тау. Еще из армии Михаил Иванович, пользуясь своим командирским положением и печатью, написал во владимирскую тюрьму запрос о судьбе отца. И опять обошлось! На запрос просто не ответили. А ведь могли бы и по всей строгости…
Вообще, Михаилу Ивановичу в жизни везло. И на войне, и после, когда, спасаясь от послевоенной нужды и голодухи, мог он выращивать на своем малаховском подворье картошку и даже завел козу. И потом, когда закончил архитектурный, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую и стал членом Союза художников. И ни разу ни на войне, ни в мирной жизни его не разоблачили как "сына врага народа". А ведь могли бы…
Михаил Суханов: Я считаю, что, в общем, что называют судьбой, она была очень ко мне благосклонна. В конце концов, несмотря на разные вот извилины в жизни, все-таки я как-то прожил жизнь, которая, в общем, соответствовала моим данным, моим желаниям. То есть я чувствую, что мне в жизни дают, так сказать, фундамент и дают волю к жизни – я тоже смотрю это немножко как дар судьбы. Все-таки пенсия у меня, значит, военная пенсия участника войны, она все-таки мне дает возможность как-то при моих запросах – тут надо учитывать именно запросы – жить, не думая о таких вот житейских проблемах.
Владимир Тольц: Ну, а с жильем-то что, Михаил Иванович? Дом-то ваш, извините, не хоромы. Построил его еще отец до первой посадки, а вы после войны тут уже 65 лет живете. А дома, как и люди, старятся и ветшают. Теперь вот президент и премьер говорят: дадим каждому из ветеранов, кто жив до сих пор, дадим и улучшим…
Михаил Суханов: Во-первых, выдается не каждому. Даже по телевидению официальному показано: эти жалкие старики, морщинистые, которым осталось жить там, я знаю, 1-2 года, кители все показывают, а вот не дают жилье. И опять там клеймят администрацию, почему вы не даете и так далее, и так далее. А мне большая подмога, между прочим, я не плачу за мой участок, а мой участок – 50 на 50 метров, я - крупный землевладелец! Я действительно официально владею этим участком, а я не плачу арендную плату, как участник войны не плачу.
Владимир Тольц: Особенности нынешней жизни Михаил Иванович объясняет исторической традицией: власть при всей ее свирепости к народу снисходительна, – облагая его поборами, часто прощает "долги" или откладывает платежи. А народ терпелив и непритязателен. Хлеб есть – значит, уже не голод…
Михаил Суханов: Традиция русская такая. Возьмите историю русскую. Я недавно бегло перечитал краткую карамзинскую историю. Начиная от Аскольда и Дира и кончая сталинской эпохой, уменьшается в жесткие очень рамки. Аскольд и Дир были, Рюрик появился. Пришел Рюрик – убил Аскольда и Дира и сел на стол киевский. И так идет эта ступенька. А пришел Сталин, а потом пришел Хрущев, а Хрущев развенчал Сталина. А потом пришел Брежнев, правда, не убил, не убрал. Это вот верхушка. А если посмотреть на низы, то что? Пришел Аскольд и Дир – у них была дружина, а дружина смердов организовала. А дружине надо было питаться, и вот по осени они ездили по своей округе, приходили и у смердов брали, что им нужно, что им нужно. А смерд стоял на коленках и, значит, только выпрашивал: "Ну, вот эту скирдочку оставьте мне и моим детям. Помирают мои дети…" – "Ладно, оставим тебе". И так далее, и так далее. Это продолжалось опять до нашего времени, по-моему. Вся история российская основана на том, что верхушка и руководители государства никакого внимания не обращают на жизнь своих подчиненных.
Владимир Тольц: Михаил Иванович, нашу беседу с вами мы запустим в эфир в праздничные майские дни. Что вы хотите сказать по этому поводу?
Михаил Суханов: Я никогда не любил детских праздников. Когда говорили: "Детишки, возьмитесь за руки, похлопайте в ладошки…" – это вот у меня генетически заложено во мне, - мне никак это не нравилось. Я никак не любил елочные праздники, когда опять говорят: "Деточки, вот елочка, вот тут орешки золотые, вот давайте споем песенки…" А это было еще на моей памяти. Мне не нравилось, когда я школьником был, уже несколько осмысленным человеком, и когда нам говорили: "Идите все в школьный зал, и там мы будем обсуждать и устраивать суд над Евгением Онегиным, - театрализованная постановка…", - мне это очень не нравилось! И так мне не нравилось, когда в институте мне говорили: "Ты будешь правофланговым, и вот на демонстрацию когда пойдешь, во-первых, мы несколько занятий проведем, ты должен быть…" – и так далее. На демонстрацию я приходил, и я всегда старался как-то ходить по периметру вот группы, где это было, потому что могли сказать: "Суханов, иди-ка транспаранты нести!" И мне очень не нравилось, когда перед Красной площадью мне говорили: "Будьте настороже, сейчас мы увидим Сталина! Чеканьте шаг как следует, подтянитесь, поправьте свои пальто и будьте на высоте".
Так это и продолжается. И мне до сих пор не нравится, когда такие делают официальные какие-то встречи, которые носят, как правило, элемент показанного такого лжепатриотического… носят дух вот такой показной. Поэтому я к этому всему отношусь очень скептически и стараюсь как-то, в общем, при возможности не участвовать.
Владимир Тольц: Ветеран войны Михаил Иванович Суханов. Видеоверсию нашей беседы с ним вы сможете увидеть на сайте Свободы в канун дня Победы. За помощь в организации сердечное спасибо сотруднице "Мемориала" Светлане Фадеевой.
