Ровно год назад, после широкой кампании, развернутой в Интернете, по освобождению из заключения бывшего юриста ЮКОСа Светланы Бахминой, Преображенский суд Москвы удовлетворил ходатайство о ее условно-досрочном освобождении. В заключении Светлана Бахмина провела три года, успев родить в тюрьме своего третьего ребенка.

Недавно в "Новой газете" появилось обращение Бахминой, в котором она просит амнистировать женщин, находящихся в местах заключения за преступления средней тяжести. О мотивах этого обращения и о многом другом Светлана Бахмина рассказала в эксклюзивном интервью Радио Свобода:

– В России некоторые экономические преступления относятся к тяжким – так же, как убийства или какие-то другие преступления против личности. Однако, на мой взгляд, женщины, отбывающие срок по экономическим статьям, все же не несут физической угрозы обществу, и большинство из них, я считаю, имеют право на милосердие общества. Им надо помочь быстрее попасть домой, увидеть свои семьи, обнять своих детей. Эта тема меня действительно волнует, и я пытаюсь таким образом привлечь внимание к этой проблеме.

– Вы видели жизнь в заключении не только с этой стороны, но и с той. Что вам дало это знание и понимание?

– Это, конечно, то знание, без которого можно было бы и обойтись, но жизнь сложилась так, как она сложилась. Любой опыт делает нас мудрее, наверное, в чем-то я буду более рассудительной, более осторожной, и ту или иную жизненную ситуацию сейчас уже я оцениваю с позиции своего негативного опыта. С этим уже ничего не поделаешь, но я все равно стараюсь смотреть на жизнь позитивно.

Меня, конечно, поразили люди, которых я там увидела. Я поняла, что до этого жила где-то на другой планете и о существовании большинства из этих людей даже не подозревала. А они живут среди нас, и их не так уж и мало. С другой стороны, то, что я увидела, было далеко от тех образов, которые тиражируются в кино, в литературе – действительность, конечно, совсем другая.

– Есть человеческие качества, которые в экстремальных ситуациях проявляются с особой остротой. Что изменилось в вас за эти четыре года?

– Конечно, люди меняются, и я не склонна осуждать тех, кто пережил этот перелом и переродился. Наверное, не все способны такое выдержать – просто природа человека не предполагает таких испытаний. Но люди в какой-то мере приспосабливаются к той или иной ситуации, и, попадая потом опять в нормальные жизненные ситуации, они, наверное, опять будут действовать так, как действовали до тюрьмы. Я по крайней мере на это надеюсь. Хотя, конечно, видела такие человеческие трансформации, от которых волосы шевелились.

– Скажите, эти годы как-то изменили ваших близких, мужа, детей, маму, друзей?

– Думаю, что да, потому что это значительный срок, даже относительно человеческой жизни. Другой вопрос, что они стараются никак не показывать этого. Как только я вышла, начала задавать им дурацкие вопросы: ну, как вы меня можете оценить, такая же я или изменилась? Конечно, они говорили мне: "Да что ты, ничего не изменилось". То же самое, я думаю, и относительно них. Конечно, изменения есть, они, к сожалению, вместе со мной прошли все эти испытания и стали, с одной стороны, более чувствительными к каким-то страшным ситуациям, а с другой стороны, к сожалению, привыкли к ним, потому что слишком много их видели.

Но зато пришло понимание, что ты живешь сегодня и сейчас. Завтра может быть масса вариантов, как позитивных, так и не очень, но вот сейчас солнечный день, есть возможность погулять с детьми, и это замечательно. Стараюсь использовать каждый прекрасный момент. Хотя, конечно, московская жизнь, как болото, затягивает, и ты все равно так или иначе попадаешь в этот ритм, который, конечно, не совсем для нормальной жизни.

– Что изменилось в вашей жизни за последний год?

– В принципе, я достаточно быстро, как мне кажется, вернулась обратно, в нормальную человеческую жизнь, и все это благодаря моим родным, близким, моей дочке, которая просто ни на секунду не дала мне впасть в депрессию. Какие-то вещи я начинаю делать заново, и возникают порой такие странные ощущения, будто ты это уже делал когда-то, но не помнишь, как это делать, и начинаешь все заново – некоторое ощущение дежавю.

Может быть, сейчас я более остро ощущаю ситуации, связанные с несправедливостью, с тем, что страдают люди, особенно если речь идет о детях. Я стараюсь по мере возможности помогать людям, попавшим в сложные жизненные ситуации – хотя бы обратить внимание на эти проблемы, раз уж у меня такая возможность появляется.

– Насколько я знаю, ваши дети не знали, где вы находитесь, им говорили, что мама в командировке. Сейчас старшие дети что-то понимают?

– Конечно. Они понимают и знают, где была их мама, но, по счастью, они не видели воочию, что это такое, и не воспринимают это так, как есть в реальности. Поэтому я надеюсь, что все-таки самое плохое для них осталось позади. И будем надеяться, что все неприятности, через которые они прошли, более-менее сгладятся тем, что сейчас я как можно больше времени стараюсь проводить с детьми.

– Следите ли вы по новостям, по газетам за процессом ЮКОСа?

– Ну, я в принципе стараюсь быть в курсе событий в стране, и этот процесс тоже не минует моего внимания. Конечно, я достаточно чутко реагирую на те слова, которые не так давно были частью моей жизни.