Марина Тимашева: Напомню, что мой берлинский коллега Юрий Векслер собирает материал для документального фильма о Фридрихе Горенштейне. Часть собранного - в цикле из четырех передач под общим названием “Дом Горенштейна”. Сегодня – третья часть: “Дар пророка и парадокс человека”
Юрий Векслер: Кинорежиссер Андрей Кончаловский.
Андрей Кончаловский: Он написал вещь замечательную, которая называлась “Мой Чехов осени и зимы 1968 года”, она на меня произвела неизгладимое впечатление. Я ее часто цитирую до сих пор. Тогда это, конечно, была Прага, Пражская весна, подавление танками. Она была написана по горячим следам тех событий, и тогда он сказал, что “нет ничего страшнее, чем дикарь с букварем” - там такая фраза была замечательная. И классическая фраза в этой статье, что “если Толстой и Достоевский это Дон-Кихоты русской литературы, то Чехов это ее Гамлет”. Его самобытность литературная и его темперамент очень неуемный… При всей застенчивости, он был вообще невыносимый человек. Я думаю, что он страдал от того, что он был невыносим для всех и для самого себя и, одновременно с этим, бесконечно нежный. Его достаточно было два раза погладить по шерсти, и он обмякал, становился сентиментальным легко, начинал моргать и у него слезы выступали на глазах. Он вообще неправдоподобно литературный герой. Его мог бы описать и Гоголь, и Кафка, и Антон Павлович Чехов в его всех проявлениях. С одной стороны, бесконечно чистый человек, с другой стороны, такой противный, такой гнойный и такой ироничный! Его агрессивность вся шла от того, что он боялся, что его ударят. Но он был очень злой и дрался, как волкодав. В этом смысле он мог быть бесконечно агрессивным. Однажды, в желании мне нагадить, он сказал про Ивана Грозного, что “у него написано про Михалковых-то, все про вашу породу. “Послать туда Михалку, если убьют, такого барахла не жалко”, что-то в этом духе. Я ему говорю: “Фридрих, ну и что? Иван Грозный Михалковых знал, а Горенштейна вряд ли он знал. Так что, видишь, ты в истории в этом смысле не останешься”.
Но нежность одновременно. Я его очень любил.
Юрий Векслер: Кинорежиссер Отар Иоселиани.
Отар Иоселиани: С Фридрихом я знаком еще с тех времен, когда он работал с Тарковским. Все, что можно было прочесть им написанное, я прочел, поэтому я с глубоким почтением отношусь к этому человеку и, кроме всего прочего, я был одним из людей, на кого он не сердился.
Юрий Векслер: Вы мне в телефонном разговоре год назад сказали, что “вообще, он был такой хмырь”. Что стоит за этим словом -“хмырь”?
Отар Иоселиани: Хмырь – угрюмый, сам себе на уме, и на веселые поступки не способный. Но, по-моему, очень трогательный, чутко на все реагировавший человек и умница. Хмырь настоящий. Но это я говорю с нежностью.
Юрий Векслер: Это я понял.
Отар Иоселиани: Потому что я не каждого удостаиваю такого хорошего титула. Но это был все-таки особый человек, который просто оставил какой-то очень серьезный документ о своих рассуждениях и о том, как он относится к феномену жизни вообще.
Юрий Векслер: Театральный режиссер Леонид Хейфец.
Леонид Хейфец: Огромное количество откликов я о нем слышал, чаще всего - отрицательных. Мне говорили, что с ним невозможно общаться, потом мне говорили, что у него омерзительный характер. Чего только я о нем не слышал от кинематографистов и литераторов! Я даже был свидетелем брезгливого отношения к Горенштейну, говорили, что с ним невозможно двух минут быть в одной среде. Но мы ни разу не разошлись, не размолвились, при том, что он иногда меня прикладывал по-настоящему. Я его водил к своим друзьям, я познакомил его со своей женой . Он иногда очень язвительно и безжалостно комментировал какие-то мои поступки и взаимоотношения. Но очень рано, прочитав в общежитии его рассказик… Я не бросаюсь словом “гений”, я и сейчас говорю слово “гений” немножечко относительно, потому что кто из нас может про кого-то сказать “гений”? Но все же в тот момент мне показалось: он - гений. Вот на таком бытовом уровне я подумал: “Да он просто гений!”. И это в меня вошло, и я из-за этого принципиально все его зигзаги, все его выходки оправдывал, понимал, что он такой, он имеет на это право и, в конце концов, все искупается письмом. Впоследствии все, что бы я ни читал, “Споры о Достоевском”, я помню, еще у меня появилось дополнительное слово - “пророк”. Потому что он что-то буркнет, что “вот будет так”, а потом выясняется, что так и получается. Проходит какое-то время, и выясняется, что он абсолютно что-то предвидел. Даже в моей личной жизни, когда у меня случилась драма, а он пришел в мою квартиру довольно задолго до случившегося, он вошел в мою отремонтированную квартиру, где я в эйфории находился, он что-то такое буркнул, я так на него посмотрел: “Фридрих, - я говорю (мы на “вы” были), - вы спятили просто!”. Прошло полгода. Все осуществилось - то, что он буркнул на ходу. Он стал для меня пророком. Потом я его наблюдал, я его водил к своим друзьям, я его наблюдал в каких-то ситуациях, и он меня поражал пониманием человеческой природы. Ну, вот я смотрю, я тоже вроде бы режиссер, могу что-то предположить про этого человека, но он сразу попадал в суть человека, увидев его один раз, очень коротко. Он мог сразу сказать некую суть, и это впоследствии так и было, так и оказывалось.
Юрий Векслер: Искусствовед Паола Волкова
Паола Волкова: Я очень серьезно отношусь к этой фигуре. И меня потряс совершенно “Псалом”. И вот “Дом с башенкой” я сейчас перечитывала, потому что хотел Тарковский ставить его. Я подумала: как может быть так, что у такого человека, который почти не человек, а парадокс или гримаса человека (я его даже не воспринимала буквально как человека, с которым я могу сидеть и разговаривать, а вот я думала, что он - как гримаса человека или парадокс человека), что у него душа библейская. Меня это потрясло, что я видела в своей жизни человека, которому было нестерпимо трудно ежедневное существование, потому что мир живет в определенных категориях, к которым приспособиться невозможно, потому что у него реально душа, сущность – двойник. Он – древний, не еврейский даже, а библейский. И что чувствует он мир, живет он по этим законам, а не другим. Как интересно бывает - видимость и сущность, оболочка человека и то, чем он является на самом деле. Это не раздвоение человека, он не сумасшедший, а это просто такая беда, несчастье такое, когда он не соответствует ни одной цивилизации, ни одному времени. Это очень странно, но это еще мои наблюдения давней поры: не будучи ни щеголем, ни светским человеком (его в этом обвинить никак нельзя было), он был вхож в самые модные дома. Одевался он ужасно, он жутко себя вел, невкусно ел, неэстетично говорил, но был обожаем всеми снобами. Никому никогда в этих домах ничего бы не простили, а он – только ходи, дорогой. Это человек, который давал очень много людям, которые с ним общались (так, как Тарковскому), а, кроме того, все-таки какие бы эти люди ни были в те далекие времена, они были все художниками, а Фридрих Горенштейн состоял из одной только художественности, и не из чего больше. Просто она имела такое выражение. Под этим словом я подразумеваю определенную содержательность. С ним общение было очень существенно, и он был оригинален, он был необычен. Уж на что Тарковский был противен в этом смысле, боялся сам не соответствовать снобизму просто до кончиков ногтей, а как к Фридриху он относился? Как ни к кому, просто как ни к кому! Если он мог любить, то он его любил. Возвращаясь к Фридриху, я могу сказать только, что он человек мира древнего, это мое абсолютное убеждение. Поэтому он не может быть ни в одной конфессии, он - над этим. Я об этом когда-то говорила с покойным другом своим Мерабом Константиновичем Мамардашвили, который очень хорошо во всем этом разбирался. И это он сказал (я просто повторяю его слова), когда мы обсуждали феномен Горенштейна, когда был напечатан “Псалом”, что “это тот уровень, когда человек над деревней”. Этот человек над своей деревней - украинской, московской, российской, немецкой - и он один их тех немногих людей, которым это не удалось, нет, а просто он в свой рост здесь. И там конфессий не бывает.
Марина Тимашева: В следующей программе слушайте продолжение цикла передач, подготовленных Юрием Векслером и посвященных Фридриху Горенштейну. На нашем сайте есть и видеосюжет.
