Ирина Лагунина: Россия и Соединенные Штаты заявили о своей готовности помочь Киргизстану. В Бишкеке уже находится и ведет переговоры помощник госсекретаря США Роберт Блейк. А российский министр финансов Алексей Кудрин выступил в среду со следующим заявлением:
Алексей Кудрин: Я считаю возможным предоставить гуманитарную помощь в виде гранта в размере 20 миллионов долларов для первоочередных платежей в целях социальной поддержки. Кроме того, "Россельхозбанк" готов предоставить льготный кредит на сумму 30 миллионов долларов соответствующему финансовому учреждению Киргизстана.
Ирина Лагунина: Но кому помогать и в чем? И какую демократию предстоит поддерживать в этой стране? Из Бишкека вернулся специальный корреспондент Радио Свобода Вадим Дубнов. Вот его рассказ о событиях последней недели.
Вадим Дубнов: Наиболее проницательные стали вывозить все ценное из своих магазинов и кафе в центре Бишкека за день до погромов. "Мы с народом! У нас ничего нет" – гласили наспех начертанные таблички на дверях законопаченных офисов, и это текстовое единодушие кое-где разбавлялось посланиями тех, кому повезло меньше: "Не входите! Нас уже ограбили!"
В силу печального опыта пятилетней давности Бишкек разрушен куда меньше, чем во время "тюльпановой революции". А, может быть, еще и потому, что это был совсем другой бунт. Который никто не решается назвать революцией.
На похоронах тех, кто погиб 7 апреля, настроения толпы выразил бизнесмен, представившийся Нурланом. Что делать с президентом Бакиевым?
Нурлан: Сто процентов убить их. Самосуд сделаем.
Вадим Дубнов: Убить Жаныша или Курманбека?
Нурлан: Обоих.
Вадим Дубнов: А Максима?
Нурлан: Максима тоже.
Вадим Дубнов: Растерзать – всех, кто имел отношение к режиму. Вполне приличные люди, которые точно никогда и ни при каких обстоятельствах не вольются в ряды мародеров, с некоторым даже вызовом признаются: "Я, когда увидел, что толпа идет грабить дома бакиевских чиновников, сказал: не оставляйте там камня на камне".
Еще недавно эта ненависть скрывалась за чувством обреченности, потому что власть казалась железобетонной – как это принято у всех таких властей.
То, что случилось в Бишкеке 7 апреля, начиналось с одного рубля – именно ему равняются те полтора сома, до которых в январе выросла в Киргизии цена на киловатт электричества, увеличившись вдвое.
И для бунта не надо никакой оппозиции, и уж тем более - России или Америки. Первые митинги в Нарыне начались еще в феврале. В середине марта оппозиция провозгласила дежурные требования: от снижения пресловутых энерготарифов до отставок членов бакиевского клана. И был объявлен ультиматум, в котором не было только одного – требования отставки самого Курманбека Бакиева.
На 7 марта был назначен "день гнева" по-киргизски. Но уже пролилась за день до этого кровь в Таласе, и все совпало. Лидеры оппозиции были арестованы, и власти уже не с кем было вести переговоры, и даже не на кого было свалить вину за противостояние. Спецназ, показавший себя в Таласе, похоже, почувствовал, что повторение этого опыта в Бишкеке будет для него явным перебором с очевидными румынскими последствиями. Толпа ворвалась в парламент, оппозиция стала временным правительством.
Киргизский политолог Марат Казакбаев нашел случившемуся, пожалуй, самое точное определение: крестьянский бунт.
Марат Казакбаев: Киргизы относятся к власти очень личностно. И ненависть тоже становится личной. И, самое главное: у киргизов напрочь отсутствует, я бы сказал, вертикализация мышления. Для казахов Назарбаев – Большой Папа, нужно нравиться лично ему. Не говоря о Каримове. У нас же за годы бардака, при полном отсутствии авторитета власти сложилось более горизонтальное мышление. А власть не была сакральна изначально. Ее долго ненавидят, а потом эта ненависть прорывается - как только власть начинает более или менее успешно вертикализоваться. А авторитета нет ни у кого.
Вадим Дубнов: ...После любой революции победители имеют запас того необходимого авторитета, который конвертируется в запас времени. Толпа уже на следующий день после крушения бакиевской власти являла полную готовность не ждать до следующего штурма еще пять лет. Люди, у которых озлобление не прошло даже после успешного штурма, со всей народной прямотой наперебой выкрикивали: мы знаем, что эти ничем не лучше тех, они из одной шайки, пока они не отдадут власть нам, ничего хорошего не будет.
Заметив, как я потянулся к микрофону, собеседники переходят на киргизский, что, впрочем, не мешает догадаться о теме мгновенно разгоревшейся полемики: незачем чужому человеку рассказывать о том, что мы опять недовольны. Они уже готовы к записи.
- Мы думаем, что новая власть сможет справиться со всеми трудностями. Да, мы ей верим.
- Столько жизней погубили. Ради чего это? Следующая власть только для народа должна работать.
Вадим Дубнов: Если она не будет работать для народа, через пять лет опять придется свергать?
- Мы остерегаемся уже. Народ уже не терпит.
Вадим Дубнов: Марат Казакбаев возвращается к теме крестьянского бунта.
Марат Казакбаев: Авторитета нет ни у кого – ни у власти, ни у оппозиции, ни у партий, ни у НПО. Но еще нет авторитета города. Наоборот, есть еще одна принципиальная коллизия: кыргызы против киргизов".
Вадим Дубнов: Сына президента Максима Бакиева в Киргизии не любят не только за то, что он все приватизировал и все прибрал. Это, в общем-то, как коррупция и кумовство, не смертный грех. Максиму Бакиеву в особое преступление ставят в вину именно то, что он, оторвавшийся от корней, насквозь вестернизированный, может стать новым ханом – и это при том, что он и без этой оторванности родился сыном русской жены Курманбека Бакиева. Это не национализм. Это оно и есть – кыргызы против киргизов. Первых намного больше. Они и пришли менять власть, попутно разнося чуждый им город.
И любая власть рано или поздно становится им такой же чуждой. И власть тоже это прекрасно понимает...
К победе победители готовы были не больше, чем президент Бакиев - к поражению. Победителям не досталось ничего. Ни милиции, ни послов, ни даже газеты, в которой можно было бы опубликовать один из тех декретов, которыми власть вознамерилась управлять государством.
И по поводу устройства нового государства вице-премьер Омурбек Текебаев отвечал, будто посмеиваясь над моими попытками быть в своих формулировках сколь-нибудь деликатным.
Омурбек Текебаев: Да, мы, 14 человек, объявили себя временным правительством. На каком основании? Ни на каком. По законам революции. Да, получается, что мы узурпаторы. Мы стали и правительством, и президентом, и парламентом. Это - чудовище. Это - монстр. Но другого нам просто не оставалось.
Вадим Дубнов: А зачем было упразднять парламент?
Омурбек Текебаев: Они самоликвидировались, они растворились, их просто нет. Собрать, реанимировать невозможно.
Вадим Дубнов: С парламентом, впрочем, поначалу новая власть намеревалась все решить несколько мягче: правящую партию "Ак жол" ("Светлый путь") запретить – просто в силу процедурных нарушений, которые ее создатели в свое время в спешке допустили. А освободившиеся мандаты перераспределить между победителями. Не получилось. По вполне понятной причине: победители не договорились о пропорциях.
Человек, близкий к правительству, философски замечает: "Один знаменитый мексиканский революционер говорил: прежде чем составлять план революции, надо составь план избавления от революционных друзей".
Кажется, единственным пунктом, по которому сошлись все, было согласие на то, чтобы правительство возглавила Роза Отунбаева. Но и этот компромисс, как вскоре выяснилось, был не лишен некоторого коварства.
Азимбек Бекназаров, отвечающий во временном правительстве за правоохранительную систему, взял в руки документ в несколько машинописных страниц и прочитал название: "Декрет о порядке исполнения Конституции и переходе государственной власти".
Азимбек Бекназаров: Мы приостановили действие конституции. Вечером подписываем проект разработанный. Мы по декрету будем работать.
Вадим Дубнов: Если скажут, что вы – антиконституционный режим, формально будут правы?
Азимбек Бекназаров: После революции мы временное правительство устанавливаем по закону. Декрет временного народного правительства республики.
Вадим Дубнов: То есть, это пока суррогат конституции, временная конституция?
Азимбек Бекназаров: Да.
Вадим Дубнов: Но как собирается править временное правительство, если избирательная кампания начнется где-то через неделю, если еще не началась?
Азимбек Бекназаров: Временное правительство не будут баллотироваться. Вот такое у нас условие есть.
Вадим Дубнов: На следующий день Омурбек Текебаев подтвердил – декрет подписан. Роза Отумбаева действительно согласилась выйти из борьбы?
Омурбек Текебаев: Говорят, что есть некоторая договоренность. Не знаю. Может быть, об этом договорились без меня.
Вадим Дубнов: Больше, кстати, за время нашего разговора он глаза ни разу не отводил.
Тут, впрочем, есть один вопрос: а куда, собственно, не будет баллотироваться Роза Отумбаева?
Выборы, которые, как анонсировано, состоятся через полгода, пройдут в соответствии с новой конституцией. Ее разработкой как раз и занят вице-премьер Омурбек Текебаев, который рассказ о будущем государственном устройстве предваряет замечанием: только вы не удивляйтесь, оно несколько необычно.
Омурбек Текебаев: Мы установили минимальные сроки проведения – три месяца нужно для внесения изменений в конституцию, три для проведения выборов. В течение шести месяцев, если не будет непредвиденных осложнений политических, мы проведем честные, справедливые выборы. Мы предлагаем другую политическую систему: парламентскую форму правления с некоторой спецификой. Для этого мы вводим некоторые нормы в конституцию. В частности, ни одна партия не может набрать больше 50 процентов плюс один голос. А если сможет, то все равно их не получит, и этот излишек будет перераспределен между другими партиями, прошедшими в парламент. Партийный принцип формирования правительства, партия, получившая большинство, формирует правительство. У нас политические группы нелегальные, клановые и другие отношения. Мы хотим легализовать эти отношения. Если хочет участвовать в политике, пусть баллотируется. Ты покажи себя, с кем ты, какой ты, чего хочешь. Он должен войти в партию, показать список, вместе бороться. Президент будет избираться всенародно, а полномочия будут урезаны, соответственно, становится символической фигурой.
Вадим Дубнов: "Президентский пост в таком варианте, действительно, особо никого не привлечет. Борьба пойдет за премьерство", – полагает известный киргизский политолог Нур Омаров. Проблема только в том, что выборы в Киргизии – затея по мировым стандартам крайне дешевая: стоимость хорошей кампании оценивают миллиона в три долларов. Что делает такой критерий, как политические симпатии избирателя, мягко говоря, не решающим. Голоса даже в выборный день дорогими быть не обещают.
Но общеполитическая линия, обязательная для предвыборного исполнения, была, кажется, определена уже в первый день штурма парламента. "Мы пересмотрим тарифы на электричество!" – заявили с трибуны новые лидеры наутро после победы, и толпа немедленно забыла о своих претензиях к новым вожакам. И второе: "Путин с нами!". Ответом на это стали возгласы из толпы "Даешь в состав России!", что усугубило овации.
В состав России хотят больше 50 процентов населения, и эта цифра, как говорят социологи, стабильна. 70 процентов считают Россию другом, столько же считают врагом Америку. "Как нам это не учитывать?" – признает Омурбек Текебаев. Азимбек Бекназаров никаких политических сомнений на этот счет и вовсе не питает.
Азимбек Бекназаров: Когда они размещали, я против был, я до сих пор против. Если Америка хочет здесь настоящую демократию установить, если они будут на самом деле бороться против терроризма, если они хотят, чтобы свобода была в Средней Азии – это правильно. И в последние дни, и тогда я заметил, почувствовал и в последнее время правления Бакиева убедился окончательно: Америке лишь военная база нужна в Средней Азии. Никакой демократии, никакой свободы слова, они в этом не заинтересованы. Мы маленькое государство.
Вадим Дубнов: И, конечно, все смеются над тем, как Бакиев обещал России убрать базу, взял деньги, а потом взял деньги у американцев и базу оставил. Между тем, киргизский политолог Марат Казакбаев, оценив комичность исполнения, полагает, что, объективно говоря, у Киргизии и нет другой политической линии.
Омурбек Текебаев вспоминает, что он математик, что должно помочь ему правильно подобрать слова.
Омурбек Текебаев: Во-первых, Москве ничего не обещали. Инициатива о выводе базы должна быть за полгода, еще несколько лет мы ничего сделать не можем. Пока парламента нет. До сентябрьских событий 2001 года Киргизстан был в политическом тупике. После этих событий, когда началась кампания против международного терроризма в Афганистане, с появлением базы Киргизстан стал привлекать внимание великих держав. Появилась российская база в Канте, дипломатам показалось, что открылись новые возможности. И тогда появилась шутка: посадить китайскую военную базу Кантом и Манасом. Это никому не удавалось, чтобы одновременно три или несколько держав имели равное присутствие в одной маленькой стране.
Вадим Дубнов: В первую ночь после переворота громили магазины и элитные поселки. Во вторую мародеров понемногу сменил обычный криминал. А на третью стало понятно, кому на самом деле принадлежит Бишкек после переворота. После смены власти начинают захватывать земли. На окраинах Бишкека, да и в других областях энергичные люди расставляют колышки, и с этим спорить не принято.
Как показывает практика, это ревизии не будет подлежать даже в случае очередной революции – на то она и крестьянский бунт.
Алексей Кудрин: Я считаю возможным предоставить гуманитарную помощь в виде гранта в размере 20 миллионов долларов для первоочередных платежей в целях социальной поддержки. Кроме того, "Россельхозбанк" готов предоставить льготный кредит на сумму 30 миллионов долларов соответствующему финансовому учреждению Киргизстана.
Ирина Лагунина: Но кому помогать и в чем? И какую демократию предстоит поддерживать в этой стране? Из Бишкека вернулся специальный корреспондент Радио Свобода Вадим Дубнов. Вот его рассказ о событиях последней недели.
Вадим Дубнов: Наиболее проницательные стали вывозить все ценное из своих магазинов и кафе в центре Бишкека за день до погромов. "Мы с народом! У нас ничего нет" – гласили наспех начертанные таблички на дверях законопаченных офисов, и это текстовое единодушие кое-где разбавлялось посланиями тех, кому повезло меньше: "Не входите! Нас уже ограбили!"
В силу печального опыта пятилетней давности Бишкек разрушен куда меньше, чем во время "тюльпановой революции". А, может быть, еще и потому, что это был совсем другой бунт. Который никто не решается назвать революцией.
На похоронах тех, кто погиб 7 апреля, настроения толпы выразил бизнесмен, представившийся Нурланом. Что делать с президентом Бакиевым?
Нурлан: Сто процентов убить их. Самосуд сделаем.
Вадим Дубнов: Убить Жаныша или Курманбека?
Нурлан: Обоих.
Вадим Дубнов: А Максима?
Нурлан: Максима тоже.
Вадим Дубнов: Растерзать – всех, кто имел отношение к режиму. Вполне приличные люди, которые точно никогда и ни при каких обстоятельствах не вольются в ряды мародеров, с некоторым даже вызовом признаются: "Я, когда увидел, что толпа идет грабить дома бакиевских чиновников, сказал: не оставляйте там камня на камне".
Еще недавно эта ненависть скрывалась за чувством обреченности, потому что власть казалась железобетонной – как это принято у всех таких властей.
То, что случилось в Бишкеке 7 апреля, начиналось с одного рубля – именно ему равняются те полтора сома, до которых в январе выросла в Киргизии цена на киловатт электричества, увеличившись вдвое.
И для бунта не надо никакой оппозиции, и уж тем более - России или Америки. Первые митинги в Нарыне начались еще в феврале. В середине марта оппозиция провозгласила дежурные требования: от снижения пресловутых энерготарифов до отставок членов бакиевского клана. И был объявлен ультиматум, в котором не было только одного – требования отставки самого Курманбека Бакиева.
На 7 марта был назначен "день гнева" по-киргизски. Но уже пролилась за день до этого кровь в Таласе, и все совпало. Лидеры оппозиции были арестованы, и власти уже не с кем было вести переговоры, и даже не на кого было свалить вину за противостояние. Спецназ, показавший себя в Таласе, похоже, почувствовал, что повторение этого опыта в Бишкеке будет для него явным перебором с очевидными румынскими последствиями. Толпа ворвалась в парламент, оппозиция стала временным правительством.
Киргизский политолог Марат Казакбаев нашел случившемуся, пожалуй, самое точное определение: крестьянский бунт.
Марат Казакбаев: Киргизы относятся к власти очень личностно. И ненависть тоже становится личной. И, самое главное: у киргизов напрочь отсутствует, я бы сказал, вертикализация мышления. Для казахов Назарбаев – Большой Папа, нужно нравиться лично ему. Не говоря о Каримове. У нас же за годы бардака, при полном отсутствии авторитета власти сложилось более горизонтальное мышление. А власть не была сакральна изначально. Ее долго ненавидят, а потом эта ненависть прорывается - как только власть начинает более или менее успешно вертикализоваться. А авторитета нет ни у кого.
Вадим Дубнов: ...После любой революции победители имеют запас того необходимого авторитета, который конвертируется в запас времени. Толпа уже на следующий день после крушения бакиевской власти являла полную готовность не ждать до следующего штурма еще пять лет. Люди, у которых озлобление не прошло даже после успешного штурма, со всей народной прямотой наперебой выкрикивали: мы знаем, что эти ничем не лучше тех, они из одной шайки, пока они не отдадут власть нам, ничего хорошего не будет.
Заметив, как я потянулся к микрофону, собеседники переходят на киргизский, что, впрочем, не мешает догадаться о теме мгновенно разгоревшейся полемики: незачем чужому человеку рассказывать о том, что мы опять недовольны. Они уже готовы к записи.
- Мы думаем, что новая власть сможет справиться со всеми трудностями. Да, мы ей верим.
- Столько жизней погубили. Ради чего это? Следующая власть только для народа должна работать.
Вадим Дубнов: Если она не будет работать для народа, через пять лет опять придется свергать?
- Мы остерегаемся уже. Народ уже не терпит.
Вадим Дубнов: Марат Казакбаев возвращается к теме крестьянского бунта.
Марат Казакбаев: Авторитета нет ни у кого – ни у власти, ни у оппозиции, ни у партий, ни у НПО. Но еще нет авторитета города. Наоборот, есть еще одна принципиальная коллизия: кыргызы против киргизов".
Вадим Дубнов: Сына президента Максима Бакиева в Киргизии не любят не только за то, что он все приватизировал и все прибрал. Это, в общем-то, как коррупция и кумовство, не смертный грех. Максиму Бакиеву в особое преступление ставят в вину именно то, что он, оторвавшийся от корней, насквозь вестернизированный, может стать новым ханом – и это при том, что он и без этой оторванности родился сыном русской жены Курманбека Бакиева. Это не национализм. Это оно и есть – кыргызы против киргизов. Первых намного больше. Они и пришли менять власть, попутно разнося чуждый им город.
И любая власть рано или поздно становится им такой же чуждой. И власть тоже это прекрасно понимает...
К победе победители готовы были не больше, чем президент Бакиев - к поражению. Победителям не досталось ничего. Ни милиции, ни послов, ни даже газеты, в которой можно было бы опубликовать один из тех декретов, которыми власть вознамерилась управлять государством.
И по поводу устройства нового государства вице-премьер Омурбек Текебаев отвечал, будто посмеиваясь над моими попытками быть в своих формулировках сколь-нибудь деликатным.
Омурбек Текебаев: Да, мы, 14 человек, объявили себя временным правительством. На каком основании? Ни на каком. По законам революции. Да, получается, что мы узурпаторы. Мы стали и правительством, и президентом, и парламентом. Это - чудовище. Это - монстр. Но другого нам просто не оставалось.
Вадим Дубнов: А зачем было упразднять парламент?
Омурбек Текебаев: Они самоликвидировались, они растворились, их просто нет. Собрать, реанимировать невозможно.
Вадим Дубнов: С парламентом, впрочем, поначалу новая власть намеревалась все решить несколько мягче: правящую партию "Ак жол" ("Светлый путь") запретить – просто в силу процедурных нарушений, которые ее создатели в свое время в спешке допустили. А освободившиеся мандаты перераспределить между победителями. Не получилось. По вполне понятной причине: победители не договорились о пропорциях.
Человек, близкий к правительству, философски замечает: "Один знаменитый мексиканский революционер говорил: прежде чем составлять план революции, надо составь план избавления от революционных друзей".
Кажется, единственным пунктом, по которому сошлись все, было согласие на то, чтобы правительство возглавила Роза Отунбаева. Но и этот компромисс, как вскоре выяснилось, был не лишен некоторого коварства.
Азимбек Бекназаров, отвечающий во временном правительстве за правоохранительную систему, взял в руки документ в несколько машинописных страниц и прочитал название: "Декрет о порядке исполнения Конституции и переходе государственной власти".
Азимбек Бекназаров: Мы приостановили действие конституции. Вечером подписываем проект разработанный. Мы по декрету будем работать.
Вадим Дубнов: Если скажут, что вы – антиконституционный режим, формально будут правы?
Азимбек Бекназаров: После революции мы временное правительство устанавливаем по закону. Декрет временного народного правительства республики.
Вадим Дубнов: То есть, это пока суррогат конституции, временная конституция?
Азимбек Бекназаров: Да.
Вадим Дубнов: Но как собирается править временное правительство, если избирательная кампания начнется где-то через неделю, если еще не началась?
Азимбек Бекназаров: Временное правительство не будут баллотироваться. Вот такое у нас условие есть.
Вадим Дубнов: На следующий день Омурбек Текебаев подтвердил – декрет подписан. Роза Отумбаева действительно согласилась выйти из борьбы?
Омурбек Текебаев: Говорят, что есть некоторая договоренность. Не знаю. Может быть, об этом договорились без меня.
Вадим Дубнов: Больше, кстати, за время нашего разговора он глаза ни разу не отводил.
Тут, впрочем, есть один вопрос: а куда, собственно, не будет баллотироваться Роза Отумбаева?
Выборы, которые, как анонсировано, состоятся через полгода, пройдут в соответствии с новой конституцией. Ее разработкой как раз и занят вице-премьер Омурбек Текебаев, который рассказ о будущем государственном устройстве предваряет замечанием: только вы не удивляйтесь, оно несколько необычно.
Омурбек Текебаев: Мы установили минимальные сроки проведения – три месяца нужно для внесения изменений в конституцию, три для проведения выборов. В течение шести месяцев, если не будет непредвиденных осложнений политических, мы проведем честные, справедливые выборы. Мы предлагаем другую политическую систему: парламентскую форму правления с некоторой спецификой. Для этого мы вводим некоторые нормы в конституцию. В частности, ни одна партия не может набрать больше 50 процентов плюс один голос. А если сможет, то все равно их не получит, и этот излишек будет перераспределен между другими партиями, прошедшими в парламент. Партийный принцип формирования правительства, партия, получившая большинство, формирует правительство. У нас политические группы нелегальные, клановые и другие отношения. Мы хотим легализовать эти отношения. Если хочет участвовать в политике, пусть баллотируется. Ты покажи себя, с кем ты, какой ты, чего хочешь. Он должен войти в партию, показать список, вместе бороться. Президент будет избираться всенародно, а полномочия будут урезаны, соответственно, становится символической фигурой.
Вадим Дубнов: "Президентский пост в таком варианте, действительно, особо никого не привлечет. Борьба пойдет за премьерство", – полагает известный киргизский политолог Нур Омаров. Проблема только в том, что выборы в Киргизии – затея по мировым стандартам крайне дешевая: стоимость хорошей кампании оценивают миллиона в три долларов. Что делает такой критерий, как политические симпатии избирателя, мягко говоря, не решающим. Голоса даже в выборный день дорогими быть не обещают.
Но общеполитическая линия, обязательная для предвыборного исполнения, была, кажется, определена уже в первый день штурма парламента. "Мы пересмотрим тарифы на электричество!" – заявили с трибуны новые лидеры наутро после победы, и толпа немедленно забыла о своих претензиях к новым вожакам. И второе: "Путин с нами!". Ответом на это стали возгласы из толпы "Даешь в состав России!", что усугубило овации.
В состав России хотят больше 50 процентов населения, и эта цифра, как говорят социологи, стабильна. 70 процентов считают Россию другом, столько же считают врагом Америку. "Как нам это не учитывать?" – признает Омурбек Текебаев. Азимбек Бекназаров никаких политических сомнений на этот счет и вовсе не питает.
Азимбек Бекназаров: Когда они размещали, я против был, я до сих пор против. Если Америка хочет здесь настоящую демократию установить, если они будут на самом деле бороться против терроризма, если они хотят, чтобы свобода была в Средней Азии – это правильно. И в последние дни, и тогда я заметил, почувствовал и в последнее время правления Бакиева убедился окончательно: Америке лишь военная база нужна в Средней Азии. Никакой демократии, никакой свободы слова, они в этом не заинтересованы. Мы маленькое государство.
Вадим Дубнов: И, конечно, все смеются над тем, как Бакиев обещал России убрать базу, взял деньги, а потом взял деньги у американцев и базу оставил. Между тем, киргизский политолог Марат Казакбаев, оценив комичность исполнения, полагает, что, объективно говоря, у Киргизии и нет другой политической линии.
Омурбек Текебаев вспоминает, что он математик, что должно помочь ему правильно подобрать слова.
Омурбек Текебаев: Во-первых, Москве ничего не обещали. Инициатива о выводе базы должна быть за полгода, еще несколько лет мы ничего сделать не можем. Пока парламента нет. До сентябрьских событий 2001 года Киргизстан был в политическом тупике. После этих событий, когда началась кампания против международного терроризма в Афганистане, с появлением базы Киргизстан стал привлекать внимание великих держав. Появилась российская база в Канте, дипломатам показалось, что открылись новые возможности. И тогда появилась шутка: посадить китайскую военную базу Кантом и Манасом. Это никому не удавалось, чтобы одновременно три или несколько держав имели равное присутствие в одной маленькой стране.
Вадим Дубнов: В первую ночь после переворота громили магазины и элитные поселки. Во вторую мародеров понемногу сменил обычный криминал. А на третью стало понятно, кому на самом деле принадлежит Бишкек после переворота. После смены власти начинают захватывать земли. На окраинах Бишкека, да и в других областях энергичные люди расставляют колышки, и с этим спорить не принято.
Как показывает практика, это ревизии не будет подлежать даже в случае очередной революции – на то она и крестьянский бунт.
