Объявляется конкурс на лучший проект знака-символа, который будет установлен на Поклонной горе в Москве в память о разрушенном в Кутаиси "Мемориале славы", сообщили в фонде "Историческое наследие", ответственном за этот проект. "Мемориал славы" был взорван 19 декабря минувшего года, что вызвало резкие протесты официальной Москвы.
Владимир Путин и предложил восстановить памятник в Москве. Не все скульпторы собираются принимать участие в конкурсе. Председатель Объединения московских скульпторов Александр Цигаль в интервью РС объяснил, чем ему не нравится идея:
– Это действие политического порядка, а не культурного или художественного. Сегодня мы не дружим Грузией, поэтому такой скандал. Завтра будем дружить, на многое будем закрывать глаза. Меня не радует ни слом памятника, ни его восстановление.
– Насколько мне известно, сам автор кутаисского мемориала без восторга отнесся к идее восстановить его произведение в Москве. Это этично вообще - без согласия скульптора делать такие вещи?
– Мягко говоря, не совсем этично.
– Как вы думаете, на этом фоне ваши коллеги будут заинтересованы принять участие в этом конкурсе?
– Не могу вам сказать точно, поскольку никто не высказывался по этому поводу. Но так как эту идею предлагают люди не из художественной среды, а из политической, то у многих, я думаю, будет довольно настороженное отношение к этому. И мне это тоже совсем не близко, так скажем.
– Архитектурный и скульптурный канон памятников, посвященных победе над фашизмом, становился в первые послевоенные годы, как, скажем, памятник в парке Тиргартен в Берлине или "Родина Мать" в Волгограде. Этот канон должен меняться, на ваш взгляд?
– Этот канон установился в связи с определенным сознанием людей, которые делали военные памятники: воспоминания были еще слишком живы. Я в свое время делал памятник солдату - с автоматом, в пилотке, с развевающейся плащ-палаткой. Мне просто описали его, дали, так сказать, художественное задание. Как ни печально, это называлось "сбацать халтуру комбинатовскую". Вот и бацали – хоть за месяц, хоть за две недели, бывало за три месяца, по-разному. Но только один раз, для памятника павшим воинам в Екатеринбурге, я сделал солдата таким, каким сам его видел, никто мне не говорил, что так делать нельзя. Это была, видимо, какая-то трактовка насмотренная.
Тут очень важно, что мы с вами берем за основу. Почему я как-то не представляю себе этот памятник из Кутаиси? Потому что я говорю, что это политическое решение. А насколько оно интересно художнику – политическое решение?
– Я не знаю, это вопрос к вам, вы же художник. Бывает политическое решение интересным художнику?
– Мне неинтересно политическое решение. Меня значительно более волнует то, что в Москве нет памятников Малевичу, Кандинскому, Цветаевой, Гумилеву. Сколько чего у нас нет! Я работал над памятником Победы, был одним из авторов того памятника, который не состоялся в 80-е годы, и эта работа мне казалась очень важной. Тогда мы тоже предлагали какие-то иные совершенно решения, и мы сделали памятник, но он не был установлен. Сейчас я бы не взялся за такую вещь. Мой отец и дядя прошли всю войну. Я – человек послевоенного поколения и, естественно, отношусь к этой теме с очень большим пиететом, трепетом и уважением. Поэтому такого рода вещи мне лично представляются совершенно другим образом, акценты и приоритеты должны быть другие.
Владимир Путин и предложил восстановить памятник в Москве. Не все скульпторы собираются принимать участие в конкурсе. Председатель Объединения московских скульпторов Александр Цигаль в интервью РС объяснил, чем ему не нравится идея:
– Это действие политического порядка, а не культурного или художественного. Сегодня мы не дружим Грузией, поэтому такой скандал. Завтра будем дружить, на многое будем закрывать глаза. Меня не радует ни слом памятника, ни его восстановление.
– Насколько мне известно, сам автор кутаисского мемориала без восторга отнесся к идее восстановить его произведение в Москве. Это этично вообще - без согласия скульптора делать такие вещи?
– Мягко говоря, не совсем этично.
– Как вы думаете, на этом фоне ваши коллеги будут заинтересованы принять участие в этом конкурсе?
– Не могу вам сказать точно, поскольку никто не высказывался по этому поводу. Но так как эту идею предлагают люди не из художественной среды, а из политической, то у многих, я думаю, будет довольно настороженное отношение к этому. И мне это тоже совсем не близко, так скажем.
– Архитектурный и скульптурный канон памятников, посвященных победе над фашизмом, становился в первые послевоенные годы, как, скажем, памятник в парке Тиргартен в Берлине или "Родина Мать" в Волгограде. Этот канон должен меняться, на ваш взгляд?
– Этот канон установился в связи с определенным сознанием людей, которые делали военные памятники: воспоминания были еще слишком живы. Я в свое время делал памятник солдату - с автоматом, в пилотке, с развевающейся плащ-палаткой. Мне просто описали его, дали, так сказать, художественное задание. Как ни печально, это называлось "сбацать халтуру комбинатовскую". Вот и бацали – хоть за месяц, хоть за две недели, бывало за три месяца, по-разному. Но только один раз, для памятника павшим воинам в Екатеринбурге, я сделал солдата таким, каким сам его видел, никто мне не говорил, что так делать нельзя. Это была, видимо, какая-то трактовка насмотренная.
Тут очень важно, что мы с вами берем за основу. Почему я как-то не представляю себе этот памятник из Кутаиси? Потому что я говорю, что это политическое решение. А насколько оно интересно художнику – политическое решение?
– Я не знаю, это вопрос к вам, вы же художник. Бывает политическое решение интересным художнику?
– Мне неинтересно политическое решение. Меня значительно более волнует то, что в Москве нет памятников Малевичу, Кандинскому, Цветаевой, Гумилеву. Сколько чего у нас нет! Я работал над памятником Победы, был одним из авторов того памятника, который не состоялся в 80-е годы, и эта работа мне казалась очень важной. Тогда мы тоже предлагали какие-то иные совершенно решения, и мы сделали памятник, но он не был установлен. Сейчас я бы не взялся за такую вещь. Мой отец и дядя прошли всю войну. Я – человек послевоенного поколения и, естественно, отношусь к этой теме с очень большим пиететом, трепетом и уважением. Поэтому такого рода вещи мне лично представляются совершенно другим образом, акценты и приоритеты должны быть другие.
