Марина Тимашева: Отметив Всемирный день поэзии, петербургские литераторы решили в очередной раз обсудить судьбы современной поэзии - есть она или нет, читают ее или не читают, быть ей или не быть. Их выслушала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Противопоставление поэтических 60-х-70-х годов, когда сборники стихов жадно скупались в магазинах, а стадионы заполнялись поклонниками поэзии, и нашего непоэтического времени стало уже банальным. Но, может быть, пора прекратить сокрушаться и принять как данность, что стихи это архаика и они больше не вписываются в современный культурный контекст? На этот вопрос отвечает соредактор журнала “Звезда” Яков Гордин.
Яков Гордин: Стихи это действительно архаика, поскольку им много тысяч лет. Но все архаичное оно наиболее прочное, потому что раз оно тысячелетия существует, значит, в этом есть потребность. А что нужно делать? Во-первых, нужно писать хорошие стихи, а, кроме того, можно говорить о том, что для собственной пользы государство должно было бы в школах пропагандировать литературу всеми силами, а оно делает нечто совершенно противоположное. Люди, которые имеют возможность заниматься благотворительностью, должны были бы поддерживать, в том числе, и поэзию, как это сделало в свое время РАО “ЕЭС”, организовав полновесную премию “Поэт”. Много чего можно делать, но - будет это сделано или не будет это сделано - поэзия все равно никуда не денется. Духовно существует каждый человек, на каком бы интеллектуальном уровне он не стоял. Вот очень важная часть этого духовного существования - поэтическое восприятие мира.
Татьяна Вольтская: А вот поэт Александр Кушнер считает, что поэзия выживает с трудом, что ее надо культивировать в сердцах и умах с детства.
Александр Кушнер: Родители перестали детям читать стихи. Я почти уверен в том, что настоящая любовь к стихам зарождается в 3-4 года, если не раньше. Вспомните, существовал “Детгиз”, там каждый день были вечера для детей, собирались дети и им читали стихи. Я считаю, что Маршак, Чуковский, Михалков - для детей он прекрасный. И Барто, и Берестов, и все остальные, кого я сейчас не припомню, сделали очень важное дело. Так зарождается интерес к стихам.
Татьяна Вольтская: Яков Гордин с Александром Кушнером не согласен.
Яков Гордин: Я не уверен, что это так, потому что мы не знаем, что делается за окнами домов в 7-8 часов вечера. Вот мы раз в неделю даем возможность группе из детского сада, у нас есть конференц-зал, они репетируют там, читают стихи, что-то поют.
Татьяна Вольтская: Но Яков Гордин тоже считает, что государство не должно отстраняться, и что это - вовсе не благотворительность.
Яков Гордин: Это необходимость для государства, потому что быть связанным с цивилизованным и культурным обществом гораздо государству легче, чем с обществом одичавшим. Поэтому это в интересах государства. Оно не понимает, к сожалению, этого интереса, потому что есть несколько таких проектов национальных, но нет проекта “Культура”, как это ни поразительно.
Татьяна Вольтская: Трудно представить Россию без стихов, - замечает Александр Кушнер.
Александр Кушнер: И язык русский устроен замечательным образом, он - как такая мягкая глина - специально создан для стихов: у нас ударения переходящие, у нас суффиксы замечательные. Одно дело - “нога”, другое - “ножка”, “пыль” и “пыльца”. Очень мягкий язык, падежи одни чего стоят, свободный порядок слов в предложении - у нас подлежащее может быть в самом конце, такого нет нигде. И жалко, если мы перейдем на верлибр, на свободный стих, откажемся от рифмы. Я надеюсь, что этого все-таки не произойдет.
Татьяна Вольтская: А почему все-таки так много верлибра? Может быть, это утрата какого-то ощущения музыки?
Александр Кушнер: Именно. Эта музыка уже ушла из немецкой поэзии, из английской. Мне жаловались американцы, например. Подошли ко мне люди и сказали: “В ваших стихах слышна музыка, а у нас, к сожалению, этого уже нет”. И это была просто печаль, явная печаль по утраченному.
Татьяна Вольтская: То же самое я слышала от многих: и от американцев, и от итальянцев. Но они почему-то говорят, что попытки восстановить проваливаются, звучит как романс такой заезженный.
Александр Кушнер: Вот это очень горько. Иосиф Бродский мне говорил об этом. Он очень рекомендовал мне Дерека Уолкота, потому что тот пишет в рифму, и горевал, что английская и американская поэзия расстались с ритмикой регулярной. И думаю, между прочим, что если мы откажемся от регулярного стиха, то с поэзией надо будет проститься.
Татьяна Вольтская: Стихи - архаика, и именно это залог их дальнейшего существования, - говорит поэт Алексей Машевский.
Алексей Машевский: Если поэзия существует уже больше 6 тысяч лет, да и вообще, как я понимаю, сколько себя помнит человечество, то, видимо, это свойство родовое. И до тех пор, пока мы людьми будем оставаться… Другой вопрос: будем ли мы оставаться людьми? Но поскольку на него у меня ответа прямого нет, я буду исходить из того, что все-таки пока еще мы остаемся людьми, и вот на этот период поэзия будет с нами всегда. А есть другая проблема - проблема общества, в котором живут поэты, в котором пишутся стихи, в котором издаются книжки, и которое при этом их не замечает, их не читает, этим не пользуется. В некотором смысле это беда общества и, более того, это диагноз общества, потому что, если вспомнить, что поэт всегда воспринимался как существо, имеющее такую интуитивную связь с окраинным, и не случайно все-таки поэт - пророк, как бы мы не пытались дистанцироваться от романтического оттенка этого представления, тем не менее, некая способность аккумулировать в себе ощущение будущего у поэта есть. И если общество не в состоянии расслышать вот этих сигналов, то тем хуже для этого общества - оно бредет к слепоте и пустоте. Почему это происходит с нами сейчас? Я думаю, что это довольно закономерно: к тому привело все развитие нашей товаропроизводящей, товаропотребляющей цивилизации. Как долго ей еще отпущено производить и потреблять - не знаю, посмотрим.
Татьяна Вольтская: Что-то с ней сделать можно?
Алексей Машевский: С чем? С цивилизаций?
Татьяна Вольтская: С поэзией.
Алексей Машевский: С поэзией, с моей точки зрения, действительно ничего делать не надо. Я вообще считаю, что сейчас огромное количество просто пишущих стихи, можно зайти в интернет и там обнаружить сайты, сайты и сайты, посвященные поэзии. Но это как бы ладно, это всегда было, только в журналах гимназистских, а сейчас - в интернете. А вот то, что есть действительно просто целая плеяда современных великолепных поэтов, в этом я совершенно убежден. Это стихи живые, которые читать интересно, которые тебя наполняют. Что делать с обществом? Понимаете, если на государственном уровне такую задачу ставить, то, кончено, формально решить можно, но нужно ли ее решать формально? Это проблема ориентации человека, его ценностных приоритетов. Вот пока они не будут переставлены, никуда не уйдет та жизнь, в которой мы сейчас живем, и не начнется какая-то другая. Но, в любом случае, если даже она когда-то и начнется, то все равно пройти придется через серьезную полосу испытаний.
Татьяна Вольтская: О перспективах существования поэзии в современном обществе говорил поэт Алексей Машевский.
