Эксперты разделились во мнениях о том, способен ли Доку Умаров, считающийся лидером северокавказского подполья, на организацию террористических актов в Москве. Об этом и о противостоянии российских силовых структур и вооруженного подполья в беседе с Радио Свобода размышляет эксперт по Северному Кавказу, обозреватель РС Андрей Бабицкий.
- Те, кто считает, что влияние Доку Умарова невелико, видимо, не очень следят за событиями на Северном Кавказе. То, что подполье перешло к террористической деятельности, причем в серьезных масштабах, стало ясно еще прошлым летом. Осенью Доку Умаров, выступив на сайте "Кавказ-центр", заявил, что считает гражданские объекты и гражданских лиц позволенной целью, поскольку население России платит налоги и поддерживает власть, ведущую войну в Чечне. После этого свыше 20 подрывов "живых бомб" доказали, что эта стратегия была применена не только концептуально, но и практически. И когда в ноябре 2009 года взорвался "Невский экспресс", стало понятно, в каком направлении движется террористическая активность. И стало очевидным, что рано или поздно террористы должны добраться и до Москвы.
- Говорят о том, что северокавказское вооруженное подполье - это чрезвычайно децентрализованная, фактически горизонтальная структура. Тем не менее, она управляется из единого центра?
- Да, это действительно сетевая структура. Если бы она была вертикальной, ее моментально можно было бы сломать и, вытащив одно звено, фактически нарушить целостность всего механизма. А так извлечение одного-двух-трех звеньев не причиняет серьезного ущерба всей сети в целом. Тем не менее она управляется из единого центра. Правда, это управление достаточно условное: отдельные ячейки действуют в автономном режиме. Но если нужна какая-то мобилизация и концентрация усилий, организовать их достаточно просто.
- Есть основания полагать, что последний московский теракт действительно организован по прямому указанию Доку Умарова?
- Думаю, да. Во-первых, он сам об этом заявляет. Во-вторых, можно почитать посмертные письма Саида Бурятского и его прижизненные статьи и понять, как действует подполье. Все акции шахидов в обязательном порядке контролируются и планируются непосредственно Умаровым.
- Умаров - харизматическая личность? Почему именно он стал лидером вооруженного подполья?
- Да, у него есть харизма. Хотя он отличается от Басаева, который был намного ярче. Но харизма Умарова, может быть, в меньшей степени связанная с образом абрека, определяется его прагматичностью. Умаров имеет несколько иные подходы к организации боевых действий. Басаев очень зависел от рекламных кампаний и считал, что чем больше произведено шума, тем успешней операция прошла. При этом он не очень жалел людей. Скажем, такие акции, как захват Назрани или нападение на Нальчик, стоили жизни значительному количеству бойцов. Кабардино-балкарский джамаат после событий 2005 года был уничтожен под корень. У Умарова, после того как в 2006 году он сменил президента Ичкерии Абдул-Хакима Садулаева, убитого в Аргуне, подполье фактически в течение двух лет не действовало. Структура была почти полностью разрушена, и Умаров увел людей на "зимние квартиры" с тем, чтобы они сумели как-то восстановиться. И два года он воссоздавал структуру заново. И только после этого начал боевые операции - с точки зрения поставленных им целей, вполне успешные.
- Он - религиозный фанатик?
- Он такого впечатления не производит. Наоборот, его можно отнести к той части боевиков, которые скорее исповедуют идеи национально-освободительной борьбы. Но я думаю, что ликвидация старого подполья в значительной степени обусловлена недостатком ресурсов и тем, что национал-освободительная доктрина не обладала той мобилизационной мощью, которую имеет идея салафитская. Национал-освободительная идея предполагала, что люди, принадлежащие к одному народу, вне зависимости от их взглядов и заблуждений, все равно остаются братьями. И поэтому были значительные ограничения на братоубийство. Салафитская доктрина этих ограничений не знает, она предполагает, что братья есть только по вере. Те, кто обладает истинной верой, имеют право на жизнь, лицемеры, неверные - нет.
- Мощь российских силовых структур на несколько порядков, наверное, превосходит силы подполья. Почему его не удается ликвидировать?
- Для того, чтобы уничтожить боевиков, надо извести все леса в Чечне, Ингушетии и Дагестане, сравнять горы. Пока эти естественные укрытия есть, поймать боевиков очень сложно: их не очень много, всего несколько сотен человек, они разделены на мелкие группы, которые постоянно двигаются и ночуют каждую ночь в новом месте. Это глубоко законспирированная, очень эффективная структура. Российские силовые структуры ориентированы на то, чтобы бороться с этакими "лесными братьями", и они очень плохо представляют себе, что такое террористическая угроза. То есть, нет опыта, нет школы, нет понимания, как с этим явлением бороться. Есть концепция эффективного насилия, которая была положена в основу контртеррористической операции, которую, я так полагаю, сформулировал изначально Владимир Путин. Но это эффективное насилие не предполагает, скажем, политических методов борьбы, оно не предполагает изучения противника на доктринальном уровне. То есть, мне кажется, что вот эти 10 лет войны показали, что эффективным чистое насилие быть не может.
- Те, кто считает, что влияние Доку Умарова невелико, видимо, не очень следят за событиями на Северном Кавказе. То, что подполье перешло к террористической деятельности, причем в серьезных масштабах, стало ясно еще прошлым летом. Осенью Доку Умаров, выступив на сайте "Кавказ-центр", заявил, что считает гражданские объекты и гражданских лиц позволенной целью, поскольку население России платит налоги и поддерживает власть, ведущую войну в Чечне. После этого свыше 20 подрывов "живых бомб" доказали, что эта стратегия была применена не только концептуально, но и практически. И когда в ноябре 2009 года взорвался "Невский экспресс", стало понятно, в каком направлении движется террористическая активность. И стало очевидным, что рано или поздно террористы должны добраться и до Москвы.
- Говорят о том, что северокавказское вооруженное подполье - это чрезвычайно децентрализованная, фактически горизонтальная структура. Тем не менее, она управляется из единого центра?
- Да, это действительно сетевая структура. Если бы она была вертикальной, ее моментально можно было бы сломать и, вытащив одно звено, фактически нарушить целостность всего механизма. А так извлечение одного-двух-трех звеньев не причиняет серьезного ущерба всей сети в целом. Тем не менее она управляется из единого центра. Правда, это управление достаточно условное: отдельные ячейки действуют в автономном режиме. Но если нужна какая-то мобилизация и концентрация усилий, организовать их достаточно просто.
- Есть основания полагать, что последний московский теракт действительно организован по прямому указанию Доку Умарова?
- Думаю, да. Во-первых, он сам об этом заявляет. Во-вторых, можно почитать посмертные письма Саида Бурятского и его прижизненные статьи и понять, как действует подполье. Все акции шахидов в обязательном порядке контролируются и планируются непосредственно Умаровым.
- Умаров - харизматическая личность? Почему именно он стал лидером вооруженного подполья?
- Да, у него есть харизма. Хотя он отличается от Басаева, который был намного ярче. Но харизма Умарова, может быть, в меньшей степени связанная с образом абрека, определяется его прагматичностью. Умаров имеет несколько иные подходы к организации боевых действий. Басаев очень зависел от рекламных кампаний и считал, что чем больше произведено шума, тем успешней операция прошла. При этом он не очень жалел людей. Скажем, такие акции, как захват Назрани или нападение на Нальчик, стоили жизни значительному количеству бойцов. Кабардино-балкарский джамаат после событий 2005 года был уничтожен под корень. У Умарова, после того как в 2006 году он сменил президента Ичкерии Абдул-Хакима Садулаева, убитого в Аргуне, подполье фактически в течение двух лет не действовало. Структура была почти полностью разрушена, и Умаров увел людей на "зимние квартиры" с тем, чтобы они сумели как-то восстановиться. И два года он воссоздавал структуру заново. И только после этого начал боевые операции - с точки зрения поставленных им целей, вполне успешные.
- Он - религиозный фанатик?
- Он такого впечатления не производит. Наоборот, его можно отнести к той части боевиков, которые скорее исповедуют идеи национально-освободительной борьбы. Но я думаю, что ликвидация старого подполья в значительной степени обусловлена недостатком ресурсов и тем, что национал-освободительная доктрина не обладала той мобилизационной мощью, которую имеет идея салафитская. Национал-освободительная идея предполагала, что люди, принадлежащие к одному народу, вне зависимости от их взглядов и заблуждений, все равно остаются братьями. И поэтому были значительные ограничения на братоубийство. Салафитская доктрина этих ограничений не знает, она предполагает, что братья есть только по вере. Те, кто обладает истинной верой, имеют право на жизнь, лицемеры, неверные - нет.
- Мощь российских силовых структур на несколько порядков, наверное, превосходит силы подполья. Почему его не удается ликвидировать?
- Для того, чтобы уничтожить боевиков, надо извести все леса в Чечне, Ингушетии и Дагестане, сравнять горы. Пока эти естественные укрытия есть, поймать боевиков очень сложно: их не очень много, всего несколько сотен человек, они разделены на мелкие группы, которые постоянно двигаются и ночуют каждую ночь в новом месте. Это глубоко законспирированная, очень эффективная структура. Российские силовые структуры ориентированы на то, чтобы бороться с этакими "лесными братьями", и они очень плохо представляют себе, что такое террористическая угроза. То есть, нет опыта, нет школы, нет понимания, как с этим явлением бороться. Есть концепция эффективного насилия, которая была положена в основу контртеррористической операции, которую, я так полагаю, сформулировал изначально Владимир Путин. Но это эффективное насилие не предполагает, скажем, политических методов борьбы, оно не предполагает изучения противника на доктринальном уровне. То есть, мне кажется, что вот эти 10 лет войны показали, что эффективным чистое насилие быть не может.
