Елена Рыковцева: Эта история, по крайней мере, в изложении российской прессы, кажется неправдоподобно жестокой. Семилетний финский мальчишка Роберт Рантала, играя со школьными друзьями, вдруг обронил, что если они будут его обижать, он уедет в Россию. А у парнишки и в самом деле есть не только финский, но и российский паспорт – его мама русская. По другой версии, он сказал, что мама его шлепнула и пригрозила увезти в Россию. Существует, видимо, и третий, и двадцатый вариант той фразы, которую мальчик неосторожно позволил себе в разговоре с друзьями. Но какой бы ни была формулировка, главным, по всей видимости, оказалось сочетание слов "уехать" и "в Россию". В Финляндии, где совсем недавно прогремел громкий скандал, связанный с похищением ребенка сначала в одну сторону – из Финляндии матерью, а потом в другую - из России отцом, видимо, предпочли перебдеть, чем недобдеть. И это несмотря на то, что как раз в семье Рантала ни о каком разводе речь не идет!
Сотрудники органов опеки забрали мальчишку из дома, где в тот момент никого не было, и увезли сначала в полицию, давать показания, а потом в приют, где он и находится уже второй месяц. Матери с ним встречаться почти не разрешают, там было только одно-два коротких свидания, и при этом полный запрет общаться на русском.
Как долго будет продолжаться заточение – неизвестно. Суд, который определит судьбу мальчика, состоится только через несколько месяцев. Мальчик просится домой. В приюте его обижают, ему даже разбили голову, он попадал в госпиталь. Отец, в знак протеста чуть ли не готов отказаться от финского гражданства. Одним словом – триллер. Пока что во всей этой истории я не вижу ни одной детали, которая хоть как-то бы оправдывала действия социальных работников города Турку. Возможно, такие детали появятся по ходу нашей программы. Дело усугубляется еще и тем, что финская сторона не дает никаких официальных комментариев на этот счет. Мы только знаем, что на днях в Москве встречались министры иностранных дел обеих стран и приняли решение, что ситуацию с семьей Рантала будут разбирать детские омбудсмены Финляндии и России. Но чем это закончится – опять-таки неизвестно.
В нашем сегодняшнем эфире мы попробуем как можно точнее восстановить картину происходящего, а также попросим наших слушателей высказать свое отношение к этой истории. Представляю вам гостей программы. с нами на связи из Хельсинки доктор наук, преподаватель права Хельсинкского университета, представитель финского антифашистского комитета, а также представитель семьи Рантала во всей этой истории Йохан Бекман. На связи из Турку мать семилетнего Роберта Инга Рантала. В московской студии - корреспондент государственной телерадиокомпании Финляндии "Юлейсрадио" Антеро Ээрола и директор детского психологического Центра "Озон" Евгений Цымбал. Он сможет нам рассказать, как вся эта история выглядит с точки зрения российского опыта, российских правил. Инга, сразу обращусь к вам с вопросом, ответ на который до сих пор для меня неясен. Что же такого сказал мальчик? Что официально инкриминируется вам, какая его фраза? И какую на самом деле, как вам кажется, он обронил фразу, которая стала роковой в конечном итоге?
Инга Рантала: Дело в том, что я не присутствовала при том разговоре, когда он что-то сказал в школе. Но в тот день ребенка там действительно обидели. Он был в возбужденном состоянии. Потом его попытались успокоить, потом учительница попробовала выяснить какие-то обстоятельства у него. И вот со слов Роберта и социальных работников, которые в этот же день и пришла к нам домой, мы узнали о том, что, да, был какой-то конфликт в школе. И когда учительница контактировала с мальчиком, он действительно сказал, что "если меня будут обижать, если мне здесь будет тяжело, я уеду в Россию". И вот в тот же день школа направила к нам двух социальных сотрудниц. К моему удивлению, он был очень возбужден, он был обеспокоен, и даже попросил их уйти, то есть он сказал, что мы с мамой идем сейчас на санках кататься, так что, вы, говорит, уходите и не мешайте нам. Но, конечно же, я их пригласила посидеть, и мы попробовали выяснить, что же произошло в школе. Роберт вел себя странно, беспокойно. К моему удивлению, оказалось, что он знает, где находятся все документы и паспорта. Он подошел к тумбочке, открыл шкафчик и достал паспорт. Показывает им и говорит: вот видите, говорит, это мой русский паспорт. Если, говорит, вы меня обидите, я уеду в Россию с мамой к бабушке. Это были слова ребенка. Он так себя повел при социальных работниках. Тогда они попытались выяснить, кто его обидел. Он что-то там пробубнил, и они ушли.
На следующий день утром я уже была в школе. Я снова попыталась выяснить, что же произошло. Но учительница сказала, что урок начинается, что они созвонятся с социальными работниками и назначат нам встречу на 15 число. Но так как ребенка пришли и забрали 4 февраля, то есть до такой встречи дело не дошло, мы сами до сих пор не знаем, что же в тот день произошло в школе.
Итак, спустя неделю после этого эпизода, пришли за ребенком. В тот момент он как раз был дома, занимался на компьютере заданиями. Я выскочила на 10 минут в школу, чтобы взять уроки, потому что в этот день он остался дома. У него ночью заболел живот. Он прибежал ко мне и сказал, что, мама, я плохо себя чувствую, уснул рядом со мной. Утром я его пыталась разбудить. Он говорит – я плохо себя чувствую. И остался дома. Я тут же связалась с учительницей и сказала, что ночью он плохо спал. Она сказала, да, у них есть еще два ребенка, у которых болит живот. Все нормально – вы остаетесь дома, можете даже завтра не приходить. Это был четверг. Я побежала в школу, чтобы взять его книжки и домашнее задание. В этот момент пришли социальные работники вместе с полицией. Он, естественно, открыл им дверь. Он был на первом этаже. Они тут же его быстро затолкали в комбинезон, натянули шапку и вывели. Они мне позвонили, когда были уже в машине. Они сказали, что забрали ребенка и везут его в полицейский участок на слушания. Я сказала – подождите, дело в том, что я рядом нахожусь, я просто в школу вышла. Они сказали, что если бы вы даже были дома, мы бы вас с собой не взяли. Я их спросила – как мы будем держать связь все это время? Они сказали, что мы вам сами позвоним после полицейского участка. И вот 2,5 часа мы с папой были в недоумении, что происходит, куда увезли ребенка. И спустя 2,5 часа они позвонили и сказали, что отвозят его в детский приют.
Елена Рыковцева: Итак, в 20-х числах января он что-то сказал, и в этот же день пришли разбираться. Потом они вынесли решение забирать в приют, и забрали 4 февраля. А вы с ним там встречались, и он поздравлял вас с днем рождения. Это в какой день?
Инга Рантала: Да, 4 февраля его забрали. На следующий день нам позвонили и сказали, что пока они принимают решение, ребенок должен 30 дней находиться в приюте, и мама не имеет права с ним ни разговаривать по телефону вообще, ни встречаться в присутствии социальных работников, то есть ни при каких условиях. Но дальше, неделю спустя, пришло приглашение. Там было сказано о том, что 18 февраля у нас состоится встреча с работниками на территории приюта. И вот как раз 18 числа нам объявили о том, что к этим 30 дням они прибавляют еще 60 дней! И того – 90 дней блокады.
Елена Рыковцева: И он находится до сих пор там - теперь в ожидании суда, который состоится через несколько месяцев, Инге удалось, я видела это на видео, с ним один раз повидаться. Он вам пел песню «Happy birthday to you». У вас когда день рождения-то, в какой день?
Инга Рантала: Это как раз они сделали исключение – 27 февраля. Но опять же было исключение, благодаря России. Потому что если бы не вмешалась Россия, никакого бы исключения вообще не было. Я бы до сих пор его не видела. Поскольку есть решение о том, что 90 дней блокады.
Елена Рыковцева: Блокада – это как бы в интересах ребенка. Блокада от матери, чтобы он отдохнул, принял решение. Инга, вы где-то слышали, что мальчик вас упрекал в том, что вы его обижали? Вам передавали его слова? Например, он боится вам говорить о том, что вы его шлепали? А он протестует. Как ваша вина формулируется во всей этой истории?
Инга Рантала: Дело в том, что я вообще никак не могу прокомментировать это, потому что ребенок… С ним встречались специалисты и психологи, и генеральный консул России Александр Борисович, в присутствии юристов, адвокатов и психологов. И ребенок не может понять – почему он там находится? Он плачет и просится домой к маме и папе, просит о помощи, говорит о том, что его там обижают. А теперь, когда он еще получил травму головы, он же еще остался виноватым, то есть его не выпускают на улицу.
Елена Рыковцева: Спасибо, Инга. Йохан, здравствуйте! Вы представляете интересы семьи Рантала в этой истории. Как вам кажется, что было здесь ключевым моментом? Слово "шлепнуть" или слово "Россия" все-таки? Что там главное?
Йохан Бекман: Русский паспорт – это главное. Это именно тот момент, когда ребенок показал свой русский паспорт и сказал, что я уеду в Россию, я хочу переехать в Россию. Это было ключевым моментом для того, что…
Елена Рыковцева: В присутствии социальных работников.
Йохан Бекман: Да, в присутствии социальных работников. Это была причина того, что сейчас происходит. Все остальное – это придумано, это фабрикация. Я сейчас буквально сижу в машине у почтамта нашего. Я получил по почте все материалы дела Рантала. Я попросил по доверенности их выслать. Я тут такую папку получил сегодня. Все материалы, конечно, секретные, то есть я ничего не могу вам сказать по поводу их содержания. Но единственное, что здесь никаких обоснований нет для таких действий. Это раз.
Елена Рыковцева: Это очень важно.
Йохан Бекман: Да. Главное, что ребенок говорит очень путано, непонятно. Именно такие слова как "шлепнула" или "ударила", он не сказал и не мог сказать. Даже соцработники сами говорят о том, что ребенок говорит непонятно и путано. Они не понимают, что он говорит. А почему же тогда они якобы уверены в том, что ребенок сказал, что мама шлепнула? Это все придумано! Здесь главная причина, конечно, русский паспорт ребенка. Тот факт, что ребенок сам знает, что у него есть русский паспорт, и он сам знает, что у него есть гражданство Российской Федерации. И тот факт, что ребенок сказал именно соцработникам, которые были дома у них, о том, что если меня тут кто-то обидит, я уеду в Россию, я хочу там жить. Вот это был повод для того, что они решили забрать ребенка. Сейчас для родителей Ранталы, конечно, вся эта ситуация – это тупик. Потому что они сейчас говорят о том, что действительно хотят в Россию, и Россия должна их спасти. С другой стороны, ребенка удерживают в приюте, именно чтобы он не смог уехать в Россию!
Это, кстати, у нас происходит часто. Антифашистский комитет сейчас работает с этими проблемами. Мы получаем каждый день звонки, письма именно от русских, которые живут в Финляндии, у которых детей забрали в детский дом из-за того, что есть якобы угроза того, что они уедут в Россию. Сейчас идет программа дерусификации этих детей. Например, скоро уже два месяца, как Роберт в приюте. Он не имеет права разговаривать на русском языке. Он забывает, конечно, русский язык потихонечку. И они нам заявили о том, что еще полгода он должен сидеть, в детском доме. Он, конечно, забывает русский язык! Они активно работают с этим. Также с Антоном Саланонем они активно работали. Они же запретили ему разговаривать на русском языке с матерью. Есть и другие случаи, когда запрещают разговаривать на русском языке. Они пытаются ликвидировать все связи с Россией, с русским языком, с русской культурой, традицией, верой.
Елена Рыковцева: Вот я сейчас и уточню это у Инги. Ведь действительно тупик. С одной стороны, Йохан говорит, что главная причина происходящего – это тема России, но при этом вы же продолжаете настаивать на том, что если с вами так будут обращаться, то это будет все-таки Россия. И я вижу в интернете, что когда вы встречаетесь с мальчиком, и делают видеозаписи ваших встреч, вы просите его говорить какие-то хорошие слова о России: "Россия, спасибо!", "Я хочу к бабушке" по-русски, и так далее. Но ведь вы же тем самым усугубляете ситуацию. Вы знаете, что Россия – это главный мотив того, почему его там держат, и вы при этом говорите, подсказываете ему на весь мир (а youtube - это весь мир) говорить: «Хочу в Россию, Россия, спасибо тебе».
Инга Рантала: Дело в том, что мой ребенок правильно воспитан. Он знает Россию. Мама у него русская. Что же здесь плохого? Об этом можно говорить только, что это хорошее воспитание. Он последний раз был в России, когда ему было два годика. Он ничего не помнит. А так как бабушка русская все время к нам приезжает, он подсознательно чувствует защиту, что где-то там есть Россия, которая его всегда защитит. Ведь неслучайно у него второй паспорт и русское гражданство.
Елена Рыковцева: Инга, но в такой ситуации все это только усугубляет его состояние и ваше положение. Вы же хуже себе этим делаете. Чем больше он говорит о России, а если причина действительно в России, тем дольше его там будут держать и дерусифицировать, как говорит Йохан. Может быть, на какое-то время приглушить все эти вещи?
Инга Рантала: Нет, нет, ни в коем случае мы так не считаем! Я вам скажу даже больше. В настоящее время, именно сейчас, в это время, мой муж находится в посольстве в Хельсинки и сейчас делает официальное письменное заявление о том, что он отказывается от финского гражданства, что он хочет получить русское гражданство и просит убежище у России. Вы просто не знаете все подробности. Мы ведь к ним пришли с миром и по-хорошему. Я пришла в генеральное консульство России, встретилась с Александром Борисовичем (это наш генеральный консул России в городе Турку). Мы с ним говорили о том, что нужно встретиться с мэром города. Мы пробовали. Мы хотели решить этот вопрос на уровне города. И мэр города взял с собой на следующий день как раз по социальному и здравоохранению вице-мэра. Он знал, что вопрос будет касаться какого-то социального обеспечения. Но когда генеральный консул России ему сказал, что поступило заявление от гражданки России, Инга Рантала просит помощи, она не понимает, почему забрали ее ребенка в приют, тот был нейтрален и спокоен. Он сказал: "А я вообще не понимаю, в чем тут дело? Не вижу вообще каких-то таких поводов для беспокойства. У нас это обычный рядовой случай". На что ему Александр Борисович сказал: "Ну, это для вас рядовой случай. А для нас семья и ребенок - что может быть важней?"
Елена Рыковцева: Обращаюсь к своему гостю, у которого огромный опыт. К нему не только я обращаюсь, к нему обращаются российские органы опеки в такого рода ситуациях. Вам, скажите, пожалуйста, Евгений, удается ли развести для себя политическую часть этой истории, а вы директор детского психологического центра, и психологическую? Как вам все-таки кажется, здесь главное политика или главное то, что нечто нездоровое происходит с ребенком, что-то не так, раз он бегает, трясет российским паспортом? Их это пугает. Как вам показалось?
И потом тот опрос, который был проведен в полиции, должен был окончиться официальным принятием решения. Российское законодательство предусматривает, что родитель обязан получить это решение, и при этом ему должны разъяснить порядок обжалования этого решения. После чего принимается решение о продлении срока изоляции ребенка, и он должен опять получить решение и ознакомиться с порядком его обжалования.
То, что ребенок является двуязычным, то есть он говорит и на русском, и на финском языке, действительно порождает определенные проблемы при контакте с ним. Таким детям сложно высказывать свою точку зрения. Поэтому при их опросе чрезвычайно важно привлекать специалиста в области психологии.
Кстати, что чем больше времени ребенок проводит изолированно от родителей, тем меньше вероятности у финских властей получить какую-то информацию, компрометирующую родителей. Мы наблюдаем, что через 1,5-2 месяца пребывания в приюте, дети, взятые из семей, где над ними действительно было совершено физическое насилие, все равно стремятся вернуться в семью, и они скрывают обстоятельства негативных, противоправных действий родителей. И это очень усложняет решение вопроса. Когда речь идет о детях, решения должны приниматься очень быстро.
Елена Рыковцева: К нам присоединился корреспондент государственной телерадиокомпании Финляндии "Юлейсрадио" Антеро Ээрола. У нас пока не было в эфире никаких веских доводов того, что правильно действовала финская сторона, органы опеки. Я пока не увидела никаких оснований, оправдывающих их действия. Может быть, вы сейчас нам расскажете, как это видится из Финляндии? Как подает это финская пресса? Антеро, как вы видите эту историю? Нам только что произнес страшные слова Йохан Бекман – программа дерусификации детей. Ну, я даже не знаю…
Евгений Цымбал: Геноцид.
Елена Рыковцева: Не наше дело – не журналистское и не дело общества?
Антеро Ээрола: Не дело общества. Сейчас обсуждаются семейные проблемы – личные проблемы одной семьи, в которой случайно отец финн, а мать русская. Эта проблема должна обсуждаться в городе Турку, внутри семьи. Я удивлен, почему этот вопрос подняли в России - российские СМИ, и даже со стороны МИД Российской Федерации, сам министр Лавров поднимал этот вопрос на встрече со своей финской коллегой в Москве во вторник на этой неделе. Я не понимаю, почему должны семейные проблемы других людей обсуждаться на государственном уровне. Может быть, это какая-то политическая кампания за счет ребенка? Но я не понимаю, какие цели у этой кампании. Сколько детей живет на улицах Москвы без родителей? Может быть, должна заботиться Россия и об этих детях тоже?
Елена Рыковцева: Антеро, вот в чем и все дело, что эта семья говорит о том, что у них никакой внутрисемейной проблемы не было, внутри семьи проблем нет, что мальчик пострадал только потому, что он заговорил о том, что существует страна Россия, в которую он вдруг уедет, если его начнут обижать.
Антеро Ээрола: Откуда такая информация?
Елена Рыковцева: От социальных работников. Они пришли в дом, социальные работники. И мальчик в момент разговора с ними вдруг побежал к изумлению матери… Оказывается, он знал, где лежат документы, он знал, где его паспорт. И он показал этот паспорт и сказал, что если вы сейчас не уйдете, если меня будут обижать в школе, я уеду в Россию. Вот в чем дело. Поэтому эта история уже не внутрисемейная. Об этом только что нам рассказала мать мальчика, пока вас не было в студии. Инга, все правильно?
Инга Рантала: Да, вы правильно говорите. Социальные работники пришли и сказали. Дело в том, что он и в полиции это повторил. Можно мне слово?
Елена Рыковцева: Говорите.
Инга Рантала: Я хочу объяснить. Вот только что разговаривал с нами журналист. Я не понимаю, о чем он говорит. Почему он не понимает и не слышит, что ему говорят? Я ведь уже сказала о том, что мы пытались решить вопрос на городском уровне! Но поскольку никто у них не хотел комментировать эту ситуацию – ни учительница, ни социальные службы, ни мэр города, ни вице-мэр по образованию и здравоохранению, ни рядовые социальные службы и социальные сотрудники, ни чиновники, ни полиция… Они все без комментариев. Как же это возможно?!
Елена Рыковцева: Спасибо, Инга. Это абсолютно принципиальный вопрос. Ведь, Антеро, почему мне очень важно с вами поговорить? Вы говорите, что не знаете деталей, но как-то же вы об этом пишете, говорите, финская пресса рассказывает. Вас не смущает, что никаких комментариев не дают те, кто непосредственно участвует в этой истории? Никаких заявлений. Я очень благодарна посольству Финляндии, что вас порекомендовали для участия в нашем эфире, но мне сразу сказали, что официальных заявлений по поводу этой истории не будет.
Антеро Ээрола: Конечно, не будет. Потому что это не дело МИДа Финляндии. Это не дело посольства Финляндии. Это только дело социальных властей города Турку.
Елена Рыковцева: А почему бы не поговорить? А почему журналисты не могут задать вопрос социальным работникам – на каком основании вы забрали мальчика в приют? Почему бы не спросить их?
Антеро Ээрола: Потому что власти не могут комментировать личные дела семьи. Это как если бы вы спросили у врача – какие у вас пациенты, какие заболевания у них есть? Они не могут это комментировать. Это было бы нарушением законодательства Финляндии.
Инга Рантала: Для этого дела это даже не является нарушением. Удивляются, что МИД этим занимается. Да, потому что я гражданка России! Что тут непонятного? Мой ребенок наполовину русский!
Елена Рыковцева: А какая-то мотивация в пользу социальных работников присутствует в вашей прессе?
Антеро Ээрола: В финской прессе это не было темой. Мало пишут об этом. Но мне кажется, после того, когда возникла эта кампания в российских СМИ, будет больше внимания в финской прессе.
Елена Рыковцева: То есть пока это просто не тема.
Антеро Ээрола: Это не тема.
Евгений Цымбал: Мне кажется, что когда государство вмешивается, когда оно использует власть, принуждение, а здесь очевидное использование государственного принуждения, здесь очевидное ограничение прав гражданина, в том числе и прав самых беззащитных граждан – детей, оно должно нести ответственность за эти свои действия. Оно должно объяснять, не впадая в детали, но ссылаясь на конкретные нормы законодательства. Вот есть у нас 73-я статья Семейного кодекса об отбирании ребенка в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью.
Елена Рыковцева: В России.
Евгений Цымбал: Да. Они ссылаются – мы его отобрали на основании такой-то статьи. Есть мать, которая хочет воспитывать ребенка. Ей должны быть разъяснены те претензии, которые выдвигает к ней государство. Ей также должны быть разъяснены те механизмы, с помощью которых она может защитить свои интересы и, как ей представляется, интересы ребенка.
Елена Рыковцева: Вы знаете, я думаю, что как-то они ей объяснили. Они сказали – вы представляете угрозу для мальчика. Думаю, там мотивировки-то существуют какие-то формальные.
Евгений Цымбал: Но мы от Инги не слышали таких слов.
Елена Рыковцева: Инга, сказали же они вам, что вы – угроза, что вы его обижаете? Сказали же?
Инга Рантала: Да, да. Это было именно так.
Елена Рыковцева: Конечно.
Инга Рантала: Они меня представляют не как маму даже, а как русскую, которая хочет увезти ребенка в Россию. Нам же на встрече 18 февраля было сказано, что ребенок, который родился в Финляндии, ребенок, который вырос в Финляндии, остается в Финляндии. То есть я для них не мама, я для них русская, которая хочет сейчас ребенка вывезти за границу, а именно – в Россию. Тем самым, я его хочу поместить совершенно в другие условия, а значит я ему нанесу стресс. А то, что они сейчас хотят моего ребенка отдать в финскую семью, моего ребенка, который знает маму, папу, дедушек, бабушек, это стрессом не является. Что это за политика?! Разве это правовая Финляндия? Где же это видано, что при родных, при живых родителях, при бабушках, при дедушках, ребенок должен быть в финской какой-то семье!
Елена Рыковцева: Инга, поняли.
Евгений Цымбал: Но ведь у ребенка, кроме русской матери, есть финский отец. И претензии могут быть предъявлены как к одному родителю, так и к обоим. В данном случае, претензии только ли к Инге, или к ее мужу тоже? Если претензий к мужу нет, то почему ребенок не может встречаться хотя бы с отцом, чтобы связи эти с родителями не прекращались.
Елена Рыковцева: Инга, встречается ведь ребенок с отцом?
Инга Рантала: Я вам могу объяснить. Мужу тоже изменили правила. Кстати, правила посещения меняются каждый день. Дело в том, что теперь муж может видеть ребенка два раза в неделю по два часа. И для меня теперь такие же правила. Но. Я вам объясню, почему они теперь мужа не ставят ни во что, несмотря на то, что он финн. Потому что он уже неоднократно заявил о том, что он им не верит. Он был патриотом Финляндии, но теперь он не верит своему народу, потому что здесь такие законы, которые отнимают у родителей детей. Он сделал официальное заявление.
Елена Рыковцева: Инга, а раньше у органов опеки к папе не было претензий никаких по части обращения с ребенком, по части, может быть, его поведения? Никаких у вас не было с ними раньше проблем?
Инга Рантала: У нас нет никаких проблем. Дело в том, что у нас проблема одна для них - то, что мы сказали, что хотим уехать в Россию. И они нам этого уже не простят.
Елена Рыковцева: Когда вы говорили, я видела какое-то такое несогласие на лице Антеро.
Антеро Ээрола: Очень трудно поверить в том, что власти Финляндии так говорят, что ребенка заберем только потому, что мать русская. В правовом государстве, таком, как Финляндия, власти так не работают.
Елена Рыковцева: Вы в это поверить не можете. Не может быть такого, чтобы по национальной мотивации…
Антеро Ээрола: Нет. Если это было бы так, то это было бы очень сильное нарушение закона.
Елена Рыковцева: Тогда нужно разбираться и разбираться с этой историей. Тогда вы зря молчите об этом. Если звучат такие вещи, такие обвинения, тогда либо нужно четко их опровергать…
Антеро Ээрола: Я могу сказать, что обвинение очень серьезное.
Елена Рыковцева: Очень. Вы согласны, что нужно разбираться все-таки, что финские журналисты тоже должны включиться в эту историю, получить комментарии социальных работников, может быть, документы получить какие-то, несмотря на то, что они не лезут обычно в личную жизнь. Там это не хорошо, не корректно считается. Но в этой ситуации, может быть, уже и пора.
Антеро Ээрола: Да. В свободном обществе так, конечно, можно делать и, наверное, должны делать.
Елена Рыковцева: Послушаем Владимира из Москвы. Здравствуйте! Говорите, пожалуйста!
Слушатель: Здравствуйте! Я слушаю, и как-то неуютно становится от всего от этого. Уж на что в России, как говорится, беспредел, но Финляндия, по-моему, даже и переплюнула Россию.
Елена Рыковцева: Поэтому и удивительна эта история, в которую очень трудно поверить, Владимир.
Слушатель: Конечно.
Елена Рыковцева: Вот почему ею и занимаемся.
Слушатель: У меня знакомый из Финляндии. Мы переписываемся. И вот я боюсь их даже беспокоить этим вопросом.
Елена Рыковцева: А вы побеспокойте. Мы как раз сейчас говорим о том, что надо начать уже беспокоить финскую сторону эти вопросом. Судя по тому, что рассказывает Инга, что рассказывает ее представитель, беспокоить уже следует. Филипп Николаевич из Москвы, здравствуйте! Говорите, пожалуйста!
Слушатель: Здравствуйте! Я обращаюсь сначала к МИД Финляндии и к посольству Финляндии в Москве. Я хочу стать гражданином Финляндии, и у меня никто из детей, ни внуков не скажет такого, что было сказано. Теперь по существу этой ювенальной драмы.
Елена Рыковцева: В приют вас не заберут, если вы захотите стать.
Слушатель: Да. Вот представьте, что ребенок или один из родителей приехал сюда из Финляндии. А потом у них окажется паспорт Туркмении, Армении или еще Австралии. А потом, когда здесь где-то в школе обидят его, он достанет паспорт Австралии и скажет – вы знаете, если вы меня будете так обижать здесь, я уеду в Австралию. Смешно детей воспитывать в таком плане.
Елена Рыковцева: Очень хорошо. Спасибо. Евгений Иосифович, если в России ребенок достает паспорт гражданина Туркмении и говорит – уеду, будет ли для органов опеки России хоть какой-то зацепкой, чтобы его забрать из семьи в приют?
Евгений Цымбал: За 13 лет работы в центре подобного рода прецедентов не было.
Елена Рыковцева: Прочитаю несколько сообщений, которые пришли уже.
"Под надуманным предлогом отбирают детей у родителей и во Франции. Несколько случаев самоубийств матерей, которые ничего не могут сделать. И это будет продолжаться. Нужно пересмотреть эти законы". Мы даже не лезем сегодня в эту сторону. Потому что для каждой страны свои соглашения, свои законы. И та ситуация, которая сейчас в Финляндии, пока не укладывается в юридические отношения между двумя странами. Пока это ситуация внутрифинская. Ведь эти родители не в разводе. Пока там, на территории Финляндии, у них забирают ребенка.
Ирина Волкова пишет, что "за последнее время очень много возникает коллизий при браках с иностранцами. Страдают в первую очередь дети. И даже не знаю, какой дать совет. Если посоветовать - не заключать браки между иностранцами, а только между людьми своей национальности, то это полный идиотизм и Средневековье. Действительно, надо думать и совершенствовать законодательство каждой страны".
Я хочу спросить Антеро, а вообще-то для вас это типично? Вот в России, как правило, детей забирают совсем уж из семей алкоголиков или в какой-то тяжелейшей ситуации, когда долго судятся, не могут разобраться между собой.
Евгений Цымбал: 70 тысяч матерей и отцов в год лишают родительских прав.
Елена Рыковцева: Да, много, много. А для вас, для Финляндии такого рода истории… Вы когда-нибудь сталкивались в своей личной жизни с тем, что у вашего соседа или у вашего друга забрали ребенка в приют? Я вот, например, никогда в обычной жизни такого не видела.
Антеро Ээрола: Нет, у меня тоже такого опыта нет.
Елена Рыковцева: Это все-таки редчайший случай, видимо.
Антеро Ээрола: Да. Хотя это, конечно, происходит. Но, может быть, не в том районе, где я в Хельсинки живу. Может быть, в других городах. Конечно, алкоголизм, наркомания – такие проблемы существуют в Финляндии тоже. Очень много психиатрических проблем и т. д. Поэтому детей забирают в приют в Финляндии. Могу сказать – каждый день.
Елена Рыковцева: То есть такое, в принципе, происходит. Не так, чтобы прямо на глазах, но это происходит.
Антеро Ээрола: Происходит обязательно.
Елена Рыковцева: Но опять же в ситуациях явных – явный алкоголик, наркоман, хулиган. А вот в такой истории, когда что-то мальчик сказал в школьном дворе, что не понравилось органам опеки, это все-таки случай нестандартный. Согласитесь? Когда семья не алкоголиков, не наркоманов, не избивали его…
Антеро Ээрола: Всегда должны быть серьезные причины.
Елена Рыковцева: Все-таки, как правило, серьезные.
"Вот вы говорите, мальчика отдали в приют, - пишет Роза. – А что, в Финляндии есть приюты?" Мы как раз об этом говорили. Есть приюты. "Хотелось бы знать, кто у них в приютах – сироты, отказные дети?" Роза, только что рассказал Антеро, что нет. И из семей алкоголиков, из неблагополучных семей детей забирают в Финляндии.
Марина пишет: "Значит, не только у нас дикие законы. Ведь подзатыльник для ребенка – гораздо меньшее несчастье, чем сидеть в приюте. И социальным работникам самим требуется психолог". Подзатыльник, шлепок… Тут уже отвечать Евгению Иосифовичу.
Евгений Цымбал: Все начинается с подзатыльника, а кончается фрагментами тела. Где граница от допустимого насилия от того насилия, которое приведет к тяжелым последствиям? Если вы почитаете материалы уголовных дел, вы придете в ужас оттого, что делают родители. Надо понимать, что в Российской Федерации основная причина смерти детей от года до 14 лет – это внешние причины – это несчастный случай, убийство и самоубийство. По официальной статистике на первом месте среди убийств детей в Российской Федерации – это больше половины убийство матерью новорожденного ребенка.
Елена Рыковцева: Очень разумное сообщение от нашей слушательницы Савельевой: "Очень обидно за Роберта, которого оторвали от семьи. Это большой стресс для ребенка. Если бы финны приехали в Россию и посмотрели, что у нас творится, как нарушаются права детей, начиная с детского сада, в семьях, в школе, как не обращают внимания ни на какие жалобы социальные службы, в управе, Комитете соцзащиты и занимаются только отписками, они бы, наверное, очень смутились. И им бы стало неловко, что из-за какого-то пустяка, случайно сказанного слова, ребенку нанесли такой стресс, оторвав его от родителей. Нужно скорее возвращать мальчика домой".
Лора пишет: "В трагедии этого ребенка, как в зеркале, отражаются отношения стран, которые были близки к России. Они ненавидят все русское. И в этом вина не только не их, но и наша". Антеро, так, я думаю, никак нельзя сказать.
Евгений Цымбал: О Финляндии, по крайней мере.
Антеро Ээрола: Это - нет.
Елена Рыковцева: Это не о Финляндии.
Антеро Ээрола: Это не о Финляндии. Может быть, в странах Балтии, но это уже другая история.
Елена Рыковцева: Наталья пишет то, что мы только что обсудили: "А если бы мальчик в России находился и показал финский паспорт со словами, что он поедет в Финляндию, его бы тоже выхватили из семьи? Он ведь гражданин двух стран. Если бы это произошло в России, был бы международный скандал". Нет. Евгений Иосифович говорит, не было бы в России скандала. Таких случаев у него нет в практике.
"Где расследование по его избиению в приюте Финляндии? Будут ли расследовать это в Европейском суде? Ведь со стороны финнов фашизм очевиден". Ну, слово "фашизм" здесь, конечно, слишком сильное. Но суд-то будет сначала финский, Наталья, а потом уже, если не удовлетворит родителей решение финского суда, тогда европейские.
Денис Александрович: "Какие бессовестные эти мамки. Путаются сначала с иностранцами, а потом грузят своими проблемами всю страну". И такое мнение есть. Не выходите замуж за иностранцев. Мы это мнение даже не рассматриваем. Не будем, да, Антеро? Вы смеетесь. У вас, наверное, русская жена. Нет?
Антеро Ээрола: Пока нет.
Елена Рыковцева: Я по глазам вижу…
Антеро Ээрола: (Смеется) Пока нет.
Елена Рыковцева: Пока нет, но не исключено.
"Когда власти заявляют – никаких комментариев – по-русски это значит сказать нечего". Есть и такая точка зрения у Александра.
"Шведы, норвежцы и финны всегда были националистами в хорошем смысле слова. Они любят свой народ и свою родину». Может быть, в этом дело, Антеро, вот действительно финны не хотят отпускать никого с территории своей страны – ты финн, живи здесь.
Антеро Ээрола: Да уж. Сотни тысяч финнов переехали в Америку, в Австралию и особенно в Швецию. Так что, я не верю.
Елена Рыковцева: Инга, скажите, пожалуйста, что вас ждет в ближайшие дни? Дата суда еще не определена.
Инга Рантала: Да, неизвестна. У нас 19 числа будет встреча с социальными работниками. И вот тогда они покажут документы, которые они хотят отправить в суд.
Елена Рыковцева: Ага! Это уже что-то. Это какой-то результат. И можно будет апеллировать.
Евгений Цымбал: Да, но хотелось, чтобы этот период был как можно более коротким – не 3 месяца, а две недели.
Елена Рыковцева: Это важно для ребенка.
Евгений Цымбал: Конечно, конечно.
Елена Рыковцева: На этом мы завершаем передачу "Час прессы" на волнах Радио Свобода. Следим за развитием событий.
