Марьяна Торочешникова: Со мной в студии Радио Свобода сегодня адвокаты бюро "Коблев и патнеры" Руслан Коблев и Андрей Суров.
Их подзащитные – два молодых человека – житии Ухты Антон Коростелев и Алексей Пулялин. В октябре прошлого года Верховный суд России оставил в силе приговор, вынесенный Верховым судом республики Коми, который признал Коростелева и Пулялина виновными в поджоге торгового центра "Пассаж" в Ухте. Тогда, в 2005 году, в пожаре погибли 25 человек. Коростелев и Пулялин приговорены к пожизненному лишению свободы. Собственно, этот приговор мог затеряться в судебной статистике, если бы не одно обстоятельство. Точнее, один человек – бывший заместитель прокурора Ухты Григорий Чекалин, который с начала расследования дело о поджоге курировал, а потом заявил в суде, что основные доказательства сфальсифицированы. Суд, кстати, тот, что рассматривало дело в первый раз, коллегия из трех профессиональных судей Верховного суда республика показания Чекалина проверила и ему поверила, после чего вынесла оправдательный приговор Пулялину и Коростелеву, а заодно и частное определение в адрес Генеральной прокуратуры, чтобы там разобрались с подчиненными, участвовавшими в фальсификациях. Впрочем, оправдательный приговор был отменен. Новая судебная коллегия, рассматривая все те же доказательства, включая показания Чекалина, тем не менее, вынесла обвинительный приговор Пулялину и Коростелеву. После этого Григорий Чекалин, ушедший из прокуратуры, начал направо и налево рассказывать о том, что происходило во время следствия, и даже видеообращение на YouTube разместил на имя президента: так, мол, и так, приговорили невиновных. Кстати говоря, вскоре после этого обращения в отношении самого Чекалина возбудили уголовное дело за дачу заведомо ложных показаний. А 1 февраля этого года Григория Чекалина задержали в Москве в связи с тем, что он, в нарушение обязательства о явке, не являлся по многочисленным вызовам следователя и уклонялся от проведения следственных действий.
Рассказывает корреспондент Радио Свобода в Сыктывкаре Сергей Сорокин.
Сергей Сорокин: Допрошенный еще в ноябре прошлого года в рамках возбужденного против него уголовного дела за якобы заведомо ложные показания, данные им и в ходе судебного заседания по "делу о поджигателях", и продублированные затем в широко известном видеообращении к президенту России, Григорий Чекалин не являлся затем к следователю, вызывавшему его в Сыктывкар для предъявления обвинения. Свои неявки опальный экс-заместитель прокурора, не без основания опасавшийся, что его могут арестовать и продержать за решеткой до суда, объяснял недостатком финансовых средств для поездки в столицу Коми из Москвы, куда он с недавних пор перебрался на жительство. Не дождавшись подследственного, 1 февраля старший следователь отдела по расследованию особо важных дел Коми республиканского управления Следственного комитета по Прокуратуре России Валерий Захаров сам прибыл в Москву, но не один, а в сопровождении оперуполномоченного У правления уголовного розыска МВД Коми. О том, чем закончилась назначенная в этот день встреча, рассказывает Григорий Чекалин.
Григорий Чекалин: Получил повестку о явке 1 февраля для предъявления обвинения. Как добропорядочный гражданин, явился к следователю. И он мне объявляет: "Все, уважаемый, вы задержаны". Тут же меня в самолет посадили и привезли в Сыктывкар, прямо в этот же день. И билеты у них на руках, и все. И сразу – в изолятор временного содержания.
Сергей Сорокин: На следующий после прибытия в Сыктывкар день Григорию Чекалину предъявили обвинение. А 3 февраля Сыктывкарский горсуд рассмотрел ходатайство следователя об избрании в отношении него меры пресечения в виде заключения под стражу. Обосновывая необходимость ареста, следователь сообщил суду, что обвиняемый намеревается скрыться от органов предварительного следствия, выехав вместе с семьей из Москвы в неизвестном направлении. В свою очередь, адвокат Григорий Бураков, заявив, что его подзащитный не скрывался от следствия ранее и не намерен скрываться в будущем, выразил недоумение по поводу случившегося.
Григорий Бураков: Действия следователя несколько неадекватны. То есть следователь приехал в город Москву к Чекалину, известил его о явке, Чекалин сам явился. Следователь хотел предъявить ему обвинение, объявить об окончании следствия и предоставить копии материалов дела. Однако последовали необъяснимые на сегодняшний день действия следователя по задержанию и доставлению Чекалина в Сыктывкар. Нам непонятно, на самом деле, почему это произошло.
Сергей Сорокин: Защита предложила не лишать Чекалина свободы, а применить в отношении него меру пресечения в виде залога. И судья Ольга Размыслова неожиданно для участников заседания согласилась с этим ходатайством, определив сумму залога в 500 тысяч рублей. Прокуратуру Коми, которая, по информации Радио Свобода, еще в декабре прошлого года отправила в адрес регионального следственного управления представление о целесообразности задержания и ареста Чекалина, вынесенное судом постановление не устроило. Вот что сказал старший прокурор отдела прокуратуры республики Коми Владимир Трофимов.
Владимир Трофимов: Мы считаем, что данная избранная мера пресечения в виде залога не обеспечит достижение тех целей, ради которых, значит, следователем подавалось ходатайство об избрании меры пресечения в виде заключения и ареста, а именно – обеспечение участия Чекалина в процессе до завершения процесса, не до завершения следствия, а до завершения процесса целиком, и в целях исключения возможности воспрепятствования им производству по делу.
Сергей Сорокин: Между тем, 4 февраля Григорий Чекалин оказался на свободе и в тот же день ознакомился с материалами своего уголовного дела, составляющего 10 томов. В понедельник, 8 февраля, Чекалин вновь явится в Сыктывкарский горсуд, но теперь уже в качестве истца. Суд рассмотрит его заявление о защите чести и достоинства к руководителю регионального управления Следственного комитета Николаю Басманову. Экс-зам прокурора Ухты считает, что глава следственного ведомства, комментируя его видеообращение к президенту России, распространял порочащие Чекалина сведения.
Марьяна Торочешникова: Вот обо всей этой истории, начиная с расследования предварительного и судебного дела о поджоге торгового центра "Пассаж", о Чекалине, вставшем поперек системы, о том, что сейчас происходит с Коростелевым и Пулялиным, собирается ли кто-то искать реальных исполнителей и заказчиков поджога, если таковые вообще были, и пойдет сегодня речь.
Скажите мне, пожалуйста, во-первых, с вашей точки зрения, это дело можно называть каким-то из ряда вон выходящим в сравнении со множеством российских дел вот похожих?
Руслан Коблев: Ну, безусловно, да. Несмотря на то, что мы за долгую адвокатскую практику привыкли к разным, совершенно нелепым юридически иногда уголовным делам в Российской Федерации, но это заслуживает особого внимания. Почему? Прежде всего потому что первый оправдательный приговор был вынесен, как вы правильно заметили, коллегией их трех профессиональных судей. Это не присяжные, это коллегия из трех профессиональных судей суда второй инстанции, которая очень долго, тщательно изучала все доказательства, которые были представлены по такому шумному в регионе уголовному делу. И я не соглашусь с тем, что основным доказательством защиты были показания Чекалина. На самом деле, очень много доказательств суд привел в приговоре, на основании которых суд и пришел к выводу, что необходимо вынести оправдательный приговор. Одного, даже каждого в отдельности, на мой взгляд, ну, исходя из судебной практики российской, достаточно было для оправдательного приговора. Показания Чекалина – это одно из этих доказательств. Было большое количество экспертиз, которые были в пользу подсудимых. И суд это все подробнейшим образом изложил. Такого частного определения, которое вынес суд в адрес органов предварительного расследования, я не видел с момент участи в деле Холодова, когда военный суд вынес просто…
Марьяна Торочешникова: Занял принципиальную позицию.
Руслан Коблев: Да. Разгромное просто в адрес Генеральной прокуратуры частное постановление, где подробнейшим образом указал, какие нарушения, признаки фальсификаций каких доказательств судом установлены.
Марьяна Торочешникова: То есть можно считать, что обжалование прокуратурой вот этого оправдательного приговора было своего рода ответом на вот такие претензии со стороны коллегии из трех судей к прокурорам?
Руслан Коблев: Я думаю, что это было делом всей жизни, я думаю, всего руководства прокуратуры республики.
Андрей Суров: И республики как таковой.
Руслан Коблев: Подчеркну, что именно в этот момент произошло разделение прокуратуры и следственного комитета. Плюс еще МВД республики. То есть они единым фронтом выступили против данного приговора, оправдательного, подчеркиваю. Так вот, Чекалин всего лишь очень заметная фигура в этом приговоре, а помимо его показаний, существуют никуда не пропавшие доказательства невиновности, которые суд при повторном рассмотрении просто проглотил.
Марьяна Торочешникова: Вот самое удивительное, с моей точки зрения, то, что вынесено два противоположных приговора не основании одних и тех же доказательств. Там принципиально ничего нового появиться просто не могло и не должно. Дело было возвращено на стадию судебного следствия ровно в таком виде, в котором его уже рассмотрели. И что должно было произойти в головах судей, чтобы, тщательно оценивая все материалы дела, если они это сделали тщательно, вынести на основании все тех же доказательств обвинительный приговор? Вот вы находите какое-то объяснение этому?
Андрей Суров: Никакого разумного объяснения мы не находим. Более того, мы склонны верить своим коллегам, которые защищали при первом рассмотрении ребят и при втором, кстати, рассмотрении этих ребят. Потому что мы уже после вынесения второго обвинительного приговора вступили в дело. Мы им склонны верить, и они нам рассказывали, какая была реакций судей, которые вынесли первый приговор оправдательный, они пришли на оглашение второго приговора, да, и как реагировала сама коллегия и председательствующий, который оглашал второй обвинительный приговор. Председательствующий, который оглашал второй обвинительный приговор, ему вдруг стало дурно, когда он его зачитывал, едва не потерял сознание, его поддержали двое его коллег. А Валерий Кунтаровский, по-моему, это судья, председательствующий при первом рассмотрении, он – ну, это кулуарный разговор был в коридоре – сказал: "Как же вы жить-то с этим будете?" Естественно, нигде, ни в каких протоколах это отражения не нашло, и горячие головы могут нас сейчас обвинить в чем угодно, но мы верим своим коллегам, что такое было, такая реплика была, и для нас это более чем показательно.
Марьяна Торочешникова: Ну, значит, были какие-то основания у судей, для того чтобы вынести такой приговор. Им же действительно, как вы заметили, жить как-то нужно с этим.
Руслан Коблев: Вы имеете в виду последний обвинительный приговор.
Марьяна Торочешникова: Да, конечно.
Руслан Коблев: Не было никаких оснований, кроме, скажем так, установки. Задача данной коллегии была простая: вынести обвинительный приговор. То есть успокоить общественное мнение и закрыть этот вопрос навсегда для контроля из Москвы. Если вы вспомните, именно в республике Коми за последние годы произошло несколько очень значимых пожаров: пожар в доме престарелых, данный пожар. Сами подумайте, зачем выяснять причины этих пожаров, когда можно все списать на поджог и на обычный криминальный подход?
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, если исходить из того, что там действительно произошел поджог, на месте, в этом торговом центре, и если предполагать, что этот поджог, вопреки приговору суда, вступившего в законную силу теперь уже, совершили не Коростелев и Пулялин, а какие-то другие совершенно люди, тогда ведь эти люди ходят себе спокойно на свободе, занимаются чем угодно, могут дальше, если он пироманы, заниматься этими поджогами, и никому от этого легче-то не станет. То есть надо будет в очередной раз искать "стрелочников". Неужели вся логика заключается в том, чтобы сохранить честь мундира, отчитаться перед обществом вот так вот, на раз-два-три и на этом закрыть дело?
Руслан Коблев: Исключительно. Давайте проанализируем, что дальше случилось, после того, как мы вступили в дело уже на стадии, когда дело было направлено в кассационную инстанцию, то есть в Верховный суд Российской Федерации. Какова логика правоохранительных органов на месте. Значит, как только они узнали о показания Чекалина, все усилия были направлены на дискредитацию самого Чекалина. Да, он был вынужден уволиться из органов прокуратуры, но это исключительно порядочный человек. Нам, как защитникам Пулялина и Коростелева, важно что было – его показания, и конкретные показания, когда он поясняет, какие доказательства были сфальсифицированы, при каких обстоятельствах. Так вот, уже на этом этапе совершенно наши коллеги из республики нашли на этот раз сотрудника МВД республики Коми.
Марьяна Торочешникова: Михаила Евсеева, который, кстати, тоже приходил сюда, в студию Радио Свобода, вместе с Чекалиным.
Руслан Коблев: Да. И вот тут, конечно, началась паника в правоохранительных органах республики Коми конкретная. О чем речь? Он со ссылкой на документы подтвердил показания Чекалина.
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, уже в Верховном суде России, где рассматривалась жалоба на приговор Верховного суда республики Коми, вы обращали внимание судей на то, что у вас есть еще какие-то доказательства и еще показания каких-то людей, которые готовы свидетельствовать о том, что, да, действительно, были факты фальсификаций помимо Евсеева и Чекалина уже.
Андрей Суров: Да, совершенно верно, так оно и было. И эти люди никуда не делись, они все живы и здоровы.
Марьяна Торочешникова: А сколько еще появилось человек, которые готовы подтвердить, под присягой засвидетельствовать, ну, не под присягой, конечно, в России, а, собственно, под угрозой, что в отношении них может быть возбуждено дело за дачу ложных показаний?
Андрей Суров: Фамилии называть не стану, но мне известно как минимум три человека, кроме Евсеева и Чекалина, все – действующие сотрудники внутренних дел на сегодняшний день, которые так или иначе имели отношение к оперативной разработке, к оперативной составляющей этого уголовного дела.
Марьяна Торочешникова: И которые готовы прийти и свидетельствовать.
Андрей Суров: Да, в своей части, к чему они имели отношения и о чем говорит Евсеев.
Руслан Коблев: Хотел оговориться: были готовы. Я думаю, что арест Чекалина, такой демонстративный для всей российской общественности…
Андрей Суров: …охладил, да.
Руслан Коблев: Я думаю, ведь цель была не в том, чтобы добиться явки его в Сыктывкар для выполнения каких-то следственных действий. Всем, кто следил за этим делом, было очевидно совершенно, что, будучи зам. прокурора, Чекалин прекрасно осведомлен за долгие годы своей работы о методах своих бывших коллег. Поэтому он не давал никаких шансов, он своевременно являлся, он находился в постоянном контроле со следователями, мы это видели и знали. Конечно, этот демонстративный арест был направлен прежде всего на то, чтобы показать всем, что любая попытка встать на защиту первого оправдательного приговора будет наказана.
Андрей Суров: Тут характерно, что Чекалин, давая показания, когда они были зафиксированы в деле, он не выскочил из этой системы, он был в этой системе, в отличие от всех других.
Марьяна Торочешникова: Вплоть до того, как не отменили приговор, насколько я понимаю. Ему просто намекнули, что, наверное, "Григорий, вам стоит…"
Андрей Суров: Прозрачно, да.
Руслан Коблев: С Евсеевым еще ситуация сложнее для правоохранительных органов. Евсеев имеет два Ордена мужества, это уникальный человек. Несмотря на свой возраст, это оперативный сотрудник, который прошел, как принято говорить, "горячие точки" и заработал свои награды от имени государства, такого уровня награды, как Орден мужества. Все-таки мало людей у нас, которые имеют два Ордена мужества и являются офицерами МВД. Его, конечно, тяжело было объявить американским шпионом, японским разведчиком, который должен дестабилизировать, я не знаю, правоохранительные органы. Если обращаете внимание, в одном сообщении я услышал о том, что один из сотрудников милиции, которые приехал задерживать Чекалина, сообщил: "Следующим будешь ты". Но если бы они могли найти хищение скрепок, как у Дымовского там, за долгие годы милицейской службы, то, я думаю, они это уже бы сделали. Но они ничего не могут сделать в отношении Евсеева. А Евсеев называет конкретных людей, конкретные обстоятельства.
Андрей Суров: И представляет конкретные документы, копии этих документов.
Руслан Коблев: В основу приговора положена записка, которая была якобы написана Пулялиным, в которой он сообщает, кто заказчик и что он сам причастен к этому.
Марьяна Торочешникова: Это записку нашли якобы в Москве.
Андрей Суров: Да, в Замоскворечье.
Руслан Коблев: Да, в УВД "Замоскворечье". И мало того, в первых показаниях Чекалин говорит, что тогда возникли у него сомнения, когда к нему пришли советоваться и спрашивать оперативные сотрудники: "Как нам лучше сделать так, чтобы эта записка была обнаружена как доказательство дела, появилась в деле?" То есть, ну, понятно, приходят к прокурорскому работнику как к своему, как к вожаку стаи, как к члену этой стаи, которая с утра до вечера ничего не делает, кроме как фальсифицирует доказательства. И стали советоваться. Вот это был первый показатель, и он тогда еще не знал о существовании Евсеева. А сейчас существует еще Евсеев, который дальше рассказывает, изнутри этой стаи, о том, что решение было принято конкретным человеком, этот конкретный человек дал ему указание поехать в Москву, организовать изъятие. Это мы говорим такими фразами, которые, может, радиослушателям непонятны, но, к сожалению, в повседневной деятельности наших правоохранительных органов организовать – это, значит, простым языком сфальсифицировать обнаружение.
Марьяна Торочешникова: Хорошо, помимо Евсеева, появилось еще три этих человека, которые – вы говорили об этом в Верховном суде России – готовы прийти и все рассказать. Какова была реакция Верховного суда России – мне известно, поскольку я помню это заседание: мягко говоря, вам просто отказали и сказали, что нечего там этим людям делать, мы и без них прекрасно разберемся. Вот что теперь делать со всем этим объемом доказательств? И как вы вообще расцениваете такую позицию Верховного суда?
Андрей Суров: Расцениваем как самое неприкрытое безобразие, когда такие высокопоставленные должностные лица, как судьи Верховного суда, говорят: "Ну, закон не изменен, давайте подождем, закон изменится – тогда исследуем". Ну это цинизм в высшей степени вообще, в высшем градусе.
Марьяна Торочешникова: А что, разве действующее законодательство не позволяет на стадии обжалования дела представлять какие-то новые материалы, если вдруг они появились?
Андрей Суров: Законодательство как раз позволяет, а вот судейское усмотрение не позволяет.
Марьяна Торочешникова: И практика, видимо, сложившаяся.
Руслан Коблев: Естественно. Давайте мы вернемся к судебной практике. Я не хотел бы сейчас обсуждать вердикты судов присяжных, но легко определить по статистике, что отменяются большинство оправдательных приговоров и не отменяются обвинительные приговоры. Вот отсюда можно исходить из той практики, которая формирует искаженное толкование закона, которое формирует Верховный суд. В частности, мы можем говорить о том, что какие-то люди обнаружены, не обнаружены, - они не допрошены. Вот Евсеев был установлен защитой на том этапе, когда дело уже было направлено в Верховный суд в кассационном порядке. Значит, он не был допрошен на предварительном следствии. И не мог быть допрошен.
Марьяна Торочешникова: Потому что о нем не было еще известно тогда.
Руслан Коблев: Поэтому мы привели его в суд и попросили его допросить судебную коллегию в судебном порядке, на что она имела полное право. Я вам хочу сказать, что при желании по ряду дел судебная коллегия делает это: и изучает доказательства новые, я имею в виду иные доказательства, которые представляются сторонами, в том числе и стороной обвинения, я обращаю внимание.
Марьяна Торочешникова: Которые не были учтены в ходе рассмотрения дела.
Руслан Коблев: Да. Не собираются новые доказательства, но документы, которые могут говорить о позиции сторон, суд имеет право исследовать.
Андрей Суров: Причем я здесь обращу внимание, случайно или не случайно, я склонен думать, что это, конечно, неслучайно, мы заявили ходатайство и приложили все документы в письменном виде, как-то показания Евсеева, данные, удостоверенные нотариусом, и так далее, все копии документов, - Верховный суд, оказывая нам в удовлетворении ходатайства…
Марьяна Торочешникова: Документы приобщил.
Андрей Суров: Нет, не приобщил документы, но он взял их, почитал и вернул их только через три недели нам. То есть, конечно же, им было интересно узнать, что же тут адвокаты принесли.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, это никакой роли не сыграло. И вы знаете, я наблюдала за реакцией потерпевших. На самом деле, просто искренне и по-человечески жалко этих женщин, чьи дети, близкие люди погибли в этом пожаре. Они абсолютно уверены, вот судя по их реакциям, они абсолютно уверены, что Коростелев и Пулялин вот именно те люди, кто виноват в смерти их близких.
Руслан Коблев: Я сейчас не хочу даже обсуждать это. Конечно, на мой взгляд, использовали этим решением, этим приговором обвинительным использовали общественно-политическую ситуацию в республике, таким образом успокоили родственников потерпевших. Но мы, естественно, пойдем до конца в отстаивании их позиций, своей позиции правовой, и подчеркиваю, мы считаем, что, помимо показаний, у нас очень много доказательств, с которыми согласились – подчеркиваю – трое профессиональных судей, и они перечислены в первом оправдательном приговоре.
Марьяна Торочешникова: И они же, наверное, перечислены в этом частном определении суда.
Руслан Коблев: Естественно. И я хочу обратить внимание на то, что неудобно, и на то, что нельзя было сказать на черное, что это белое, и суд при оценке этих доказательств при повторном рассмотрении, при вынесении обвинительного приговора просто пропустил. Ну, нету. Посчитал, что просто таких доказательств в деле нет.
Марьяна Торочешникова: Если говорить о конкретике, о том, что же доказывает невиновность ваших подзащитных, и об истории с Чекалиным, в частности, у меня есть выписка из результатов проверки заявлений Чекалина. Он же разместил свое видеообращение в интернете на имя президента, рассказал о фактах фальсификаций. И была проверка. Так вот, в частности, здесь написано: "Григорий Чекалин в рамках деятельности следственно-оперативной группы проводил осмотр и опознание тел погибших, допросы основных свидетелей, в том числе очевидцев, проверки показаний на месте обвиняемого Коростелева, следственный эксперимент с участием одного из свидетелей, в ходе которого тот уверенно опознал Пулялина как лицо, выбегавшее из торгового центра непосредственно после возгорания. Также Чекалин осуществил комплекс следственных действий, направленных на проверку алиби обвиняемого Пулялина, который якобы находился в момент преступления на рабочем месте. Алиби было опровергнуто. По окончании проведения каждого из указанных действий ни от одного из участников, в том числе от Григория Чекалина, заявлений и замечаний к их ходу и результатам не поступало. Объективность и законность проведенных действий, правильность составления протоколов участники следственных действий заверили своими личными подписями в протоколах. В связи с этим какие-либо сведения о нарушении уголовно-процессуального закона при проведении указанных следственных действий отсутствуют". Это вот так считают в Следственном управлении прокуратуры республики Коми. Кроме всего прочего, они указывают на то, что Григорий Чекалин лично проводил проверку по заявлению Пулялина о признании вины под действием применения насилия, и по результатам проверки Чекалин вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления, в котором указано, что никакого физического либо психического насилия к обвиняемому Пулялину сотрудниками правоохранительных органов не применялось. И, собственно, чего он уж он сейчас выступает и о чем-то заявляет? Конечно же, он просто лжец и непременно должен быть привлечен к уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
Руслан Коблев: Давайте мы проанализируем теперь, внимательно вернемся к каждой строчке. Что сообщили правоохранительные органы? Чекалин был сотрудником этих же следственных органов, и он действовал точно так же, как действовали все следователи в последние годы, которые работают в правоохранительных органах, но до тех пор, как он сделал первое, второе, третье. Вот теперь смотрите, что перечислили они? Они перечислили ряд следственных действий, которые, например, мы не оспариваем, не оспаривает Чекалин, он действительно проводил эти следственные действия. Но не перечислено ни одного следственного действия, которые он оспаривал и которые он доказывает, что они сфальсифицированы.
Марьяна Торочешникова: Что, собственно, сфальсифицировано? Давайте тогда сразу расскажем. Помимо записки, о которой довольно много говорилось, которую якобы нашли в Москве, которая также легла в основу обвинительного приговора, что еще?
Андрей Суров: Я бы не стал останавливаться только на этом слове "сфальсифицировано". Ведь чтобы придать другое направление чему-то в рамках уголовного дела, не обязательно фальсифицировать документы. То есть формально, в соответствии с требованием процессуального закона, оно будет выглядеть все законно. Этот нонсенс, если следователь, проводящий следственное действие то или иное или процессуальное, напишет, что он возражает по какому-то из пунктов, что-то было нарушено в ходе этого следственного действия.
Марьяна Торочешникова: А для чего же, интересно, тогда нужен следователь?
Андрей Суров: Он не может составлять эту бумагу, поэтому это полнейший абсурд. Сам следователь, который проводит, делает замечания себе же в протоколе – такого быть не может.
Марьяна Торочешникова: Самоцензура.
Андрей Суров: Следователь должен взять отвод в таком случае, если он не может принимать участие. Но коллега мой правильно абсолютно сказал, что то, что проводил Чекалин, оно никем не оспаривается, это законные следственные и процессуальные действия, они легли в материалы дела, они там находятся, и спорить с этим никто не собирается. Значит, что конкретно, на каких бы я остановился вещах, кроме записки. Это показания свидетеля Хозяинова, оперативного работника, который участвовал в оперативном сопровождении дела, якобы видел выбегающих Коростелева и Пулялина сразу после поджога. Опознание этим свидетелем Пулялина и Коростелева. К числу, так сказать, вольностей оперативных работников я бы отнес тот факт, что более 20 свидетелей, допрошенных по делу, которые так или иначе что-то видели непосредственно после возгорания, изменили свои показания через год после того, как это событие произошло.
Марьяна Торочешникова: Что значит – изменили?
Андрей Суров: Ну, вот кардинально изменили. При первом допросе они ничего не видели, ничего толком пояснить не могли – ни место, ни время, ни какую-то конкретную фактуру, а через год и более они начали давать подробные показания с указанием расстояния, с которого они это видели, в каких условиях, как повернут, какая шапка, какой цвет волос.
Марьяна Торочешникова: Конечно, у них было время подумать. Сразу после пожара они были в растерянности и в шоке, у них был целый год для того, чтобы подумать, восстановить события, возможно, даже воспользоваться услугами профессионального психолога, который с помощью гипноза мог вытащить из подсознания затерявшиеся факты. Вполне логично, видимо, с точки зрения следствия. Или нет?
Андрей Суров: Ну, естественно, с точки зрения следствия – да. Поэтому мы видим, как эти формулировки кочуют из документа в документ. То что касается опознания Хозяиновым, это вообще свидетель, который заслуживает отдельного разговора, потому что Григорий Чекалин еще в бытность свою следователем, когда расследовал дела, ведь Пулялин и Коростелев – они давно известны правоохранительным органам, никто не скрывает их криминального прошлого, участие в кражах и так далее.
Марьяна Торочешникова: Очень удобные "стрелочники".
Андрей Суров: Очень удобные. Так вот, Хозяинов, работая с Чекалиным по тем делам, по тем кражам из магазинов сотовой связи, которые осуществляли Пулялин и Коростелев, устанавливал их, он участвовал в процессуальных, следственных действиях. Это где-то примерно за год-полтора до возгорания центра.
Марьяна Торочешникова: То есть он их в лицо знал хорошо.
Андрей Суров: Безусловно, конечно, знал. При этом при первых своих показаниях по этому делу он говорит, что он их не видел, а позднее он говорит, что с расстояния более 50 метров он не только разглядел, что это двое мужчин такого-то возраста, но и черты лица описал. Некоторые протоколы (я просто не буду утомлять слушателей) дошли до того, что экспертиза при первом рассмотрении под председательством Кунтаровского показала, что подписи свидетелей сфальсифицированы. Ну, о чем здесь можно говорить. Заключении психофизиологического исследования с использованием "Полиграфа". Два заключения наиболее авторитетнейших специалистов в Российской Федерации, которые не ангажированы никем и вообще даже под сомнение не ставилось это, по надуманным основаниям признают недопустимыми эти доказательства, и вместо того местечковый специалист с небольшим стажем работы, который измеряется пальцами на одной руке, дает заключение однозначное, что вот эти двое гуру не правы, а с достаточной степенью уверенности можно говорить, что они причастны и себя не оговаривают в этой части Пулялин с Коростелевым. Ну, это, мягко говоря, вызывает улыбку. Потому что все без исключения полиграфологи так или иначе, в частности, проходили обучение на учебных пособиях, которые написаны Комиссаровой, которая проводила одно из заключений, и Николаева.
Руслан Коблев: Если не ошибаюсь, как раз структурные подразделения ФСБ и МВД. Хотелось бы все-таки обратить внимание именно на так называемые психофизиологические экспертизы. Значит, в судебной практике неоднозначно это оценивается, но если лицо, обвиняемый или подозреваемый, согласно на проведение таких экспертиз, то такие экспертизы могут быть проведены и могут быть результаты представлены в суд. Так вот, подчеркиваю, представьте себе ситуацию, когда два подростка, я называю их так, на тот момент им было по 18 лет, вместе с адвокатами так оценивают свои показания, они говорят: "Да, мы согласны". И дают безапелляционное согласие на то, чтобы их доставили в Москву, и была проведена психофизиологическая экспертиза. Как Вы думаете, много обвиняемых, совершивших преступления, рассчитывают, что они обманут в Москве сотрудников высочайшего уровня ФСБ и МВД, головного подразделения экспертов, самых именитых, самых опытных? Тем не менее, они соглашаются сразу, их этапируют в Москву, и в Москве первыми, по-моему, эксперты-полиграфологи МВД Дают заключение. И они дают заключение: безусловно, они невиновны.
Марьяна Торочешникова: Ну, ведь спор-то как раз о применении "Полиграфа" ведутся уже не первый год, и можно ли им верить или нельзя. Но, вероятно, следователь или суд, который рассматривал дело второй раз, решил, что Пулялин и Коростелев, начитавших каких-нибудь шпионских романов, насмотревшись шпионских фильмов, научились обманывать "Полиграф".
Руслан Коблев: Современные методики дают вероятность, фактически уже близкую к 100 процентам. Но я сейчас не об этом. Они, подчеркиваю, сами были готовы и желали проведения такой экспертизы, активно участвовали. Экспертиза была проведена и признала, что они невиновны. Следующее. После шока оправляется следственная группа и назначает еще одно исследование, теперь еще в органах ФСБ, - такой же результат. И теперь, вот о чем сказал Андрей Васильевич, их возвращают на место, и на соседней стройке, условно, находят строителя, которому говорят: "Будешь экспертом-полиграфологом". Ну, я утрирую, конечно, но… и вот это третье заключение опровергает двух экспертов, максимально опытных в каждом экспертном подразделении – МВД и ФСБ. Вот примерно так рождался второй обвинительный приговор. Вот Андрей Васильевич обратил внимание на то, что экспертизы-то были проведены в суде, подписи в протоколе. И когда Чекалин говорит, что это не эти люд подписывали протоколы, судом назначалась экспертиза, и экспертиза подтвердила показания, что подпись подделана. Я хотел бы на этом просто акцентировать внимание. Представьте себе ситуацию, что в суде устанавливается: подпись под протоколом поддельная. Что можно еще комментировать дальше?
Марьяна Торочешникова: Значит, об этом доказательстве вообще уже даже не стоит говорить.
Руслан Коблев: Во-первых, это конкретное доказательство – о нем нельзя говорить, оно должно быть исключено. Первое.
Марьяна Торочешникова: Во-вторых, нужно возбуждать уголовное дело по факту подделки.
Руслан Коблев: Совершенно верно. А вот теперь мы приходим к главной причине. Что сделали Чекалин? Могли бы они, конечно, согласиться как-то с оправдательным приговором, но Чекалин пошел дальше, он сказал, что по фактам фальсификации должно было быть в результате возбуждено уголовное дело. Вот это и есть – теперь мы дошли до главного – та причина, по которой просто всем видимым фронтом выступают правоохранительные органы в республике, на месте, и, естественно, в Москве по их, мягко скажем, просьбе. Потому что результатом оправдательного приговора должно стать уголовное дело по должностным преступлениям сотрудников оперативно-следственной группы. И конкретные люди называются, естественно…
Марьяна Торочешникова: Которые занимались конкретными документами.
Руслан Коблев: Да. Так вот, что здесь сделал Чекалин, помимо того, что мы привели Евсеева и его показания, которые были в суде, и анализировались подробнейшим образом нами в наших кассационных жалоба в верховном суде, мы, естественно, понимали, что должны действовать именно в рамках правового поля. И Чекалин обратился здесь, в Москве, по месту совершения фальсификации вот этой записки, в ОВД "Замоскворечье". В Замоскворечье она обнаружена, он указал обстоятельства, которые ему известны, о признаках фальсификации, туда же были приобщены заявления Евсеева, и вот здесь началась паника. Вместо того, чтобы провести проверку, разобраться, ответ вот этот, который вы процитировали, должен был быть не на его обращение в YouTube, а на официальное заявление о возбуждении уголовного дела. Оно точно так же проглочено, то есть его отправили в республику, где оно успешно умерло просто.
Марьяна Торочешникова: Собственно, Чекалин и говорил неоднократно, что он жаловался куда только мог, после того как был вынесен обвинительный приговор, и всего жалобы по такой замечательной российской традиции спускались по инстанциям и приходили ровно в руки тому, на кого он, собственно, и жаловался. И чего ожидать, в общем, в этой ситуации. Это как, вы сказали, со следователем, следователь же не может сам подписать протокол и сам себя в нем ругать. Скажите, в настоящее время в какой вообще стадии находится все это дело, что происходит с Пулялиным и Коростелевым? И что вы собираетесь делать дальше, ну, в частности, вы уже направили жалобу в Европейский суд по правам человека?
Руслан Коблев: Еще не направили. Мы сейчас первую часть жалобы подготовили, в ближайшее время ее направим. Пока подготавливаем жалобу в Верховный суд Российской Федерации, надзорную, где все эти факты, естественно, будем подробно описывать. И мы обращаем внимание, ведь сейчас, если без патетики, ведь само государство должно понимать: это дело в Европейском суде будет таким очень знаковым, ну, совсем позором. Они правильно понимают, что мы находимся с нашей правовой системой в каменном веке. Когда перед судьями Европейского суда положат два приговора – один черного цвета, другой белого цвета, вот объяснить юридически, как можно просто проглотить доказательства, которые послужили оправданием… Я подчеркиваю, ведь их не частично оправдали, ведь им не дали какой-то символический срок, как обычно бывает, а полностью оправдали, безусловно, они были оправданы. Мотивы подробнейшим образом изложены, перечислены доказательства – не только те, о которых говорит Чекалин, и иные были перечислены доказательства, признании фальсификацией не только те, о которых говорит Чекалин, но и другие. Верховный суд отменяет, а новый приговор проглатывает эти доказательства. Ну, это вот современная такая судебная практика у нас. Так вот, наши действия просты. К сожалению, республике, по месту, как они считают, совершения, в отношении Чекалина будет рассматриваться уголовное дело за дачу заведомо ложных показаний. Они действуют таким же методом. Они выдергивают из его показаний удобные для них фразы и говорят: "А вот это мы опровергаем вот этим". А ведь он говорит в совокупности об обстоятельствах. Поэтому, естественно, там будет суд, в ходе которого, я надеюсь, будет допрошен Евсеев. Уникальная ситуация, возвращаясь, до настоящего времени, уже в течение больше полугода с момента, как Евсеев заявил, он ни разу не допрошен в качестве свидетеля. Смотрите, что должно было быть по закону. Как только, еще летом, если не ошибаюсь, Чекалин обратился в правоохранительные органы в Москве с заявлением о возбуждении уголовного дела, он поступил процессуально: ему стали известны факты фальсификации, он приобщил то, что стало известно от Евсеева, и они с Евсеевым обратились в правоохранительные органы. Законодатель дает 10 дней для принятия решения – или отказать в возбуждении уголовного дела… Но когда два бывших сотрудника заявляют о конкретных фактах, приобщают письменные доказательства этих фактов, конечно, такое заявление нужно терять, ничего иного они не могли придумать. Оно "потерялось" в сейфе одного из руководителей следственного подразделения. Конечно, как-то в дальнейшем вынуждены были они показать историю, как оно двигалось, но по этому дело не было принято решения юридического до момента фактически, когда началась паника, очередная паника в правоохранительных органах республики, после выступления и после такого общественного резонанса выступления Чекалина и Евсеева на YouTube. Если бы не было этой реакции, то, я так думаю, никто бы так и не узнал о том, что такое уголовное дело у нас в Российской Федерации имеется, и вот такие обстоятельства по этому делу происходили.
Марьяна Торочешникова: Так в итоге же было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Или что?
Руслан Коблев: Безусловно, конечно, только без исследования доводов.
Марьяна Торочешникова: А проверки какие-то были?
Руслан Коблев: Никаких. Вот точно так же, как вы процитировали, ответили на совершенно те вопросы, которые в заявлении не ставились. Ведь по записке что можно говорить? Конкретный сотрудник, который давал команду на фальсификацию, в суде был допрошен и под присягой, как говорится тогда, будучи предупрежденным об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, сделал то же самое, в чем обвиняют сейчас Чекалина, то есть он сообщил: "Я записку не фальсифицировал и вообще в Москву я не ездил".
Андрей Суров: А у нас билеты есть.
Руслан Коблев: А Евсеев прикладывает к заявлению билеты этого сотрудника и говорит: "Я ехал вместе с ним, жил я вместе с ним в такой-то гостинице…
Марьяна Торочешникова: Все можно проверить.
Андрей Суров: Да, а следующий документ, который Евсеев выкладывает, - это рапорт его начальника, фамилия его Турдыев, рапорт, где он просит возместить расходы на метро в городе Москве в этот период.
Руслан Коблев: То есть, смотрите, навскидку берем. В материалах дела есть протокол судебного заседания, в котором есть показания ложные Турдыева. Просто достаточно взять этот протокол – вот вам дача ложных показаний сотрудником милиции, фактически начальником уголовного розыска. И вот на основании таких показаний в совокупности вынесено новый обвинительный приговор.
Марьяна Торочешникова: Скажите, пожалуйста, насколько, с вашей точки зрения, велики шансы, что надзорная инстанция привет вашу жалобу, и Верховный суд России вновь вернется к изучению обстоятельств этого уголовного дела о поджоге?
Руслан Коблев: Я думаю, что до решения Европейского суда невелики.
Марьяна Торочешникова: То есть вы все-таки будете делать ставку сейчас на Страсбург, дожидаться, учитывая, что процедура там довольно длительная, какого-то решения, и только тогда, возможно, по вновь открывшимся обстоятельствам Президиум Верховного суда вернется к рассмотрению.
Руслан Коблев: Ну, если не найдется кто-нибудь, кто уполномочен в силу своей должности читать наши жалобы и понять, что это просто очередной такой вот позорный для России судебный акт, и как-то его остановить, я думаю, что только после того, как Европейский суд признает нарушение статьи 6-ой Европейской конвенции.
Марьяна Торочешникова: А Генеральная прокуратура как реагировала на все происходящее? Туда же тоже наверняка жаловались.
Руслан Коблев: Я думаю, что Генеральная прокуратура Российской Федерации реагировала так же, как реагировала Прокуратура республики Коми: Чекалин – предатель, он рассказал народу правду, его нужно наказать.
Андрей Суров: Только наоборот – Прокуратура республики Коми реагировала так же, как и Генеральная прокуратура.
Руслан Коблев: Да.
Марьяна Торочешникова: Вскоре после освобождения Григория Чекалина под залог мне удалось связаться с ним по телефону и расспросить о некоторых подробностях задержания и о том, чего он сам ожидает от предстоящего разбирательства по делу о даче им якобы заведомо ложных показаний. Вот что он рассказал.
Григорий Чекалин: Пока летели, со следователем так общались, рядом сидели, поступило предложение, от которого я отказался, наверное, только поэтому и заехал в этот изолятор временного содержания. Предложение такого характера: "Уважаемый, отказывайся от всего, переставай заниматься тем, чем ты занимаешься, доказывать то есть невиновность Коростелева и Пулялина, хватит писать жалобы и заявления, хватит работать со СМИ. И если сейчас мы приезжаем в Сыктывкар, тебя допрашиваем, что на тебя надавили, тебя заставили вот этим заниматься, всем чем ты занимаешься, и что-нибудь придумаем. Дело прекращаем, даем тебе деньги на обратный билет в Москву, живи там со своей семьей. Мы тебя не знаем, ты нас не знаешь". Я от этого предложения отказался. В итоге три дня провел в изоляторе.
Марьяна Торочешникова: Григорий, но вы же, как бывший работник этой системы, прекрасно понимаете, что просто так такие предложения не делаются, и даже несмотря на то, что сейчас вас суд отпустил под залог, тем не менее, это серьезный сигнал к тому, что все-таки нужно как-то прекратить свою активную деятельность.
Григорий Чекалин: Этот сигнал мне, наоборот, дает еще больше уверенности и сил в том, что я делаю все правильно. И что люди меня просто боятся уже, понимаете, эти руководители правоохранительных органов. И я единственное что очень позитивное из этого почерпнул сейчас, вот три дня просидев, обдумав все, я реально понял, что они боятся. Они боятся того, что я все-таки своего добьюсь, будет пересмотр приговора, и будет дальше все разбирательство, и у них погоны полетят. Они этого боятся, поэтому и делают такие предложения.
Марьяна Торочешникова: Как известно, в Сыктывкаре будет рассматриваться ваш иск к руководителю Следственного комитета при Прокуратуре республики Коми о защите чести и достоинства. Вы не считаете, что, возможно, ваш срочный привоз или этапирование, даже не знаю, как это описывать…
Григорий Чекалин: Я не могу исключать. Я, недослушав вопрос, сразу отвечу. Тут все взаимосвязано. Помимо того, что я заявил иск о защите чести и достоинства и буду настаивать на этом иске, и 8-го числа я буду сам в суде в Сыктывкаре, я же еще привлекаю господина Басманова к уголовной ответственности за клевету, распространенную в средствах массовой информации. И мое заявление рассматривается в Следственном комитете России. Естественно, моя активная позиция и привела, наверное, к тому, что меня в спешном порядке привезли непонятно куда и непонятно зачем. Потому что мы с господином Захаровым, со следователем, подписали все документы необходимые, и он сейчас вот обвинительное заключение, передает дело прокурору. То есть это такая показуха, чтобы мне показать, где мое место, наверное, они хотели, ну, или каким-то образом иметь определенный торг со мной.
Марьяна Торочешникова: Григорий, скажите, а что сейчас происходит с Михаилом Евсеевым? И вообще, ведь это же нужно расценивать, наверное, ваше задержание как такой явный сигнал всем другим участникам этой истории, которые пытались открыть правду о фальсификациях, подделке документов. Ведь помимо вас и Михаила Евсеева, осенью там добавилось еще несколько сотрудников правоохранительных органов, которые также свидетельствовали о фальсификациях.
Григорий Чекалин: Да-да-да. Все это есть, и я думаю, что все это действительно для них должен быть какой-то сигнал. Но останавливаться никто не будет. Я с Михаилом разговаривал по телефону и почитал сейчас в интернете его общение, когда меня уже увели, он там разговаривал с оперативником, который за мной приезжал, что он будет следующим. На самом деле, поверьте, не доверять им оснований пока тоже нет, пока их слова с действиями не расходятся, и мне, наверное, очень повезло, что, во-первых, статья, по которой меня задержали, она все-таки средней тяжести, и повезло, что мои друзья смогли собрать в Сыктывкаре за несколько дней буквально необходимую сумму для залога. А так бы, мне кажется, что я сидел бы, и с превеликим удовольствием все бы наблюдали за мной, когда я был бы в клетке, за решеткой. Сам процесс у нас будет веселый и интересный, вот именно по осуждению меня за дачу ложных показаний. Список свидетелей защиты, который я подал в ходатайстве, в протоколе об ознакомлении с материалами дела, заявил ходатайство о вызове в суд свидетелей защиты, и вот он будет начинаться с бывшего главы республики Коми Тропова Владимира Александровича, Басманов Николай Алексеевич, это вот нынешний руководитель, тоже будет у нас свидетелем защиты, бывший начальник ФСБ республики Коми Чуйков Николай Михайлович тоже придет и будет рассказывать, как это дело шло. Процесс будет самый-самый интересный вообще.
Марьяна Торочешникова: То есть вы всерьез рассчитываете, что эти люди придут, особенно господин Басманов, после того, как вы мало того, что предъявили…
Григорий Чекалин: А они не смогут не явиться, поймите. Когда они указаны в списке свидетелей защиты в обвинительном заключении, у суда есть обязанность обеспечить их явку. Все есть в деле: оправдательный приговор, частное определение, заключения экспертиз о том, что подписи в протоколах подделаны – все это дело есть. И мне прост очень интересно, как они будут доказывать, что я соврал хоть слово, дал ложные показания, мне это тоже интересно. А вообще логическим завершением этого всего процесса в отношении меня, как мне кажется, будет оправдательный приговор, который опять же даст нам основание к пересмотру приговора в отношении Пулялина и Коростелева. Вот этого будем добиваться.
Марьяна Торочешникова: Сказал Григорий Чекалин, отставной прокурор, а ныне обвиняемый в даче заведомо ложных показаний по уголовному делу о поджоге ухтинского торгового центра "Пассаж" в 2005 году.
В эфире Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право". Со мной в студии сегодня дело о поджоге торгового центра "Пассаж", о фальсификациях основных доказательств обсуждали адвокаты бюро "Коблев и партнеры" Руслан Коблев и Андрей Суров.
