Вот нам и показали фильм-житие об Анатолии Собчаке. Журналист «золотого века» питерского телевидения Александр Габнис снял мемориальное кино, из которого следует, что ученики и соратники «яростного демократа и борца с властью», а ныне первые лица страны, продолжают дело своего учителя. «Свободный человек», «луч света для всей страны», «один из блестящих политиков 20 века» (Медведев о Собчаке). «Честный в ответах», «прямо говоривший о проблемах и людях», «очень хотел бы с ним посоветоваться» (Путин о Собчаке).
Умница и идеалист, Собчак не боялся трибун партийных съездов, многотысячных митингов, залов, полных агрессивных идеологических противников, путчистов и прямых телевизионных эфиров. Он не боялся молодых (аспиранта Медведева – в помощники), действующих офицеров КГБ (Путина – в мэрию), политических конкурентов (отдал Ельцину первенство в Межрегиональной группе и был его доверенным лицом). Собчак пережил триумф власти и народную любовь (при нем его родной город стал Петербургом), поражение (проиграл выборы своему заму), травлю (история финансового благополучия его семьи и окружения стоила ему здоровья, но расследование так и осталась в сумраке конца 90-х). Собчаку было стыдно чествовать победителей 1991 года, он говорил, что «не надо награждать за внутренние конфликты, надо благодарить за то, что не дошло до гражданской войны». Конечно, как всякий революционный романтик, Собчак был не идеален, но он точно не боялся народа и все-таки боялся изменить себе.
Медведев и Путин говорили в фильме о Собчаке так, словно читали «символ веры» – проникновенно, с любовью и восхищением. Но некому было спросить у горячившихся продолжателей славных дел – а так ли уж они преданы идеалам своего учителя, его «символу веры» - свободе и демократии? И после паузы просто напомнить им про разгоны митингов и боязнь открытого разговора, травлю несогласных и имитацию выборов, стерилизацию телеэфира и сановнее чванство, про партийное двоемыслие, царственные, ощетинившиеся охраной, выезды и прочие приметы политического средневековья.
Но жанр жития исключает такие вопросы. Оно творится не по законам документалистики.
P.S. Я все жду, когда Дмитрий Медведев, а мы с ним ровесники, расскажет про свою аспирантскую молодость, совпавшую с революцией конца 80-х. Про профессора Собчака, который наверняка «зажигал» на лекциях и до 1989. Про эйфорию свободы. Про то, что в диссертации, которую Медведев защищал в 90-м, уже разрешили не цитировать Ленина и материалы съездов. Вот ведь он в фильме на фото рядом с учителем: кудлатый, всего то двадцать с хвостиком. Очень похожий на наших мальчиков из МГУ. Набившись в тогда еще Коммунистическую аудиторию на Моховой, мы приглядывались к опальному Ельцину, бегали на демократические митинги в Лужники, и, не отрываясь от крошечного экрана общежитского телевизора, слушали Собчака.
Умница и идеалист, Собчак не боялся трибун партийных съездов, многотысячных митингов, залов, полных агрессивных идеологических противников, путчистов и прямых телевизионных эфиров. Он не боялся молодых (аспиранта Медведева – в помощники), действующих офицеров КГБ (Путина – в мэрию), политических конкурентов (отдал Ельцину первенство в Межрегиональной группе и был его доверенным лицом). Собчак пережил триумф власти и народную любовь (при нем его родной город стал Петербургом), поражение (проиграл выборы своему заму), травлю (история финансового благополучия его семьи и окружения стоила ему здоровья, но расследование так и осталась в сумраке конца 90-х). Собчаку было стыдно чествовать победителей 1991 года, он говорил, что «не надо награждать за внутренние конфликты, надо благодарить за то, что не дошло до гражданской войны». Конечно, как всякий революционный романтик, Собчак был не идеален, но он точно не боялся народа и все-таки боялся изменить себе.
Медведев и Путин говорили в фильме о Собчаке так, словно читали «символ веры» – проникновенно, с любовью и восхищением. Но некому было спросить у горячившихся продолжателей славных дел – а так ли уж они преданы идеалам своего учителя, его «символу веры» - свободе и демократии? И после паузы просто напомнить им про разгоны митингов и боязнь открытого разговора, травлю несогласных и имитацию выборов, стерилизацию телеэфира и сановнее чванство, про партийное двоемыслие, царственные, ощетинившиеся охраной, выезды и прочие приметы политического средневековья.
Но жанр жития исключает такие вопросы. Оно творится не по законам документалистики.
P.S. Я все жду, когда Дмитрий Медведев, а мы с ним ровесники, расскажет про свою аспирантскую молодость, совпавшую с революцией конца 80-х. Про профессора Собчака, который наверняка «зажигал» на лекциях и до 1989. Про эйфорию свободы. Про то, что в диссертации, которую Медведев защищал в 90-м, уже разрешили не цитировать Ленина и материалы съездов. Вот ведь он в фильме на фото рядом с учителем: кудлатый, всего то двадцать с хвостиком. Очень похожий на наших мальчиков из МГУ. Набившись в тогда еще Коммунистическую аудиторию на Моховой, мы приглядывались к опальному Ельцину, бегали на демократические митинги в Лужники, и, не отрываясь от крошечного экрана общежитского телевизора, слушали Собчака.