Ирина Лагунина: В прошлой научной рубрике нашей программы в пятницу мы рассказывали о том, как живут сотрудники удаленной метеостанции на Шантарских островах. Они годами в жесточайших погодных условиях ведут регулярные наблюдения за всеми изменениями климата. И только раз в полгода к ним прилетает вертолет с продовольствием и топливом. Но нет ли возможности полностью компьютеризировать службу наблюдения, чтобы освободить от тягот людей? Александра Марчук, работавшая сотрудником Шантарской метеостанции, объясняет, что это невозможно. Например, никто лучше человеческого глаза пока не может распознать формы облаков. С Александрой Марчук беседовала Ольга Орлова.
Ольга Орлова: Александра, вы рассказывали, какие тяжелые условия у метеорологов, которые ведут наблюдения на отдаленных станциях на Шантарской метеостанции, и еды запасы ограничены, и связь ограничена с внешним миром. А сама работа в чем заключается метеорологов?
Александра Марчук: У каждого свои сутки. Сутки через двое. В чем заключается работа эти самые сутки. Летом встать должен метеоролог минут за 15-20 до восхода солнца, встретить восход солнца. Соответственно зимой он должен встать к первому сроку так называемому. То есть эти сроки снятия всех показателей на метеоплощадке и передачи информации одинаковы во всем мире. Способы кодирования, все одинаково, чтобы быстро информация могла попасть на любую строчку. Но единственное, что на некоторых станциях больше параметров. Например, эта станция морская, на ней много больше параметров, чем на наземной станции. Сроки происходят через каждые три часа. Первый срок 7 часов утра. Летом, получается, где-то полпятого встает метеоролог, встречает солнышко, какая-то подготовка записей, идет на первый срок. Дальше сроки снятия показаний, оно занимают, они делают чрезвычайно быстро, все на мази, хотя снять очень много информации нужно, все это записывается по минутам, с каждого датчика нужно снимать ровно в такую минуту. Здесь без семи минут, здесь без шести, здесь без пяти этот срок.
Потом, мало того, они должны успеть придти в служебное помещение, все это, еще куча с поправками, закодировать и все это передать ровно в срок, когда выходит, все это передать азбукой Морзе. В течение дня все работает, казалось бы, между сроками вроде можно отдохнуть, но на самом деле, если небо голубое целый день, работы немного, если облачность, каждый момент нужно, какой формы облака, а облачность может меняться много раз, но каждый раз нужно записать, в какой момент какие облака пришли. Потом если ветер, туман, дождь. Ровно как он начался, нужно срочно передать информацию в Хабаровск, связаться, передать - у нас начался туман. Закончился, туман ушел, кончился ветер, опять же передать – оно закончилось. То есть в течение всего дня и всей ночи.
Ольга Орлова: Но если такая постоянная напряженная работа и если такие тяжелые условия для жизни, нет ли смысла вообще компьютеризировать эту деятельность, автоматизировать, поставить компьютеры, которые будут наблюдать за сменой погоды. Нет такой возможности?
Александра Марчук: В принципе их станции собираются частично автоматизировать. Но все равно без людей станция не может работать, там есть реальные приборы, за ними нужно наблюдать, их нужно постоянно чистить, переставлять, в одни дни нужны, чтобы одни приборы стояли, в другие – другие, особенно на зиму, на лето разные термометры стоят. Очень много работы с приборами.
Ольга Орлова: То есть без людей оставить метеостанцию нельзя?
Александра Марчук: Без людей нельзя оставить. Форма облаков, считается, что с облаками без человеческого фактора справиться невозможно. В нашей стране наземных метеостанций 1800 их них 305 труднодоступных. В советское время труднодоступные метеостанции стали создаваться, стало вообще увеличиваться их количество. Много увеличивалось количество во время Великой отечественной войны, потому что они наиболее нужны были для авиации. До 70 годов, до начала 80 увеличивалось количество, потом резко на 30% сократилось.
Ольга Орлова: Сократилось, потому что не нужны или потому что денег нет и содержать?
Александра Марчук: Потому что денег нет содержать. При этом, скажем, несколько лет назад были построены станции на дрейфующих льдах в Арктике, новые станции труднодоступные, совсем труднодоступные станции.
Ольга Орлова: Есть такое впечатление, что последние годы получить точный прогноз погоды стало сложнее и сложнее даже на ближайшие три дня, даже на завтра. И возникает ощущение: как же так, метеорологи постоянно работают, информацию собирают, даже на Шантарских островах. А мы, жители городские, этого не знаем.
Александра Марчук: Во-первых, метеорологи именно собирают информацию, а обрабатывается она совершенно другими службами, совершенно другими людьми. Например, в Хабаровске видела этих людей, которые занимаются обработкой информации, и тоже сказать, что они недобросовестно работают, я не могу. Действительно, в чем проблема, почему такой неточный прогноз. Можно предположить, что все-таки станций надо больше. Потому что, например, для того, чтобы прогноз сделать на 12 часов, нужна информация со станций в радиусе 3 тысячи километров. А для того, чтобы создать на 7-10 дней прогноз, нужна информация со всего земного шара, со всех точек. И обработать эту информацию как минимум очень сложно. Может быть какая-то нехватка точек, но это как предположение.
А вот реальное свое наблюдение, я могу сказать по этим станциям, потому что переговоры с соседними станциями велись, и я много рассказов о соседних станциях слышала. На станции, на которой я работала, там совершенно фантастический начальник Владимир Бойко. Во-первых, уникально, что он к тому моменту прожил 15 лет, то есть сейчас почти 20. Уникально, люди так надолго не задерживаются. То есть он прикипевший душой и к острову, и к делу, и ответственности совершенно феноменальной. И он своих подчиненных серьезно дрючит. У него все это, не проскочит ошибка, у него не проскочит нигде. А собственно на других станциях масса проблем с людьми, потому что люди в таких условиях жить не хотят. Приезжают молодые специалисты, единственное место, где готовят специалистов для труднодоступных станций, это в Новосибирске, они по распределению попадают, а потом быстро, как кончилось необходимое время, отработали два года, и они оттуда убегают практически все. Или молодые пары быстро беременеют и с санбортом улетают.
Ольга Орлова: А вот, кстати, я хотела спросить: в таких труднодоступных станциях, если что-то случается с состоянием здоровья сотрудника, а вы говорите, вертолеты летают раз в полгода, что тогда делать?
Александра Марчук: Это тоже интересный вопрос. Кстати, чтобы туда попасть, когда метеоролог едет на станцию, он должен пройти совершенно жесткий медосмотр. Такое количество пунктов, это я не знаю, для чего еще, в летчики, наверное. Потому что здоровье должно быть идеально по всем параметрам, потому что никаких врачей, ничего. Мало того, им никаких лекарств туда никто не поставляет.
Ольга Орлова: Но с собой взять могут?
Александра Марчук: Они могут, конечно, что им нужно.
Ольга Орлова: Но хронических болезней быть не должно. Но ведь случаются несчастные случаи.
Александра Марчук: На этот случай может быть вызван санборт, так называемый, прилетит сразу, если не будет ветра, дождя, тумана, которые там постоянно. То есть его прождать можно. Понятно, что это обходится бюджету нашей страны очень дорого, эти санборта.
Ольга Орлова: Метеорологи не злоупотребляют вызовом скорой вертолетной помощи.
Александра Марчук: Не злоупотребляют ни в коей мере. А то, что я говорила до этого про людей, про то, что очень ненадолго задерживаются, и собственно, начальники метеостанций ненадолго задерживаются, и ведь каждый новый прилетевший человек, его нужно мало того, его учили в училище, на месте учить заново. А есть люди, которые как я, например, прилетела, я просто училась с нуля всему этому. Это же очень долго человек учится и входит. И соответственно, пока он учится и входит, он делает массу ошибок. Если нет такого стоящего начальника, который проверяет за каждым все, то эти ошибки идут туда, передаются.
Мало того, на многих станциях люди просто сидят и пьют. Вот они сидят в глуши, их все достало, больше никакого другого жилья, никакой другой работы, и все, как от отчаяния сидят и пьют, они до этих приборов не доходят. Это очень большая проблема кадров на этих станциях. То есть проблема условий, соответственно, кроме этого пайка, у них же электричество, откуда берется? Стоит, когда я там жила, там огромный аппарат, дизель, который вырабатывает электричество, который вечно ломается к тому же, топливо полностью, чтобы обеспечить целый день круглогодично свет, никто никогда не привозит, и свет на нашей метеостанции давался три раза в неделю по три часа. Это все электричество, которое там есть, а остальное с керосиновой лампой, со свечкой, опять же, если ты себе это привез. Потом еще дрова, обогрев печками. Дрова сами нарубите, сами привезите, и все равно не хватает, чтобы топить печки, печки топятся один раз вечером. Вся готовка вечером, а все остальное время еда холодная.
Ольга Орлова: Александра, по вашему опыту пребывания неоднократному на метеостанции, как вы думаете, что нужно изменить на этих труднодоступных метеостанциях, как изменить условия, чтобы и работа стала лучше, и людям жилось полегче, если мы уже выяснили, что совсем без людей оставить станции нельзя, люди там нужны.
Александра Марчук: Абсолютно необходимо решить вопрос со светом. На некоторых станциях труднодоступных до меня дошла информация сейчас с Дальнего Востока, что уже установили и ветряки, и солнечные батареи. На нашу станцию Большой Шантар в этом году этим летом заменили страшный огромный дизель электрогенератором, на который будет хватать топлива, у них будет более-менее свет, может быть не все время, но большинство времени. Конечно, нужно с ветряками с солнечными батареями, но сделать, чтобы было нормальное электричество. Конечно, должны быть приличные зарплаты. Связь во всех отношениях, чтобы был и интернет, и телефон, телевидение чтобы было, все-таки все люди смотрят телевизор, должно быть телевидение.
Ольга Орлова: Но то, что передавать информацию азбукой Морзе в начале 21 века – это, конечно, экзотика.
Александра Марчук: Это ужасно. Я азбуку Морзе по большому счету, я передавать научилась, а слышать, принимать, я то приму, то не приму. Это за меня слушали, я так и не научилась. Это тоже мучение страшное выучить азбуку Морзе, просто издевательство над человечеством, на мой взгляд.
Ольга Орлова: Александра, вы рассказывали, какие тяжелые условия у метеорологов, которые ведут наблюдения на отдаленных станциях на Шантарской метеостанции, и еды запасы ограничены, и связь ограничена с внешним миром. А сама работа в чем заключается метеорологов?
Александра Марчук: У каждого свои сутки. Сутки через двое. В чем заключается работа эти самые сутки. Летом встать должен метеоролог минут за 15-20 до восхода солнца, встретить восход солнца. Соответственно зимой он должен встать к первому сроку так называемому. То есть эти сроки снятия всех показателей на метеоплощадке и передачи информации одинаковы во всем мире. Способы кодирования, все одинаково, чтобы быстро информация могла попасть на любую строчку. Но единственное, что на некоторых станциях больше параметров. Например, эта станция морская, на ней много больше параметров, чем на наземной станции. Сроки происходят через каждые три часа. Первый срок 7 часов утра. Летом, получается, где-то полпятого встает метеоролог, встречает солнышко, какая-то подготовка записей, идет на первый срок. Дальше сроки снятия показаний, оно занимают, они делают чрезвычайно быстро, все на мази, хотя снять очень много информации нужно, все это записывается по минутам, с каждого датчика нужно снимать ровно в такую минуту. Здесь без семи минут, здесь без шести, здесь без пяти этот срок.
Потом, мало того, они должны успеть придти в служебное помещение, все это, еще куча с поправками, закодировать и все это передать ровно в срок, когда выходит, все это передать азбукой Морзе. В течение дня все работает, казалось бы, между сроками вроде можно отдохнуть, но на самом деле, если небо голубое целый день, работы немного, если облачность, каждый момент нужно, какой формы облака, а облачность может меняться много раз, но каждый раз нужно записать, в какой момент какие облака пришли. Потом если ветер, туман, дождь. Ровно как он начался, нужно срочно передать информацию в Хабаровск, связаться, передать - у нас начался туман. Закончился, туман ушел, кончился ветер, опять же передать – оно закончилось. То есть в течение всего дня и всей ночи.
Ольга Орлова: Но если такая постоянная напряженная работа и если такие тяжелые условия для жизни, нет ли смысла вообще компьютеризировать эту деятельность, автоматизировать, поставить компьютеры, которые будут наблюдать за сменой погоды. Нет такой возможности?
Александра Марчук: В принципе их станции собираются частично автоматизировать. Но все равно без людей станция не может работать, там есть реальные приборы, за ними нужно наблюдать, их нужно постоянно чистить, переставлять, в одни дни нужны, чтобы одни приборы стояли, в другие – другие, особенно на зиму, на лето разные термометры стоят. Очень много работы с приборами.
Ольга Орлова: То есть без людей оставить метеостанцию нельзя?
Александра Марчук: Без людей нельзя оставить. Форма облаков, считается, что с облаками без человеческого фактора справиться невозможно. В нашей стране наземных метеостанций 1800 их них 305 труднодоступных. В советское время труднодоступные метеостанции стали создаваться, стало вообще увеличиваться их количество. Много увеличивалось количество во время Великой отечественной войны, потому что они наиболее нужны были для авиации. До 70 годов, до начала 80 увеличивалось количество, потом резко на 30% сократилось.
Ольга Орлова: Сократилось, потому что не нужны или потому что денег нет и содержать?
Александра Марчук: Потому что денег нет содержать. При этом, скажем, несколько лет назад были построены станции на дрейфующих льдах в Арктике, новые станции труднодоступные, совсем труднодоступные станции.
Ольга Орлова: Есть такое впечатление, что последние годы получить точный прогноз погоды стало сложнее и сложнее даже на ближайшие три дня, даже на завтра. И возникает ощущение: как же так, метеорологи постоянно работают, информацию собирают, даже на Шантарских островах. А мы, жители городские, этого не знаем.
Александра Марчук: Во-первых, метеорологи именно собирают информацию, а обрабатывается она совершенно другими службами, совершенно другими людьми. Например, в Хабаровске видела этих людей, которые занимаются обработкой информации, и тоже сказать, что они недобросовестно работают, я не могу. Действительно, в чем проблема, почему такой неточный прогноз. Можно предположить, что все-таки станций надо больше. Потому что, например, для того, чтобы прогноз сделать на 12 часов, нужна информация со станций в радиусе 3 тысячи километров. А для того, чтобы создать на 7-10 дней прогноз, нужна информация со всего земного шара, со всех точек. И обработать эту информацию как минимум очень сложно. Может быть какая-то нехватка точек, но это как предположение.
А вот реальное свое наблюдение, я могу сказать по этим станциям, потому что переговоры с соседними станциями велись, и я много рассказов о соседних станциях слышала. На станции, на которой я работала, там совершенно фантастический начальник Владимир Бойко. Во-первых, уникально, что он к тому моменту прожил 15 лет, то есть сейчас почти 20. Уникально, люди так надолго не задерживаются. То есть он прикипевший душой и к острову, и к делу, и ответственности совершенно феноменальной. И он своих подчиненных серьезно дрючит. У него все это, не проскочит ошибка, у него не проскочит нигде. А собственно на других станциях масса проблем с людьми, потому что люди в таких условиях жить не хотят. Приезжают молодые специалисты, единственное место, где готовят специалистов для труднодоступных станций, это в Новосибирске, они по распределению попадают, а потом быстро, как кончилось необходимое время, отработали два года, и они оттуда убегают практически все. Или молодые пары быстро беременеют и с санбортом улетают.
Ольга Орлова: А вот, кстати, я хотела спросить: в таких труднодоступных станциях, если что-то случается с состоянием здоровья сотрудника, а вы говорите, вертолеты летают раз в полгода, что тогда делать?
Александра Марчук: Это тоже интересный вопрос. Кстати, чтобы туда попасть, когда метеоролог едет на станцию, он должен пройти совершенно жесткий медосмотр. Такое количество пунктов, это я не знаю, для чего еще, в летчики, наверное. Потому что здоровье должно быть идеально по всем параметрам, потому что никаких врачей, ничего. Мало того, им никаких лекарств туда никто не поставляет.
Ольга Орлова: Но с собой взять могут?
Александра Марчук: Они могут, конечно, что им нужно.
Ольга Орлова: Но хронических болезней быть не должно. Но ведь случаются несчастные случаи.
Александра Марчук: На этот случай может быть вызван санборт, так называемый, прилетит сразу, если не будет ветра, дождя, тумана, которые там постоянно. То есть его прождать можно. Понятно, что это обходится бюджету нашей страны очень дорого, эти санборта.
Ольга Орлова: Метеорологи не злоупотребляют вызовом скорой вертолетной помощи.
Александра Марчук: Не злоупотребляют ни в коей мере. А то, что я говорила до этого про людей, про то, что очень ненадолго задерживаются, и собственно, начальники метеостанций ненадолго задерживаются, и ведь каждый новый прилетевший человек, его нужно мало того, его учили в училище, на месте учить заново. А есть люди, которые как я, например, прилетела, я просто училась с нуля всему этому. Это же очень долго человек учится и входит. И соответственно, пока он учится и входит, он делает массу ошибок. Если нет такого стоящего начальника, который проверяет за каждым все, то эти ошибки идут туда, передаются.
Мало того, на многих станциях люди просто сидят и пьют. Вот они сидят в глуши, их все достало, больше никакого другого жилья, никакой другой работы, и все, как от отчаяния сидят и пьют, они до этих приборов не доходят. Это очень большая проблема кадров на этих станциях. То есть проблема условий, соответственно, кроме этого пайка, у них же электричество, откуда берется? Стоит, когда я там жила, там огромный аппарат, дизель, который вырабатывает электричество, который вечно ломается к тому же, топливо полностью, чтобы обеспечить целый день круглогодично свет, никто никогда не привозит, и свет на нашей метеостанции давался три раза в неделю по три часа. Это все электричество, которое там есть, а остальное с керосиновой лампой, со свечкой, опять же, если ты себе это привез. Потом еще дрова, обогрев печками. Дрова сами нарубите, сами привезите, и все равно не хватает, чтобы топить печки, печки топятся один раз вечером. Вся готовка вечером, а все остальное время еда холодная.
Ольга Орлова: Александра, по вашему опыту пребывания неоднократному на метеостанции, как вы думаете, что нужно изменить на этих труднодоступных метеостанциях, как изменить условия, чтобы и работа стала лучше, и людям жилось полегче, если мы уже выяснили, что совсем без людей оставить станции нельзя, люди там нужны.
Александра Марчук: Абсолютно необходимо решить вопрос со светом. На некоторых станциях труднодоступных до меня дошла информация сейчас с Дальнего Востока, что уже установили и ветряки, и солнечные батареи. На нашу станцию Большой Шантар в этом году этим летом заменили страшный огромный дизель электрогенератором, на который будет хватать топлива, у них будет более-менее свет, может быть не все время, но большинство времени. Конечно, нужно с ветряками с солнечными батареями, но сделать, чтобы было нормальное электричество. Конечно, должны быть приличные зарплаты. Связь во всех отношениях, чтобы был и интернет, и телефон, телевидение чтобы было, все-таки все люди смотрят телевизор, должно быть телевидение.
Ольга Орлова: Но то, что передавать информацию азбукой Морзе в начале 21 века – это, конечно, экзотика.
Александра Марчук: Это ужасно. Я азбуку Морзе по большому счету, я передавать научилась, а слышать, принимать, я то приму, то не приму. Это за меня слушали, я так и не научилась. Это тоже мучение страшное выучить азбуку Морзе, просто издевательство над человечеством, на мой взгляд.
