Ирина Лагунина: Мы продолжаем сегодня цикл воспоминаний, рассказов, оценок и размышлений о событиях 20-летней давности, об осени революций в Восточной Европы, кульминацией которой для мира стало падение поздним вечером 9 ноября 1989 года берлинской стены. Для поколений, выросших за 28 лет ее существования, это означало начало совершенно новой жизни. Для тех, кто еще помнил Берлин без стены, - возвращением к нормальности. О событиях тех дней – наш корреспондент в Берлине Юрий Векслер.
Юрий Векслер: Есть известный снимок, на котором 76-летний Вилли Брандт смотрит, улыбаясь, на ликующих берлинцев, празднующих у Бранденбургских ворот начало «евроремонта». Снимок сделан утром на следующий день 10 ноября, а вечером того же дня Брандт выступил с речью перед жителями западного Берлина, собравшимися перед ратушей района Шёнеберг, служившей после войны в качестве резиденции бургомистра, каковым Вилли Брандт был с 1957 по 1966.
Могу легко себе представить, что перед мысленным взором Брандта проходили в те дни все его попытки заразить своей ненавистью к противоестественности стены политиков Запада, неожиданно для него согласившихся в 1961 году с легитимностью решения ГДР о таком способе закрытия границы.
Уже 16 августа 1961 года, т.е. спустя 3 дня после начала строительства стены, Брандт выступал перед берлинцами:
Вилли Брандт: Мы призываем народы мира, мы призываем их руководителей обратить свои взоры к Берлину, где кровоточащую рану немецкого народа бередят колючей проволокой и кованными сапогами.
Юрий Векслер: Знали ли руководители западных стран, в частности, Джон Кеннеди, о планах руководства ГДР? Почему они не вступали в конфликт?
Говорит немецкий историк Илко-Саша Ковальчук, автор ряда исторических книг о крушении ГДР, в частности, только что вышедшей - «Эндшпиль».
Илко-Саша Ковальчук: Следует для начала вспомнить ситуацию конца 50-х - начала 60-х годов, когда в отношениях между США и СССР то и дело маячила угроза ядерного конфликта.
Мир жил тогда в огромном напряжении. В июне 1961 года в Вене состоялась встреча между Никитой Хрущевым и Джоном Кеннеди, на которой Кеннеди сформулировал свою позицию относительно статуса Берлина. Она включала: сохранение прав западных стран на свою часть города, свободный въезд в Западный Берлин и сохранение присутствия в городе союзных войск. Это хотя и не полностью отвечало ожиданиям берлинцев, но все же гарантировало защиту статуса Западного Берлина.
Насколько нам сегодня известно, американцы знали за несколько дней о планах строительства стены вокруг Западного Берлина.
Это была необычная с исторической точки зрения стена. Обычно стены строили вокруг городов, дабы защитить их от нападений извне. А в данном случае стена препятствовала выходу жителей. Парадоксально, что окруженный стеной Западный Берлин оставался свободным городом. По-настоящему замурованным оказался Берлин Восточный, как, впрочем, и вся территория ГДР.
Американцы и их союзники не имели тогда другого реального политического решения, кроме как молча согласиться. Это гарантировало, тем не менее, статус Западного Берлина , как свободного города. Любая другая реакция вела бы с большой вероятностью к как минимум локальному конфликту с применением силы, конфликту с непредсказуемыми последствиями. Хрущев и Ульбрих были тогда полны решимости пойти на конфронтацию.
Юрий Векслер: Каждого из гостей Западного Берлина, в частности, американских президентов Джона Кеннеди и Ричарда Никсона Брандт приводили на смотровую площадку у Бранденбургских ворот, позволявшую заглянуть за стену....
В своей речи 10 ноября 1989 года, т.е. на следующий день после падения стены, Брандт подвел предварительные итоги послевоенного периода немецкой истории, истории двух Германий.
Вилли Брандт: Как бургомистр в тяжелые годы с 1957 по 1966, т.е. в годы строительства стены и позднее, и как человек, внесший свой вклад в снятие напряженности в Европе, в результате чего был достигнут определенный уровень деловых связей и человеческих контактов, я обращаюсь в этот вечер с сердечным приветом ко всем берлинкам и берлинцам во всех частях города. ...И я хочу напомнить всем нам, что противоестественный раздел города, о котором я говорил с этого места 16 августа 1961 года, говорил, полный гнева и бессилия, этот раздел начался не 13 августа 1961 года. Катастрофа Германии началась с приходом террористического нацистского режима и с развязанной им ужасной войны.
Юрий Векслер: В Восточном Берлине власти не любили слово стена – они часто именовали ее антифашистским оборонительным валом.
Анекдот тех лет: ГДРовских пограничников окликнули пограничники по ту сторону: «Но и сколько будет стоять ваша стена?
- А это не стена.
Что же это?
- Это наша окружная автострада. Он сушится после дождя.
Почему же вал назывался антифашистским? Объясняет историк Илко-Саша Ковальчук:
Илко-Саша Ковальчук: Восточногерманские коммунисты в 50-е годы и позднее любое действие против их государства, любую оппозицию, любое сопротивление режиму квалифицировали как фашистские. Оппозиции и сопротивления внутри страны из недр общества для них как таковых быть не могло, - это все считалось результатом подстрекательств Запада. По версии восточногерманской прессы, на Западе после войны не произошло никаких серьезных структурных изменений. Для них оставалось в силе определение фашизма, данное Димитровым. Декларировалось, что те силы, которые привели к власти Гитлера и Муссолини, оставались по-прежнему у власти. Это та рамочная конструкция, внутри которой возникали формулировки и оценки. Поэтому, например, и народное восстание 17 июня 1953 года в Берлине и ГДР было квалифицировано как фашистский путч. Когда в 1961 году было начато строительство того, что назвали антифашистским защитным валом, то было еще раз официально подчеркнуто: то, что произошло в 1953 году, было инспирировано Западом, т.е. фашистами, и надо защищать ГДР, чтобы фашисты не захватили в ней власть. То есть постоянно внушалось, что ГДР надо было защищаться, и поэтому название “антифашистский защитный вал” играло важную роль в идеологической риторике. Хоннекер, например, только в 1989 году впервые произнес слово стена (и без какой-либо новой интерпретации). Но в обыденной жизни почти все, тем не менее, говорили о стене или границе. И конечно же, люди высмеивали антифашистский защитный вал: задавался, например, вопрос, почему колючая проволока украшает стены с восточной стороны и направлена в сторону ГДР, а не в сторону Запада. Это, конечно же, показывало, что стена была создана, дабы удерживать население ГДР, а не против неких орд, которые угрожали захватить на самом деле малопривлекательную страну.
Юрий Векслер: На картах ГДР окруженный стеной Западный Берлин изображали белым пятном. То, что у этого “белого пятна” есть своя жизнь и своя власть в лице бургомистра Вилли Брандта, должно было оставаться невидимым. Вилли Брандт - это журналистский псевдоним, ставший фамилией родившегося 18 декабря 1913 года в городе Любеке Герберта Эрнста Карла Фрама. Послевоенная жизнь Брандта тесно связана с нынешней столицей Германии. Уже в 1949 г. он был помощником бургомистра Западного Берлина Эрнста Ройтера и тесно сотрудничал с британскими и американскими властями (в частности, во время советской блокады города). Потом до назначения бургомистром в 1957 году был депутатом берлинского парламента.
В юные годы Брандт прошел серьезную школу политической борьбы. После прихода нацистов к власти он оказался в эмиграции, в Норвегии, а затем в Швеции, где в 1944 году именно через него Адам фон Тротт - идеолог заговорщиков, готовивших путч и покушение на Гитлера - намеревался вступить в контакт с послом России в Швеции Александрой Коллонтай.
Став в 44 года бургомистром Западного Берлина, Брандт пробыл на этом посту 9 лет, завоевав симпатии своими попытками наладить нормальную жизнь в городе. Он договорился с людьми за стеной о том, чтобы поезда линий метро с севера на юг, из Западного Берлина в Западный, могли все же проходить под землей по территории Восточного Берлина. Несколько станций, закрытых для восточных берлинцев, поезда проходили без остановок, а платформы патрулировались полицейскими ГДР. Эти станции берлинцы прозвали станциями-призраками. Брандт, оставив позднее пост бургомистра, три года был министром иностранных дел в правительстве ФРГ. В 56 лет в 1969 году Вилли Брандт стал первым социал-демократом на посту канцлера ФРГ.
21 октября 1969 г. в день избрания он сказал: «Я намерен быть канцлером не покоренной, но освобожденной Германии».
Он пробыл на посту главы государства 5 лет. За усилия по разрядке напряженности между странами западного и восточного блока Вилли Брандт был удостоен в 1971 году Нобелевской премии мира.
Он был первым немецким канцлером, посетившим Израиль, первым главой правительства Германии, взошедшим на трибуну генеральной ассамблеи ООН.
Верный своему кредо – политике малых шагов, он искал диалога со всеми, даже с Хо Ши Мином и Арафатом. В 1990 году именно Брандту удалось в прямом телефонном разговоре убедить Саддама Хусейна отпустить 193 иностранных заложников...
Брандт и как канцлер, конечно, не забывал о стене. Тем более, что стена о себе постоянно напоминала. Был в его жизни и личный «подарок» из за стены, который он получил от руководителя разведки ГДР Маркуса Вольфа, уже будучи канцлером - живой троянский конь в виде ГДРовского шпиона Гильома, бывшего его доверенным лицом. После разоблачения Гильома в 1974 году Вилли Брандт сложил с себя полномочия канцлера ФРГ...
Он не уставал в конце жизни повторять, что считает себя счастливым человеком уже только потому, что дожил до падения ненавистной ему стены.
После войны Берлин был разделен союзниками на четыре сектора. Одним из них был советский, который позднее и называли Восточным Берлином. Когда в 1949 году возникли два немецких государства - ФРГ и ГДР, то существовали предварительные договоренности о том, что Берлин не будет принадлежать ни одному из них. Но это было трудно соблюсти в реальной жизни, и в результате “ холодной войны” Восточный Берлин был объявлен столицей ГДР. Пятнадцатилетнее противостояние бывших союзников по антигитлеровской коалиции до сооружения стены, хотя и было отмечено кризисами, но не мешало свободному передвижению граждан внутри города. Но к концу пятидесятых годов отток людей из восточного Берлина в Западный увеличился. Всего же с 1949 по 1961 год из ГДР и Восточного Берлина на Запад перебрались 2,5 миллиона человек. Восточный Берлин был столицей ГДР, а Западный все больше становился необъявленной частью ФРГ. Хрущеву надоело терпеть на территории уже своей ГДР островок другой Германии, и он в 1958 году в ультимативной форме потребовал от властей Западного Берлина отказаться от ориентации на Запад, а от США, Англии и Франции - вывести свои войска из города. Для Брандта и Запада это было неприемлемо, так как неизбежно вело к поглощению Западного Берлина восточным соседом. Ультиматум был отвергнут, и идея стены замаячила в воображении политиков ГДР. И здесь как в Библии, вначале было слово. За несколько месяцев до сооружения стены руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт, отвечая на вопрос на пресс-конференции, произнес нечто неожиданное и странное:
Вальтер Ульбрихт: Я понимаю ваш вопрос так, что в Западной Германии есть люди, которые хотят, чтобы мы мобилизовали строителей столицы ГДР для построения стены. Мне неизвестно ничего о подобном намерении. Строители нашей столицы заняты своим главным делом - жилищным строительством, их силы расходуются на эту деятельность полностью. Никто не намерен сооружать стену.
Юрий Векслер: Но никто из журналистов и не спрашивал ни о какой стене.
Бытует также и версия, согласно которой Ульбрихт своей оговоркой намеренно или ненамеренно предупредил имевших уши. Так или иначе, после этого высказывания восточный Берлин успели покинуть еще 47.433 человека.
После оговорки Ульбрихта прошло несколько недель, и в ночь на 13 августа 1961 года началась хорошо подготовлена акция по закрытию границы ГДР и Восточного Берлина с Западным. Жители ГДР уже давно были невыездными, в привилегированном положении оставались только восточные берлинцы. И вот это окно в Европу закрылось. На 28 лет, в течение которых Берлин разделяла стена. Сегодня о ней напоминает выложенная камнями в городском асфальте линия - своего рода шрам истории.
Сама стена, как сооружение постоянно совершенствовалась, ее части три раза обновлялись и представляли в результате многослойную кажущуюся непреодолимой преграду. Опыт показал, однако, что «умный гору, в данном случае стену, обойдет». Стена перегородила вдоль и поперек известные улицы, разделила друзей и родных, но благодаря усилиям Брандта в декабре 1963 года у жителей западного Берлина возникла возможность навещать родственников в по ту сторону стены. Для получения разрешения надо было прибыть на вокзал Фридрихштрассе, там обязательно ждать пару часов, а потом, в случае позитивного ответа (мог быть и негативный), заплатив за визу и получив ее, выйти в город, где разрешалось оставаться до полуночи. К вокзалу был пристроен специальный “отстойник” для западных гостей, прозванный в народе «дворец слез». Сегодня в этом помещении концертная площадка. Я уже упомянул историю берлинских линий метро, идущих с севера на юг. Две из них вели из Западного Берлина в Западный же, но проходили и через восточный, и Вилли Брандту удалось договориться с соседями, чтобы поезда возобновили движение по всей трассе, не останавливаясь на восточно-берлинских станциях, которые прозвали станциями-призраками. Позднее Брандту также удалось договориться и о транзитном движении поездов через Восточный Берлин. Так жили берлинцы по обе стороны стены, постепенно привыкая к все более отличающимся друг от друга типам жизни. За 28 лет выросли поколения, для которых стена существовала, что называется, всегда. Сейчас фрагментов самой стены, протяженность которой в черте города когда-то составляла более 40 километров, сохранилось немного.
В 1989 году весь мир видел кадры ликующих, танцующих и плачущих от переполнявших их чувств жителей Восточного Берлина, оказавшихся поздним вечером 9 ноября года на своих автомобилях "Трабантах" и пешком в Берлине Западном.
Событиями, предшествующим падению берлинской стены были появление на сцене истории Горбачева, его перестройка, открытие Венгрией границы с Австрией, чем тут же воспользовались многие ГДРовцы... Большую роль в падении стены сыграли мирные демонстрации населения ГДР, с требованиями свободы выезда. Все это оказывало давление на правительство ГДР. Какие из различных факторов, приведших к падению стены, были решающими?
Илко-Саша Ковальчук: Не стоит называть какое-то одно явление в качестве причины событий, приведших к падению стены и мирной революции в ГДР. Я думаю, что важно, в первую очередь, отметить, что во всем восточном блоке и в стране, породившей его, уже шел глубокий кризис. Советский Союз, - в каком-то смысле слова, родина коммунизма - был уже почти неуправляемым. Росла нищета, все было сконцентрировано в руках военно-промышленного комплекса. С точки зрения внешнеполитической ситуации ГДР, первая трещина в общей системе возникла в соседней Польше с появлением независимого движения Солидарность, и это движение, влияние которого было заметно в течение десятилетия, посылало разнообразные импульсы, воспринятые и в ГДР. Далее были события в Венгрии, затем приход к власти Горбачева в марте 1985 года. Все это влияло, хотя в случае с Горбачевым не в том смысле, что дела Горбачева в Москве были непосредственно перенесены в ГДР. Этого вовсе не было. Но, тем не менее, всем было понятно, что те осторожные изменения, которые внес Горбачев, и отсутствие которых он критиковал в ГДР (но так нечего и не добился) - все это давало ощущение, что если в СССР возможны изменения, то они должны быть возможны и в ГДР. Горбачев лично потерпел сокрушительное поражение, так как он не намеревался упразднить коммунистическую систему, он не хотел никакого демократического открытого общества, он хотел спасти коммунизм. В этом была его цель. И он попытался сделать это несколькими небольшими реформами, но такие закрытые системы невозможно реформировать чуть-чуть, дав «немножко» свободы, «немножко» демократии. Здесь или все, или ничего. На этом проигрывали все коммунисты с их программами реформ. К этому следует добавить, что и сама ГДР находилась в глубоком кризисе. Во второй половине 80-х все меньше людей хотели того же, что те, что наверху. Люди были сыты по горло жизнью за стеной, и сыты по горло обещаниями сверху, которые никогда не воплощались, обещаниями чего-то в будущем, при том, что это будущее постоянно отдалялось от настоящего времени. Так было, собственно, во всем восточном блоке, и летом 1989-го к этому добавилась гигантская волна убегавших из страны. Это стало возможным потому, что Венгрия санкционировала падение железного занавеса в одной стране, она открыла свою границу с Австрией. Это дало возможность жителям ГДР выезжать на Запад, а как только они оказывались на Западе, они автоматически становились гражданами ФРГ. Это создавало для граждан ГДР особое положение. Десятки тысяч убежавших, преодолевших свой страх, - они оставляли не только пустоту после себя в ГДР, не только печаль, боль и слезы близких, но и вопрос. Все больше людей в Восточном Берлине спрашивали себя, что им делать дальше. Многие могли следовать примеру убежавших, но все же не делали этого, они не двигались из страны, но начали двигаться внутри нее, они оставались в стране, но говорили вслух: эта страна принадлежит не только этим старым коммунистам, там на вершине власти, это также и моя страна, и я буду в этой стране добиваться изменений. Это вывело людей на массовые демонстрации и привело к образованию новых оппозиционных групп. Добавить следует еще глубокий социальный кризис и экологическую катастрофу. Это влиялао тогда на многих, хотя сейчас почти забыто. То, что считают падением стены, не было таковым, это не было решение режима СЕПГ, это было разрушение стены под давлением общества.
Юрий Векслер: Последним в цепи событий, приведших к падению стены, было оглашение на международной пресс-конференции в Берлине одним из руководителей ГДР, членом политбюро СЕПГ Гюнтером Шабовским постановления правительства, разрешающего свободный выезд всех граждан ГДР за пределы республики. Это произошло 9 ноября 1989 года, в 18 часов 57 минут. В самой это истории есть две импровизации Шабовского, одного из трех заговорщиков, сместивших Эриха Хонеккера. Он зачитал еще не принятое постановление, а проект, а на вопрос, когда постановление вступает в силу, ответил: "Незамедлительно". Последствий своей импровизации Шабовский, возможно, до конца не представлял.
Я беседовал с ныне 80-летним Гюнтером Шабовским, осужденным после развала коммунистической системы судом объединенной Германии на три года тюрьмы, отсидевшим почти год в тюрьме и помилованным бургомистром Берлина Эберхардом Дибкеном. Как видятся сегодня Гюнтеру Шабовскому, одному из тех, кто пытался спасти ГДР и спасти себя вместе с ней, события ноября 1989 года и то, что за ними последовало.
Гюнтер Шабовский: Люди устраивали демонстрации на улицах, и все эти старики из Политбюро не были готовы к такому развитию событий. Что делать? И тогда три человека немножко моложе, которые еще не получили абсолютный сталинистский штамп, если можно так сказать, попробовали изменить ситуацию. Мы решили: надо открыть границу, потому что в последний год для ГДР было характерно, что люди хотели убежать. Масло, хлеб, пальто - не это было важным. Самый важным и вожделенным продуктом стала свобода: возможность уехать, куда хочется, и особенно в Западную Германию, потому что там были родственники, знакомые. И мы думали так: если мы открываем границу - это не значит, что целая ГДР убежит. Мы считали, что, может быть, 100 тысяч людей сразу через открытую стену уйдут на Запад; но когда они туда приедут, у них не будет работы, не будет квартиры (потому что ФРГ не сможет так быстро такому количеству людей дать работу и так далее), и, если у них будет возможность обратно приехать, то через два-три месяца они вернутся, и это не будет больше проблемой. Когда в Венгрии открыли границу, мы послали в Москву министра иностранных дел, чтобы протестовать и требовать приструнить венгров. Нам ответили: "Мы ничего не можем сделать". Мы поняли, что Москва имеет позиции, которые, наверное, в будущем не гарантируют существования ГДР. И мы втроем думали, что единственная, кто нам может помочь, это ФРГ. Это парадокс: классовый враг - и вдруг поможет. В их Конституции был первый пункт, очень важный, - это работа на единство. И если мы сделаем такой знак, откроем выезд, то для них это возможно будет значить: это люди, с которыми мы можем говорить, может быть, не сегодня, не завтра, а послезавтра. И мы считали, что они будут поддерживать нас и деньгами, и наша маленькая оппозиция будет партнером для них.
Мы также были уверены, что быстрое объединение не будет возможно для западной Германии. Вы знаете, что французы были против, англичане были тоже против этого, потому что они боялись, что один такой немецкий колосс в новой Европе будет доминировать над всеми другими. Мы думали, что Коль будет осторожен в вопросах объединения, но все-таки он будет что-то делать для того, что ФРГ и ГДР сближались.
Сегодня, когда я смотрю назад, я могу сказать, что это была иллюзия, все это не было реально. Реальным было давление населения.
Юрий Векслер: Вот тот момент, когда вы зачитали документ на пресс-конференции, это был все-таки случай?...
Гюнтер Шабовский: Речь идет о так называемой ошибке. Это была, конечно, не ошибка, а это был план открыть границу. Какая ошибка? Кренц и я во время заседания ЦК в тот день решили, что я эту бумагу прочитаю. Он мне ее показал около пяти часов и сказал: "Ты будешь на пресс-конференции - возьми это, потому что это нам очень поможет ". Я взял текст, и намеренно зачитал его в самом конце. Это было около 19 часов, а через час это было известно в мире. Но в трех километрах от нас, на границе, солдаты ничего не знали об этом. Но в Берлине - не в ГДР, что тоже важно, - концентрация населения больше, и это распространялось быстро, как огонь, и люди ехали туда.
Это была очень опасная ситуация, потому что если бы на границе какой-нибудь офицер начал стрелять, то была бы возможна катастрофа. Люди кричали: "Эй, открывайте! Шабовский сказал! Вы что, не слышали?"
Юрий Векслер: После открытия границы ГДР дальнейшее развитие было стремительным. Последовавшие затем соглашения Гельмута Коля и Михаила Горбачева в большей степени констатировали уже происшедшие события. И менее чем через год, 3 октября 1990 года, Германия праздновала восстановление своего территориального и государственного единства. Среди ликующих немцев, для которых единство олицетворяли скорее Коль и Горбачев, был и Вилли Брандт, сделавший для этого единства на протяжении всей своей жизни все, что в силах одного человека.
Вилли Брандт успел не только порадоваться исчезновению стены. Он последний раз в своей жизни пережил подъем сил и период парламентской активности. Он открывал в рейхстаге первую сессию парламента уже объединенной Германии. По его предложению и под давлением его мощного авторитета было принято решение о переносе столицы Германии из Бонна в Берлин.
Теперь в Берлине именем Вилли Брандта названа штаб-квартира социал-демократической партии Германии. Фойе этого здания украшает скульптурный портрет этого необычного человека.
Юрий Векслер: Есть известный снимок, на котором 76-летний Вилли Брандт смотрит, улыбаясь, на ликующих берлинцев, празднующих у Бранденбургских ворот начало «евроремонта». Снимок сделан утром на следующий день 10 ноября, а вечером того же дня Брандт выступил с речью перед жителями западного Берлина, собравшимися перед ратушей района Шёнеберг, служившей после войны в качестве резиденции бургомистра, каковым Вилли Брандт был с 1957 по 1966.
Могу легко себе представить, что перед мысленным взором Брандта проходили в те дни все его попытки заразить своей ненавистью к противоестественности стены политиков Запада, неожиданно для него согласившихся в 1961 году с легитимностью решения ГДР о таком способе закрытия границы.
Уже 16 августа 1961 года, т.е. спустя 3 дня после начала строительства стены, Брандт выступал перед берлинцами:
Вилли Брандт: Мы призываем народы мира, мы призываем их руководителей обратить свои взоры к Берлину, где кровоточащую рану немецкого народа бередят колючей проволокой и кованными сапогами.
Юрий Векслер: Знали ли руководители западных стран, в частности, Джон Кеннеди, о планах руководства ГДР? Почему они не вступали в конфликт?
Говорит немецкий историк Илко-Саша Ковальчук, автор ряда исторических книг о крушении ГДР, в частности, только что вышедшей - «Эндшпиль».
Илко-Саша Ковальчук: Следует для начала вспомнить ситуацию конца 50-х - начала 60-х годов, когда в отношениях между США и СССР то и дело маячила угроза ядерного конфликта.
Мир жил тогда в огромном напряжении. В июне 1961 года в Вене состоялась встреча между Никитой Хрущевым и Джоном Кеннеди, на которой Кеннеди сформулировал свою позицию относительно статуса Берлина. Она включала: сохранение прав западных стран на свою часть города, свободный въезд в Западный Берлин и сохранение присутствия в городе союзных войск. Это хотя и не полностью отвечало ожиданиям берлинцев, но все же гарантировало защиту статуса Западного Берлина.
Насколько нам сегодня известно, американцы знали за несколько дней о планах строительства стены вокруг Западного Берлина.
Это была необычная с исторической точки зрения стена. Обычно стены строили вокруг городов, дабы защитить их от нападений извне. А в данном случае стена препятствовала выходу жителей. Парадоксально, что окруженный стеной Западный Берлин оставался свободным городом. По-настоящему замурованным оказался Берлин Восточный, как, впрочем, и вся территория ГДР.
Американцы и их союзники не имели тогда другого реального политического решения, кроме как молча согласиться. Это гарантировало, тем не менее, статус Западного Берлина , как свободного города. Любая другая реакция вела бы с большой вероятностью к как минимум локальному конфликту с применением силы, конфликту с непредсказуемыми последствиями. Хрущев и Ульбрих были тогда полны решимости пойти на конфронтацию.
Юрий Векслер: Каждого из гостей Западного Берлина, в частности, американских президентов Джона Кеннеди и Ричарда Никсона Брандт приводили на смотровую площадку у Бранденбургских ворот, позволявшую заглянуть за стену....
В своей речи 10 ноября 1989 года, т.е. на следующий день после падения стены, Брандт подвел предварительные итоги послевоенного периода немецкой истории, истории двух Германий.
Вилли Брандт: Как бургомистр в тяжелые годы с 1957 по 1966, т.е. в годы строительства стены и позднее, и как человек, внесший свой вклад в снятие напряженности в Европе, в результате чего был достигнут определенный уровень деловых связей и человеческих контактов, я обращаюсь в этот вечер с сердечным приветом ко всем берлинкам и берлинцам во всех частях города. ...И я хочу напомнить всем нам, что противоестественный раздел города, о котором я говорил с этого места 16 августа 1961 года, говорил, полный гнева и бессилия, этот раздел начался не 13 августа 1961 года. Катастрофа Германии началась с приходом террористического нацистского режима и с развязанной им ужасной войны.
Юрий Векслер: В Восточном Берлине власти не любили слово стена – они часто именовали ее антифашистским оборонительным валом.
Анекдот тех лет: ГДРовских пограничников окликнули пограничники по ту сторону: «Но и сколько будет стоять ваша стена?
- А это не стена.
Что же это?
- Это наша окружная автострада. Он сушится после дождя.
Почему же вал назывался антифашистским? Объясняет историк Илко-Саша Ковальчук:
Илко-Саша Ковальчук: Восточногерманские коммунисты в 50-е годы и позднее любое действие против их государства, любую оппозицию, любое сопротивление режиму квалифицировали как фашистские. Оппозиции и сопротивления внутри страны из недр общества для них как таковых быть не могло, - это все считалось результатом подстрекательств Запада. По версии восточногерманской прессы, на Западе после войны не произошло никаких серьезных структурных изменений. Для них оставалось в силе определение фашизма, данное Димитровым. Декларировалось, что те силы, которые привели к власти Гитлера и Муссолини, оставались по-прежнему у власти. Это та рамочная конструкция, внутри которой возникали формулировки и оценки. Поэтому, например, и народное восстание 17 июня 1953 года в Берлине и ГДР было квалифицировано как фашистский путч. Когда в 1961 году было начато строительство того, что назвали антифашистским защитным валом, то было еще раз официально подчеркнуто: то, что произошло в 1953 году, было инспирировано Западом, т.е. фашистами, и надо защищать ГДР, чтобы фашисты не захватили в ней власть. То есть постоянно внушалось, что ГДР надо было защищаться, и поэтому название “антифашистский защитный вал” играло важную роль в идеологической риторике. Хоннекер, например, только в 1989 году впервые произнес слово стена (и без какой-либо новой интерпретации). Но в обыденной жизни почти все, тем не менее, говорили о стене или границе. И конечно же, люди высмеивали антифашистский защитный вал: задавался, например, вопрос, почему колючая проволока украшает стены с восточной стороны и направлена в сторону ГДР, а не в сторону Запада. Это, конечно же, показывало, что стена была создана, дабы удерживать население ГДР, а не против неких орд, которые угрожали захватить на самом деле малопривлекательную страну.
Юрий Векслер: На картах ГДР окруженный стеной Западный Берлин изображали белым пятном. То, что у этого “белого пятна” есть своя жизнь и своя власть в лице бургомистра Вилли Брандта, должно было оставаться невидимым. Вилли Брандт - это журналистский псевдоним, ставший фамилией родившегося 18 декабря 1913 года в городе Любеке Герберта Эрнста Карла Фрама. Послевоенная жизнь Брандта тесно связана с нынешней столицей Германии. Уже в 1949 г. он был помощником бургомистра Западного Берлина Эрнста Ройтера и тесно сотрудничал с британскими и американскими властями (в частности, во время советской блокады города). Потом до назначения бургомистром в 1957 году был депутатом берлинского парламента.
В юные годы Брандт прошел серьезную школу политической борьбы. После прихода нацистов к власти он оказался в эмиграции, в Норвегии, а затем в Швеции, где в 1944 году именно через него Адам фон Тротт - идеолог заговорщиков, готовивших путч и покушение на Гитлера - намеревался вступить в контакт с послом России в Швеции Александрой Коллонтай.
Став в 44 года бургомистром Западного Берлина, Брандт пробыл на этом посту 9 лет, завоевав симпатии своими попытками наладить нормальную жизнь в городе. Он договорился с людьми за стеной о том, чтобы поезда линий метро с севера на юг, из Западного Берлина в Западный, могли все же проходить под землей по территории Восточного Берлина. Несколько станций, закрытых для восточных берлинцев, поезда проходили без остановок, а платформы патрулировались полицейскими ГДР. Эти станции берлинцы прозвали станциями-призраками. Брандт, оставив позднее пост бургомистра, три года был министром иностранных дел в правительстве ФРГ. В 56 лет в 1969 году Вилли Брандт стал первым социал-демократом на посту канцлера ФРГ.
21 октября 1969 г. в день избрания он сказал: «Я намерен быть канцлером не покоренной, но освобожденной Германии».
Он пробыл на посту главы государства 5 лет. За усилия по разрядке напряженности между странами западного и восточного блока Вилли Брандт был удостоен в 1971 году Нобелевской премии мира.
Он был первым немецким канцлером, посетившим Израиль, первым главой правительства Германии, взошедшим на трибуну генеральной ассамблеи ООН.
Верный своему кредо – политике малых шагов, он искал диалога со всеми, даже с Хо Ши Мином и Арафатом. В 1990 году именно Брандту удалось в прямом телефонном разговоре убедить Саддама Хусейна отпустить 193 иностранных заложников...
Брандт и как канцлер, конечно, не забывал о стене. Тем более, что стена о себе постоянно напоминала. Был в его жизни и личный «подарок» из за стены, который он получил от руководителя разведки ГДР Маркуса Вольфа, уже будучи канцлером - живой троянский конь в виде ГДРовского шпиона Гильома, бывшего его доверенным лицом. После разоблачения Гильома в 1974 году Вилли Брандт сложил с себя полномочия канцлера ФРГ...
Он не уставал в конце жизни повторять, что считает себя счастливым человеком уже только потому, что дожил до падения ненавистной ему стены.
После войны Берлин был разделен союзниками на четыре сектора. Одним из них был советский, который позднее и называли Восточным Берлином. Когда в 1949 году возникли два немецких государства - ФРГ и ГДР, то существовали предварительные договоренности о том, что Берлин не будет принадлежать ни одному из них. Но это было трудно соблюсти в реальной жизни, и в результате “ холодной войны” Восточный Берлин был объявлен столицей ГДР. Пятнадцатилетнее противостояние бывших союзников по антигитлеровской коалиции до сооружения стены, хотя и было отмечено кризисами, но не мешало свободному передвижению граждан внутри города. Но к концу пятидесятых годов отток людей из восточного Берлина в Западный увеличился. Всего же с 1949 по 1961 год из ГДР и Восточного Берлина на Запад перебрались 2,5 миллиона человек. Восточный Берлин был столицей ГДР, а Западный все больше становился необъявленной частью ФРГ. Хрущеву надоело терпеть на территории уже своей ГДР островок другой Германии, и он в 1958 году в ультимативной форме потребовал от властей Западного Берлина отказаться от ориентации на Запад, а от США, Англии и Франции - вывести свои войска из города. Для Брандта и Запада это было неприемлемо, так как неизбежно вело к поглощению Западного Берлина восточным соседом. Ультиматум был отвергнут, и идея стены замаячила в воображении политиков ГДР. И здесь как в Библии, вначале было слово. За несколько месяцев до сооружения стены руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт, отвечая на вопрос на пресс-конференции, произнес нечто неожиданное и странное:
Вальтер Ульбрихт: Я понимаю ваш вопрос так, что в Западной Германии есть люди, которые хотят, чтобы мы мобилизовали строителей столицы ГДР для построения стены. Мне неизвестно ничего о подобном намерении. Строители нашей столицы заняты своим главным делом - жилищным строительством, их силы расходуются на эту деятельность полностью. Никто не намерен сооружать стену.
Юрий Векслер: Но никто из журналистов и не спрашивал ни о какой стене.
Бытует также и версия, согласно которой Ульбрихт своей оговоркой намеренно или ненамеренно предупредил имевших уши. Так или иначе, после этого высказывания восточный Берлин успели покинуть еще 47.433 человека.
После оговорки Ульбрихта прошло несколько недель, и в ночь на 13 августа 1961 года началась хорошо подготовлена акция по закрытию границы ГДР и Восточного Берлина с Западным. Жители ГДР уже давно были невыездными, в привилегированном положении оставались только восточные берлинцы. И вот это окно в Европу закрылось. На 28 лет, в течение которых Берлин разделяла стена. Сегодня о ней напоминает выложенная камнями в городском асфальте линия - своего рода шрам истории.
Сама стена, как сооружение постоянно совершенствовалась, ее части три раза обновлялись и представляли в результате многослойную кажущуюся непреодолимой преграду. Опыт показал, однако, что «умный гору, в данном случае стену, обойдет». Стена перегородила вдоль и поперек известные улицы, разделила друзей и родных, но благодаря усилиям Брандта в декабре 1963 года у жителей западного Берлина возникла возможность навещать родственников в по ту сторону стены. Для получения разрешения надо было прибыть на вокзал Фридрихштрассе, там обязательно ждать пару часов, а потом, в случае позитивного ответа (мог быть и негативный), заплатив за визу и получив ее, выйти в город, где разрешалось оставаться до полуночи. К вокзалу был пристроен специальный “отстойник” для западных гостей, прозванный в народе «дворец слез». Сегодня в этом помещении концертная площадка. Я уже упомянул историю берлинских линий метро, идущих с севера на юг. Две из них вели из Западного Берлина в Западный же, но проходили и через восточный, и Вилли Брандту удалось договориться с соседями, чтобы поезда возобновили движение по всей трассе, не останавливаясь на восточно-берлинских станциях, которые прозвали станциями-призраками. Позднее Брандту также удалось договориться и о транзитном движении поездов через Восточный Берлин. Так жили берлинцы по обе стороны стены, постепенно привыкая к все более отличающимся друг от друга типам жизни. За 28 лет выросли поколения, для которых стена существовала, что называется, всегда. Сейчас фрагментов самой стены, протяженность которой в черте города когда-то составляла более 40 километров, сохранилось немного.
В 1989 году весь мир видел кадры ликующих, танцующих и плачущих от переполнявших их чувств жителей Восточного Берлина, оказавшихся поздним вечером 9 ноября года на своих автомобилях "Трабантах" и пешком в Берлине Западном.
Событиями, предшествующим падению берлинской стены были появление на сцене истории Горбачева, его перестройка, открытие Венгрией границы с Австрией, чем тут же воспользовались многие ГДРовцы... Большую роль в падении стены сыграли мирные демонстрации населения ГДР, с требованиями свободы выезда. Все это оказывало давление на правительство ГДР. Какие из различных факторов, приведших к падению стены, были решающими?
Илко-Саша Ковальчук: Не стоит называть какое-то одно явление в качестве причины событий, приведших к падению стены и мирной революции в ГДР. Я думаю, что важно, в первую очередь, отметить, что во всем восточном блоке и в стране, породившей его, уже шел глубокий кризис. Советский Союз, - в каком-то смысле слова, родина коммунизма - был уже почти неуправляемым. Росла нищета, все было сконцентрировано в руках военно-промышленного комплекса. С точки зрения внешнеполитической ситуации ГДР, первая трещина в общей системе возникла в соседней Польше с появлением независимого движения Солидарность, и это движение, влияние которого было заметно в течение десятилетия, посылало разнообразные импульсы, воспринятые и в ГДР. Далее были события в Венгрии, затем приход к власти Горбачева в марте 1985 года. Все это влияло, хотя в случае с Горбачевым не в том смысле, что дела Горбачева в Москве были непосредственно перенесены в ГДР. Этого вовсе не было. Но, тем не менее, всем было понятно, что те осторожные изменения, которые внес Горбачев, и отсутствие которых он критиковал в ГДР (но так нечего и не добился) - все это давало ощущение, что если в СССР возможны изменения, то они должны быть возможны и в ГДР. Горбачев лично потерпел сокрушительное поражение, так как он не намеревался упразднить коммунистическую систему, он не хотел никакого демократического открытого общества, он хотел спасти коммунизм. В этом была его цель. И он попытался сделать это несколькими небольшими реформами, но такие закрытые системы невозможно реформировать чуть-чуть, дав «немножко» свободы, «немножко» демократии. Здесь или все, или ничего. На этом проигрывали все коммунисты с их программами реформ. К этому следует добавить, что и сама ГДР находилась в глубоком кризисе. Во второй половине 80-х все меньше людей хотели того же, что те, что наверху. Люди были сыты по горло жизнью за стеной, и сыты по горло обещаниями сверху, которые никогда не воплощались, обещаниями чего-то в будущем, при том, что это будущее постоянно отдалялось от настоящего времени. Так было, собственно, во всем восточном блоке, и летом 1989-го к этому добавилась гигантская волна убегавших из страны. Это стало возможным потому, что Венгрия санкционировала падение железного занавеса в одной стране, она открыла свою границу с Австрией. Это дало возможность жителям ГДР выезжать на Запад, а как только они оказывались на Западе, они автоматически становились гражданами ФРГ. Это создавало для граждан ГДР особое положение. Десятки тысяч убежавших, преодолевших свой страх, - они оставляли не только пустоту после себя в ГДР, не только печаль, боль и слезы близких, но и вопрос. Все больше людей в Восточном Берлине спрашивали себя, что им делать дальше. Многие могли следовать примеру убежавших, но все же не делали этого, они не двигались из страны, но начали двигаться внутри нее, они оставались в стране, но говорили вслух: эта страна принадлежит не только этим старым коммунистам, там на вершине власти, это также и моя страна, и я буду в этой стране добиваться изменений. Это вывело людей на массовые демонстрации и привело к образованию новых оппозиционных групп. Добавить следует еще глубокий социальный кризис и экологическую катастрофу. Это влиялао тогда на многих, хотя сейчас почти забыто. То, что считают падением стены, не было таковым, это не было решение режима СЕПГ, это было разрушение стены под давлением общества.
Юрий Векслер: Последним в цепи событий, приведших к падению стены, было оглашение на международной пресс-конференции в Берлине одним из руководителей ГДР, членом политбюро СЕПГ Гюнтером Шабовским постановления правительства, разрешающего свободный выезд всех граждан ГДР за пределы республики. Это произошло 9 ноября 1989 года, в 18 часов 57 минут. В самой это истории есть две импровизации Шабовского, одного из трех заговорщиков, сместивших Эриха Хонеккера. Он зачитал еще не принятое постановление, а проект, а на вопрос, когда постановление вступает в силу, ответил: "Незамедлительно". Последствий своей импровизации Шабовский, возможно, до конца не представлял.
Я беседовал с ныне 80-летним Гюнтером Шабовским, осужденным после развала коммунистической системы судом объединенной Германии на три года тюрьмы, отсидевшим почти год в тюрьме и помилованным бургомистром Берлина Эберхардом Дибкеном. Как видятся сегодня Гюнтеру Шабовскому, одному из тех, кто пытался спасти ГДР и спасти себя вместе с ней, события ноября 1989 года и то, что за ними последовало.
Гюнтер Шабовский: Люди устраивали демонстрации на улицах, и все эти старики из Политбюро не были готовы к такому развитию событий. Что делать? И тогда три человека немножко моложе, которые еще не получили абсолютный сталинистский штамп, если можно так сказать, попробовали изменить ситуацию. Мы решили: надо открыть границу, потому что в последний год для ГДР было характерно, что люди хотели убежать. Масло, хлеб, пальто - не это было важным. Самый важным и вожделенным продуктом стала свобода: возможность уехать, куда хочется, и особенно в Западную Германию, потому что там были родственники, знакомые. И мы думали так: если мы открываем границу - это не значит, что целая ГДР убежит. Мы считали, что, может быть, 100 тысяч людей сразу через открытую стену уйдут на Запад; но когда они туда приедут, у них не будет работы, не будет квартиры (потому что ФРГ не сможет так быстро такому количеству людей дать работу и так далее), и, если у них будет возможность обратно приехать, то через два-три месяца они вернутся, и это не будет больше проблемой. Когда в Венгрии открыли границу, мы послали в Москву министра иностранных дел, чтобы протестовать и требовать приструнить венгров. Нам ответили: "Мы ничего не можем сделать". Мы поняли, что Москва имеет позиции, которые, наверное, в будущем не гарантируют существования ГДР. И мы втроем думали, что единственная, кто нам может помочь, это ФРГ. Это парадокс: классовый враг - и вдруг поможет. В их Конституции был первый пункт, очень важный, - это работа на единство. И если мы сделаем такой знак, откроем выезд, то для них это возможно будет значить: это люди, с которыми мы можем говорить, может быть, не сегодня, не завтра, а послезавтра. И мы считали, что они будут поддерживать нас и деньгами, и наша маленькая оппозиция будет партнером для них.
Мы также были уверены, что быстрое объединение не будет возможно для западной Германии. Вы знаете, что французы были против, англичане были тоже против этого, потому что они боялись, что один такой немецкий колосс в новой Европе будет доминировать над всеми другими. Мы думали, что Коль будет осторожен в вопросах объединения, но все-таки он будет что-то делать для того, что ФРГ и ГДР сближались.
Сегодня, когда я смотрю назад, я могу сказать, что это была иллюзия, все это не было реально. Реальным было давление населения.
Юрий Векслер: Вот тот момент, когда вы зачитали документ на пресс-конференции, это был все-таки случай?...
Гюнтер Шабовский: Речь идет о так называемой ошибке. Это была, конечно, не ошибка, а это был план открыть границу. Какая ошибка? Кренц и я во время заседания ЦК в тот день решили, что я эту бумагу прочитаю. Он мне ее показал около пяти часов и сказал: "Ты будешь на пресс-конференции - возьми это, потому что это нам очень поможет ". Я взял текст, и намеренно зачитал его в самом конце. Это было около 19 часов, а через час это было известно в мире. Но в трех километрах от нас, на границе, солдаты ничего не знали об этом. Но в Берлине - не в ГДР, что тоже важно, - концентрация населения больше, и это распространялось быстро, как огонь, и люди ехали туда.
Это была очень опасная ситуация, потому что если бы на границе какой-нибудь офицер начал стрелять, то была бы возможна катастрофа. Люди кричали: "Эй, открывайте! Шабовский сказал! Вы что, не слышали?"
Юрий Векслер: После открытия границы ГДР дальнейшее развитие было стремительным. Последовавшие затем соглашения Гельмута Коля и Михаила Горбачева в большей степени констатировали уже происшедшие события. И менее чем через год, 3 октября 1990 года, Германия праздновала восстановление своего территориального и государственного единства. Среди ликующих немцев, для которых единство олицетворяли скорее Коль и Горбачев, был и Вилли Брандт, сделавший для этого единства на протяжении всей своей жизни все, что в силах одного человека.
Вилли Брандт успел не только порадоваться исчезновению стены. Он последний раз в своей жизни пережил подъем сил и период парламентской активности. Он открывал в рейхстаге первую сессию парламента уже объединенной Германии. По его предложению и под давлением его мощного авторитета было принято решение о переносе столицы Германии из Бонна в Берлин.
Теперь в Берлине именем Вилли Брандта названа штаб-квартира социал-демократической партии Германии. Фойе этого здания украшает скульптурный портрет этого необычного человека.
