Дело историка из Архангельска Михаила Супруна, работавшего над книгой памяти репрессированных российских немцев и попавшего под следствие за "разглашение личной информации", вызвало большой резонанс в Германии. Протест выразила коалиция ХДС/ХСС, а Уполномоченная по архивам Штази Марианне Биртлер в открытом письме к Медведеву призвала не запугивать ученых.
Сам Михаил Супрун побывал на очередном допросе и дал подписку о неразглашении тайны следствия. Подозреваемый же в пособничестве ученому начальник архива УВД Архангельской области Александр Дударев рассказал корреспонденту Радио Свобода, что начаты проверки во всех архивах, где шла работа над Книгами памяти. В "Мемориале" происходящее называют прецедентом.
Уголовное дело по статье 137 УК "Незаконный сбор сведений личного характера" в отношении заведующего кафедройотечественной истории Архангельского Поморского университета Михаила Супруна было заведено архангельской прокуратурой в середине сентября.
Только через две недели после начала следственных действий Михаил Супрун обратился к правозащитникам - в Санкт-Петербургское отделение правозащитного центра "Мемориал" - и сообщил, что может попасть под суд за работу над проектом по сбору данных о репрессированных на севере СССР в 40-х годах прошлого века этнических немцах и немцах-военнопленных.
Рассказывает сотрудник "Мемориала" Татьяна Косинова:
- Михаил Супрун побывал на очередном допросе 13 октября, где, как он мне сказал, дал подписку о неразглашении. И это несмотря на то, что он до сих пор находится в статусе подозреваемого, а не обвиняемого, и мог бы воспользоваться своим правом отказаться от такой подписки. Его адвокат Любовь Коростелева также заняла позицию необщения с прессой (корреспонденту РС не удалось связаться ни с адвокатом, ни с самим Михаилом Супруном. - РС). Естественно, "Мемориал" теперь эта закрытость беспокоит.
Вменение 137-й статьи ученому, работавшему над исследованием о репрессиях, - нонсенс. Это противоречит закону о реабилитации жертв политических репрессий, приветствующему создание Книг памяти. Уже много лет наши исследователи работают в архивах, выпущено немало книг и ни разу ранее с уголовным преследованием мы не сталкивались. Были отказы из архивов под предлогами типа "эта информация может быть предоставлена только родственникам", но и это - единичные случаи. Теперь же, по версии следствия, в ФСБ обратились родственники репрессированных, которые не хотели, чтобы сведения об их родных были опубликованы. Принятый закон "О персональных данных" в первой редакции содержал исчерпывающий перечень таких данных - это сведения о здоровье, семейном положении, наследстве. Во второй редакции этот перечень исчез. Теперь закон можно трактовать как угодно, - объясняет правозащитник Татьяна Косинова.
Уголовное дело заведено также в отношении Александра Дударева, начальника архива УВД Архангельской области, где работал Михаил Супрун. Его подозревают в преступлении, предусмотренном первой частью статьи 286 УК ("Превышение служебных полномочий"): именно он разрешил Супруну работать в архиве и копировать документы.
Александр Дударев ответил на вопросы Радио Свобода.
- На каком основании вы позволяли Михаилу Супруну работать в архиве?
- Естественно, на законном. У нас существует внутренняя должностная инструкция (копия имеется в распоряжении редакции. - РС), разрешающая работу профессорско-преподавательскому составу в наших архивах. Для этого нужна соответствующая форма, то есть запрос от университета. Он у нас есть. Есть и расписка, что Супрун не будет использовать документы в каких-то других целях, кроме исследовательских. Ну, и издание Книги памяти планировалось…
- Как вы думаете, эти издательские планы, с точки зрения следователей, - смягчающее или отягчающее обстоятельство?
- Вопрос сложный. Дело в том, что здесь вступают в противоречие два закона: о персональных данных и об архивной работе. В нашем законодательстве ведь очень много противоречий. Когда в 2006 году приняли закон о персональных данных, конкретно не пояснялось, что это такое. Кроме того, закон о персональных данных не распространяется на дела репрессированных. В федеральном законе об архивной работе речь идет не о персональных данных, а о неразглашении личной и семейной тайны. А определения, что это такое, вообще не существует. Наши инструкции, методические рекомендации разрешают допускать ученых для работы в архиве. И я руководствовался инструкциями.
- Родственники репрессированных якобы не хотели увидеть сведения о своих родных в Книге памяти. Вы этому верите?
- По характеру своей работы я сталкиваюсь с репрессированными и их родственниками. И знаю, что, наоборот, они обижаются, если мы не можем найти их фамилий. Дело в том, что статус репрессированного дает определенные льготы... А то, что произошло сейчас, вообще нонсенс.
- Почему?
- Представьте: человек был репрессирован, отбыл срок, претерпел кучу мучений. Он или его родственник никогда не будут писать заявление в организацию, которая, собственно, и осуществляла эти репрессии. Можно ещё допустить, что он напишет в прокуратуру, но и такого не было никогда. Наоборот, нам пишут: не можем найти, подтвердите, что мой дед был репрессирован, раскулачен, осужден, найдите хоть что-то, нам надо его память реабилитировать, чтобы все знали, что он был невинной жертвой.
Второй момент. Книги памяти издаются по всей стране. Мои коллеги, я имею в виду работников архива, занимающие такие же должности по всей стране, просто в шоке. У многих на выходе эти книги, и они теперь не знают, что делать. Это ведь всегда считалось нам плюсом – если мы помогаем издавать такие книги. Еще в 2000 году было указание Генеральной прокуратуры о том, что списки всех репрессированных нужно опубликовать в средствах массовой информации. И сведения о них печатали в газетах.
- Однако, как вы сами сказали, есть некоторые противоречия в законодательстве. Вы не боитесь, что, пользуясь ими, вас все-таки привлекут к ответственности?
- Ну, я не удивлюсь, если привлекут. В нашей стране все что угодно может быть.
- В каком состоянии ваше дело? Вас вызывают на допросы?
- На допросы меня два раза вызывали. На все поставленные вопросы я дал исчерпывающие ответы. А вчера моих сотрудников вызывали, опять опрашивали. Производили выемки документов. У них ничего не получается найти, и они ищут уже конкретный компромат.
- Конкретный компромат – это что такое?
- Любой.
- По части нарушения правил пожарной безопасности?
- Не исключено. Моим сотрудникам следователь уже заявил, что сроки предварительного следствия продлит. Месяц еще не прошел, а он заявил, что и двух месяцев ему мало.
- То есть, вы смотрите на перспективы дела пессимистично?
- В нашей системе оптимистом трудно быть. Ко всему привыкли, но тем не менее… Я просто удивлен, шокирован. Затронута скользкая тема, которая касается судеб людей. Многие ведь вообще ничего не знают о судьбе своих родственников, а издание Книг памяти помогает им найти следы, вплоть до мест захоронения. Судьба-то ведь раскидала людей сильно. Просят найти место захоронения, чтобы приехать и памятник поставить. Как только информация где-то опубликована, нам тут же пишут: можно ли приехать, получить документы? Есть документы, которые выдаются только родственникам - фотографии, личные письма…
Если появится прецедент наказания архивных работников за содействие изданию Книги памяти, очень много людей пострадает: у них никакой информации больше не будет, - прогнозирует начальник архива УВД по Архангельской области Александр Дударев.
Дело Михаила Супруна вызвало резонанс в Германии. 12 октября Уполномоченная по архивам Штази Марианне Биртлер обратилась с открытым письмом к Дмитрию Медведеву. РС приводит письмо с сокращениями:
"Уважаемый господин Президент! С большим беспокойством я восприняла известие о мерах, предпринятых государственными ведомствами, ставящих под угрозу работу профессофа Михаила Супруна из университета Архангельска.
Профессор Михаил Супрун в сотрудничестве с немецким Красным Крестом проводил важную работу по выяснению трагической судьбы тысяч российских немцев, попавших в ГУЛАГ на севере СССР. Меры, предпринятые государственными ведомствами - прокуратурой и ФСБ - против него, его коллеги и руководителя архива Архангельска Александра Дударева, явно саботируют эту работу. Расследование предполагаемых случаев разглашения персональных данных основано на внушающих мало доверия свидетельствах.
Создается впечатление, что это позволяет запугать людей, проливающих свет на темные воспоминания периода сталинизма и помнящих об этих жертвах. Теперь, когда "Архипелаг Гулаг" Александра Солженицына является обязательным чтением в российских школах, действия российских властей представляются анахронизмом.
Веря, что Вы, господин Президент, привержены поддержанию принципов правового государства и независимости правовой системы, я обращаюсь к Вам с призывом положить конец мерам запугивания, предпринимаемым российскими государственными ведомствами против профессора Супруна, чтобы он и его коллеги могли беспрепятственно продолжить свою работу. С глубоким уважением, Марианне Биртлер".
Свое исследование в Архангельске Михаил Супрун и его аспирантка Надежда Шалыгина проводили при поддержке Исторического общества российских немцев в Германии и немецкого Красного Креста. О подробностях работы в Архангельске рассказал заместитель главы Исторического общества российских немцев Антон Бош:
- Сотрудничество Исторического общества российских немцев с Архангельском началось в 2004 году. С разрешения мэра города на лютеранском кладбище, где еще до революции были похоронены немцы, мы открыли мемориальную доску, где указано, что 12 тысяч российских немцев погибли во время сталинских репрессий.
Затем мы решили начать второй проект - выяснение личностей немецких граждан, которые во время сталинских репрессий в 30-е годы были переселены из Украины, России, Поволжья, Крыма в Архангельск и находились в трудовых лагерях, спецпоселениях. С разрешения МВД, начальника информационного отдела МВД России, с разрешения ректора Поморского университета в Архангельске мы заключили договор с Поморским университетом. Профессор Михаил Супрун был нашим партнером. Все эти разрешения нужны были для того, чтобы в архиве ему стали выдавать дела репрессированных.
Супрун подключил свою аспирантку. Она начала писать диссертацию на тему "Судьба российских немцев в сталинские годы". Стали выбирать из личных дел личные данные - фамилия, имя, отчество, год рождения, где расстреляли, когда, по какой статье и прочее, прочее: где умерли, где похоронены... После выявления всех репрессированных планировалось издать Книгу памяти. Работа длилась два года. И за это время мы получили точные сведения только о 20 процентах тех людей, которые находились в Архангельске на спецпоселении.
- Какая роль в этом принадлежит Красному Кресту?
- Основное финансирование работ ведет германский Красный Крест. Меня подключили как консультанта-советника по этой теме.
Раньше мы с Супруном общались 2-3 раза в неделю. А в последний раз – только в конце сентября. Тогда он сказал: "Нас слушают". Я не понял: "Ну и что?".
- Какова реакция на дело Супруна в Германии?
- Очень резкая. Вначале представители немецкого агентства DPA в Москве распространили эту информацию. Тут подхватили все местные газеты - "Франкфуртер Альгемайне" ,"Зюд дойче Цайтунг", немецкое радио посвятило 15-минутную передачу и так далее. В Бундестаге несколько дней тому назад фракция ХДС/ХСС провела пресс-конференцию и распространила сообщение по этому делу. Затем подключились и другие партии.
- Что говорилось в заявлении ХДС/ХСС?
- Общий смысл такой, что в России запрещают историкам вести научные исследования по сталинским репрессиям по непонятной причине. Мало того, что журналистов у вас преследуют, так теперь добрались до историков.
- Высказывается предположение, что если составить Книгу памяти репрессированных немцев, то их родственники, наследники смогут обращаться в суды - например, в Европейский суд - и требовать от России возмещения ущерба. Это возможно?
- Знаете, в Германии не нужны эти копейки. У всех тут хорошие пенсии. Нам нужна справедливость. Наследники интересуются судьбой своих дедов - где они, что случилось, где похоронены. Я два года тому назад летал в Архангельск. Нашли документы на моего деда, бабушку, на мать. Ей было тогда 16 лет. Всё там есть. Я был удивлен, что в архиве такой хороший порядок.
- Что произошло с вашей семьей?
- В 1928 году, когда началось раскулачивание, сельсовет решил, что мой дед кулак. Его отправили с семьей - бабушку, четверо детей, в том числе мою мать - в Архангельск. Записали в личное дело (у меня есть копия этого личного дела), что он кулак, лишенец (лишен избирательных прав), ярый враг советской власти. А у него ни клочка земли не было. Он был сельским кузнецом, - рассказал Антон Бош.
Если предположить, что разглашение персональных данных - лишь повод для преследования историка, то какова настоящая причина? На этот вопрос я попросила ответить Татьяну Косинову.
- При работе над историей репрессированных и военнопленных немцев становится ясно, в каких условиях они жили, как погибали по дороге к месту ссылки, как умирали от голода и болезней в спецпоселениях. Возможно, сейчас кому-то не хочется, чтобы эта история была написана. Это уголовное дело - прецедент. И, при желании, его могут использовать как повод для запугивания исследователей и, соответственно, для фактического закрытия от общественности сведений о жертвах сталинских репрессий, - предположила правозащитник.
Сам Михаил Супрун побывал на очередном допросе и дал подписку о неразглашении тайны следствия. Подозреваемый же в пособничестве ученому начальник архива УВД Архангельской области Александр Дударев рассказал корреспонденту Радио Свобода, что начаты проверки во всех архивах, где шла работа над Книгами памяти. В "Мемориале" происходящее называют прецедентом.
Уголовное дело по статье 137 УК "Незаконный сбор сведений личного характера" в отношении заведующего кафедрой
По версии следствия, в ФСБ обратились родственники репрессированных, которые не хотели, чтобы сведения об их родных были опубликованы.
Только через две недели после начала следственных действий Михаил Супрун обратился к правозащитникам - в Санкт-Петербургское отделение правозащитного центра "Мемориал" - и сообщил, что может попасть под суд за работу над проектом по сбору данных о репрессированных на севере СССР в 40-х годах прошлого века этнических немцах и немцах-военнопленных.
Рассказывает сотрудник "Мемориала" Татьяна Косинова:
- Михаил Супрун побывал на очередном допросе 13 октября, где, как он мне сказал, дал подписку о неразглашении. И это несмотря на то, что он до сих пор находится в статусе подозреваемого, а не обвиняемого, и мог бы воспользоваться своим правом отказаться от такой подписки. Его адвокат Любовь Коростелева также заняла позицию необщения с прессой (корреспонденту РС не удалось связаться ни с адвокатом, ни с самим Михаилом Супруном. - РС). Естественно, "Мемориал" теперь эта закрытость беспокоит.
Вменение 137-й статьи ученому, работавшему над исследованием о репрессиях, - нонсенс. Это противоречит закону о реабилитации жертв политических репрессий, приветствующему создание Книг памяти. Уже много лет наши исследователи работают в архивах, выпущено немало книг и ни разу ранее с уголовным преследованием мы не сталкивались. Были отказы из архивов под предлогами типа "эта информация может быть предоставлена только родственникам", но и это - единичные случаи. Теперь же, по версии следствия, в ФСБ обратились родственники репрессированных, которые не хотели, чтобы сведения об их родных были опубликованы. Принятый закон "О персональных данных" в первой редакции содержал исчерпывающий перечень таких данных - это сведения о здоровье, семейном положении, наследстве. Во второй редакции этот перечень исчез. Теперь закон можно трактовать как угодно, - объясняет правозащитник Татьяна Косинова.
Уголовное дело заведено также в отношении Александра Дударева, начальника архива УВД Архангельской области, где работал Михаил Супрун. Его подозревают в преступлении, предусмотренном первой частью статьи 286 УК ("Превышение служебных полномочий"): именно он разрешил Супруну работать в архиве и копировать документы.
Александр Дударев ответил на вопросы Радио Свобода.
- На каком основании вы позволяли Михаилу Супруну работать в архиве?
- Естественно, на законном. У нас существует внутренняя должностная инструкция (копия имеется в распоряжении редакции. - РС), разрешающая работу профессорско-преподавательскому составу в наших архивах. Для этого нужна соответствующая форма, то есть запрос от университета. Он у нас есть. Есть и расписка, что Супрун не будет использовать документы в каких-то других целях, кроме исследовательских. Ну, и издание Книги памяти планировалось…
- Как вы думаете, эти издательские планы, с точки зрения следователей, - смягчающее или отягчающее обстоятельство?
- Вопрос сложный. Дело в том, что здесь вступают в противоречие два закона: о персональных данных и об архивной работе. В нашем законодательстве ведь очень много противоречий. Когда в 2006 году приняли закон о персональных данных, конкретно не пояснялось, что это такое. Кроме того, закон о персональных данных не распространяется на дела репрессированных. В федеральном законе об архивной работе речь идет не о персональных данных, а о неразглашении личной и семейной тайны. А определения, что это такое, вообще не существует. Наши инструкции, методические рекомендации разрешают допускать ученых для работы в архиве. И я руководствовался инструкциями.
- Родственники репрессированных якобы не хотели увидеть сведения о своих родных в Книге памяти. Вы этому верите?
- По характеру своей работы я сталкиваюсь с репрессированными и их родственниками. И знаю, что, наоборот, они обижаются, если мы не можем найти их фамилий. Дело в том, что статус репрессированного дает определенные льготы... А то, что произошло сейчас, вообще нонсенс.
- Почему?
- Представьте: человек был репрессирован, отбыл срок, претерпел кучу мучений. Он или его родственник никогда не будут писать заявление в организацию, которая, собственно, и осуществляла эти репрессии. Можно ещё допустить, что он напишет в прокуратуру, но и такого не было никогда. Наоборот, нам пишут: не можем найти, подтвердите, что мой дед был репрессирован, раскулачен, осужден, найдите хоть что-то, нам надо его память реабилитировать, чтобы все знали, что он был невинной жертвой.
Второй момент. Книги памяти издаются по всей стране. Мои коллеги, я имею в виду работников архива, занимающие такие же должности по всей стране, просто в шоке. У многих на выходе эти книги, и они теперь не знают, что делать. Это ведь всегда считалось нам плюсом – если мы помогаем издавать такие книги. Еще в 2000 году было указание Генеральной прокуратуры о том, что списки всех репрессированных нужно опубликовать в средствах массовой информации. И сведения о них печатали в газетах.
- Однако, как вы сами сказали, есть некоторые противоречия в законодательстве. Вы не боитесь, что, пользуясь ими, вас все-таки привлекут к ответственности?
- Ну, я не удивлюсь, если привлекут. В нашей стране все что угодно может быть.
- В каком состоянии ваше дело? Вас вызывают на допросы?
- На допросы меня два раза вызывали. На все поставленные вопросы я дал исчерпывающие ответы. А вчера моих сотрудников вызывали, опять опрашивали. Производили выемки документов. У них ничего не получается найти, и они ищут уже конкретный компромат.
- Конкретный компромат – это что такое?
- Любой.
- По части нарушения правил пожарной безопасности?
- Не исключено. Моим сотрудникам следователь уже заявил, что сроки предварительного следствия продлит. Месяц еще не прошел, а он заявил, что и двух месяцев ему мало.
- То есть, вы смотрите на перспективы дела пессимистично?
- В нашей системе оптимистом трудно быть. Ко всему привыкли, но тем не менее… Я просто удивлен, шокирован. Затронута скользкая тема, которая касается судеб людей. Многие ведь вообще ничего не знают о судьбе своих родственников, а издание Книг памяти помогает им найти следы, вплоть до мест захоронения. Судьба-то ведь раскидала людей сильно. Просят найти место захоронения, чтобы приехать и памятник поставить. Как только информация где-то опубликована, нам тут же пишут: можно ли приехать, получить документы? Есть документы, которые выдаются только родственникам - фотографии, личные письма…
Если появится прецедент наказания архивных работников за содействие изданию Книги памяти, очень много людей пострадает: у них никакой информации больше не будет, - прогнозирует начальник архива УВД по Архангельской области Александр Дударев.
Дело Михаила Супруна вызвало резонанс в Германии. 12 октября Уполномоченная по архивам Штази Марианне Биртлер обратилась с открытым письмом к Дмитрию Медведеву. РС приводит письмо с сокращениями:
"Уважаемый господин Президент! С большим беспокойством я восприняла известие о мерах, предпринятых государственными ведомствами, ставящих под угрозу работу профессофа Михаила Супруна из университета Архангельска.
Профессор Михаил Супрун в сотрудничестве с немецким Красным Крестом проводил важную работу по выяснению трагической судьбы тысяч российских немцев, попавших в ГУЛАГ на севере СССР. Меры, предпринятые государственными ведомствами - прокуратурой и ФСБ - против него, его коллеги и руководителя архива Архангельска Александра Дударева, явно саботируют эту работу. Расследование предполагаемых случаев разглашения персональных данных основано на внушающих мало доверия свидетельствах.
Создается впечатление, что это позволяет запугать людей, проливающих свет на темные воспоминания периода сталинизма и помнящих об этих жертвах. Теперь, когда "Архипелаг Гулаг" Александра Солженицына является обязательным чтением в российских школах, действия российских властей представляются анахронизмом.
Веря, что Вы, господин Президент, привержены поддержанию принципов правового государства и независимости правовой системы, я обращаюсь к Вам с призывом положить конец мерам запугивания, предпринимаемым российскими государственными ведомствами против профессора Супруна, чтобы он и его коллеги могли беспрепятственно продолжить свою работу. С глубоким уважением, Марианне Биртлер".
Свое исследование в Архангельске Михаил Супрун и его аспирантка Надежда Шалыгина проводили при поддержке Исторического общества российских немцев в Германии и немецкого Красного Креста. О подробностях работы в Архангельске рассказал заместитель главы Исторического общества российских немцев Антон Бош:
- Сотрудничество Исторического общества российских немцев с Архангельском началось в 2004 году. С разрешения мэра города на лютеранском кладбище, где еще до революции были похоронены немцы, мы открыли мемориальную доску, где указано, что 12 тысяч российских немцев погибли во время сталинских репрессий.
Затем мы решили начать второй проект - выяснение личностей немецких граждан, которые во время сталинских репрессий в 30-е годы были переселены из Украины, России, Поволжья, Крыма в Архангельск и находились в трудовых лагерях, спецпоселениях. С разрешения МВД, начальника информационного отдела МВД России, с разрешения ректора Поморского университета в Архангельске мы заключили договор с Поморским университетом. Профессор Михаил Супрун был нашим партнером. Все эти разрешения нужны были для того, чтобы в архиве ему стали выдавать дела репрессированных.
Супрун подключил свою аспирантку. Она начала писать диссертацию на тему "Судьба российских немцев в сталинские годы". Стали выбирать из личных дел личные данные - фамилия, имя, отчество, год рождения, где расстреляли, когда, по какой статье и прочее, прочее: где умерли, где похоронены... После выявления всех репрессированных планировалось издать Книгу памяти. Работа длилась два года. И за это время мы получили точные сведения только о 20 процентах тех людей, которые находились в Архангельске на спецпоселении.
- Какая роль в этом принадлежит Красному Кресту?
- Основное финансирование работ ведет германский Красный Крест. Меня подключили как консультанта-советника по этой теме.
Раньше мы с Супруном общались 2-3 раза в неделю. А в последний раз – только в конце сентября. Тогда он сказал: "Нас слушают". Я не понял: "Ну и что?".
- Какова реакция на дело Супруна в Германии?
- Очень резкая. Вначале представители немецкого агентства DPA в Москве распространили эту информацию. Тут подхватили все местные газеты - "Франкфуртер Альгемайне" ,"Зюд дойче Цайтунг", немецкое радио посвятило 15-минутную передачу и так далее. В Бундестаге несколько дней тому назад фракция ХДС/ХСС провела пресс-конференцию и распространила сообщение по этому делу. Затем подключились и другие партии.
- Что говорилось в заявлении ХДС/ХСС?
- Общий смысл такой, что в России запрещают историкам вести научные исследования по сталинским репрессиям по непонятной причине. Мало того, что журналистов у вас преследуют, так теперь добрались до историков.
- Высказывается предположение, что если составить Книгу памяти репрессированных немцев, то их родственники, наследники смогут обращаться в суды - например, в Европейский суд - и требовать от России возмещения ущерба. Это возможно?
- Знаете, в Германии не нужны эти копейки. У всех тут хорошие пенсии. Нам нужна справедливость. Наследники интересуются судьбой своих дедов - где они, что случилось, где похоронены. Я два года тому назад летал в Архангельск. Нашли документы на моего деда, бабушку, на мать. Ей было тогда 16 лет. Всё там есть. Я был удивлен, что в архиве такой хороший порядок.
- Что произошло с вашей семьей?
- В 1928 году, когда началось раскулачивание, сельсовет решил, что мой дед кулак. Его отправили с семьей - бабушку, четверо детей, в том числе мою мать - в Архангельск. Записали в личное дело (у меня есть копия этого личного дела), что он кулак, лишенец (лишен избирательных прав), ярый враг советской власти. А у него ни клочка земли не было. Он был сельским кузнецом, - рассказал Антон Бош.
Если предположить, что разглашение персональных данных - лишь повод для преследования историка, то какова настоящая причина? На этот вопрос я попросила ответить Татьяну Косинову.
- При работе над историей репрессированных и военнопленных немцев становится ясно, в каких условиях они жили, как погибали по дороге к месту ссылки, как умирали от голода и болезней в спецпоселениях. Возможно, сейчас кому-то не хочется, чтобы эта история была написана. Это уголовное дело - прецедент. И, при желании, его могут использовать как повод для запугивания исследователей и, соответственно, для фактического закрытия от общественности сведений о жертвах сталинских репрессий, - предположила правозащитник.
