Есть разные даты начала второй чеченской. Взгляд из России числит роковым месяцем август. Уже вовсю шли бои в Дагестане, и война просто перешагнула малозаметную административную границу с Чечней. Но взгляд из республики несколько иначе, более тонко и болезненно, разделяет события.
Люди не хотели войны и верили до последнего момента, что Масхадову удастся договориться с Ельциным, что Кремль удовольствуется изгнанием Басаева и Хаттаба. Даже после начала бомбежек и обстрелов, когда войска уже вошли в республику, продолжался перебор вариантов. В Москве возобладает здравый смысл, думали чеченцы, вмешается международное сообщество, Россия займет лишь часть чеченской территории до Терека. Много было предположений и надежд. Но уже становилось ясно, что вторая война будет отличаться от первой кардинально.
В начале первой войны подавляющее большинство просвещенных граждан России упражнялись в обличении имперской политики Бориса Ельцина, двинувшего танки на маленькую горскую республику на юге страны. Массовые антивоенные настроения сыграли колоссальную роль. Оглядываясь на общество, Ельцин вынужден был сдерживать армию, реагировать на наиболее вопиющие случаи зверств со стороны военных, останавливать боевые действия и вступать в переговоры.
Перед началом второго вторжения в Чечню российское общество было уже абсолютно другим. Слова тогда еще мало кому известного Владимира Путина о необходимости "мочить в сортире" как нельзя более точно выразили желания миллионов. И на сей раз именно эти настроения позволяли действовать без оглядки, предельно жестоко, не думая о последствиях. Тот же просвещенный класс теперь старался высказаться как можно более бескомпромиссно, дескать, никакой пощады врагу. Если символом первой войны стал генерал Романов, завершивший свою боевую карьеру в роли переговорщика, то вторую кампанию олицетворял генерал Шаманов, безжалостно расстреливавший чеченские села.
Понятно, что российское общество озлобилось не просто так. В Чечне был бардак, бандиты, преступность, радикалы и чего там только после вчера закончившейся первой войны и тотальной разрухи не было. Российские властители не шли тогда, 10 лет назад, наперекор воле народа, напротив, на волне народного гнева они получили власть.
История еще не все расставила по своим местам. Про чеченских преступников мы знаем много, а большинство российских не осуждены, они прикрыты от преследования. Но и их имена прозвучат на будущих процессах о военных преступлениях. Когда-нибудь не только правозащитникам станет ясен масштаб и неадекватность кровавой операции, получившей название второй чеченской войны. Когда-нибудь будет сделан вывод, что война оказалась неэффективным инструментом и с прагматической точки зрения: чеченцев, дабы уберечь их от новых мятежей, пришлось наглухо упаковать в состряпанную из подручного материала диктатуру.
Я думаю, простую мысль, что эта война была ни к чему, общество шаг за шагом доформулирует до конца. И тогда встанет вопрос: следует ли отвечать за массовую ненависть, которая обернулась не менее массовой гибелью людей, зачисленных всем скопом в бандиты? Не перед законом - хотя бы перед собой.
Люди не хотели войны и верили до последнего момента, что Масхадову удастся договориться с Ельциным, что Кремль удовольствуется изгнанием Басаева и Хаттаба. Даже после начала бомбежек и обстрелов, когда войска уже вошли в республику, продолжался перебор вариантов. В Москве возобладает здравый смысл, думали чеченцы, вмешается международное сообщество, Россия займет лишь часть чеченской территории до Терека. Много было предположений и надежд. Но уже становилось ясно, что вторая война будет отличаться от первой кардинально.
В начале первой войны подавляющее большинство просвещенных граждан России упражнялись в обличении имперской политики Бориса Ельцина, двинувшего танки на маленькую горскую республику на юге страны. Массовые антивоенные настроения сыграли колоссальную роль. Оглядываясь на общество, Ельцин вынужден был сдерживать армию, реагировать на наиболее вопиющие случаи зверств со стороны военных, останавливать боевые действия и вступать в переговоры.
Если символом первой войны стал генерал Романов, завершивший свою боевую карьеру в роли переговорщика, то вторую кампанию олицетворял генерал Шаманов, безжалостно расстреливавший чеченские села
Перед началом второго вторжения в Чечню российское общество было уже абсолютно другим. Слова тогда еще мало кому известного Владимира Путина о необходимости "мочить в сортире" как нельзя более точно выразили желания миллионов. И на сей раз именно эти настроения позволяли действовать без оглядки, предельно жестоко, не думая о последствиях. Тот же просвещенный класс теперь старался высказаться как можно более бескомпромиссно, дескать, никакой пощады врагу. Если символом первой войны стал генерал Романов, завершивший свою боевую карьеру в роли переговорщика, то вторую кампанию олицетворял генерал Шаманов, безжалостно расстреливавший чеченские села.
Понятно, что российское общество озлобилось не просто так. В Чечне был бардак, бандиты, преступность, радикалы и чего там только после вчера закончившейся первой войны и тотальной разрухи не было. Российские властители не шли тогда, 10 лет назад, наперекор воле народа, напротив, на волне народного гнева они получили власть.
История еще не все расставила по своим местам. Про чеченских преступников мы знаем много, а большинство российских не осуждены, они прикрыты от преследования. Но и их имена прозвучат на будущих процессах о военных преступлениях. Когда-нибудь не только правозащитникам станет ясен масштаб и неадекватность кровавой операции, получившей название второй чеченской войны. Когда-нибудь будет сделан вывод, что война оказалась неэффективным инструментом и с прагматической точки зрения: чеченцев, дабы уберечь их от новых мятежей, пришлось наглухо упаковать в состряпанную из подручного материала диктатуру.
Я думаю, простую мысль, что эта война была ни к чему, общество шаг за шагом доформулирует до конца. И тогда встанет вопрос: следует ли отвечать за массовую ненависть, которая обернулась не менее массовой гибелью людей, зачисленных всем скопом в бандиты? Не перед законом - хотя бы перед собой.
