В московском клубе "Синефантом" прошла премьера документального фильма Ольги Дарфи "В ожидании Вано" – первой российской картины о Грузии, снятой в Грузии и вышедшей в России после августовской войны.
Это действительно очень плохое кино. Даже по сравнению с "Олимпиус Инферно" или фильмами Аркадия Мамонтова – непозволительно плохо сделанное. Не спасают никакие ссылки на стилистику нового документального кинематографа, сопрягающуюся с актуальной ныне стилистикой документального театра – Ольга Дарфи сотрудничает с "Театром.doc" (при поддержке этой театральной компании снят и "В ожидании Вано"). Камера прыгает, картинка рвется, монтаж никакой логике не подвластен, а какие-то сюжеты подвисают без всякого развития. За все это во ВГИКе, где училась Ольга Дарфи (мастерская Владимира Хотиненко), ставят два. Временами смотреть просто невозможно – а ведь "В ожидании Вано" длится почти полтора часа.
Это очень тенденциозное кино – что не преминули отметить пришедшие на обсуждение в "Синефантом": "Вы, Ольга, говорите нам о гуманизме, а где в вашем фильме трагедия осетинского народа?" Понятно, что на этой трагедии уже были и Первый канал, и "Россия", и далее везде, но тут ведь – отдельный художественный объект. И весьма, по мнению публики, однобокий – Тбилиси, Боржомский заповедник, грузинские села Южной Осетии, беженцы из Цхинвали в Тбилиси, грузинские саперы... Если и есть в фильме осетины – то прогрузинские, те же беженцы.
Единственные русские – офицеры, вместе с грузинскими коллегами маркирующие на карте очередную послевоенную буферную зону неподалеку от Цхинвали. То есть, уже от Цхинвала: фильм снят в октябре прошлого года. И те, и другие офицеры говорят по-русски, нормально говорят – "думаю, что проблем не будет… ага, щас "не будет"… так до поста ГАИ границу или после него?" Снято, кстати, скрытой камерой, как и многие интервью с вполне гражданскими лицами, от беженцев до министра Бендукидзе. И просит ведь Каха камеру выключить в какой-то момент, а Ольга не выключает, и в фильм вставляет.
И с детьми не очень хорошо получилось. В фильме, помимо прочих героев, есть грузинские дети, знающие русский. Как пояснила Ольга, "мне было очень трудно их найти, я нашла их через частную учительницу русского языка в Тбилиси, это ее ученики, все из интеллигентных семей". Дети говорят о войне, о своей стране, о другой стране: "Прежде всего, довольно странно предположить, что я могла бы увидеть Путина, свободно прогуливающегося по улице. Но, если бы я его увидела, то вначале я бы очень удивилась: "Смотрите, это же Путин". А затем я бы сказала ему, что он злой. А то, что я могла бы сказать о Саакашвили, может нанести вред моей семье". Десять лет, тбилисская грузинская девчонка, рассуждающая на неродном языке, как леди.
И тут же, в стык – московские дети. Но эти простые, без печати интеллигентности - явно не из того класса, что их грузинские ровесники. Мычат в ответ на вопрос "Что ты знаешь о Грузии?" нечто про коричневых людей с большими носами. Выдают сентенции вроде "Грузия напала на Россию".
Довершает картину интонация авторского закадрового комментария – что-то вроде "Рената Литвинова, но брюнетка, приехала в Грузию в поисках утерянного после августовской кампании возлюбленного - собственно, Вано, который, как и положено порядочному Годо, возложенных ожиданий на появление не оправдывает, - попутно открывая для себя страну".
И при всем этом "В ожидании Вано" – самое лучшее из того, что смогли предложить в виде фильма те, кого воротит от Мамонтова и "Олимпиус Инферно". Те, кто переживал и переживает августовскую трагедию, как свою. Те, кто во время войны и после нее говорил много правильных и нужных слов на тему "сохраним связи между российской и грузинской интеллигенцией". Те, кто подписывал соответствующие открытые письма, что само по себе заслуживает уважения.
Слов было много. А полнометражный поступок в этом русле – за год – всего один. Или, в отсутствие прочих поступков, целый один. Как посмотреть. Автор поступка – Ольга Дарфи. Проделавшая для будущих кинотворцов – если они найдутся – весь комплекс работ по нулевому циклу темы. Поставившая их перед фактом: Грузию после той войны надо познавать с нуля.
Для России это теперь другая, небывалая страна. Другая – потому что откровенно враждебная. Там дети говорят о том, что вырастут, сядут в самолет и полетят бомбить Россию. Там старый снайпер Ражден Чачия, под блокадным Ленинградом убивший 70 с лишним фрицев и за то прославленный в журнале "Огонек" в августе 1943-го года, говорит о том, как год назад "на той стороне Ингури стали русские, а на этой – наши". Там, в бывшем грузинском юго-осетинском селе Эргнети – разгромленная школа. На одной доске мелом выведено "Россия, вперед! Отомстим за Цхинвал!"; на другой, в ответ – едва ли цензурное, но по-грузински; над дверью класса – портрет Руставели с пулевыми отметинами.
Ольга – так получилось - первая и единственная из документалистов, внятно сказавших России о том, что с Россией в Грузии покончено. России в Грузии нет - ни в виде братского народа, ни в виде преемственности русского языка от поколения к поколению. Есть отдельные россияне - в виде гостей. Их принимают в домах, им говорят тосты о том, что "политика политикой, а народы народами", и, разумеется, угощают вином. При этом выставляя на запивку кока-колу – как это сделали сотрудники Боржомского заповедника; с уважением, ибо не из-под крана. Но гостеприимство, оказываемое в Грузии, кажется - не совсем новость даже для художественного осмысления. И оно-то уж точно не связано ни с войной, ни с ее отсутствием.
Все это для российского кино впервые за послевоенный год сделала Ольга Дарфи. А более никто. И не надо про отсутствие средств и про то, что "все равно не покажут". Поехать в Грузию в одиночку с камерой, как Ольга, и смонтировать полученное на красивой коленке – это не куча денег, отнюдь. И показ – вот он: "Синефантом", Фрунзенская набережная, центр Москвы. И еще как минимум один показ предстоит - на фестивале Виталия Манского, мэтра документального кино: в "Синефантоме" он был, картину разнес, а в фестивальную программу - взял. То ли как поступок – то ли как профессиональный приговор; и себе, и коллегам.
Это действительно очень плохое кино. Даже по сравнению с "Олимпиус Инферно" или фильмами Аркадия Мамонтова – непозволительно плохо сделанное. Не спасают никакие ссылки на стилистику нового документального кинематографа, сопрягающуюся с актуальной ныне стилистикой документального театра – Ольга Дарфи сотрудничает с "Театром.doc" (при поддержке этой театральной компании снят и "В ожидании Вано"). Камера прыгает, картинка рвется, монтаж никакой логике не подвластен, а какие-то сюжеты подвисают без всякого развития. За все это во ВГИКе, где училась Ольга Дарфи (мастерская Владимира Хотиненко), ставят два. Временами смотреть просто невозможно – а ведь "В ожидании Вано" длится почти полтора часа.
Это очень тенденциозное кино – что не преминули отметить пришедшие на обсуждение в "Синефантом": "Вы, Ольга, говорите нам о гуманизме, а где в вашем фильме трагедия осетинского народа?" Понятно, что на этой трагедии уже были и Первый канал, и "Россия", и далее везде, но тут ведь – отдельный художественный объект. И весьма, по мнению публики, однобокий – Тбилиси, Боржомский заповедник, грузинские села Южной Осетии, беженцы из Цхинвали в Тбилиси, грузинские саперы... Если и есть в фильме осетины – то прогрузинские, те же беженцы.
Единственные русские – офицеры, вместе с грузинскими коллегами маркирующие на карте очередную послевоенную буферную зону неподалеку от Цхинвали. То есть, уже от Цхинвала: фильм снят в октябре прошлого года. И те, и другие офицеры говорят по-русски, нормально говорят – "думаю, что проблем не будет… ага, щас "не будет"… так до поста ГАИ границу или после него?" Снято, кстати, скрытой камерой, как и многие интервью с вполне гражданскими лицами, от беженцев до министра Бендукидзе. И просит ведь Каха камеру выключить в какой-то момент, а Ольга не выключает, и в фильм вставляет.
И с детьми не очень хорошо получилось. В фильме, помимо прочих героев, есть грузинские дети, знающие русский. Как пояснила Ольга, "мне было очень трудно их найти, я нашла их через частную учительницу русского языка в Тбилиси, это ее ученики, все из интеллигентных семей". Дети говорят о войне, о своей стране, о другой стране: "Прежде всего, довольно странно предположить, что я могла бы увидеть Путина, свободно прогуливающегося по улице. Но, если бы я его увидела, то вначале я бы очень удивилась: "Смотрите, это же Путин". А затем я бы сказала ему, что он злой. А то, что я могла бы сказать о Саакашвили, может нанести вред моей семье". Десять лет, тбилисская грузинская девчонка, рассуждающая на неродном языке, как леди.
И тут же, в стык – московские дети. Но эти простые, без печати интеллигентности - явно не из того класса, что их грузинские ровесники. Мычат в ответ на вопрос "Что ты знаешь о Грузии?" нечто про коричневых людей с большими носами. Выдают сентенции вроде "Грузия напала на Россию".
Довершает картину интонация авторского закадрового комментария – что-то вроде "Рената Литвинова, но брюнетка, приехала в Грузию в поисках утерянного после августовской кампании возлюбленного - собственно, Вано, который, как и положено порядочному Годо, возложенных ожиданий на появление не оправдывает, - попутно открывая для себя страну".
И при всем этом "В ожидании Вано" – самое лучшее из того, что смогли предложить в виде фильма те, кого воротит от Мамонтова и "Олимпиус Инферно". Те, кто переживал и переживает августовскую трагедию, как свою. Те, кто во время войны и после нее говорил много правильных и нужных слов на тему "сохраним связи между российской и грузинской интеллигенцией". Те, кто подписывал соответствующие открытые письма, что само по себе заслуживает уважения.
Слов было много. А полнометражный поступок в этом русле – за год – всего один. Или, в отсутствие прочих поступков, целый один. Как посмотреть. Автор поступка – Ольга Дарфи. Проделавшая для будущих кинотворцов – если они найдутся – весь комплекс работ по нулевому циклу темы. Поставившая их перед фактом: Грузию после той войны надо познавать с нуля.
Для России это теперь другая, небывалая страна. Другая – потому что откровенно враждебная. Там дети говорят о том, что вырастут, сядут в самолет и полетят бомбить Россию. Там старый снайпер Ражден Чачия, под блокадным Ленинградом убивший 70 с лишним фрицев и за то прославленный в журнале "Огонек" в августе 1943-го года, говорит о том, как год назад "на той стороне Ингури стали русские, а на этой – наши". Там, в бывшем грузинском юго-осетинском селе Эргнети – разгромленная школа. На одной доске мелом выведено "Россия, вперед! Отомстим за Цхинвал!"; на другой, в ответ – едва ли цензурное, но по-грузински; над дверью класса – портрет Руставели с пулевыми отметинами.
Ольга – так получилось - первая и единственная из документалистов, внятно сказавших России о том, что с Россией в Грузии покончено. России в Грузии нет - ни в виде братского народа, ни в виде преемственности русского языка от поколения к поколению. Есть отдельные россияне - в виде гостей. Их принимают в домах, им говорят тосты о том, что "политика политикой, а народы народами", и, разумеется, угощают вином. При этом выставляя на запивку кока-колу – как это сделали сотрудники Боржомского заповедника; с уважением, ибо не из-под крана. Но гостеприимство, оказываемое в Грузии, кажется - не совсем новость даже для художественного осмысления. И оно-то уж точно не связано ни с войной, ни с ее отсутствием.
Все это для российского кино впервые за послевоенный год сделала Ольга Дарфи. А более никто. И не надо про отсутствие средств и про то, что "все равно не покажут". Поехать в Грузию в одиночку с камерой, как Ольга, и смонтировать полученное на красивой коленке – это не куча денег, отнюдь. И показ – вот он: "Синефантом", Фрунзенская набережная, центр Москвы. И еще как минимум один показ предстоит - на фестивале Виталия Манского, мэтра документального кино: в "Синефантоме" он был, картину разнес, а в фестивальную программу - взял. То ли как поступок – то ли как профессиональный приговор; и себе, и коллегам.
