Список убитых в Чечне правозащитников пополнился еще двумя фамилиями, и если кто-то считает это вызовом, скорее всего, немного усложняет ситуацию, полагая убийство правозащитника чем-то для Чечни чрезвычайным.
Все ровно наоборот. Потому что в Чечне ничего чрезвычайного уже давно нет. Тайны, которыми окутаны такие убийства, стали почти привычными, и полемика о причастности к ним чеченского президента носит уже чисто эстетический характер. Лично он отдал приказ или его подчиненные угадали невысказанные грезы шефа? Было ему за что так, до смерти, ненавидеть очередную жертву или просто сдали нервы? Еще не осела земля на могиле Натальи Эстемировой, а тут, средь бела дня, увозят из офиса сразу двоих правозащитников, и уже даже не везут в Ингушетию – расстреливают прямо в предместье Грозного, в Черноречье. Что это значит? Что в республике, где муха лишний раз не прожужжит без благословения Кадырова, организованно стартовал сезон отстрела правозащитников? Что Кадыров не боится усугублять подозрения или кто-то и в самом деле его пытается подставить? Или что он, всей душой разделяя эту версию, иезуитским образом ее развивает, и правозащитники становятся необходимой жертвой?
Ничего это не значит. И мы никогда не узнаем, кто и за что расстрелял в Черноречье семью правозащитников. Кто убил Наталью Эстемирову. Кто четыре года назад убил правозащитника Мурада Мурадова, и вместо него руководителем НПО "Защитим поколение" стала Зарема Садуллаева.
Не узнаем потому, что любая, самая экзотическая версия имеет право на существование, а это значит, что версий нет. Но это отнюдь не все. Чечня – идеальное место для идеального преступления.
И вот почему.
Прошлым летом в Ленинском районе Грозного было обнаружено захоронение. Останки восьми сотен человек сгребли еще в первую войну в одну яму, и вот, спустя годы, нашли. Все знают, что таких ям по всей Чечне, особенно, конечно, в Грозном, сотни. Одного похожего - правда, немного меньшего по размерам - захоронения албанцев в Косово оказалось достаточно для того, чтобы мир содрогнулся, чтобы случились война и международный трибунал. В сводках наших новостей событие прошло рядом с автокатастрофой среднего масштаба и взрывом бытового газа. Хотя, как сообщалось, было возбуждено уголовное дело. Где оно? Зачем? Говорят, где-то сохранились архивы. Какие архивы? Какие таблички на истлевших телах, если их закапывали для того, чтобы уже никогда не раскапывать?
Так была устроена жизнь, про которую по сей день никто не спрашивает, сколько вообще погибло людей. 70 тысяч, как утверждает общественное движение "Правозащита - XXI век"? 100 тысяч, на которых настаивают чеченские аналитики? Никто эти цифры не опровергает, никто не подтверждает; их, этих покойников просто нет, говорить об этом – род банальности. Ну да, летали самолеты, работали "Грады" прямо с окраин Грозного, люди гибли – что поделаешь... И кто их станет считать, тем более, заводить уголовное дело – по поводу чего и против кого? Банальностью был полковник Буданов и весь его послужной список. Вторая война уже ничем удивить не могла, и даже когда один известный и бородатый телеведущий задался вопросом, а есть ли вообще в Чечне мирные жители, за жизнь которых следует переживать, взяла поначалу некоторая оторопь, но потом тоже быстро прошло. На месте покинувшего свое расположение одного из региональных российских ОМОНов нашли груду изувеченных тел. Бывает.
Потом все легко научились не задаваться риторическими вопросами о том, кто забирает людей из их домов. Сотнями в год. Некоторым из них везло, их, покалеченных, но живых, с помощью вечно сновавших повсюду правозащитников, удавалось вытащить. Это тоже было веление наступившего времени, можно сказать, климат, а кто заводит уголовные дела на климат?
Правозащитников здесь убивали всегда. Просто не так часто – но ведь их и не так много. А теперь стали убивать одного за другим. Будто бы для того, чтобы гибель правозащитников стала такой же статистикой, как и все остальное. Что-то изменилось? Ничего. Правозащитники, которых убивают системно и в соответствии с тем, что является нормой, – это продолжение все того же жанра, в рамках которого уже нет ничего, что к вечеру не стало бы банальным. Вслед за Эстемировой – Садуллаева, но уже нет никакого вызова, никаких спланированных политических интриг. Просто в других местах правозащитников могут не пустить на пресс-конференцию, обыскать офис, отправить в обезьянник, потому что никому за это ничего не будет. А в Чечне ничего не будет тому, кто этого правозащитника просто убьет.
И не требуется для этого прямого распоряжения Кадырова или чуткого улавливания его воли – она и так известна всем. А тех, кому могли помешать любопытные правозащитники, в условиях кадыровской вертикали власти тысячи на квадратный километр возрождаемой страны. Любой милиционер, любой чиновник, любой боевик, принесший присягу вертикали. Такой же идеальной, какими идеальными получаются расстрелы.
Кадырову, кстати, ничто не помешает довести до успеха иск к Олегу Орлову. Если, конечно, он сочтет интересным доводить его до конца.
Все ровно наоборот. Потому что в Чечне ничего чрезвычайного уже давно нет. Тайны, которыми окутаны такие убийства, стали почти привычными, и полемика о причастности к ним чеченского президента носит уже чисто эстетический характер. Лично он отдал приказ или его подчиненные угадали невысказанные грезы шефа? Было ему за что так, до смерти, ненавидеть очередную жертву или просто сдали нервы? Еще не осела земля на могиле Натальи Эстемировой, а тут, средь бела дня, увозят из офиса сразу двоих правозащитников, и уже даже не везут в Ингушетию – расстреливают прямо в предместье Грозного, в Черноречье. Что это значит? Что в республике, где муха лишний раз не прожужжит без благословения Кадырова, организованно стартовал сезон отстрела правозащитников? Что Кадыров не боится усугублять подозрения или кто-то и в самом деле его пытается подставить? Или что он, всей душой разделяя эту версию, иезуитским образом ее развивает, и правозащитники становятся необходимой жертвой?
Чечня – идеальное место для идеального преступления
Ничего это не значит. И мы никогда не узнаем, кто и за что расстрелял в Черноречье семью правозащитников. Кто убил Наталью Эстемирову. Кто четыре года назад убил правозащитника Мурада Мурадова, и вместо него руководителем НПО "Защитим поколение" стала Зарема Садуллаева.
Не узнаем потому, что любая, самая экзотическая версия имеет право на существование, а это значит, что версий нет. Но это отнюдь не все. Чечня – идеальное место для идеального преступления.
И вот почему.
Прошлым летом в Ленинском районе Грозного было обнаружено захоронение. Останки восьми сотен человек сгребли еще в первую войну в одну яму, и вот, спустя годы, нашли. Все знают, что таких ям по всей Чечне, особенно, конечно, в Грозном, сотни. Одного похожего - правда, немного меньшего по размерам - захоронения албанцев в Косово оказалось достаточно для того, чтобы мир содрогнулся, чтобы случились война и международный трибунал. В сводках наших новостей событие прошло рядом с автокатастрофой среднего масштаба и взрывом бытового газа. Хотя, как сообщалось, было возбуждено уголовное дело. Где оно? Зачем? Говорят, где-то сохранились архивы. Какие архивы? Какие таблички на истлевших телах, если их закапывали для того, чтобы уже никогда не раскапывать?
Так была устроена жизнь, про которую по сей день никто не спрашивает, сколько вообще погибло людей. 70 тысяч, как утверждает общественное движение "Правозащита - XXI век"? 100 тысяч, на которых настаивают чеченские аналитики? Никто эти цифры не опровергает, никто не подтверждает; их, этих покойников просто нет, говорить об этом – род банальности. Ну да, летали самолеты, работали "Грады" прямо с окраин Грозного, люди гибли – что поделаешь... И кто их станет считать, тем более, заводить уголовное дело – по поводу чего и против кого? Банальностью был полковник Буданов и весь его послужной список. Вторая война уже ничем удивить не могла, и даже когда один известный и бородатый телеведущий задался вопросом, а есть ли вообще в Чечне мирные жители, за жизнь которых следует переживать, взяла поначалу некоторая оторопь, но потом тоже быстро прошло. На месте покинувшего свое расположение одного из региональных российских ОМОНов нашли груду изувеченных тел. Бывает.
Потом все легко научились не задаваться риторическими вопросами о том, кто забирает людей из их домов. Сотнями в год. Некоторым из них везло, их, покалеченных, но живых, с помощью вечно сновавших повсюду правозащитников, удавалось вытащить. Это тоже было веление наступившего времени, можно сказать, климат, а кто заводит уголовные дела на климат?
Правозащитников здесь убивали всегда. Просто не так часто – но ведь их и не так много. А теперь стали убивать одного за другим. Будто бы для того, чтобы гибель правозащитников стала такой же статистикой, как и все остальное. Что-то изменилось? Ничего. Правозащитники, которых убивают системно и в соответствии с тем, что является нормой, – это продолжение все того же жанра, в рамках которого уже нет ничего, что к вечеру не стало бы банальным. Вслед за Эстемировой – Садуллаева, но уже нет никакого вызова, никаких спланированных политических интриг. Просто в других местах правозащитников могут не пустить на пресс-конференцию, обыскать офис, отправить в обезьянник, потому что никому за это ничего не будет. А в Чечне ничего не будет тому, кто этого правозащитника просто убьет.
И не требуется для этого прямого распоряжения Кадырова или чуткого улавливания его воли – она и так известна всем. А тех, кому могли помешать любопытные правозащитники, в условиях кадыровской вертикали власти тысячи на квадратный километр возрождаемой страны. Любой милиционер, любой чиновник, любой боевик, принесший присягу вертикали. Такой же идеальной, какими идеальными получаются расстрелы.
Кадырову, кстати, ничто не помешает довести до успеха иск к Олегу Орлову. Если, конечно, он сочтет интересным доводить его до конца.
