Накануне пятой годовщины трагедии в бесланской школе матери пострадавших детей лично попытались передать письмо президенту России. Это произошло 8 августа во время визита Дмитрия Медведева в Северную Осетию. Сотрудники Федеральной службы охраны вырвали у женщин плакаты "Беслан просит о встрече" и угрожали применить силу. Заинтересовались безоружными женщинами и специалисты по противодействию экстремизму.
В так и не переданном письме президента просили о личной встрече. Цель - поговорить о необходимости принятия закона о статусе жертв терактов в России. Об этом корреспонденту Радио Свобода рассказала председатель общественной организаций пострадавших от террористических актов "Голос Беслана" Элла Кесаева:
- Мы пытались передать письмо президенту, но встретиться с ним нам не удалось. Охрана не пропускала ближе чем на сто метров к территории, где он находился - внутри штаба (штаб 58-й армиии во Владикавказе - РС). Вокруг стояло тройное кольцо охраны. Мы прошли через два кольца. А третье, которое составляли люди в гражданском, пройти не удалось. Они нам сказали: "Вы не пройдете, даже не пытайтесь". Наши плакаты "Беслан просит о встрече" они отобрали и разорвали. Только один плакат удалось уберечь. Я надеюсь, президент видел его из с машины, когда уезжал. Вот таки меры были приняты, чтобы уберечь президента от безоружных женщин, которые имеют на руках только письмо и плакаты... Какая цель у охраны? То ли оберегать его жизнь, то ли оберегать президента от народа.
- Что за письмо вы пытались передать? Можно ли это было сделать через охранников?
- Мы предложили проверить нас и убедиться, что, кроме письма, у нас ничего нет. Потом это письмо мы вскрыли и дали почитать охране. В письме - несколько коротких предложений: мы просим о встрече с президентом, жалуемся на то, что нет результатов расследования бесланской трагедии, нет закона о статусе жертв терактов, нет программ помощи потерпевшим, - и мы просим принять нас и выслушать по этим вопросам. Вот и все.
Мне кажется, потерпевшие имели право надеяться на встречу. Президент находился на земле, где пять лет назад произошла трагедия. Ведь ни один президент так и не встретился с потерпевшими на нашей земле. Не считая встречи на годовщину теракта; но это было за пределами Осетии. И, как теперь можно сделать вывод, она была безрезультатной. Мы ожидали, что хотя бы письмо у нас примут. Но - нет.
- Были случаи, когда сотрудники Федеральной службы охраны сами брали письмо президенту и обещали передать.
- Да, мы на это и рассчитывали. Это нормально, это цивилизованное обращение с представителями общественной организации, с гражданами Российской Федерации. Вместо этого нас схватили за руки и предупредили, что будет применена сила, что нам не дадут пройти.
Когда президент поехал в аэропорт - это недалеко от Беслана - мы поехали вслед за ним по той же дороге. Нас догнали три машины ДПС, загнали на обочину и ждали какого-то руководства. Они так и сказали: "Мы ждем руководства, которое нам объяснит, в связи с чем вас задержали". Руководством оказался начальник центра по противодействию экстремизму Валерий Элисаев. Он сказал, чтобы мы все предъявили документы. Водитель наш, конечно, предъявил. А я отказалась. На основании чего я должна начальнику по противодействию экстремизму предъявлять паспорт? Но, конечно, я представилась. Я сказала: "Вы, наверное, знаете, за кем мы ехали и кто мы такие. Я думаю, пока вы нас держали здесь, президент уже улетел, так что освободите нас".
- К содержанию вашего письма: почему вы настаиваете на принятии закона о статусе жертв терактов?
- Это очень важно. Терроризм - всероссийская проблема, и жертв терактов очень много. Мы бывали в других странах и знаем, что там законы о статусе жертв терактов есть. А мы, жертвы терактов в России, никакими законами не защищены. Сейчас Минюст разработал законопроект о компенсациях потерпевшим в контртеррористических операциях. Но оговорен ли в нем статус жертв терактов, я не знаю. Мы сделали два запроса с просьбой предоставить нам копию законопроекта, но нам ее пока не дали. Если этот закон имеет отношение к нам, почему его принимают без нашего участия, без наших предложений?
Почему законодательно не оговорен статус жертв теракта? Почему матери, которые не в состоянии работать, должны думать о том, что завтра есть и на что жить? Они не в состоянии работать в силу физического и морального состояния. И очень много детей, которые до сих пор нуждаются в лечении. Практически нет здоровых детей, которые побывали в том спортзале, захваченном террористами - все эти дети больны. Я по своей девочке знаю: у нее очень много болезней обнаружилось. Пять лет прошло. Сразу после теракта она была обследована, и, кроме ранения, все другие органы у нее были в нормальном состоянии. Сейчас прошло пять лет, у нее большие проблемы с почками, со зрением, с желудком. И в таком состоянии большинство детей.
- Международные организации предлагают помощь детям?
- Да, с самого начала предлагали. В Германии наши дети лечились, в Израиле. Сейчас эта помощь практически сошла на нет. Это же внутрироссийские проблемы, и ими должно заниматься, прежде всего, то государство, где произошла трагедия.
- Скоро пятилетняя годовщина трагедии. Что вы планируете на этот день?
- Первое, что мы хотим сделать - обнародовать обращение к парламентам республик Северного Кавказа с тем чтобы они пришли в этот день в бесланскую школу № 1. Мы хотим обратиться к парламентам всех кавказских республик, чтобы они подписали общее обращение к президенту о необходимости принятия закона о статусе жертв терактов.
- Что сейчас со зданием школы?
- Здание школы все еще находится в том состоянии, в каком было пять лет назад. В разгромленном состоянии. Мы непрерывно, еще год назад писали во все инстанции, чтобы законсервировали здание. Потому что оно рушится под воздействием дождя и снега. В конце концов, наступит момент, когда его невозможно будет восстановить. Сейчас мы готовим еще одно обращение к нашему правительству. Обещание, что консервация начнется, было дано год назад. Но ничего не делается. Во всяком случае, нам об этом неизвестно.
- Вы бы хотели школу законсервировать в таком состоянии, как она есть.
- Да. К этому пришли большинство потерпевших. Закон нам диктует, что, пока расследование не закончено, никто не имеет права ее сносить. Законсервировать - это единственно правильное на сегодняшний день решение.
- Что нового в расследовании теракта?
- Оно еще не закончено. Оно в очередной раз продлено до 1 сентября, как продлевалось уже десятки раз. Даже формальное расследование дает нам надежду, что, в конце концов, когда-нибудь все документы, которые у нас на руках, рассмотрят и, если не российские юристы, то независимые юристы сделают выводы.
- Два года назад была издана брошюра "Правда Беслана". Вы продолжаете настаивать на изложенной там позиции - что причиной большого количестве жертв были неумелые действия спасателей?
- Наши позиции немного изменились.
- В чем?
- Недавно я получила фильм, до того абсолютно не известный - о спецназе. Я видела семьи спецназовцев, погибших в этой школе, их детей, жен. Я поняла, что радикально обвинять всех в том, что они целенаправленно действовали в ущерб заложникам, нельзя. В этом надо очень тщательно разобраться. В любом случае, светлая память о спасателях должна оставаться.
В так и не переданном письме президента просили о личной встрече. Цель - поговорить о необходимости принятия закона о статусе жертв терактов в России. Об этом корреспонденту Радио Свобода рассказала председатель общественной организаций пострадавших от террористических актов "Голос Беслана" Элла Кесаева:
- Мы пытались передать письмо президенту, но встретиться с ним нам не удалось. Охрана не пропускала ближе чем на сто метров к территории, где он находился - внутри штаба (штаб 58-й армиии во Владикавказе - РС). Вокруг стояло тройное кольцо охраны. Мы прошли через два кольца. А третье, которое составляли люди в гражданском, пройти не удалось. Они нам сказали: "Вы не пройдете, даже не пытайтесь". Наши плакаты "Беслан просит о встрече" они отобрали и разорвали. Только один плакат удалось уберечь. Я надеюсь, президент видел его из с машины, когда уезжал. Вот таки меры были приняты, чтобы уберечь президента от безоружных женщин, которые имеют на руках только письмо и плакаты... Какая цель у охраны? То ли оберегать его жизнь, то ли оберегать президента от народа.
- Что за письмо вы пытались передать? Можно ли это было сделать через охранников?
- Мы предложили проверить нас и убедиться, что, кроме письма, у нас ничего нет. Потом это письмо мы вскрыли и дали почитать охране. В письме - несколько коротких предложений: мы просим о встрече с президентом, жалуемся на то, что нет результатов расследования бесланской трагедии, нет закона о статусе жертв терактов, нет программ помощи потерпевшим, - и мы просим принять нас и выслушать по этим вопросам. Вот и все.
Мне кажется, потерпевшие имели право надеяться на встречу. Президент находился на земле, где пять лет назад произошла трагедия. Ведь ни один президент так и не встретился с потерпевшими на нашей земле. Не считая встречи на годовщину теракта; но это было за пределами Осетии. И, как теперь можно сделать вывод, она была безрезультатной. Мы ожидали, что хотя бы письмо у нас примут. Но - нет.
- Были случаи, когда сотрудники Федеральной службы охраны сами брали письмо президенту и обещали передать.
- Да, мы на это и рассчитывали. Это нормально, это цивилизованное обращение с представителями общественной организации, с гражданами Российской Федерации. Вместо этого нас схватили за руки и предупредили, что будет применена сила, что нам не дадут пройти.
Когда президент поехал в аэропорт - это недалеко от Беслана - мы поехали вслед за ним по той же дороге. Нас догнали три машины ДПС, загнали на обочину и ждали какого-то руководства. Они так и сказали: "Мы ждем руководства, которое нам объяснит, в связи с чем вас задержали". Руководством оказался начальник центра по противодействию экстремизму Валерий Элисаев. Он сказал, чтобы мы все предъявили документы. Водитель наш, конечно, предъявил. А я отказалась. На основании чего я должна начальнику по противодействию экстремизму предъявлять паспорт? Но, конечно, я представилась. Я сказала: "Вы, наверное, знаете, за кем мы ехали и кто мы такие. Я думаю, пока вы нас держали здесь, президент уже улетел, так что освободите нас".
- К содержанию вашего письма: почему вы настаиваете на принятии закона о статусе жертв терактов?
- Это очень важно. Терроризм - всероссийская проблема, и жертв терактов очень много. Мы бывали в других странах и знаем, что там законы о статусе жертв терактов есть. А мы, жертвы терактов в России, никакими законами не защищены. Сейчас Минюст разработал законопроект о компенсациях потерпевшим в контртеррористических операциях. Но оговорен ли в нем статус жертв терактов, я не знаю. Мы сделали два запроса с просьбой предоставить нам копию законопроекта, но нам ее пока не дали. Если этот закон имеет отношение к нам, почему его принимают без нашего участия, без наших предложений?
Почему законодательно не оговорен статус жертв теракта? Почему матери, которые не в состоянии работать, должны думать о том, что завтра есть и на что жить? Они не в состоянии работать в силу физического и морального состояния. И очень много детей, которые до сих пор нуждаются в лечении. Практически нет здоровых детей, которые побывали в том спортзале, захваченном террористами - все эти дети больны. Я по своей девочке знаю: у нее очень много болезней обнаружилось. Пять лет прошло. Сразу после теракта она была обследована, и, кроме ранения, все другие органы у нее были в нормальном состоянии. Сейчас прошло пять лет, у нее большие проблемы с почками, со зрением, с желудком. И в таком состоянии большинство детей.
- Международные организации предлагают помощь детям?
- Да, с самого начала предлагали. В Германии наши дети лечились, в Израиле. Сейчас эта помощь практически сошла на нет. Это же внутрироссийские проблемы, и ими должно заниматься, прежде всего, то государство, где произошла трагедия.
- Скоро пятилетняя годовщина трагедии. Что вы планируете на этот день?
- Первое, что мы хотим сделать - обнародовать обращение к парламентам республик Северного Кавказа с тем чтобы они пришли в этот день в бесланскую школу № 1. Мы хотим обратиться к парламентам всех кавказских республик, чтобы они подписали общее обращение к президенту о необходимости принятия закона о статусе жертв терактов.
- Что сейчас со зданием школы?
- Здание школы все еще находится в том состоянии, в каком было пять лет назад. В разгромленном состоянии. Мы непрерывно, еще год назад писали во все инстанции, чтобы законсервировали здание. Потому что оно рушится под воздействием дождя и снега. В конце концов, наступит момент, когда его невозможно будет восстановить. Сейчас мы готовим еще одно обращение к нашему правительству. Обещание, что консервация начнется, было дано год назад. Но ничего не делается. Во всяком случае, нам об этом неизвестно.
- Вы бы хотели школу законсервировать в таком состоянии, как она есть.
- Да. К этому пришли большинство потерпевших. Закон нам диктует, что, пока расследование не закончено, никто не имеет права ее сносить. Законсервировать - это единственно правильное на сегодняшний день решение.
- Что нового в расследовании теракта?
- Оно еще не закончено. Оно в очередной раз продлено до 1 сентября, как продлевалось уже десятки раз. Даже формальное расследование дает нам надежду, что, в конце концов, когда-нибудь все документы, которые у нас на руках, рассмотрят и, если не российские юристы, то независимые юристы сделают выводы.
- Два года назад была издана брошюра "Правда Беслана". Вы продолжаете настаивать на изложенной там позиции - что причиной большого количестве жертв были неумелые действия спасателей?
- Наши позиции немного изменились.
- В чем?
- Недавно я получила фильм, до того абсолютно не известный - о спецназе. Я видела семьи спецназовцев, погибших в этой школе, их детей, жен. Я поняла, что радикально обвинять всех в том, что они целенаправленно действовали в ущерб заложникам, нельзя. В этом надо очень тщательно разобраться. В любом случае, светлая память о спасателях должна оставаться.
