Владимир Тольц: Сегодня мы завершаем серию передач о процессе Виктора Кравченко против "Леттр франсез".
Напомню, функционер советской закупочной комиссии в Америке Виктор Кравченко бежал в апреле 1944 года, затем опубликовал книгу "Я выбрал свободу". Книга имела успех, была переведена на два десятка языков. Но когда эту книгу издали во Франции, против Кравченко выступили французские коммунисты. В еженедельной газете "Леттр франсез" появилась статья, подписанная псевдонимом "Сим Тома", в ней говорилось: Кравченко предал родину во время войны, он ничтожество и пьяница, связан с американскими спецслужбами и книгу написал не сам. В ответ Кравченко подал в суд за клевету на "Леттр франсез", за который отвечал главный редактор Клод Морган, и отдельно на коммунистического журналиста Андре Вюрмсера, автора одной из наиболее злобных статей. Процесс проходил в Париже с 24 января по 4 апреля 1949 года.
Ну, и вот мы подошли к рассказу о его завершающей стадии. Напомню, мы следим за его перипетиями по секретным обзорам иностранной прессы, которые тогда же делали для верхушки советского руководства, – "Особым закрытым письмам ТАСС" (ОЗП).
Ольга Эдельман: Мы уже достаточно много рассказали нашим слушателям о ходе этого дела. О тогдашней позиции французских коммунистов: они гордились своей борьбой в Сопротивлении, не допускали мысли о несовершенстве сталинского режима, отрицали, что в СССР могли иметь место репрессии. Однако они были правы в том, что книга Кравченко была произведением сложного авторства. Он действительно не один ее писал, с ним работал известный журналист Юджин Лайонс, ему помогала ставшая его близким другом Элизабет Хапгуд, состоятельная американка с русскими корнями. Ну, и рука ЦРУ за Кравченко тоже просматривалась.
На процессе выступило несколько десятков свидетелей, со стороны защиты "Леттр франсез" - известные французские общественные деятели коммунистического толка и прибывшие из Советского Союза свидетели, знавшие Кравченко по прежней жизни. Рукопись книги анализировал знаток и переводчик русской литературы Владимир Познер. Со стороны Кравченко в суд явилось множество беженцев из СССР и поведало о своих бедах и мытарствах.
Владимир Тольц: Не лишне заметить, что Владимир Познер (старший) был коммунистом, и на его анализе это сказывалось. И в этом состоял один из расчетов защиты "Леттр франсез", старательно смещавшей акценты слушаний с критики советского режима в книге Кравченко на критику персоны самого Кравченко. Под конец адвокатам обеих сторон предстояло произнести итоговые речи. И что они говорили?
Ольга Эдельман: Все речи были длинные, некоторые потребовали не одного судебного заседания. Сначала выступали адвокаты Кравченко. Эйземан сослался на выступления свидетелей и заявил: можно считать доказанным, что книга "Я выбрал свободу" правдиво описывает советский режим.
"8 марта, "Франс Пресс".
В отношении возмещения убытков Эйземан сообщил, что истец потребовал уплаты ему 1 миллиона франков за статью Сима Томаса, 2 миллиона франков за статью Вюрмсера и 1 миллион. франков за статью Моргана плюс еще по 2 миллиона франков за каждую из них. Требование о предоставлении этой дополнительной суммы объясняется чрезвычайно большими расходами Кравченко в связи с вызовом свидетелей. Таким образом, общая сумма составляет 10 миллиона франков. Эйземан отметил, что книга Кравченко и раньше была популярна, и что в связи с процессом ее продажа не увеличилась, в то время как еженедельник "Леттр франсез", Вюрмсер и Морган приобрели известность благодаря процессу...
Изар рисует портрет Кравченко: "Он никогда не был силен в идеологических вопросах. Кравченко - буйный и сентиментальный человек. Он ярый идеалист. До 1937 года он был верным коммунистом, не испытывавшим никакого беспокойства. Он стал бунтовщиком после того, как его допрашивал НКВД, потому что он не хотел приноровиться к облику дисциплинированного члена партии... Причиной этого бунта не являются теоретические соображения. В его книге чувствуется такая же страстность, как в нем самом. Это произведение мятежника, человека с кипучим темпераментом. Книга создана по образу человека, и Кравченко со всей страстностью стал человеком, изображенным в его книге".
Ольга Эдельман: Изар указывал, что коммунистические журналисты не доказали, что автором книги является не Кравченко, к тому же высказали противоречивые суждения: то приписывали авторство группе меньшевиков, то американской секретной службе, потом, изучив представленную рукопись книги, предпочитали говорить о роли американского "редактора-переводчика" в ее создании. Затем выступали адвокаты защиты "Леттр франсез".
"15 марта, "Франс Пресс".
Матарассо выражает удивление по поводу того, что Кравченко не возбудил преследования против американских и бельгийских газет, которые раньше, чем "Леттр франсез", заявили, что автором книги является не Кравченко, а Лайонс. Адвокат подвергает затем критике рукопись, и с прежним хладнокровием доказывает, что эта рукопись не является рукописью книги "Я выбрал свободу". "Самое большее, - заявляет он, - этот документ мог служить в качестве канвы для этой книги"…"
Ольга Эдельман: Я хочу обратить внимание наших слушателей еще на одно имя. Фредерик Потшер – журналист, дававший обзоры процесса на французском радио. Его репортажи довольно регулярно включались в ОЗП, и внимательному читателю ТАССовских бюллетеней имя это должно было запомниться. Тогда ведь французская, а вслед за ней и вся западная пресса о деле Кравченко против "Леттр франсез" писала много и страстно. Для ОЗП переводили довольно много, но явно не все. О критериях отбора можно только догадываться, но, просматривая сплошь ОЗП, начинаешь думать, что выбирали самые показательные и характерные статьи, те, что действительно давали представление о настрое западной публики. Брали сообщения информагентств – "Франс Пресс" и самого ТАСС, а вот репортажи определенных журналистов переводили с выбором. Фредерика Потшера выбрали. Вот в его изложении та речь адвоката Матарассо, которую мы только что цитировали.
"В общем, сказал Матарассо, эта книга является грубым обманом с использованием литературных приемов в политических целях. Если Кравченко выиграет этот процесс, то книга "Я избрал свободу" будет и в дальнейшем обманывать легковерных людей и толкать их на войну. Клод Морган и Андре Вюрмсер протестовали против того, что из этого обманщика делают патриота, этого дезертира превращают в символ свободы.
Вслед за Матарассо выступил адвокат Блюмель. "Я здесь не для того, чтобы защищать Сталина, французскую коммунистическую партию или Тореза, которого я не видал уже 11 лет, - заявил адвокат Блюмель. - Но эта книга не имеет иной цели, как служить черным замыслам некоторых политических кланов, которые хорошо известны нам", - заявил адвокат.
Владимир Тольц: Давайте, Оля, не будем сейчас пытаться даже вкратце изложить речи адвокатов, в них были все те же мотивы, которые присутствовали на процессе в целом. Главный адвокат "Леттр франсез" – Норман – повторил свои основные "претензии" к Кравченко: его выступления в США тянут на призыв к войне против СССР, Кравченко лгал в книге, и затем в суде, об обстоятельствах своей биографии и искаженно изобразил жизнь в СССР.
Ольга Эдельман: Изар, как мы видели, обрисовал портрет Кравченко в духе романтического бунтаря. Норман оценил его иначе.
"21 марта, "Франс Пресс".
Норман затем выражает серьезные сомнения по поводу внутренней борьбы своего противника. "Внутренние конфликты Кравченко в действительности не являются его собственными. Они являются произведением "американского редактора" книги "Я выбрал свободу"…"
Владимир Тольц: Мы уже достаточно говорили о просталинской позиции французской коммунистической партии, и для ее иллюстрации просто грех не процитировать еще один пассаж из речи Нормана.
"Норман обрушился на "ложь Кравченко" о советских судах и полиции. "Это, - заявил он, - пресловутая тема полицейского террора"... Норман затем утверждал, что московские процессы в книге "Я выбрал свободу" представлены как пародии на правосудие, и он с негодованием протестовал против таких утверждений". "Исключено, чтобы обвиняемые в Москве не могли использовать открытого заседания и заявить о своей невиновности, если они действительно были невиновными". Затем Норман воздал должное объективному подходу Вышинского, являвшегося тогда прокурором Советского Союза, при допросах на процессе Радека, Зиновьева, Пятакова, Ягоды, Тухачевского и других обвиняемых сталинским режимом.
Прибывший во время заседания Изар прервал Нормана замечанием, касавшимся деятельности советских судов. Последовал обмен замечаниями в весьма решительном и иногда резком тоне".
Ольга Эдельман: Вот как выглядело продолжение этой сцены в описании Фредерика Подшера.
"После этой речи встает адвокат Изар и разоблачает методы коммунистов, которые предъявляют не поддающиеся проверке документы и газетные вырезки, обзывая всех тех, кто не проявляет энтузиазма в отношении их режима, сволочью, предателями, агентами нацистов...
Обращаясь к своему противнику, адвокат Изар рычит:
- Вы не имеете права делать такие нагромождения. Вы вместе со своими политическими друзьями призывали в 1939-40 годах брататься с немцами.
Немедленно возникают шум и суматоха.
Морган рычит:
- Лжец, лжец!
Председатель:
- Господа, я вас выведу.
Но спокойствие постепенно воцаряется, заседание продолжается".
Ольга Эдельман: Мы подходим к финалу рассказа о судебном процессе советского перебежчика Виктора Кравченко против коммунистической французской газеты "Леттр франсез" в 1949 году.
Вы знаете, я читала в ОЗП буквально сотни листов с отчетами об этих судебных слушаниях и думала: ну как суду из этого всего выпутаться? Стороны обвиняют друг друга в предательстве и лжи. Вместо выяснения, содержится ли клевета в журналистских выпадах "Леттр франсез", обличают и защищают советский режим. Забавным образом все разом указывают суду, что от его решения зависит судьба свободы слова во Франции, только вот трактуют проблему противоположным образом.
Вот я выбрала несколько цитат из речей адвокатов.
Изар: "Мы требуем ... строгого осуждения, предусматривающего возмещение морального и материального ущерба, наказание за доказанное преступление. Мы требуем этого, ибо такое осуждение явилось бы подтверждением того, что свобода еще существует во Франции и что свобода выражения своего мнения не исчезнет вследствие фактического произвола клеветников".
Эйземан: "Для того чтобы существовала печать, нужно изгнать виновных в диффамации".
Норман: "Разрешается ли во Франции критиковать политическую пропаганду? Кравченко является личностью, пропаганда которого является лишь чьим-то оружием. Эта пропаганда опасна для нашей страны и для сохранения мира. Ваше решение, господин председатель суда и господа судьи, вызовет большие отклики во всем мире, который вновь встревожен слухами и угрозами войны. Имели ли мы право разоблачить Кравченко и его пропаганду войны? В этом суть данного процесса".
Владимир Тольц: Ну, вот так выглядело это противостояние и накал страстей в нем. Но давайте, однако, уже о решении суда.
"4 апреля, "Франс Пресс".
Процесс, возбужденный Виктором Кравченко против французской еженедельной газеты "Леттр франсез", закончился в пользу автора книги "Я выбрал свободу". Однако трибунал не присудил в пользу Кравченко 10 миллионов франков возмещения убытков, как он этого требовал.
Первое решение суда касается статьи Сима Томаса... Суд констатирует, что еженедельник "Леттр франсез" не доказал, что Кравченко не является автором своей книги. Еженедельник "Леттр франсез" не доказал также, что Кравченко мошенник и пьяница. Поскольку установлен, таким образом, клеветнический характер обвинений, содержавшихся в статье Сима Томаса, суд при определении меры наказания и размера возмещения убытков учел, что ответчик является патриотом и страстным полемистом, и приговорил Клода Моргана лишь к 5 тысячам франков штрафа и к 50 тысячам франков возмещения ущерба.
Второе решение суда касается статьи Андре Вюрмсера... Суд допускает, что ответчики имели основание сурово осудить поведение Кравченко, который в своей книге хвастал тем, что он обманул власти своей страны. Но суд считает, что ответчики потеряли чувство меры, грубо оскорбляя Кравченко. Их оскорбления в большей степени были продиктованы желанием нанести вред, чем желанием доказать истину.
Суд констатирует, что еженедельник "Леттр франсез" не доказал того, что Кравченко предатель. "Леттр франсез" не доказал также, что Кравченко был агентом американской секретной службы. Что касается обвинений в ложных свидетельствах, выдвинутых против него в связи с событиями, свидетелем которых он являлся в Советском Союзе, то суд, учитывая противоречивый характер свидетельских показаний по этому вопросу, считает невозможным сформулировать какое-либо решение. Он ограничивается констатацией того, что еженедельник "Леттр франсез" не представил формальных доказательств, что приведенные Кравченко факты являются ложными.
Таким образом, имеется диффамация. Но, учитывая, что ответчики являются патриотами и страстными полемистами, суд приговорил Клода Моргана и Андре Вюрмсера к 5 тысячам франков штрафа каждого и - совместно - к 50 тысячам франков возмещения ущерба.
Ольга Эдельман: Третий пункт касался статей Клода Моргана. Там примерно то же самое, и та же сумма штрафа и возмещения ущерба. Таким образом, Кравченко присудили в сумме 150 тысяч франков. Кравченко, отмечали журналисты, выглядел довольным, принимал поздравления.
Владимир Тольц: Ну, формально он все же победил. Хотя решение суда, надо отдать должное председателю Дюркейму, было виртуозным. Он ухитрился уйти от политических компонентов дела, остаться строго в рамках закона, да и избежать всех бесчисленных ловушек этого дела.
"5 апреля, агентство "Франс Пресс" передает следующий обзор Раймона Юбера.
Трудно найти лучше продуманный и более стройный текст, который бы так хорошо отражал невозмутимость правосудия перед лицом пристрастности сторон. К такому выводу приходят все наблюдатели, вне зависимости от своих политический убеждений, в связи с приговором, вынесенным председателем суда Дюркеймом по пресловутому делу Кравченко.
В пространной мотивировочной части приговора обе стороны могут найти основание, чтобы чувствовать себя удовлетворенными и выражать неудовольствие. Кравченко выиграл дело... Однако Кравченко получил гораздо меньшую сумму, чем 10 миллионов франков, которые он требовал. Суд признает, что он является умным и культурным человеком, что он не пьяница и не изменник. Однако некоторые положения мотивировочной части содержат довольно суровую оценку Кравченко...
Самое знаменательное место в приговоре - это отказ суда выразить свое мнение относительно советского строя. В течение двух месяцев в суде шла борьба, целью которой было выяснение вопроса о том, лгал ли Кравченко, описывая в книге "Я выбрал свободу" сцены чистки, полицейского террора и голода в СССР. Суд спокойно констатирует, что по этому вопросу свидетели, которые, очевидно, были искренни, дали совершенно противоречивые показания".
Владимир Тольц: В нашем разговоре участвует сегодня писатель Борис Носик, автор единственной книги на русском языке о процессе Кравченко.
Борис Михайлович, вот вы, когда работали над книгой, застали еще многих участников этого дела. Давайте поговорим о том, что это были за люди и что для них значил - тогда и позднее - процесс Кравченко. И начнем давайте с главных деятелей процесса - адвокатов.
Борис Носик: Конечно, Изара я не застал, Изар умер. Изар был избран после процесса во Французскую академию, успел померить мундир Французской академии и вскоре умер. Поэтому, когда я приехал, я посещал вдову Изара и дружил с его дочерью Мишель Манюэ-Изар, с его внуками. Я застал мэтра Матарассо. Это был очень симпатичный человек, у него на Рю Турнон была еще контора адвокатская. Я к нему приходил, и что-то он чувствовал себя нехорошо, а потом он немножко освоился и сказал мне: "Да-да, много мы говорили глупостей. Много глупостей говорилось в те времена. Но вы заметили, Борис, что я не задал ни одного вопроса Бубер Нойман?" Ну, мэтр Матарассо – прекрасный человек, ему было стыдно. Стыдно за то вранье, которое содержалось во всех речах. Он это понимал, все это понимали. Все эти участники, эти выступавшие свидетели, и, конечно, Пьер Декс … Я говорю: "Пьер Декс, прочитал ваши газеты сегодня в Национальной библиотеке. Что вы думаете?" Он сказал: "Ну, что? Это было преступление против духа". Он писал уже предисловие к Солженицыну в это время.
Ну, все реагировали по-разному. Клод Морган в 1956 году оказался в Будапеште, в гостинице, в окно он видел, как вошли советские танки. И он написал потом в воспоминаниях: "Боже, какая боль, какой стыд…" Я был у Фредерика Потшера. О, веселый человек! Он говорит: "Это же Париж, все забыли! Жена Кравченко, красавица Зинаида Горлова – все о ней говорили, а назавтра забыли. Париж такой, вы знаете, сегодня об одном, завтра о другом". Я говорю: "Ну, как же вы могли? Там же была такая драма! Проходили русские, репрессированные, из лагерей, какие-то свидетели невероятные шли".
Ольга Эдельман: Борис Михайлович, читая эти материалы, я вижу явно, что Изар был увлечен личностью Кравченко, это даже из его речи чувствуется. Честно говоря, мои собственные впечатления о Кравченко, вынесенные из чтения отчетов о процессе, скорее негативные. Я говорю, поясню, не столько о его общей позиции, сколько о том, как он себя вел, к каким аргументам прибегал и так далее. Но это мое личное мнение. Однако мне было любопытно прочесть в вашей книге, что, оказывается, такое же примерно впечатление о Кравченко вынес и упомянутый уже Фредерик Потшер, имя которого мне по ОЗП было уже знакомо к тому моменту, когда я его нашла в вашей книге. Притом что репортажи Потшера очень корректные, предельно объективные, отстраненные. Поэтому давайте вернемся к этому человеку. У него как-то изменились впоследствии его впечатления об этом деле?
Борис Носик: У кого, у Потшера? Нет, Потшер сказал: "Русские? Разве это были русские? Вот у моей жены, она дружила с Гончаровой, с Ларионовым, с эсерами, - это были русские, они говорили по-русски. Моя жена была русская. Разве это русские?!" Правильно совершенно! Это были люди с Украины, они говорили на украинском или на суржике, они говорили на южнорусском диалекте. Я думаю, что один человек в зале суда вообще мог понять их – этого человека звали Нина Николаевна Берберова. Она была единственным русским корреспондентом, от газеты "Русская мысль". И она единственная могла понять. Потому что я разговаривал с князем Андрониковым, переводчиком МИДа, - ну, неужели он мог понять эти слова, которые они употребляют? Кроме того, они были не ораторы, они кричали. Они были люди, измученные лагерями.
Понимаете, Потшер говорит: "В Париже сегодня одно, завтра другое. Париж – город моды. Мы с женой общались с другими русскими. Это не русские, – он говорит. – Да и Кравченко не похож на русского!" Конечно, Кравченко – на Украине встречается этот тип очень часто: темноволосый, курчавый красавец такой.
Владимир Тольц: Борис Михайлович, я вот что хочу спросить. Вот на суде много было говорено о том, кто был настоящим автором книги и кто приложил к ней руку. Кравченко предъявил, как мы помним, рукопись, представил письменные показания издателя, переводчика Никольского, еще кое-кого. Свидетельство Дон Левина, что тот не имеет к книге никакого отношения. Но вот обратите внимание при этом: главный соавтор, как о нем говорят многие, Юджин Лайонс в ходе суда никак себя не проявил. Не явился на суд, допустим, чтобы засвидетельствовать, что Кравченко – полноценный автор. Но в печати опосредованно говорил о своем авторстве. Вы, Борис Михайлович, писали, что к тому времени между Лайнсом и Кравченко возник конфликт?
Борис Носик: Вы помните такой фильм "Хвост машет собакой"? Человек, который придумал для телевидения целую войну где-то в Югославии, которой не было. Так вот, человеку этому заплатили хорошо, но ему обидно, потому что очень здорово получилось. Книга получилась, которую переводил и обрабатывал Лайнс, стала бестселлером. Бестселлером редко становятся книги, и Юджину Лайнсу, конечно, обидно. Кравченко настрочил тысячу страниц, которые зять Джека Лондона, Чарльз Маламут, перевел на английский, и Кравченко ему заплатил. Но это же невозможно было печатать, нужна же была книжка, рассчитанная на Запад каким-то образом. Поэтому все, что содержится в этой книге – это жизнь Кравченко. Подписать вторую фамилию или подписать, как иногда честно делали в России, написано – "литературная обработка такого-то"… Лайонсу, конечно, было обидно.
Владимир Тольц: Ну, вот мы завершаем длинный разговор о давнем парижском судебном процессе. Показательно, что книга Кравченко и история его суда с "Леттр франсез" в итоге стали в большей мере фактом западной истории, нежели истории советской. В СССР книга Кравченко практически не появлялась в самиздате. Знакомясь, кстати, с материалами секретных переводов книг, которые делал 4-й отдел ТАСС для советского руководства, я сталкивался с черновиками и фрагментами переводов этого сочинения, но утверждать, что оно было переведено целиком и дошло до элитных читателей все тех же ОЗП, не могу.
В постсоветской России книга Кравченко осталась малоизвестной, она не переиздавалась. Тогда как на Западе этот сюжет, конечно, известен очень, и он имеет своих исследователей. Ясно, что открытия, которые сделал для Запада Кравченко, они уже для современных его соотечественников отнюдь не открытия. Но, может быть, наши передачи смогут возбудить, если угодно, исследовательский интерес к этому сочинения Кравченко в России и роли этой книги в европейской истории.
Вы слушали "Документы прошлого". В передаче участвовал писатель Борис Носик. Звучали документы Госархива Российской Федерации.
