"Боже! Сколько лет я иду,
Но не сделал и шаг.
Боже! Сколько дней я ищу
То, что вечно со мной…"
Владимир Тольц: Он ходил по бывшему лагерю политзаключенных "Пермь-36" под дождем и молча глядел на многотысячную толпу подпевавших Шевчуку: "Родина! Еду я на родину! Пусть кричат: "Уродина!", а она нам нравится!" Он немного понимал по-русски и, как признался мне позднее, абсолютно не понимал происходящее. Вечером на смеси английского и немецкого мы разговорились, и он представился: Петр Цивинский, директор Аушвица, Государственного польского музея-мемориала "Аушвиц-Биркенау". "То есть комендант Освенцима?" – неловко пошутил я. "У нас такие шутки невозможны, -
"А память окрепнет, а боль не ослабнет,
Стареть вплоть до ветхого – новым заветам...
А наше местечко зовется Едвабне,
Дахау, Майданек, Варшавское гетто..."
Владимир Тольц: Поляков на форуме "Пилорама", несомненно, уже завоевавшем международную известность, в этом году было немало. Один из них – известный польский диссидент, редактор "Газеты выборча" Адам Михник.
Адам Михник: Никогда в жизни я не мечтал об этом, что я буду в лагере для политзаключенных – и не как заключенный, а как свободный человек. И буду здесь общаться с моим близким другом Сергеем Адамовичем Ковалевым, и он тоже не будет уже как заключенный. Все началось в России. Мы все благодарны русским демократам, потому что только благодаря русским демократам мы нашли пространство, чтобы уничтожить коммунистическую диктатуру в наших странах. Думаете, почему я, настоящий польский патриот, я настоящий антисоветский русофил? - Потому что я читаю и говорю по-русски благодаря русским диссидентам. Чтобы их прочитать, я учился русскому языку даже в польской коммунистической тюрьме.
Владимир Тольц: Еще один из многочисленных иностранных гостей Гражданского форума "Пилорама-2009", судья Верховного суда ФРГ по антимонопольному законодательству и член правления "Эмнести Интернэшнл" Петер Франк, выступая в дискуссии, посвященной, в частности, 20-летию падения Берлинской стены, отметил очевидную иностранцу уникальность места ее проведения.
Петер Франк: В студенческие времена, в 1977-м, я начал добровольно работать в "Эмнести Интернэшнл", и первое дело, которым я занимался, было дело политического заключенного Василя Стуса, который в этом лагере сидел и погиб. Для меня это невероятно – оказаться здесь через тридцать лет, да еще и принимать участие в этой дискуссии.
Владимир Тольц: Дискуссий на форуме "Пилорама-2009" было предостаточно. Сегодня, чтобы представить их разнообразие, я успею назвать лишь темы некоторых из них. Самые общие: "Война и мир" и "Человек и тюрьма". Так или иначе, они по-разному преломлялись и в обсуждении вопроса о криминализации и милитаризации публичной жизни в России, и в дискуссиях о возможности победить в малых войнах.
Мне самому довелось модерировать одну из таких дискуссий – о взаимодействии пенитенциарной системы и средств массовой информации. О трагической значимости этой темы напоминал портрет убитой недавно журналистки Наталии Эстемировой. Участники обсуждения, проходившего под отдаленный музыкальный грохот (на главной сцене форума в это время шел один из многочисленных концертов), высказывались весьма скептично. В частности, один из докладчиков – спецкор "Новой газеты", руководитель направления "Против милицейского произвола" Аркадий Бабченко – сказал…
Аркадий Бабченко: На мой взгляд, проблемы тюрьмы и прессы сейчас уже вообще не существует. Потому что тюрьма есть, а прессы нет, на мой взгляд. Вот мой первый начальник, мой первый редактор Павел Николаевич Гусев, редактор "Московского комсомольца", я когда только пришел на работу, он меня учил, что главная задача журналиста – драть власть. Если власть драть не за что – это не значит, что власть хорошая, это значит, что журналист плохой. На мой взгляд, пресса, наоборот, силу теряет. Был период, может быть, год до 2005-го, когда журналистика действительно имела значение. На мой взгляд, журналистика сейчас значения не имеет уже никакого.
Вот как я для себя понимаю журналистику? Есть проблема, есть ее описание, есть реакция общества на эту проблему, которая заставляет власть эту проблему решать. Вот эта цепочка, в моем представлении, оборвана на втором пункте: есть проблема, есть ее описание – все, дальше не делается ничего.
Владимир Тольц: Секретарь Союза журналистов, старшина Гильдии судебных репортеров Леонид Никитинский смотрит на нынешние возможности прессы в освещении тюремных проблем весьма мрачно.
Леонид Никитинский: Сейчас тюрьма закрыта абсолютно, попасть туда вам никто не даст. Вас могут провести на экскурсию, и время от времени ГУИН это делает, проводит свой пул по каким-то коридорам. Это не даст никакого представления о том, что там происходит. Мы не знаем просто, что там происходит, кроме рассказов тех, кто оттуда вышел, но они тоже не очень людей интересуют и, может быть, неточно картину воспроизводят.
Войти туда сегодня невозможно понятно почему. - Потому что в России ментовская власть, ментовское государство, и тюрьма здесь – очень важный элемент. Потому что, что делают менты, на чем основывается их коммерция? На самом деле, все это – большое коммерческое предприятие ментов. Они хватают человека, кидают его в тюрягу, здесь суд чисто автоматически, так сказать, штампует их, с виной, без вины. Там сидит масса людей, которые вообще ни в чем не виноваты. И кто же туда пустит журналистов, постороннего, какого-то неподготовленного человека? Это просто немыслимое дело! Поэтому сегодня эта тема, безусловно, существует. Может быть, в провинции еще как-то, здесь связи ближе, и может быть, как-то можно туда протыриться, чтобы что-то сделать. Я не думаю, что меня кто-то пустит в тюрьму к кому бы то ни было.
Иногда возникают громкие скандалы, вроде того же самого Благовещенска или вот сейчас в Челябинске идет скандал, в Екатеринбурге назревает – там был бунт. И вот тут уже приходится что-то раскрывать, потому что начинаются суды, они тоже стараются суды закрыть, но какая-то информация пройдет. А в принципе, тюрьма сегодня, тюрьма как таковая – тема совершенно недоступная.
Владимир Тольц: Тюрьма, лагерь, неволя, - темы, скажем так, органичные для внимания к себе в единственном в России лагерном мемориале, - были не только предметом дискуссий "Пилорамы-2009". О них показывали фильмы, читали стихи, а Пермский театр оперы и балета представил даже видеовариант своего оперного спектакля "Один день Ивана Денисовича". О них пели песни – и старые, и нового времени.
"Соловецкая чайка
Всегда голодна.
Замирает над пеною
Жалобный крик.
И свинцовая
Горькая катит волна
На далекий туманный
Пустой материк.
И обветренным
Мокрым куском янтаря
Над безбрежием черных
Дымящихся вод,
Над холодными стенами
Монастыря
Золотистое солнце
В тумане встает...
Только серые тени
Развеянных дум.
Только горькая, стылая,
Злая вода.
Ничего не решил
Протопоп Аввакум.
Все осталось, как было.
И будет всегда…"
"А пока мы сидим, собою горды
И делаем дым во имя еды,
Они готовят кресты для новых святых –
Менты убивают молодых!
Менты убивают молодых!
Менты убивают молодых!..
Не нужно вам, и наплевать
Мне на вас.
Больной голове один ответ –
Ненависть.
А пока мы сидим, собою горды,
И делаем дым во имя еды,
Они готовят кресты для новых святых –
Менты убивают молодых!
Менты убивают молодых!
Менты убивают молодых!.."
Владимир Тольц: Гражданский форум "Пилорама", на котором все это пелось и плясалось, а также говорилось, демонстрировалось и жарко обсуждалось, –
Звучит песня
Владимир Тольц: С той же сцены, что и венгр, певший Владимира Высоцкого, читал малоизвестные стихи отца и Никита Высоцкий.
Никита Высоцкий:
"Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью - надеюсь, что усну.
Не привыкать глотать мне горькую слюну:
Организации, инстанции и лица
Мне объявили явную войну -
За то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказать - я в колесе не спица,
За то, что мне неймется и не спится,
За то, что в передачах заграница
Передает блатную старину,
Считая своим долгом извиниться:
"Мы сами, без согласья..." - Ну и ну!
За что еще? Быть может, за жену -
Что, мол, не мог на нашей подданной жениться,
Что, мол, упрямо лезу в капстрану
И очень не хочу идти ко дну,
Что песню написал, и не одну,
Про то, как мы когда-то били фрица,
Про рядового, что на дзот валится,
А сам - ни сном, ни духом про войну.
Кричат, что я у них украл Луну
И что-нибудь еще украсть не премину.
И небылица догоняет небылица.
Не спится мне... Да как же мне не спиться!
Нет, не сопьюсь, - я руку протяну
И завещание крестом перечеркну,
И сам я не забуду осениться,
И песню напишу, и не одну,
И в песне той кого-то прокляну,
Но в пояс не забуду поклониться
Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться!
Пусть чаша горькая – я их не обману".
Владимир Тольц: Стихов на "Пилораме-2009" звучало немало. Наибольшую аудиторию собрал своим чтением Юрий Шевчук. Под проливным зонтом гигантская толпа, в которой можно было различить и пермского губернатора со свитой, и жителей близлежащего Кучина – бывшую лагерную охрану и членов их семей, и молодежь, приехавшую издалека, чтобы увидеть своего кумира, - все напряженно слушали.
Юрий Шевчук:
Коммунизм подошел, как весенние талые воды,
Старики на санях ждут волхвов в шалаше у разлива.
Я смотрю в их глаза, не познавшие сути свободы,
Этот вечный закат у воды – мало смысла, но очень красиво.
На разливе бетон голосит соловьем откровений.
Те, кто жаждет добра для других, утешает их позже расстрелом.
Написать бы еще горсть лирических стихотворений,
А потом выйти в поле в исподнем, отчаянно белом.
Пусть я буду последний убитый на этой гражданской
Что за секс, когда пень на колоду, сестра на сестру, брат на брата!
Ночью деда Сосфена спилили в тайге, на промзоне у Камска,
и сейчас нас не слышат и тащат к добру, без вины виноватых".
Коммунизм хорошо, если ты – Карл Маркс, на худой конец – Ленин!
Если Альпы в снегу и горят, как хрусталь, в электрическом свете.
Если ты с кружкой пива янтарного в праздничной Вене
С омерзение классовым потчуешь мух на бараньей котлете.
Необольшевики и сегодня весомо ругают систему,
За добро вновь идут на борьбу, на тюрьму и на плаху.
Я их всех понимаю, но есть ли гуманная схема?
И скребет по доске, и смердит восстающий их праха…"
Владимир Тольц: Шевчук, конечно, оказался центральной исполнительской фигурой "Пилорамы" этого года, собравшей, по сведениям милиции, около 8-9 тысяч человек. А его выступление – главным объединяющим всех собравшихся моментом.
"Я пил вчера у генерала ФСБ...
Он был могуч, как вся его квартира.
Я пил в бассейне, кабинете, бане, тире и т.д.
И оценил фаянс японского сортира.
Я пил в бассейне, кабинете, бане, тире и т.д.
И оценил размах японского сортира.
"Ты что, поешь?"- "Да, вроде бы, пою".
"Твои коллеги – дрянь, да педерасты.
Я этот юмор бы собрал разок в гулаговском раю...
А ты – ниче, талантливый очкастый.
Я этот юмор бы собрал разок в гулаговском раю...
А ты – ниче... Ты наливай, очкастый".
"Ну, что, сынок? Поднимем за В.В.!
Хотя достал он нас, конечно, тоже…
Мы все имеем – дачи, стражу, уважение и лавэ.
Но так хотелось, чтоб страна цвела построже…"
Но одно ясно, - и об этом мы говорили с "директором Аушвица": "Пилораме", уже завоевавшей мировую известность, суждена долгая жизнь. Пожелаем ей удачи!
"Когда внезапно возникает еще неясный голос труб,
Слова, как ястребы ночные, срываются с горячих губ;
Мелодия, как дождь случайный, гремит; и бродит меж людьми
Надежды маленький оркестрик под управлением любви.
В года разлук, в года сражений, когда свинцовые дожди
Лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди,
И командиры все охрипли... тогда командовал людьми
Надежды маленький оркестрик под управлением любви…"
