Елена Рыковцева: «Это детектив культурный, атмосферный и просветительский», - такое заключение дала критик Майя Кучерская на предмет новой книги журналиста Дмитрия Косырева «Амалия и Белое видение». Впрочем, это для нашей программы он журналист Дмитрий Косырев, а на обложках своих книг он значится по-другому - Мастер Чэнь. Оба они у нас в программе сегодня – Дмитрий и Мастер.
И несколько слов из другой рецензии – Олега Фочкина: «Для любителей современной хорошей литературы...». Мне нравится: «любителей современной хорошей литературы». Есть еще, видимо, любители плохой современной литературы.
Дмитрий Косырев: Конечно, есть.
Елена Рыковцева: «...имя Мастера Чэня, или «в миру» востоковеда Дмитрия Косырева хорошо знакомо по двум первым работам писателя: «Любимая мартышка дома Тан» и «Любимый ястреб дома Аббаса». И снова Мастер Чэнь сумел нас удивить. Все ждали от него продолжения истории о средневековом Китае и арабском Востоке, а он затянул нас в полный интриг и любви мир колониальной Малайзии, почти замершей в ощущении приближающейся Второй мировой войны и распада Английской империи». Но как именно он затягивал нас в этот мир, мы как раз обсудим в нашей программе. А насколько качественно удалось затянуть, оценит другой наш гость – рецензент этой книги Виталий Шлыков, член Совета по внешней и оборонной политике, полковник ГРУ в отставке, член Общественного совета при Министерстве обороны Российской Федерации, публицист, бывший военный разведчик...
Виталий Шлыков: Не бывает бывших.
Елена Рыковцева: Да, не бывает. Человек, который по работе интересуется историей разведок. И поскольку на страницах книги вовсю действует разведка британская, это как раз Виталия Васильевича поле.
И я также хочу сказать, что совершенно случайно у меня на столе сегодня оказался журнал «Русский репортер», специальный выпуск. Обложка вся в клеточках, в этих клеточках 80 человек, и написано: «Самые авторитетные люди страны. Элита России». И вот Виталий Васильевич один из них. В этом же номере написано: «Большая часть его биографии засекречена».
Дмитрий Косырев: Вот я сижу и боюсь уже.
Елена Рыковцева: Ага! Вот сейчас вас и разнесут. Кстати, разнести было бы очень здорово. Потому что море хвалебных рецензий я прочитала на книгу Дмитрия Косырева. Ну, я не хочу сказать: аж противно... Мне просто удивительно, что все московские критики объединились в порыве всячески захвалить эту книгу. И самое смешное, что я ее читала до всех этих рецензий. И у меня тоже был порыв немедленно захвалить. Но теперь, когда я вижу, что все остальные прекрасно без меня с этим справились, есть, конечно, потребность и поругать. Но я очень надеюсь в этом смысле на Виталия Шлыкова, потому что своих у меня нет по этому поводу соображений. Готовьтесь, Виталий Васильевич, что из вас я буду вытягивать критику.
Дмитрий, вы, пожалуйста, скажите, зачем вы Мастер Чэнь? Я думаю, что вам этот вопрос часто задают, но наши слушатели не знают. Почему на обложке книги - «Мастер Чэнь», в то время как у вас прекрасная русская фамилия Косырев. Зачем вам этот выпендреж?
Дмитрий Косырев: Через букву «ы» - это белорусская фамилия, скорее. Это не выпендреж. Это чисто техническая необходимость. Потому что я еще работаю как политический обозреватель и пишу каждый день, ну, хорошо, два раза в неделю. Вот сегодня написал про юбилей Тяньаньмэнь, допустим. Я просто не хочу, чтобы при поисках в Интернете мои комментарии на сегодняшние темы перепутались с романом. Потому что один комментарий – одна штука, но он маленький. Один роман – одна штука, но он большой. Будет просто путаница. Хочу это все разделить для людей, которые это все, скажем так, потребляют. Вот и только.
Елена Рыковцева: Все должно быть совершенно наоборот. Ваше имя в качестве писателя привлечет тех людей, которые читают ваши колонки. А те, кто читает ваши колонки, придут в магазин и скажут: «Он еще и книжки пишет!.. Так я его прочитаю». А так, ну, неизвестный никому Мастер Чэнь... Был неизвестный, пока вы не написали три романа, конечно.
Дмитрий Косырев: Зато единственный китаец в русской литературе. Не пустяк все-таки.
Елена Рыковцева: И я сразу же в конец этой книги. Там у вас есть большая главка: благодарности всем и вся. И свою жену тоже китайской фамилией называете. Это шутка? Или она тоже у вас...
Дмитрий Косырев: Если я Чэнь в этой книге, то тогда придется ей тоже стать Ириной Чэнь.
Елена Рыковцева: А на самом деле….
Дмитрий Косырев: Она Косырева. Издеваться так издеваться.
Елена Рыковцева: Итак, переходим, собственно, к роману. Сначала знакомим наших слушателей, хотя бы схематично с тем, что там и как. Опять же беру Майю Кучерскую – это очень авторитетный критик из газеты «Ведомости». Она пишет следующее: «Место действия романа – колониальная Индия, остров Пенанг, город Джорджтаун, время – 1929 год, «век джаза». «Амалия и Белое видение» - это, конечно, шпионский детектив, однако можно сказать, что вместо опасного для жизни сафари Мастер Чэнь предлагает нам неторопливую прогулку на рикше – под кожаной гармошкой крыши, с посещением лучших ресторанов и заветных закоулков города, о которых знает лишь наш просвещенный гид.
Пора бы уже рассказать, о чем, собственно, эта книжка, кто такая Амалия. Но в том-то и дело, что сам сюжет истории, все эти кошмарные серийные убийства тонут в тщательно прописанной атмосфере, ароматах и звуках».
И поскольку даже такой уважаемый критик считает бытописательную часть вашей книги первичной, а детективную, может быть, даже и вторичной, то я предлагаю наш разговор выстроить в такой же последовательности. Пусть сначала наши слушатели узнают, как именно вы прописываете эти детали. Мы начнем с описания города, в котором живет главная героиня, Амалия. Мне кажется, что это тот случай, когда читаете - как кино смотрите.
Диктор: «Я повернула велосипед в расщелину между колоннадами Даунинг-стрит и тронулась к великолепию главной улицы, Бич-стрит, обогнав низкую калошу маленького троллейбуса у здания Гонконг-шанхайского банка.
На Биче росло постепенно нечто еще более грандиозное, другой банк – «Стандард Чартерд». Трудно в это поверить – но, кажется, в итоге тут будет целых пять этажей, со скошенным вбок фасадом, напоминающим нос линкора. Впрочем, в наши дни, когда деньги растут на деревьях, олово стоит чуть не 300 фунтов за тонну, строят везде - город стучит молотками и скрипит канатами.
Нет ничего более европейского, чем эти яростно перестраивающиеся сейчас по всему городу китайские кварталы: год назад тут был двухэтажный домик из дерева, замазанного штукатуркой, сейчас – то же самое, но из кирпича. Вот из-под бамбуковых лесов выглядывает целый блок прилепленных друг к другу новых двухэтажных домов. Все вместе - как кремовый торт: белая штукатурка, по ней – свежее гипсовое рококо из раскрашенных цветов, непременно античные колонны и фронтоны, и обязательно - похожие на стиральные доски ставни на втором этаже. А под самой крышей опять гипсовые медальоны, с выдавленными в них фамильными иероглифами хозяина. Индиго, цвет стен прошлой эпохи, стремительно меняется у нас в Джорджтауне на новомодную бледную бирюзу всех оттенков, тогда как в Малакке стены почему-то становятся сегодня нежно-розовыми, а в Сингапуре – желтовато-лимонными.
Я свернула с Бича в переулок справа, где мир становится, если такое можно себе представить, еще более китайским.
Лавки: счеты, весы и увесистый телефон, вот тут продается что-то ядовитое из аптечной серии. Везде – масло мускатного ореха и персика в запыленных бутылочках. Дальше – магазин с десятками птиц в клетках.
Море качающихся черных голов, шлепанье босых ног и стук деревянных сандалий. Шарканье каучуковых подметок, изготовленных из стершихся автошин. Звоночки: везут мороженое. Запахи: горят сандаловые опилки, пахнет нефтью керосин горелок, а тут еще лошадки с их ароматами, и редко – проползающие среди толпы авто, едко и черно дымящие».
Елена Рыковцева: Дмитрий, теперь, пожалуйста, вы нам сами расскажите, кто такая Амалия. Это как в песне: «Кто такая Элис, и где она живет?». Где живет – мы уже знаем. А вот кто такая – еще нет.
Дмитрий Косырев: Амалия – это лица достаточно воображаемое, потому что среди всех национальностей Малайзии нынешней, бывшей Британской Малайи, португальцы, потомки пиратов Альбукерке, - это самая маленькая национальность, и среди них не было настолько интересной и богатой женщины... можно же было почитать в архивах о каждом, такой не было. Конечно, это я придумал. Но, в принципе, португальцы, смешанные с малайцами, с сиамцами и так далее, - это очень яркая перчинка в национальной коктейле Малайзии. А родилась эту девушка у меня из голоса Амалии Родригес. Это самая известная женщина в Португалии. И действительно, это гений. То есть когда начинаешь ее слушать, сначала это невозможно, потому что другой век, так сейчас не поют, но потом становится интересно: кем надо быть, чтобы так петь. И я начал моделировать характер человека по тому, как он поет. Ну и переселил ее, естественно, в очень хорошо мне знакомые, до мелочей, до улиц малазийские места. И в итоге что-то получилось. Очень интересно, что эта женщина страшно не нравится женщинам, как ни странно. А вот мужчины... Есть художник, который сейчас как раз делает иллюстрации для следующей книги «Амалия и Генералиссимус». И вот он вывалил кучу иллюстраций, и я долго смеялся: Амалия такая, Амалия эдакая, в платье, с мотоциклом, - ну, штук 15 Амалий. Ну, видно, что нравится. А ее молодой человек, ее возлюбленный, - ну, такой урод на двух рисунках. Видно, что художнику нравится эта девушка, и не хочет он отдавать ее.
Елена Рыковцева: Виталий Васильевич, скажите, пожалуйста, живая она для вас, эта Амалия? Это живой образ?
Виталий Шлыков: Я получил огромное удовольствие, когда читал. Ни малейшей фальши. Изысканная вещь. Очень понравилось мне. Но нужна определенная эрудиция, конечно, чтобы читать. Тут уж я чуть-чуть захожу вперед, потому что много таких тонкостей, которые, я думаю, российскому, не избалованному экзотикой читателю не все можно понять. Россыпь имен: Веллингтон, Эшенден и так далее... Ну, требует определенной эрудиции, чтобы читать.
Елена Рыковцева: Прочитал страницу – полез в «Google», прочитал – опять в «поиск».
Возможно ли написать о разведке реально и так, чтобы это публике нравилось? Никто у нас не берется за это. На Западе, конечно, такие можно найти книги, хотя их там тоже немного. Я, вообще-то, слежу за западной шпионской, в хорошем смысле, литературой и практически читаю все. А у нас нет даже хороших переводных книг, которые были бы близки к реальности, но в то же время были бы насыщены динамизмом, страстью, приключениями. Вот я недавно прочитал, кстати, такую книжку. Она вышла в Англии, называется «Restless» («Беспокойный») Бойда. Это серьезная история. Кстати, сейчас находится в Москве компания телевидения «Би-Би-Си», делает фильм в связи со 100-летием английской разведки. Они ко мне вчера обращались, но я отказался давать интервью по понятным причинам.
Елена Рыковцева: Непонятны абсолютно нам эти причины.
Виталий Шлыков: Я предложил своего друга Михаила Любимова, и он тут же охотно дал и сказал... Ему нечего скрывать, а у меня, извините...
Елена Рыковцева: Это все равно, что вы бы не пришли к нам в эфир и сказали: «А пусть Любимов читает книжку Косырева».
Виталий Шлыков: Он прочитал бы. Он сам пишет много.
Елена Рыковцева: Виталий Васильевич, ваши мысли в чем-то совпадают с мыслями критика Лизы Новиковой, которая объясняет, почему невозможен шпионский роман в России.
Виталий Шлыков: Очень интересно!
Елена Рыковцева: Она говорит так: «Истории о шпионах – жанр для современной русской прозы редчайший, почти фантомный. И это несложно понять: сегодня сконструировать шпионскую интригу, которая, с одной стороны, была бы достаточно убедительной, а с другой – не травмировала хороший вкус читателя, практически невозможно». И она объясняет почему: «Потому что разведчик, работающий на российские спецслужбы, априори вызывает отторжение просто в силу принадлежности к структурам...».
Виталий Шлыков: Да уж ладно!
Дмитрий Косырев: Может быть, у нее и вызывает.
Елена Рыковцева: «...с очень давней и дурной репутацией. В полной мере проникнуться сочувствием к шпиону иностранному не позволяет привычка, уходящая в область коллективного бессознательного патриотизма». Непатриотично выказывать симпатии к иностранному шпиону. Ну, непривычно. Что вы об этом скажете оба?
Виталий Шлыков: Ох, она затронула, конечно, очень интересную тему, но слишком широкими мазками, и некоторые сразу вызывают спор. Ну, почему? В российской разведке...
Елена Рыковцева: ...были симпатичные разведчики?
Виталий Шлыков: Были симпатичные. Я думаю, и сейчас есть. Я много, вообще-то, пишу о разведке. В «Ежедневном журнале» можно почитать. И я там воздаю и западным, и американским разведкам, и российско-советской разведке. И говорю, что все разведки - это бюрократические структуры, и все они подлаживаются под мнение вышестоящего руководства.
Елена Рыковцева: Вы пишете, как есть, а она говорит о книгах: в книге невозможно создать симпатичный образ русского разведчика.
Виталий Шлыков: Но, тем не менее, служба эта необходимая, и разведки всегда будут. В разведке, как и в жизни, будут появляться мятежные люди, которые плывут против течения, которые, в общем, и оправдывают существование разведок, потому что такие люди часто меняют всю историю. Вот о таких разведчиках у нас ничего нет. А на Западе есть такие персонажи, которые плыли против течения своих разведслужб, создавали собственные даже подсистемы, и, в общем, действительно, меняли историю. Есть такой Уильям Стивенсон, и я как раз назвал роман «Restless», он посвящен его деятельности. У нас этот человек практически неизвестен, но на Западе это совершенно реальная фигура. Даже не разведчиком он был, а организатором разведки, большого, крупного масштаба в годы Второй мировой войны. Он был засекречен до самого последнего времени, а сейчас появилось уже достаточно много достоверных материалов. Там тоже от женского лица, кстати, роман написан. И мне очень понравилось. Если бы его перевели, я думаю, он бы и у нас стал бестселлером.
Елена Рыковцева: Виталий Васильевич, вы не увлекайтесь, у нас другая книжка сегодня все-таки обсуждается.
Виталий Шлыков: Но это похоже. Вот если бы еще подвернуть к нашему носу... Ну, вы знаете гоголевские штучки.
Елена Рыковцева: Дмитрий, ведь, на самом-то деле, роман ваш не вполне шпионский. Потому что в шпионском романе главный герой – шпион. А у вас главный герой совсем не шпион.
Дмитрий Косырев: Совершенно верно.
Елена Рыковцева: Шпион – это косвенный персонаж, это вокруг шебуршатся шпионы. А героиня-то всего лишь директор кабаре.
Дмитрий Косырев: Я пишу, в принципе, об ошибках и завалах людей, которые втянуты, ну, даже не в разведку, это контрразведка, это политическая полиция, собственно говоря. И что с ними происходит, когда вопреки собственной воле они там оказываются. Уже которая книга у меня об этом. Это не профессионалы, они поэтому ошибаются, а если они что-то выигрывают, то только потому, что у них свежий взгляд на какую-то ситуацию, который нормальная полиция, ее политическое отделение, не может иметь просто по ряду причин. Ну, естественно, если Лиза Новикова не любит вообще нашу разведку, я не могу ей помочь. Но я знаю многих людей в этой области, есть симпатичные, есть не очень, люди как люди, совершенно нормальные люди.
Елена Рыковцева: Итак, мы пытаемся придираться к роману, но пока получается плохо.
Дмитрий Косырев: А вы сильнее старайтесь.
Елена Рыковцева: Мы сейчас сосредоточимся и как следует на вас обрушимся. Предлагаю послушать, как начинается детективная часть этой истории.
Диктор: «Было очевидно, что меня все эти события если и касались, то исключительно случайно. Ну, я видела даже не само убийство полицейского осведомителя, а лишь его труп. И убит он был таким способом, что это отбивало всякую охоту интересоваться этой историей дальше. А через день я прочитала в газете про другое убийство – британца-полицейского, но к тому моменту не знала даже его имени.
Убили этого человека там, за проливом, где в бледной голубизне, очень высоко над горизонтом, прорисована четкая, как грозовые облака, линия гор Кедаха. У подножья этих гор находится упомянутый в газетном сообщении портовый городок Баттеруорт – он там, куда от пристани на нашей Чёрч-стрит идут паромы, распуская водяные усы. От городка до Алор-Стара, столицы султаната Кедах, даже на хорошем автомобиле дороги часа три. В некоей точке между Баттеруортом и Алор-Старом, сообщала газета, нашли труп человека. Из газетного сообщения следовало, что смерть наступила не вчера. А, возможно даже, еще до приезда Элистера и других. И причем тут была я? Правда, именно в то, кажется, утро мне пришла в голову вполне логичная мысль: ну, хорошо, я тут ни при чем, но вот Элистер… человек, который провел в городе Джорджтауне (остров Пенанг, колония Его Величества Стрейтс Сеттлментс, Британская Малайя) всего три дня… И за это время произошло два убийства, к которым он-то как раз имел некоторое отношение. Оба касались полиции, в которой он служит, первое произошло в нескольких ярдах от того места, где Элистер находился, а жертвой второго убийства был человек, к которому Элистер был послан. Хм. В то утро я ощутила: опасность где-то очень близко, хотя не от меня, а скорее от Элистера».
Елена Рыковцева: И чтобы было короче, все остальное прямо по рецензии шпарю, по одной из рецензий. «Спокойная атмосфера рушится в одночасье: совершена целая серия зверских убийств вроде бы очень мирными предметами – палочками для еды, которые, как известно, китайцы используют вместо столовых приборов. В ящике с хлопушками для фейерверка обнаружен динамит – взрывоопасное, но не случайное соседство. Найден готовый к употреблению нелегальный опиум. К тому же выясняется, что планируется покушение на Махатму Ганди». И вот со всеми этими историями должна справиться наша отважная Амалия.
И еще прочитаю одну рецензию. Это из индийской газеты «Пионер». Вот что для них важно в Индии. «Махатма Ганди стал одним из героев русского романа, шпионского триллера. И кажется нам, что впервые за годы и годы российской литературы это случилось. В романе «Амалия и Белое видение» мы сталкиваемся с очевидно придуманной историей заговора с целью убить Махатму в Пенанге (это Британская Малайя в 29-ом году). Да, это, может быть, выдумка, но, тем не менее, она очень напоминает историю, которая случилась 10 лет назад с Субхасом Босом. И теперь мы понимаем, откуда взял эту идею писатель».
Дмитрий Косырев: И даже не скрываю.
Елена Рыковцева: «Так вот, если вы вспомните, - пишет автор рецензии индийской, - что тогда случилось между Британией и Конгрессом индийским в 29-ом году, то вы поймете, что год, выбранный автором для этого романа, очень подходит для этого сюжета». Но, Дмитрий, это все с одной стороны. В Индии рады, что именно так все это освещается. И они в это верят. Они говорят, что похоже на то, что было в действительности. А вот люди (не буду их называть), пробритански настроенные, скажем так, говорят, что это вообще невозможная постановка вопроса. Зачем британской разведке охотиться за Махатмой Ганди с целью убить его? Это то, чего не может быть никогда.
Дмитрий Косырев: Во-первых, историю, действительно, я взял эту, просто поменял персонажей, год и место. История абсолютно реальная, вплоть до мелочей. Конечно, Субхас Бос был человеком несколько более радикальным, чем Ганди, и обстановка была другая. Потому что 39-ый год – это уже предвоенная почти обстановка, поэтому британцы тогда работали более размашисто, и только случайно им это все не удалось. В моей истории я хорошо понимаю, что в 29-ом году они еще так не работали. Поэтому я пишу сразу о том, что эта безумная идея была завернута начальством из Дели, когда до них дошло это все. И мы имеем дело уже только с последствиями начала этой истории, которая уже была погашена.
Методы. В 29-ом году британцы были в совершенно критической ситуации, потому что им поставили ультиматум именно Ганди и вся его компания. Ультиматум звучал тогда ужасающе: либо Индия становится доминионом, либо... То есть они уже от Ганди имели массу неприятностей, уже понимая, что с ним справиться не смогут. То есть каким-то отдельным психам вот этой британской контрразведки (это не военная разведка совсем) такие идеи в голову, естественно, приходили. Так же, как они приходили потом по поводу радикала Субхаса Боса. Ну а дальше я страхуюсь и пишу о том, что, конечно, когда об этом узнали люди поумнее, они это дело все немедленно прекратили. Но методику и все остальное я списал, так сказать, с реальности совершенно спокойно.
Елена Рыковцева: Виталий Васильевич, а вы не считаете, что предвзят несколько Дмитрий Косырев к британской разведке? Не могла она пытаться покушаться на Махатму Ганди. Ну, нехорошо это.
Виталий Шлыков: Почему же не могла?
Елена Рыковцева: Вот так напортить его предстоящий визит в Англию? И когда об этом стоится известно...
Виталий Шлыков: Да вы знаете, сколько в разведке бывает маньяков, и в самых разных подразделениях работают?! И они очень трудно управляемы.
Елена Рыковцева: Вот как!
Виталий Шлыков: Эти службы очень сложны. И они не только защитники, но они еще и очень опасная организация.
Елена Рыковцева: У британской разведки есть имидж механизма, где все отлажено. И представить, что она состоит из маньяков...
Виталий Шлыков: Да с чего вы взяли?!
Елена Рыковцева: Хохочут оба.
Виталий Шлыков: У них большие, конечно, традиции. Но почитайте того же Филби.
Дмитрий Косырев: Они свою империю «завалили», о чем я и пишу.
Виталий Шлыков: У них провал на провале. Были выдающиеся разведчики, тот же Стивенсон, но это пришли со стороны люди независимые и не вписывающиеся ни в какую систему. Настоящий разведчик не впишется никогда в систему иерархии и подчинения. Он должен иметь возможность действовать самостоятельно, иначе он уже будет плохим разведчиком, разведчиком-бюрократом. А этого лучше не делать. Мне даже жалко, Дмитрий, что вы идею Эшендена-Сомерсета Моэма, не развили достаточно. Для меня образ писателя в разведке очень привлекателен, хотя бы потому, что в этой организации Стивенсона... я описал ее и поднял все архивы, и ключевой фигурой там был Роальд Даль, очень известный писатель. Я его обожаю как писателя. Но он сыграл совершенно выдающуюся роль в той организации. Ну, надо знать историю, это был летчик, случайно оказавшийся в Вашингтоне, случайно, благодаря своим сказкам, попавший в окружение семьи Рузвельта. Но гений Стивенсона был, что он его внедрил практически в семью Рузвельта. И тот обеспечил в условиях полного изоляционизма, господствующего в Америке, канал между Рузвельтом и Черчиллем неуловимый, потому что иначе Рузвельт мог бы быть обвинен в измене и нарушении, за сотрудничество в период нейтралитета с Великой Британией. И вот Даль своим жизнерадостным совершенно, необузданным характером, любовь к женщинам, приключениям и так далее... Вот образ раскованного, свободного человека, из которых, в общем, только настоящие разведчики и получаются. Ну, естественно, он потом ушел, как и все сотрудники той организации Стивенсона, после войны, потому что ни один из них не стал бы работать в бюрократической структуре, какими являются разведки. Но вот эти архивы сохранившиеся, методы работы, они специально сейчас опубликовали, потому что, говорят, может прийти момент, когда нам снова понадобятся такие службы.
Но если возьмете вы наших разведчиков... Мы мало их знаем, того же Зорге, он жил и работал только потому, что он всегда плыл против течения. И он бы, конечно, никогда не выжил, если бы он вернулся в Советский Союз. Его бы, конечно, здесь расстреляли. То есть сложный мир этот.
Елена Рыковцева: Я-то надеялась как раз, что обнаружится среди героев книги Дмитрия один, который выступит против своего задания отвратительного, но этого не произошло. Впрочем, все это задание убить Ганди оказалось совсем не главным.
Дмитрий Косырев: Конечно, не главным. Главное – любовь.
Так вот, насчет Сомерсета Моэма, который у меня здесь выведен под его псевдонимом «Эшенден». Псевдоним тоже известен, кстати. Я вообще ненавижу что-то придумывать. Я ведь человек ленивый. Зачем придумывать, если можно взять реальную историю и что-то с ней сделать.
Елена Рыковцева: Давайте мы сразу объясним нашим слушателям, которые пока еще не читатели книги, что этот писатель - один из действующих лиц книги. Он приезжает и помогает... вернее, Амалия практически переходит в его подчинение.
Виталий Шлыков: Он решает проблему, в сущности.
Дмитрий Косырев: Он ее вербует. Дело в том, что, во-первых, Моэм, написав сборник рассказов «Эшенден», рассказывает о своей деятельности в политической разведке во время Первой мировой войны. Это факт. Про дальнейшее его перемещение по Азии... Вот когда я в Азии работаю, то все время ходят слухи, что он был далеко не только писателем. Но при этом был другом Черчилля. Он был другом многих людей. То есть он был человеком, стоявшим над разведкой. Это вот тот самый, о котором вы говорите, запасной канал общения, который нужен тогда, когда разведка заваливается, а что тогда делать. Поэтому, скажем так, предположение о том, что он мог играть такую роль, очень реальное.
Виталий Шлыков: Да у меня даже сомнений нет.
Елена Рыковцева: В общем, я очень надеялась, что вы поругаете Дмитрия за эту линию, но вот за эту линию вы его ругать отказываетесь.
Дмитрий Косырев: Еще не вечер.
Виталий Шлыков: Просто я критикую за недоразвитость этой линии.
Елена Рыковцева: Ну, понятно. Давайте тогда снова к более легкой и познавательной части. Дмитрий, «научно-популярный детектив» - вот так бы я обозначила то, что вы делаете. Соглашаетесь?
Дмитрий Косырев: Можно и так.
Виталий Шлыков: Там очень много полезной и хорошей информации.
Дмитрий Косырев: Пускай люди изучают информацию. А где они еще это возьмут? Кто в России все это знает еще?
Елена Рыковцева: Да. Вот такая, например, приятная информация. Я сразу две рецензии процитирую, чтобы было понятно, насколько впечатляет критиков вот эта часть вашей истории. Итак, из одной рецензии. «Добавьте к этому (ну, ко всему тому, что критик уже перечислил) обилие описаний местной колоритной кухни, от которой совсем не виртуально, а умозрительно начинает выделяться слюна и урчит в животе. Уж больно вкусно все описано! (Так что на пустой желудок читать роман не советую)». Из другой рецензии: «Принятие пищи – обязательный фон центральных событий всех романов Чэня. В описаниях изысканных трапез автор становится поэтом. Хочется умолять Чэня словами героя «Амалии»: «Только не о еде… вы говорите о ней так, что две фразы - и я чувствую, что сейчас кого-то загрызу».
Вот давайте послушаем, как это происходит.
Диктор: «Элистер усадил меня на скамью у отделанной чисто вымытым кафелем стенки, и поднял голову к приблизившемуся чрезвычайно важному на вид человеку в белой чалме, с бородой и закрученными усами, в очках на веревочке. Каждый индиец на вид – академик, и каждый смотрит на вас так, будто вы его расшалившийся внук: ну, и что ты скажешь, малыш, зачем пришел туда, где тебе не место? Я засмущалась окончательно, поспешно вспоминая: что я знаю об индийской еде, кроме неизбежных тандури-чикена, муртапака и еще чего-то такого же уныло-повседневного?
Нам уже несли мокрые салфетки – вытереть руки. Нас по полукругу обошел служитель с деревянной лодочкой в руках, оставлявшей за собой белый дым курений. Перед нашим носом появилось бронзовое блюдо с хрустящими тонкими хлебцами и тремя соусами в маленьких мисочках. И вот тут человек в черной чалме с красной точкой на лбу (под ней проступал священный пепел) принес еду – оранжевый от шафрана рис на банановых листьях, дышащий всеми ароматами Индостана: гвоздика, корица, анис, кусочки мяса, ананаса, еще чего-то нечеловечески вкусного. Мы в полной гармонии прикончили рис, после чего индиец в черной чалме принес лично мне прозрачный, почти эфемерный блин, стоявший пирамидкой и на глазах опадавший, как рушащееся здание, от фруктового соуса.
- Я еще заказал дерганный чай, - удовлетворенно откинулся на сиденье Элистер. Поваренок сделал все как надо: виртуозным движением перелил чай из одного медного стакана в другой, разведя при этом руки на полную их ширину - так, что в какой-то момент показалось: одна его рука выдергивает из другой тонкий коричневый канат. Никто не знает, почему дерганный чай лучше разболтанного ложкой. Но он лучше. Намного».
Елена Рыковцева: Есть одно критическое замечание, которое поступило в ответ на этот пассаж. Дмитрий, вас кто-то упрекнул, что все не так с этим чаем. Я выписала из письма в Интернете: «Какой он к черту дерганный?! И как вообще его можно дергать, когда это чай-тянучка или тянущийся чай. Вы ведь сами описываете, как его готовят – протягивая лентой из стакана в стакан». Вот расскажите нам про этот чай. Его просто переливают быстро или он, действительно, такой густой, что даже тянуться начинает?
Дмитрий Косырев: Нет, технология: перемешивание чая с горячим молоком. Это называется «pulled tea», то есть «дерганный чай», «тянущийся чай». Если этому пишущему человеку нравится больше его вариант (или ее), ну, мне не жалко. Но вот просто слово «дерганный»... оно короче и понятнее. Просто-напросто наливается очень хороший, крепкий индийский чай в металлический стаканчик, медный, по крайней мере, в 20-ые годы были медные стаканчики, а сейчас там уже нечто другое. Туда же наливается обязательно горячее молоко с пузыриками, сахар. И когда я эту сцену описывал... это сейчас все можно ведь попробовать, этот ресторан полностью сегодняшний, просто он сейчас старый, а все списано с сегодняшнего дня, причем именно в Пенанге, именно Джорджтаун. То есть все это осталось. Я потом спрашивал, когда было построено здание, был ли ресторан в это время, индийский ли. Это все проверяется.
Елена Рыковцева: То есть они свои старинные рецепты хранят, передают из поколения в поколение...
Дмитрий Косырев: На почему же нет? Чай – это такая национальная малазийская гордость. То есть затем можно, конечно, просто поставить его в миксер, смешать молоко с чаем и сахаром. Можно ложкой взболтать. Но вот именно там, в Пенанге, эпицентр этого искусства. Вот представьте себе, что вы наливаете чай из одного железного стакана в другой, но при этом высоко один из стаканов поднимаете, пусть даже другой стоит на столе, чтобы он пенился. Так вот, эти ребята индийский, так же как и малайские, они это делают как-то наперевес и в воздухе, без всяких столов. Такое движение, как жонглеры. И действительно, это вкуснее, чем если это просто смешаешь. А как перевести слово «pull» с английского, ну, вот мне так захотелось.
Елена Рыковцева: По-хорошему надо было бы сейчас начать шутить, что тогда еще чая не было с полонием, в тех шпионских романах это еще было неактуально.
Дмитрий Косырев: Да и сейчас... Представьте себе, что кто-то со склада выписывает на несколько миллионов долларов полония. Что, это дураки что ли? Пули что ли кончились? Это совершенно идиотская история.
Елена Рыковцева: Еще один эпизод романа, который мы хотим представить вам. И перед этим – снова кусочек из рецензии. Мы уже много раз повторили, что это не просто детектив, а погружение в историю с огромным количеством отсылок и отступлений: «И хотя в самом начале кажется, что книга ими перегружена, через несколько страниц ловишь себя на мысли, что хочется узнавать и закапываться в этот удивительный мир глубже и глубже». Тут я хочу сказать, что когда мы обсуждаем книгу в нашей программе, практически никогда я не советую ее покупать и читать, несмотря на то, что они очень хорошие у нас. Потому что очень специальные... есть книги о журналистике, кому-то это может быть неинтересно. Есть публицистика... Я всегда говорю, когда мне эта книга нравится. Но я не даю прямых советов. А тут я бы посоветовала, конечно, ее читать. Потому что мне кажется, что всем будет страшно интересно. Но если все-таки найдутся люди, которые до нее не доберутся, давайте один такой эпизод познавательный послушаем.
Диктор: «- Четтиары, - сказал Элистер мечтательным голосом, глядя на две парочки черноликих бритоголовых индийцев, сидевших друг против друга на земле, и разделенных странного вида темными досками, типа шахматных. – Это же настоящие четтиары. Клан наследственных ростовщиков. Заключают сделки за такими досками вот уже сколько столетий. И попробуй найди их в самой Индии. Надо еще ехать на поезде. А тут - вот они, значит, где. О, Амалия, спасибо вам за это!
- Однако, уважаемый друг мой Элистер - и как же вы быстро сориентировались. Да, это тот самый клан, со своим моральным и деловым кодексом. В полном согласии с которым эти люди живут в особых кварталах, четтинарах. А теперь угадайте, что еще я хочу вам показать? Что здесь произойдет в январе-феврале?
- Тайпусам. Конечно, Тайпусам, - блеснул он глазами. – Это же четтиары, это их праздник. Значит, вот отсюда…
Да, вот отсюда начиналось – и сейчас ежегодно начинается - то, что для меня, малолетней прихожанки Храма Непорочного Зачатия и искренней католички, год за годом было одним из самых сильных потрясений детства. Да и сейчас это зрелище поражает немало.
Взвизги людей, закинутые головы, крутящиеся белки глаз, заведенных под черепную коробку. Жужжащие флейты и мощные барабаны, жасмин и сандаловый дым, стиснутые в плотную толпу тела. Женщины несут на головах кувшинчики с молоком, мужчины - деревянные арки, увенчанные теми же кувшинчиками. И вот под визг, переходящий в вой, над толпой распускаются железные веера клеток, украшенных павлиньими перьями. Они лежат на плечах полуголых мужчин, но не только на плечах, а и на пучках железных штырей, воткнутых под кожу куда-то вокруг лопаток и грудных мышц. А самые страшные штыри протыкают им щеки насквозь, вместе с языком.
«Вэл, вэл, вэл», - скандирует толпа, глухо бьют в такт барабаны. Ни капли крови не сочится из-под штырей, раны заживут потом на глазах, смазанные священным молоком. «Вэл, вэл, вэл», медленно продвигаются по улице шеренги железных клеток на плечах людей – а за ними, выше всех, венчает колесницу божественный Муругам.
И так, на жаре, под грохот и вопли, пронзенные железом люди идут к Уотерфол-роуд за городом. К водопаду, к одноэтажному храму – по сути сараю с невысокими греческими колоннами строгого ионического ордера, среди пальм и похожих на слоновьи уши банановых листьев. Там кающиеся и молящиеся освобождаются от своего бремени – так и не пролив ни капли крови – и, как говорят, спят потом сутки без перерыва».
Елена Рыковцева: Вы сказали, что традиции кухни они сохраняют. А вот такого рода традиции там тоже сохраняются?
Дмитрий Косырев: Естественно, сохраняются.
Елена Рыковцева: Правда?!
Дмитрий Косырев: Вот тот храм, который я описал здесь, Уотерфол-роуд, этого храма нет. Я работал там по фотографиям. Сейчас там другое здание. Но на Тайпусаме я был. Когда-то впервые в жизни я попал за границу, а именно в Сингапур, в 1976 году, и вот наблюдал с большим интересом. Это было в Сингапуре. Я наблюдал его раза два под Куала-Лумпуром, возле Бату Кейвз. То есть это все есть полностью. Вот почему приятно писать книги. Я знал, что это все происходит, но когда я стал раскапывать и выяснять, чей это праздник, почему... Кстати, многие индологи начали со мной спорить, другие стали спорить с ними, что это не только четтиары, но и другие кланы и народности. То есть возникла целая склока специалистов. То есть писать приятнее, чем выпускать книгу, продавать и так далее. Потому что столько узнаешь всего!..
Елена Рыковцева: Все на полном серьезе. То есть практически детективная диссертация (как я только ни хочу ее назвать). Но читается прекрасно. Я не хочу пугать слушателей вот этими вещами: познавательная, научно-популярная... Читается великолепно.
Виталий Шлыков: О джазе не поговорили.
Елена Рыковцева: Да, джаза там много. Но мы же хотели все-таки хоть чуть-чуть поругать. Я нашла одно критическое замечание, с которым абсолютно согласна, и хочу проверить на Виталии Васильевиче. Дмитрий (Мастер Чэнь) называет рикш «пуллерами» зачем-то. Он рикшей называет повозку, а человека, который эту повозку тащит, - пуллером. Зачем он это делает? Он меня все время сбивает. Потому что я все время думаю: так, пуллер тащит еще рикшу, то есть их уже двое получается... Вас это не сбивало?
Виталий Шлыков: Ну, немножко это, конечно, чистоплюйство. Потому что на слух «пуллер» как-то плохо звучит, но это правильно. Все-таки не может он подлаживать только под читателей терминологию.
Елена Рыковцева: Но мы привыкли так, что рикша – это не только повозка, но и человек, который...
Дмитрий Косырев: А вы отвыкайте. Зачем привыкать к ошибкам?
Виталий Шлыков: Вот я много занимаюсь военной экономикой. И я все больше с каждым годом обнаруживаю, что многие вещи сейчас на русский (именно в военной экономике) не переводятся, не имеют ни понятий, ничего. И единственный способ, чтобы это не стало бессмыслицей... а особенно при переводе между большими начальниками, когда переводчик просто дает буквальный перевод, получается полный хаос и бессмыслица. Так что нужно брать те термины, которые все-таки приняты, что называется, в цивилизованных странах.
Елена Рыковцева: То есть вас вы его и за это тоже не осуждаете?
Виталий Шлыков: Я считаю, что это, в общем-то, правильно. Но это болезненный путь, потому что читателям это не нравится.
Дмитрий Косырев: А хоть бы и осуждали... Я пишу, скажем так, устами девушки из 29-го года. Тогда так говорили. Она не может говорить на современном русском языке. Это же интересно, в конце концов.
Виталий Шлыков: Конечно!
Елена Рыковцева: Мы завершаем на этом программу «Час книги» на волнах Радио Свобода, предоставляя нашим слушателям возможность самостоятельно проверить, как ему удались все его замыслы.
