Ссылки для упрощенного доступа

Ваши письма. 13 Июнь, 2009


Госпожа Деревянко из Химок к пятидесяти годам нашла у себя сто пятьдесят болезней, потом решила, что у неё нет ни одной, а надо больше двигаться, пить чистую воду, есть больше овощей и фруктов, и тут же положила себе обратить в свою новую сверу всё человечество, стала писать об этом во все концы, от ООН до Кремля, и пишет вот уже тридцать лет, и скорбит, что ни всемирное, ни российское начальство до сих пор не обратило народонаселение в её веру. Среди её предложений – создание «ГОСТов и ОСТов на нового человека». Этот вопрос должен быть поставлен, мол, в повестку дна Госдумы.
«Подключите сюда В.В. Жирновского, - пишет она, - это гениальный, умнейший человек, он мечет искры, а люди всё хуже и хуже живут и гигантскими шагами идут к пропасти. Грызлов В.В. обязан поставить в повестку дня вопрос о новом, здоровом человеке».
Не поставит, госпожа Деревянко. Ведь обязательно возникнет дискуссия, а он давно сказал, как отрезал, что Государственная дума России – не место для дискуссий, чем они и войдут в историю: и он, и Дума в его бытность её председателем. Не думаю, что чем-нибудь ещё… Как вы слышали, госпожа Деревянко полагает, что «люди всё хуже и хуже живут и гигантскими шагами идут к пропасти». Не так давно это умонастроение стали называть «катастрофизмом», а известно оно с незапамятных времён. Бывало, что конца мира ждали со дня на день, по дорогам бродили толпы проповедников, и у каждого был свой проект спасения. Так – в известном смысле – и сейчас. Да, чуть не забыл. Эта слушательница «Свободы» просит через нас Государственную думу помочь ей найти «кусочек земли (пять-шесть соток) и крышу над головой», и это, как я понимаю, может, при желании, играючи устроить ей не только любой депутат, но любой помощник любого депутата, - дело, однако, в том, что госпоже Деревянко из Химок надо, чтобы вокруг этого клочка земли и строеньица на нём находились её единомышленники, то есть, люди, верящие, как и она, что сто пятьдесят болезней надуманы докторами, и что для продления жизни до ста двадцати хотя бы лет достаточно только двигаться, двигаться и ещё раз двигаться, пить чистую воду и уколняться от скоромного, и только в таком окружении госпожа Деревянко, по её словам, построит «рай на земле», поскольку она «человек не слов, а лопаты» - это из её письма.
Боюсь, что достаточного числа единомышленников, да к тому же, как я понимаю, на довольно продолжительное время (ведь рай на земле не построить за неделю) этой деятельной женщине не сможет подобрать и лично Владимир Владимирович. Это беда всех великих реформаторов: идей много, а соратников мало. Но вообще-то, госпожа Деревянко и господа Путин с Медведевым, самое умное, что я услышал за всю свою жизнь, сказала когда-то моя мать. «По-твоему всё равно не будет», - сказала она однажды, когда я особенно разошёлся перед нею, излагая свой проект улучшения мира. И ведь эти её слова относятся ко всем, к любому человеку, будь он хоть сам Сталин, хоть Путин. Жизнь внесёт свои поправки в любой приказ, кроме того, конечно, который имеет в виду лишить кого-то жизни.

Следующее письмо: «Показательное письмо, Анатолий Иванович, было к вам от одной русской женщины, которая после многих лет жизни в Фергане и нескольких лет – в Пскове, приехала в белорусскую Оршу и обалдела от чистоты и порядка в этом городе. Она пропела хвалу президенту Лукашенко. Вот в том-то и дело! Порядок и чистота, не говоря о лоске, к востоку от Евросоюза только и могут быть обеспечены такой лапищей, как у Лукашенко. Дания – Данией, Канада – Канадой, даже Литва – Литвой, а у нас пока вот так. Глядя на Белоруссию, можно понять, почему ельцинская демократия в России закончилась путинизмом, а ющенковская демократия в Украине не дала хотя бы чешского результата. Говорите, что человек везде в мире одинаков? Как бы не так! Опыт двух десятилетий показал, насколько они одинаковы, туркмен и эстонец, те же украинец и чех. В простом российском народе популярен колхозник Лукашенко, но почему-то не президенты стран Балтии, один культурнее другого. С чего бы это, Анатолий Иванович? Срединй человек в Белоруссии живёт лучше и чище, чем его друг, товарищ и брат в богатейшей природными ресурсами России и в демократической Украине. Почему? Потому что о нём больше заботится и за ним больше присматривает его начальство. Он, средний евразиец к востоку от Евросоюза, может хорошо себя чувствовать пока только в таких условиях. По своей личной инициативе человек Азиопы не создаст порядок и уют Дании и Канады. Запад устроен хорошо, но мы, евразийцы попросту не в состоянии применять его нормы у себя. Издержки внедрения превышают прямую пользу. Та же Белоруссия научится наводить порядок по-литовски без Лукашенко году к двадцатому, а по-датски – дай Бог к сороковому. Пора отходить от стереотипов «хорошие Лукашенко, Путин», «плохие Лукашенко, Путин». Мы живём так, а не иначе потому, что мы вот такие, не можем прыгать через две или пять стадий-ступенек, такие мы все, а не только власть, и лет полста ещё мы не сможем жить по-иному», - уверен автор. Итак – вернёмся к мусору – он считает, что к порядку жителей Орши приучил самодержец Лукашенко. Я же точно знаю, и говорил в той передаче, что и до Лукашенко белорусы были заметно опрятнее, чем все в Советском Союзе, кроме прибалтов.

Слушаем следующее письмо. Внимательно слушаем!
«Уважаемый Анатолий Иванович! В вашей передаче прозвучало письмо женщины о её впечатлениях после того, как она переехала из России в Белоруссию. Она потрясена чистотой и порядком в Белоруссии, в связи с чем славит президента Лукашенко: дескать какой молодец! По этой логике Путин очень, очень не молодец, за что его и любят в России, в том числе в Псковской области, где жила эта женщина и погибала от мусора. Я хочу поделиться с вами впечатлениями белорусса, переехавшего в Россию. Это не кто иной, как я, собственной персоной. После Белоруссии я прожил более десяти лет в Алма-Ате. После Белоруссии она показалась мне грязноватой. Но вот в девяносто втором году я стал жить в России. Приехал зимой. Заснеженный город показался интересным, частично он был вписан в лесной массив. Но когда растаял снег, я ужаснулся. Моим глазам открылся не город, а свалка. В частном секторе я приобрёл участок и стал строить дом. Наряду с этим выделял по часу в день, чтобы навести чистоту в радиусе ста метров. Начал вырубать кустарник и уничтожать мусор в нём. Местные жители всё меня выспрашивали, кто меня нанял и сколько мне заплатили. Оказывается, они годами жаловались во все инстанции, вплоть до ООН, чтобы власти навели здесь чистоту. Жаловались и… продолжали гадить. Видя мои старания, только два соседа грозились мне помочь, но так и не отважились. И вот только через три года мне удалось навести относительную чистоту. Сейчас я работаю дворником, - продолжает господин Верещагин, автор этого письма. – Мне очень хорошо видно, почему в Белоруссии – чистота, и почему она шокирует там русского. Каждое утро я собираю мешок мусора: половину – из урн, половину – с тротура и улицы, это то, что выбрасывают прохожие и жители – с балконов. Очень редко кто бросает мусор в урны, обычно – мимо и где вздумается. Особую проблему составляют окурки. Они лежат кучами вокруг урн, но только не в урнах. Каждое утро я вылавливаю каждый окурок, подметаю щёткой, получается чистота, как в Белоруссии, но только на несколько часов. За семнадцать лет жизни в России я, среднеазиатский русский, убедился, что российским русским людям чистота просто не нужна. Они будут ругать правительство, мэра, ЖЭК и пр., но… Они не могут понять, что те помои и прочее, что они выбарсывают на дорогу (почему-то обязательно на дорогу), под колёсами машин превращаются в пыль и попадают в организмы их и их детей. Мне кажется, это основная причина, почему продолжительность их жизни так низка. И когда я слышу с экрана «великая русская культура», у меня всегда встаёт образ вот этой культуры, с которой я имею дело по своей дворницкой жизни. Николай Верещагин. Димитровград, Ульяновская область».
Спасибо за письмо, Николай Николаевич, я лучше понял, почему та женщина, оказавшись в Орше после Пскова и увидев чистоту, просто не могла себе представить, что начальство и прежде всего, президент там ни при чём, что в этом смысле в Орше каждый житель – начальство, каждый житель – президент, наводящий чистоту и порядок в своём государстве. Моя теория такая. Я её уже излагал. За годы, что сижу перед микрофоном «Свободы», успел не по одному разу изложить все свои теории. Итак, неряшливость, которая мучает господина Верещагина уходит своими корнями в века, в татаро-монгольское иго. Это влияние кочевников. Кочевник мусора за собой не убирал. Загадил один клочок немеряного пространства – перешёл на другой. И, конечно, последствие неимоверно, до середины девятнадцатого века, затянувшегося крепостничества, страшного русского крепостничества, по существу – рабства, людей продавали, как скот. Раб никого не уважает и первого – себя. Он ко всему безразличен. Он даже любит мусорить – назло своему владельцу, барину, пусть и тот утопает в моих рабских отходах. И, конечно, общая отсталость. Человек ещё не конца выделил себя из природы. Он ощущает себя её частью – как животное, как растение. На эту русскую стихийность первым обратил внимание первый же крупный русский философ, за что царь Николай и объявил его сумасшедшим, - это Пётр Чаадаев. Он первый сказал, что прежде чем думать о своём национальном величии, об особом предназначении, о православном покорении мира, надо научится застёгивать штаны или, как он выразился, «жить разумно в эмпирической действительности». И дальше вот эти знаменитые слова: «В своих домах мы как будто на постое, в городах кажемся кочевниками, и даже больше, нежели те кочевники, которые пасут свои стада в наших степях».
Если кто думает, что на этом мусорную тему я сегодня закрываю, то ошибается. Уж очень она задела слушателей «Свободы» - пожалуй, больше, чем все полиитческие, исторические, идеологические темы. Думаю: к чему бы это? Дай Бог, чтобы это свидетельствовало… Я хочу, друзья, чтобы это свидетельствовало знаете о чём? О начале, пусть микроскопическом, великих цивилизационных сдвигов на евразийском пространстве – вот как, ни много, ни мало!

Читаю следующее письмо: «Нам с мужем сто сорок два года. Вместе мы сорок семь лет, любим кататься на велосипедах. Приезжая в Германию в гости, садимся на своих коней, и – в дорогу по красивейшим местам Северный Рейн Вестфалии. Там проходит канал. Мы проезжали вдоль него до сорка километров в день. Возвращаясь назад, однажды я решила протереть от пыли велосипеды. Достала из мешочка чистые салфетки, намочила их в воде канала и старательно стала протирать… Вдруг слышу на чистом русском языке: «Здравствуйте!». – «Здравствуйте! Откуда вы знате, что мы русские?» - «Ни одному немцу не придёт в гоолву мыть велосипеды у водоёма». Прошло семь лет, а мне по сей день стыдно за своё бескультурье. Любоваться гладкими дорогами, домами с постоянно чистыми окнами, незастеклёнными лоджиями, заполненными цветами – одно удовольствие. Но любованию приходит конец, надо возвращаться домой. Каждый раз, покидая понравившуюся нам страну, а мы были во многих, хочется верить: а вдруг и у нас будет красиво и чисто. Но увы!».

Вот теперь я прочитаю письмо, ответ на которое содержится в предыдущем письме. «Уважаемый Анатолий Иванович! Вот вы говорите, что нельзя все свои ожидания связывать с политиками. Что-то вы лукавите, Анатолий Иванович. С кем же, как не с государственными политиками, связывать людям свои надежды? Пытаться всё делать самому? Да вы не анархист ли, Анатолий Иванович? Как же простому человеку обходиться без государства, когда оно проникло своими щупальцами во все сферы человеческой жизни? Абсолютно всё под контролем государства. Шагу ступить нельзя, паспорт везде покажи. Сейчас ни родиться, ни жениться, ни помереть без вмешательства государства невозможно. Мы живём в реальном мире, и, как ни прискорбно, анархии в нём места нет. Даже спрятаться негде – сразу изловят и как прутик в общую связку вплетут вокруг топорища проклятого. А вы говорите: без политиков. Объясните, Анатолий Иванович, как же из связки вырваться-то, чтобы от государственных политиков не зависеть?».
Письмо подписано закорючкой. Конечно, дорогой, государство всюду влезло. Но есть такие дела, такие свершения, и великие свершения, которым государство помешать не в силах. Можно бросать окурки в урны или куда угодно, хоть себе в карман, завернув в бумажечку, только не под ноги, не в траву… Если кто решит не выбрасывать мусор с балкона, государство тоже не сможет помешать. В больших городах наметилась мода: не смотреть ящик, вообще не держать его в доме ящик. Тоже никакой Путин не может воспрепятствовать. Нет власти, которая запретила бы каждый день менять нижнее бельё, даже если в наличии один комплект. Постирать и тут же высушить – пара пустков; пока завтракаешь, высохнет. Никакие чекисты не могут помешать освобождению щилища от запаха слежавшегося тряпья… Не выпивать поллитра в один присест. Ну, кому надо показывать паспорт, чтобы не материться в присутствии детей?!

«Знаете, Анатолий Иванович, - беру следующее письмо, - вы человек смекалистый, да и я не дурак, мы оба понимаем: путины, медведевы, кудрины, грефы дали антикризисные кредиты своим, тем из своих, чьи капиталы стали гореть и в России, и за границей. Да, оно так. Ну, а если бы эти деньги пошли новобезработным? Не дошли бы они, Анатолий Иванович, разве что крохи, остальное было бы украдено. Такова, увы, суть России. Жаль, конечно, но пока что населению может что-то перепадать только с барского стола. Кризис этого не изменит, ещё рано. Путинско-медведевская система устоит. Протрите глаза, дорогой! Это лучшее, что у нас было за пятьсот лет. Сочетаются две необходимые вещи: формальная западная демократия и жизнь по понятиям с незыблемым центром в Москве. Иначе местные царьки и чинуши съедят простого человека. Демократия там обернётся беспределом. Чтобы этого не было, высший слой и берёт, по евразийскому обычаю, мзду. Это награда за госслужбу. Я допускаю, что Михаил Ходорковский пострадал ни за что. Но его пример обуздал остальных «олигархов». Их независимость от Кремля привела бы к хаосу. Вместо социальной ответственности крупного бизнеса мы получили бы отвязанное поведение толстосумов. Одно дело – управлять из Таллина островом Сааремаа, иное - Дальним Востоком и Северным Кавказом из Москвы. Регионы России – это такие осиные гнёзда, что просто смешно слушать обещания Немцова открыто и честно, по-европейски, управлять Сочами. Медведевско-путинская система устоит», - повторяет в заключение автор.
Как вам это письмишко, уважаемые слушатели «Свободы»? Оно подсказывает хозяевам страны примерно такую речь: «Мы здесь, в Москве, крадём, берём взятки, мошенничаем, брешем, затыкаем людям рты, лишаем собственности и свободы тех, кто нам особенно докучает, но вы, граждане, это всё терпИте, потому что, во-первых, и вам кое-что перепадает, а во-вторых - мы окорачиваем ваших местных бандитов, от которых вам житья уж точно не было бы». По-моему, в этом письме столько же горькой правды, сколько и лукавства. Люд никогда не мирился и не будет мириться с такими хозяевами жизни. Расстреливают их, как собак, под заборами редко. Последний широко известный случай – конец супругов Чаушеску двадцать лет назад в Румынии. В России, кстати, велено об этом «юбилее» широко не распространяться. Обычно народ им отвечает тихой ненавистью или безразличием. Это сводит на нет многие даже дельные начинания власти. То, что «путины, медведевы, кудрины, грефы» в дни кризиса кинулись выручать своих, не будет забыто. Кто-кто, а обиженные этого так не оставят.
О грядущих политических потрясениях российский интернет уже говорит как о чём-то само собою разумеющемся. Причём, серьёзные люди говорят. Что ж, лишь бы не социальные потрясения, не бунты и беспорядки…

Прочитаю письмо из тех, которых и до сих пор было очень мало, буквально несколько за долгие годы, а очень скоро не будет совсем.
«Мне восемьдесят восемь лет. Отбывал срок в лагере смерти Дахау в 1944-45 годах. Вскоре оказался в родном советском Гулаге на Воркуте. 1948-56 годы. На воротах в Дахау была надпись большими железными буквами: «Arbeit macht frei» (работа делает свободным). На воротах шахты №6 Воркута-уголь было написано: «Труд в СССР – дело чести, славы, доблести и геройства» (высказывание Сталина). Почти каждая смена заключённых поднималась из шахты с телом павшего в штреке товарища. Старший надзиратель Мироненков разбивал его голову большой деревянной киянкой (кувалдой) на тот случай, если он, подлец, только притворился мёртвым. Такого, Анатолий Иванович, я не видел в гитлеровском лагере. Как-то мне попался истёртый польский журнал 1911 года. В нем была статья о заключённых в России в том году. Я прочитал и не поверил глазам. В царской империи было около восьми тысяч зеков. А в одной Воркуте, по нашим подсчётам, находилось в 1954 году около двухсот тысяч. Из Дахау меня освободили американцы. Демократическое немецкое правительство выдало мне пятнадцать тысяч марок компенсации. А за Воркуту мы получили фигу с маслом. Теперь, Анатолий Иванович, пара слов о нашем пребывании под поляками, - пишет западный украинец. - Мой хороший знакомый по шахматам, бывший капитан советской армии часто говорил: «Вас, западных украинцев, поляки угнетали, презирали, не брали на госслужбу». Я не возражал, но однажды рассказал ему, какая была разница между польской и советской оккупацией. В селе Дивень Межиричского района группа сопляков собиралась по вечерам и пела антипольские песни: «Не скачи, ляше, сотня нас ляже, тысяча натомисть стане до борни». А под окном стоит комендант Межиричской полиции и подслушивает: «А, хамы, бунтовщики, я вам сейчас помогу петь!». Врывается в хату и начинает дубасить всех подряд. Пацанва – кто куда из хаты, крик, смех: «Меня попал!», «А меня не попал!». Когда в 1939 году пришла советская власть, эти же хлопцы опять собирались и пели уже про «московское ярмо». В сороковом году их всех замели и в сорок первом всех расстреляли. Козачок Ярослав Антонович. Город Здолбунов, Ровенская область. Украина».

Я, кажется, никогда ещё не был таким занудой, как сегодня, - доконаю вас, дорогие слушатели темой быта, гигиены.
«Около года назад в Москве прошло сообщение по радио, что в городе исчезли тараканы, - пишет постоянная слушательница «Свободы» Людмила Николаевна. - У нас в доме (я живу в Вешняках) их были тучи – и правда исчезли. А в нашей деревне старики когда-то говорили, что тараканы исчезают к нужде, к голоду. Когда надвинулся кризис, я весьма задумалась. У нас появился новый продукт: лущёный сушеный зеленый горох из США, не часто его встретишь. Очень вкусный и полезный продукт, позволяет уменьшить потребление мяса, советую его и вам, Анатолий Иванович. Мясо в старину называли убоиной, поэтому много в нём вредного».
Спасибо за совет, Людмила Николаевна. Поскольку мне положено знать всё (один слушатель так и написал: «Вам положено знать всё, но всего вы всё равно не знаете»), и это ой, как верно, но о тараканах я случайно кое-что знаю. С ними не всегда и не везде в России мирились. В девятнадцатом веке с ними боролись даже в некоторых смоленских деревнях, использовали не что иное, как мышьяк, поэтому: «Бойтесь изб, где нет тараканов!», - писал такой знаток сельской жизни того времени, как Александр Николаевич Энгельгардт, автор прекрасной книги «Письма из деревни», один из первых русских химиков, профессор Петеребургского сельскохозяйственного института. Изгнанный из столицы за вольнодумство, он жил после этого в родовой деревне Батищево Дорогобужского уезда Смоленской губернии и подметил, что в тех избах, которые обрабатывались мышьяком, люди болели чаще, чем в других, нередко умирали в цветущем возрасте. Тараканы исчезали, а люди начинали чахнуть… Хотелось бы знать, почему вывелись (или почти) тараканы в современной Москве. Одно из объяснений: изменились потребляемые москвичами продукты. В лучшую или худшую сторону – мнения расходятся. Хорошо сказано о тараканах в классическом рассказе Солженицина «Матрёнин двор». Учитель Игнатич, снимающий комнату у блаженной Матрёны, слышит постоянное шуршание за обоями. Оно ему не мешает, потому что в этом звуке, отмечает бывший зек, нет ничего злого…

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG