Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. О культуре на два голоса. Мой собеседник в московской студии - Андрей Гаврилов. Здравствуйте, Андрей.
Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!
Иван Толстой: Сегодня в программе.
Причитывая Фаддея Зелинского – эссе Бориса Парамонова
В рубрике Переслушивая Свободу – беседа с ветераном радио Леонидом Владимировым.
И новые музыкальные записи. Андрей, что мы будем слушать сегодня?
Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать первый авторский диск одного из сильнейших молодых джазовых пианистов Москвы Владимира Нестеренко.
Иван Толстой: Прейдем к новостям культуры последних дней. Министр культуры насильно отправляет гендиректора Третьяковки на пенсию. Генеральный директор Третьяковской галереи Валентин Родионов заявляет, что, несмотря на информацию, распространенную СМИ, его уход на пенсию не является добровольным. Минкультуры недоумевает по этому поводу. Как отмечается в заявлении Родионова, распространенном пресс-службой Третьяковской галереи, 1 марта 2009 года министр культуры РФ Александр Авдеев вызвал к себе Родионова и сказал, что главе Третьяковской галереи нужно уйти на пенсию . "На мой вопрос: "Я плохо работаю?" - министр ответил, что по работе ко мне замечаний нет", - отметил директор музея. "Более того, совсем недавно президент Российской Федерации Дмитрий Медведев своим распоряжением объявил мне благодарность за большой вклад в развитие музейного дела", - добавил Родионов. По его словам, члены директората и ученого совета Третьяковской галереи направили письмо главе Минкультуры с просьбой оставить Родионова на посту директора галереи. "Это письмо, несмотря на истекший месячный срок, осталось без ответа", - отмечает в своем заявлении директор Третьяковки.
В последнее время с директорами больших музеев организаций все время происходят какие-то нелады. Например, известно, что в конце апреля налоговая служба Российской Федерации обвинила руководство Эрмитажа в неуплате налогов, и эта история до сих пор тянется и не закончена.
Следственный комитет прокуратуры не признал дело директора Пушкинского заповедника заказным.
Комитет выявил процессуальные нарушения в деле директора Музея-заповедника "Михайловское" Георгия Василевича, обвиняемого в растрате. За два с половиной года. Сумма, в которой он обвиняется, - 170 тысяч рублей. Тем не менее, как сообщается на сайте СКП, характер дела не признан заказным. То есть, какие-то нарушения, тем не менее, усматриваются.
Должен сказать, что это слегка позолоченная пилюля о том, что процессуальные нарушения выявлены и тем самым еще нет оснований для того, чтобы продвигать это обвинительное дело. Оно пришло как раз в канун пушкинского дня рождения - 210-летия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, которое по старому стилю приходится на 26 мая, на день входа нашей с вами, Андрей, программы в эфир.
Я давно хотел спросить вас, если вы бывали в Пушкинском заповеднике в прежние годы, при прежнем директоре Гейченко, скажите, вам нравились все эти мраморные плиты на подставках с пушкинскими цитатами, все эти цепи на дубах, ученые коты и так далее, вся эта пояснительная пропаганда, поддерживающая туриста в его одиноких блужданиях в усадьбах Михайловское, Тригорское, Петровское?
Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, мне всегда бывает немножко грустно, когда какой-то музей очевидно и откровенно занимается тем, что называется осваиванием средств. Причем, для меня не очень важно - это средства, спущенные из советского госбюджета или из российских каких-то источников. Я ни в кого не захочу бросить никакой камень, я верю, что средства расходуются честно, и никаких нарушений нет. Но вот то, что есть эта необходимость, это чувствуется до сих пор. Вот нам выделен рубль, миллион, миллиард, и мы должны сделать нечто. Чаще всего, если есть такое настроение, то это нечто вызывает, например, лично у меня, уныние, поскольку оно как раз и вкладывается в мрамор, в колонны, какие-то многотонные плиты…
Мне все это напоминает историю, вполне возможно, совершенно апокрифическую, как перед приездом одного из американских президентов, в советское время, одному дворцу культуры, который не ремонтировался практически никогда, были выделены огромные средства на то, чтобы привести его в порядок, потому что появилось неофициальное сообщение с американской стороны, что президент Америки захочет туда почему-то заглянуть. Директор музея сразу сделал главное – он заказал мраморные двери с золотыми ручками. Потом высинилось, что президент Америки не приедет, деньги на реставрацию и ремонт тут же забрали, и вот по слухам до сих пор стоит эта полухалупа с огромными мраморными дверями и золотыми ручками. Хотя, наверное, ручки уже украли.
Иван Толстой: Я оценил, Андрей, ваш маневр, ваш полный уход от моего вопроса. Я, кончено, совершенно не возьмусь обвинять Георгия Василевича в том, что он как-то неправедно растратил государственные деньги, мне об этом ничего неизвестно, поэтому я не имею право выносить свое суждение, я только по жизненному опыту хочу сказать, что когда государственные деньги попадают к приличному человеку, который возглавляет какую-то организацию, и он расходует эти деньги несколько не так, как предписано буквой и строгим уставом, то оказывается, что сперва его осуждают, но проходят годы и говорят о нем как о спасителе, о том, что этим неправедным по букве расходованием он на самом деле поддерживал, выручал и способствовал сохранению того, что было ему вверено. Потому что государственная буква, конечно, всегда формальна, но она очень часто, а, может, чаще всего, тупа и бесчеловечна и совершенно не учитывает реальных потребностей. Я же, Андрей, спросил вас именно об эстетической стороне.
Андрей Гаврилов: Я прошу прощения, что вас перебиваю, но я попытался ответить в первой части моей фразы: нет. Именно потому, что нужно было освоить эти деньги. То есть задача была сделать Пушкина, как теперь говорят, “нашим всем”, чем-то таким, что завязнет в зубах навсегда у каждого. Как это сделать? Надо, конечно, не делать ничего оригинального, ничего, не дай бог, авангардного, ничего, что как-то близко духу, культуре 20-го века. Надо сделать то, что будет стоять как мавзолей. А что это такое? Это мрамор, это золотая вязь, это золотые цепи, потому что средства, мы знаем, что там русалка должна еще на ветвях сидеть, это какие-нибудь гипсовые или мраморные, в зависимости от денег, коты, которые там будут ходить направо или налево, и так далее. У меня это вызывало всегда уныние. Я считаю, что если туристу нужна мраморная плита с цитатой, чтобы он, не дай бог, не перепутал Пушкина с Достоевским или Некрасова с Толстым, то, в общем, этому туристу там делать нечего и, соответственно, плита таким не нужна.
Иван Толстой: Хорошо, примем этот ваш ответ, хотя мне хотелось услышать от вас о безумии воплощения метафор и образов. Когда они высекаются в камне, то гибнет, по-моему, самое главное, самая суть, самая тонкая ткань культуры, которая совершенно не терпит своей фиксации в виде кота, цепи или золотых букв по белому каррарскому, или какой он там был у Гейченко, мрамору.
Извините, что вас втянул в такого рода дискуссию, давайте пойдем дальше. Вот еще одна, если не музейная, то парково-развлекательная новость, о которой сообщает издание Tennis Times. Микки Маус сыграл в теннис в парижском Диснейленде.
Посетители Диснейленда получили редкую возможность увидеть, как Микки Маус играет в теннис, и, более того, сыграть с ним.
Причем, его оппонентами были профессиональные игроки: швейцарец Станислас Вавринка и француз Гаэль Монфис.
Акция была организована знаменитым Янником Ноа для детей из неблагополучных семей. Они-то и дополняли квартет для встречи в парном разряде на корте, сооруженном непосредственно перед главной башней Диснейлэнда. Всего в акции приняло участие около 200 детей.
Каждый мог по очереди присоединиться к этой тройке, стать четвертым и сыграть. А в костюме Микки Мауса и с его головой на плечах был, разумеется, какой-то профессиональный французский теннисист.
Андрей Гаврилов: Я не могу здесь не сказать, Иван, о том, что пришла и грустная новость. Наверное, вы слышали, что в Америке скончался актер Уэйн Оллуайн, который известен даже не тем, что он актер, а тем, что он более 30 лет озвучивал роль Микки Мауса в мультиках Диснея. Я абсолютно уверен, что он остался навсегда в чем-то инкогнито, но с другой стороны, вряд ли есть более популярный актер, нежели он, по крайней мере, через своего героя.
Иван Толстой: А я хотел тем временем вернуться во Францию, где в курортном знамением городке Антиб на французской Ривьере состоялся аукцион, он, в общем, так и называется - Гламурный аукцион - где продают вещи знаменитостей. И вот на этом аукционе был продан за 130 тысяч евро саксофон бывшего президента США Билла Клинтона. Аукцион в 16-й раз проходит в рамках Каннского кинофестиваля, о результатах которого я бы и попросил вас сказать, как единственного киноведа в нашем с вами тандеме.
Андрей Гаврилов: Сначала я скажу, Иван, что это, конечно, ваша попытка сделать рекламу нашей с вами любимой Праге, поскольку именно в Праге в свое время вышел компакт диск, где Билл Клинтон играет на саксофоне. Уникальная запись в пражском клубе Редута, если не ошибаюсь.
А что касается Каннского фестиваля, то результаты не могут не радовать. Опять-таки, об этом можно говорить по отзывам прессы, по отзывам тех журналистов, которые присутствовали на кинопоказах. Фильм Майкла Ханеке получил Пальмовую ветвь, это прекрасная новость. Замечательный режиссер, и, не видя фильма я, тем не менее, могу выразить уверенность, что это абсолютно заслуженная награда. Теоретически можно допустить, что после целой череды замечательных лент он вдруг снял что-то непотребное с эстетической точки зрения, в таком случае вряд ли бы он привлек внимание каннского жюри. Это прекрасный режиссер, я могу за него только порадоваться.
Меня несколько удивила реакция каннской публики на картину Ларса фон Триера “Антихрист”, хотя актриса, исполнявшая там главную роль, Шарлотта Гинзбург, вроде бы и удостоена премии как лучшая актриса фестиваля, но опять-таки это все нужно смотреть. Каннский фестиваль тем и отличается от Оскаров, что все фильмы, на нем представленные, мы видим иногда даже много позже, чем каннская публика. На “Оскарах” нам везет, все эти фильмы уже в прокате и мы знаем, о чем говорить. Здесь можно говорить только о фамилиях.
Честно говоря, мне было интереснее всего, почему Коппола отказался выдвинуть свой фильм “Тетро” в главный конкурс. Правда, сообщения прессы были противоречивые, некоторые говорили, что он отказался, некоторые говорили, что ему не предложили, но, так или иначе, интересно, почему фильм такого мэтра современного кинематографа, как Френсис Форд Коппола, был вынесен за пределы главного фестивального события.
А я же больше всего, честно говоря, жду новую ленту Терри Гиллиама "Имаджинариум доктора Парнасса". Это один из моих любимых режиссеров, который, с моей точки зрения, работает с каждой лентой все интереснее и интереснее, каждый раз изображая и показывая нам все более сумасшедший, какой-то феерический мир, и это тот режиссер, как мне кажется, каждый фильм которого надо смотреть обязательно. Вот это, честно говоря, я буду ждать с огромным нетерпением и с удовольствием расскажу о нем и о других каннских фильмах, если к тому времени будет к этому интерес, когда они выйдут в московский кинопрокат.
Иван Толстой: А сейчас прейдем к радиоэссе Бориса Парамонова, нашего нью-йоркского автора, которое сегодня посвящено теме перечитывания Фаддея Зелинского.
Борис Парамонов: В России недавно переиздали репринтным способом в двух томах работы знаменитого в свое время филолога-классика Ф.Ф. Зелинского. Книга называется “Из жизни идей”. Издание, конечно, варварское – без предисловия, без комментариев, без справочного аппарата. На кого оно рассчитано – непонятно. Предполагаю, что издателями двигала та мысль, что в советское и постсоветское уже время классическая филология стала очень культурно престижной, в ней работали такие люди, как Аверинцев и Гаспаров, сумевшие дойти до вполне широкого читателя. Спасибо и на том, однако: прочитать старого «классика» – большое и полезное дело.
Тем более, что кое-что о Зелинском мы знаем – хотя бы из поздних мемуаров Шкловского, где он описывает тогдашний, накануне революции Петербургский университет, и, говоря о профессорах-антиковедах, не проходит мимо Зелинского:
“Знаменитей, но не замечательней всех был красноречивый и седой Фаддей Зелинский, оратор с превосходным жестом... Фаддей Францевич Зелинский – большой знаток греческой и римской литературы, но он вписывал свое мировоззрение в античность, Стиль его отличался пышностью, как позднее иезуитское барокко или как стиль Вячеслава Иванова. (...) Сам Фаддей Францевич был вдохновенно плоским поэтом – это делало его нечеловечески самоуверенным. В нарядных теоретических книгах Зелинский уверял, что школа без латыни – социальное преступление и что гимназист носит свою форменную фуражку “божьей милостью”.
Этот профессор был чиновником-ницшеанцем и верил в сверх-чиновника, окончившего классическую гимназию и тем самым ставшего выше обычной морали”.
Несомненная ироничность этой характеристики объясняется скорее всего тем, что Шкловский был исключен из университета за несдачу экзамена по древнегреческому языку. Учился он в гимназиях кое-как, о чем пишет в своей “Третьей фабрике” - в основном в частных, где требования были пониженными, а дисциплина такова, что гимназисты пили вино на уроках. Виктор Борисович Шкловский был, несомненно, гениальным человеком, а гениям академическая ученость не столько помогает, как мешает,- она сковывает видение предмета, а в науке чрезвычайно важен свежий взгляд, то есть, другими словами, некоторая недоученность, Дикарь часто видит острее, чем человек культуры. Это Шкловский понимал очень хорошо, и это понимание легло в основу многих его открытий в теории литературы. Академику грозит опасность погрязнуть в материале, за деревьями не видеть леса. Историческая эрудиция мешает смелым теоретическим построениям. Вообще это очень большая тема – ученость и гений. Кант вообще считал, что гений возможен только в искусстве, а не в науке: науке можно в принципе научить любого, а искусству нельзя без предварительного, Кант сказал бы априорного, художественного таланта. Шкловский был необычен тем, что теорию литературы создавал как художественное построение или, точнее, в самом художественном языке увидел предпосылки теоретического осмысления искусства. Новое в искусстве возникает как обостренное видение привычных сюжетов, тем и положений. Например, крепостное право в России увидено Толстым с точки зрения лошади (“Холстомер”). Дело не ограничивается одним Толстым: этот прием – показать существующее культурное бытие со стороны некультурного человека - был известен задолго до него (“Персидские письма” Монтескье или “Простодушный” Вольтера). Так что, как видим из этих примеров, культура, богатство знаний не обязательно способствует выработке правильного взгляда на мир. В искусстве мир нужно увидеть не привычным, а странным, Элиот и подобные киты западной культуры. Эти люди болели за культуру, масскульта, танцев со звездами им было мало.
Темпора мутантур – а как дальше, уже не знаю: латынь из моды вышла ныне.
Иван Толстой: А мы продолжаем следить за культурными новостями. Андрей, что больше всего привлекло ваше внимание?
Андрей Гаврилов: Было несколько сообщений, как всегда грустных, было несколько сообщений, как всегда радостных. 30 мая откроется последений вернисаж московского центра “Арт стрелка”, независимого культурного центра, который расположен на территории фабрики “Красный Октябрь”. Для тех, кто не живет в Москве или кто не бывал в этом районе, я просто напомню, что фабрика “Красный Октябрь” находится аккурат напротив Храма Христа Спасителя. Это тот район, который прочат под застройку как бриллиантовая миля, поскольку стоимость земли там так велика, что эти цифры, честно говоря, я даже не могу толком произнести. Так вот, пять лет назад на территории этой фабрики “Красный Октябрь” и был организован московский независимый художественный центр “Арт стрелка”. Однако в последнее время территория получила нового владельца, соответственно изменился формат, он стал явно более гламурным. Пока что на территории “Красного Октября” открылась галерея Байбакова «Арт Прожектс». Независимые художники, независимые галереи находят себе новое пристанище. Некоторые на Винзаводе, некоторые в комплексе, который называется «Проект Фабрика», но “Арт стрелка”, которая пять лет радовала нас новыми открытиями в области художественного искусства, живописи, графики, каких-то видео и прочих инсталляций, закрывается навсегда.
Но есть и радостное событие. На днях в Москве открылась очень интересная выставка одной картины. Это выставка картины Дмитрия Плавинского “Музыка сфер”. Она открылась в новой галерее, которая называется Open Gallery, находится она в самом центре Москвы, около Нового Арбата, сзади кинотеатра “Октябрь”. В очень уютном и очень интересном помещении висит картина Плавинского и более 50 фотографий, сделанных его женой Марией Плавинской, которые документируют работу замечательного художника над этой картиной. Очень интересно смотреть, как нам показывают различные этапы работы над произведением и, в конце концов, когда ты выходишь на само это произведение, ты, разумеется, смотришь на него совершенно другими глазами.
Но есть и более масштабное событие. В понедельник была организована презентация очень крупного проекта, который называется “Дейнека. Графика”. Это первая книга из запланированной издательской программой компании “Интеррос” серии изданий о творчестве Александра Дейнеки. Выпущенный при поддержке гуманитарного проекта Иван Полякова почти 500-страничный том содержит более 500 изображений, представляющих журнальную, плакатную, книжную и станковую графику художника. При работе над изданием использованы произведения из собраний Курской государственной картинной галереи, Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, ряда музеев России, ближнего зарубежья, а также из частных коллекций и из архива вдовы художника Елены Волковой-Дейнеки. В книге пять разделов – Черное, белое, красное и другие, Во весь лист, От корки до корки, Два мира и Война. Они представляют ту часть наследия мастера, которая на самом деле, как мне кажется, известна сейчас меньше, чем его огромные полотна, чем его станковая живопись. Очень многие помнят Дейнеку как автора плакатных, практически пропагандистских творений, и очень часто в тени остается его очень интересная графика, может быть, потому, что в советское время основой задачей было пропагандировать именно плакатные произведения Дейнеки.
Кстати, грустный обертон. По слухам, которые я, к сожалению, никак не могу проверить, живопись с потолков гостиницы “Москва”, которая принадлежала кисти Дейнеки, и которая, в общем-то, в чем-то, наверное, определяла весь внутренний стиль гостиницы, так вот вся эта роспись была уничтожена при демонтаже и сносе гостиницы “Москва” в центре столицы. Я не смог получить ни одного подтверждения того, что эти картины каким-то образом были сохранены или, по крайней мере, их старались сохранить.
Вернемся к выставке. Выставка, которая открылась в Третьяковской галерее на Крымском валу и которая продлится, по-моему, более месяца, представляет именно графику Александра Дейнеки. На экспозиции представлены военные зарисовки, натурные фиксации, наброски, эскизы картин, самостоятельная графика, которая была создана в период с 20-х по 60-е годы. В Москву, в частности, привезли рисунки времен учебы Дейнеки во ВХУТЕМАСе, иллюстрации, сделанные для журналов “Прожектор”, “Даешь”, “Безбожник у станка”. Маленькая сноска. Когда я узнал об этом журнале, я понял, что я не могу не посмотреть на иллюстрации Дейнеки именно к этому изданию. Зарисовки, которые он сделал во время командировки в Крым и во время своих поездок по Америке и Европе.
Это книга, это первая книга из серии из трех томов, которые представят полностью все наследие этого во многом оставшегося, как ни странно, неизвестного до сих пор художника. Вернисаж состоялся в понедельник, выставка продлится в Третьяковской галерее еще примерно месяц.
Иван Толстой: Переслушивая Свободу. Сегодня в нашей рубрике – голос Леонида Владимирова. Но мы включим не архивную запись, а самую что ни на есть новейшую. Леониду Владимировичу 22 мая исполнилось 85 лет. Ветеран Великой Отечественной и заключенный сталинских лагерей, инженер-механик и научный журналист, романист и невозвращенец из поездки в Англию, Леонид Владимиров с 1966 года живет в Лондоне. 13 лет он проработал на РС, сперва в лондонском бюро, затем с 77-го по 79-й главным редактором Русской службы Свободы в Мюнхене. После этого – четверть века на Би-Би-Си. Слушатели, знакомые с русскими передачами западных радиостанций, легко узнают голос Леонида Владимировича.
Леонид Владимирович, не просто половина, а половина плюс один вашей жизни прошла на Западе, в Англии. 42 в России и 42 плюс один в Великобритании. Скажете, пожалуйста, если бы нужно было поменять жизнь и прожить ее заново, это было бы нечто похожее или это уже было бы другое?
Леонид Владимиров: Конечно, было бы другое, потому что я не знал бы другую половину, я был бы обыкновенный, скажем, англичанин, у которого при всем его желании не может быть такого опыта, какой был у меня. Естественно, я был хорошо подготовлен к бегству в Англию и к тому, чем я здесь занимался, разумеется. Поэтому опыт приобретается только жизненным путем. Из книг опыт не получается. И при полном сочувствии мне, скажем, англичане до сих пор думают: ну, хорошо, да, он немножко преувеличивал. А мне впрямую говорили много раз: да, конечно, мы понимаем, вы были в лагере, над вами там издевались, вообще вы были бедны часть времени, все это накладывает отпечаток. Мы согласны, что там очень плохо, но надо и положительные моменты отличать. У меня был редактор книги, который, кстати, не стал редактором, который говорил: “Подождите, подождите, ну в Советском Союзе любовь есть между мужем и женой? В Советском Союзе дети рождаются? В Советском Союзе люди веселые песни поют?”. И так далее. А на это нет ответа. На это нечего возразить, потому что люди поют веселые песни, действительно, не только сочиненные пропагандистами, а свои нормальные русские песни, дай им бог здоровья. Но доказать, что это опровергает режим, невозможно, и я просто бросал это.
Один раз я интервьюировал даму, которая была министром, - Шерла Уильямс. Она была лейбористским министром, а потом ушла из Лейбористкой партии в эту новую, Либеральную. Она выступила где-то с гневным осуждением очередной гадости КГБ по отношению к писателям, и я ее интервьюирую. Я работал на Радио Свобода. И она мне говорит, что, да, это невозможно в цивилизованном обществе. Я слушаю, записываю на магнитофон, киваю головой, а потом она вдруг говорит: “Надо добавить, что, конечно, социализм - это передовое, прекрасное движение”, и так далее.
Вы понимаете? Это очень соблазнительно - равенство и братство. Американский профессор Крейн Бринтон в замечательной книжке “Идеи и люди” показал самым обычным простым образом, что свобода и равенство несовместимы. Давайте введем, - говорит, - свободу. Хорошо. Тогда найдутся люди, которые более энергичны и предприимчивы, чем другие, и заграбастают себе больше, возьмут других обслуживать себя. Тогда свободы нет. Но давайте тогда введем равенство. Но тогда нужен какой-то орган, который будет соблюдать это равенство. И все, свободы у вас уже нет. Это человек, который понял на самом высоком уровне это лучше всех. Правда, есть у Руссо что-то в этом роде.
Так вот, мы отошли совершенно в теоретическую социологию. Очень многие англичане, которые стали весьма известными советологами и, как принято говорить было в России, антисоветчиками, они все, несколько человек, крупных людей, начиная с Роберта Конквеста, были членами Коммунистической партии Великобритании. Но потом они одумались. То есть, они умные люди, нормальные люди, но родились они с этим багажом, что все должно быть справедливо, бывают такие, бывают эдакие. Но нельзя же так, чтобы черное и белое. Обязательно надо оттенки. А вот эти говоруны, которые приезжают из России, особенно приезжают нелегально из России, у них все только черное или белое. Здесь - белое, а там - черное. Это неправильно, там тоже. Вот это все время меня сопровождает здесь.
Иван Толстой: Леонид Владимирович, если вспомнить вашу деятельность на Радио Свобода, какие были самые интересные страницы вашей биографии там?
Леонид Владимиров: Должен сказать, что все, что я делал, было интересно. Пожалуй, самое интересное была комиссия Милтона Эйзенхауэра, брата президента, который приехал в Мюнхен выяснять, нужно ли закрывать Радио Свобода или не нужно. Мы были к этому подготовлены, никто нам не говорил, что нужно им говорить, речь только шла о регламенте. Говорить надо было не больше 9 минут, потому что десятая уже резервировалась для какого-нибудь вопроса, который, может быть, зададут. Никто слова не сказал, что нужно им говорить, но регламент должен был соблюдаться.
И вот они приехали. Люди стояли там буквально с часами - смотрите, время только не затягивайте. Я проговорил свои девять минут, а потом они 40 минут, нет, 37 минут меня допрашивали. Так же поступили они еще с несколькими людьми, а заключение, которое они дали, было исключительно доброжелательным. И тогда, по их совету, была создана промежуточная организация Board of International Broadcasting, Совет по международному радиовещанию, которая получает фонды от Конгресса, распределяет их по своему усмотрению. Это было очень интересным таким опытом. Оказывается, нашлись люди на Западе, которые поняли, чем мы занимались, и решили, что этим заниматься надо и дальше.
Еще, например, это уже из последнего моего опыта, последние два года, когда я работал в Мюнхене, я самым лютым образом запрещал все, что хоть отдаленно напоминало пропаганду.
Голая пропаганда - это страшная вещь. Так и хочется сказать: «кровавые псы КГБ», ведь это же было бы правильно, но говорить этого все-таки нельзя.
И поэтому у нас были разные люди, я не могу отвечать за все, что говорило Радио Свобода, может быть, где-то она границу и переходила. Но, во-первых, со мной или без меня, она ничего не выдумывала, прежде всего. Факты, которые приводились, действительно имели место. Но вот когда мне пришлось заниматься рукописями других людей, я находил оттенки, и эти оттенки приходилось глушить. На меня за это очень обижались, но что поделаешь!
Так что Свобода она только информационный орган. Если я интервьюирую человека, у которого есть обиды на Советский Союз и если он их высказывает достойными и интеллигентным образом, то это можно, пожалуйста, но это ни в коем случае не должно исходить от Радио Свобода.
Иван Толстой: Леонид Владимиров, ветеран РС и русской службы Би-Би-Си. 22 мая Леониду Владимировичу исполнилось 85 лет. Дорогой Леонид Владимирович, ваш характерный голос многие годы был легко узнаваемым голосом западных радиостанций. Мы желаем Вам здоровья и бодрости. Многая лета!
Андрей, а теперь настало время для вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, поподробней о музыкантах и их произведениях.
Андрей Гаврилов: Спасибо, Иван, но, если можно, я украду еще буквально 30 секунд. И раз уж мы говорим о музыке, не могу не сказать об одной новости, которая привлекла мое внимание и, судя по всему, не только мое. Наши с вами любимые организации, а именно Коммунисты Санкт-Петербурга и украинские коммунисты, которые не так давно вручали Ленинскую премию режиссеру фильма “Тарас Бульба”, мне кажется, могут подружиться с Дмитрием Ямщиковым. Этот до сих пор никому неизвестный тюменский юрист подал в прокуратуру Российской Федерации заявление, в котором потребовал лишить Бориса Гребенщикова Ордена за заслуги перед Отечеством. Этот орден Гребенщиков получил в 2003 году в связи со своим юбилеем. По мнению Ямщикова, в песнях лидера рок-группы “Аквариум” содержится призыв к употреблению наркотических средств, алкоголя, пропагандируется тунеядство, содомия, суицид и анархия. В доказательство он привел собственный анализ некоторых песен группы “Аквариум”, принадлежащих перу Гребенщикова, таких как “Древнерусская тоска”, “Холодное пиво”, “Боже, храни полярников” и другие. Мне единственно жаль, что Дмитрий Ямщиков остановился на полдороге. Ну, что такое - лишить ордена? Надо было сразу писать заявление с требованием посадить, расстрелять, рассеять прах, навсегда стереть из памяти народной. Вот это было бы правильно. А так - ну, подумаешь, орденом больше, орденом меньше.
А теперь переходим к той музыке, которую мы сегодня слушали. Один из интереснейших джазовых пианистов Москвы Владимир Нестеренко профессионально владеет необычным для пианиста вторым инструментом - флейтой. Кстати, именно как флейтиста его зачастую и приглашают в качестве сессионного музыканта. Лауреат премии Ассоциации джазовых журналистов России Джаз-ухо, номинации Надежда российского джаза, лауреат многих джазовых конкурсов, на его счету, например, премия Первого международного джазового конкурса Додж-2001 в Донецке, и не просто премия, а гран-при, первое место на Всероссийском конкурсе джазовых исполнителей в Ростове на Дону в 2003 году, он принимал участие во многих фестивалях, среди которых и международный джазовый фестиваль, посвященный памяти Уиллиса Коновера и вокальный фестиваль Jazz voices - 2001 год и 2004 год, он выступал со многими звездами мировой и московской сцены. Достаточно назвать Дидье Локвуда, Кларка Тери, Збигнева Намысловского или, если вспоминать о российских музыкантах, Валерия Пономарева, Игоря Бутмана, Германа Лукьянова, Сергея Проня. Творческое кредо Владимира, с одной стороны, это постоянный поиск новых и нестандартных музыкальных идей и решений, а, с другой, глубочайшее уважение к джазовым корням, опора на богатейшие традиции джаза и академической музыки. Недавно вышел первый авторский альбом Владимира Нестеренко. Одну из композиций этого альбома - “В девятку” - мы сейчас и послушаем.
