Сегодня в Лондоне -- с невероятным для нынешних демократических времен размахом – празднуют свадьбу принца Уильяма и Кейт Миддлтон. Помпа, с которой даже не первый в очереди наследник британского престола вступает в брак со своей давней подружкой, заставляет вспомнить времена абсолютных монархий – или хотя бы даже сладкие годы «бель эпок». Подданные Елизаветы Второй вдруг вспомнили, что они являются таковыми, почти вся пресса просто-таки пестрит выражениями верноподданнеческих чувств. Хуже всего приходится полицейским и сотрудникам спецслужб – ну и, как водится, обычным жителям: меры безопасности приняты самые строгие. Впрочем, если посмотреть телевизор – неважно, любой канал -- то, как кажется, страсти вокруг свадьбы принца кипят серьезные. Сегодня – важный день не только для сторонников британской монархии, это еще и отличный повод для проклятий ее яростных противников. Одна моя лодонская знакомая сказала, что собирается посетить местную костюмированную вечеринку, посвященную Бэкингмескому празднику, в облачении террористки-смертницы. Не думаю, что это благоразумный выбор…
Если же серьезно, то все происходящее заставляет задуматься над тем, какое место занимает не только британская, но и любые другие монархии, в современном мире. На самом деле, их существует несколько видов. Саудовская абсолютная монархия сильно отличается от конституционной британской, а последняя – хотя бы по способности швырять деньги на свадебный ветер – от скромных скандинавских. На днях Владимир Путин посетил две из них – и в Стокгольме его огромный бронированный «Мерседес» комично смотрелся рядом со скромным королевским Volvo S-40, за рулем которого, кстати, сидел сам венценосец. Умеренность – одна из лучших разновидностей настоящего стиля, не так ли?
У британской монархии со скромностью сложно. Свадьба Уильяма и Кейт станет примерно в 20 миллионов фунтов – меньше, конечно, чем торжества родителей принца Чарльза и Дианы в 1981 году, но дороже, чем, к примеру, праздник, устроенный по поводу встепления в семейную жизнь певицы Кристины Агилеры и Джордана Брэтмана. Последняя аналогия – вовсе не избыточна: нынешний Бэкингемский дворец и его обитатели имеют гораздо большее отношение к поп-культуре, чем к политике. Ни на какой Эми Уайнхауз таблоиды и производители безделушек не заработали столько, сколько на Виндзорской династии. И лишь представитель королевской семьи пытается увещевать журналистов, мол, свадьба Уильяма и Кейт воплощает в себя ту самую «британскость», поисками которой в многонациональной стране несколько лет назад озаботились власти. Забавно, что речь идет о представителях Ганноверского дома, которые правят в стране, где последняя династия, имевшая лингвистическое и культурное отношение к большинству населения, прервалась 5 января 1066 года (или, на худой конец, 24 марта 1603).
Если же серьезно, то все происходящее заставляет задуматься над тем, какое место занимает не только британская, но и любые другие монархии, в современном мире. На самом деле, их существует несколько видов. Саудовская абсолютная монархия сильно отличается от конституционной британской, а последняя – хотя бы по способности швырять деньги на свадебный ветер – от скромных скандинавских. На днях Владимир Путин посетил две из них – и в Стокгольме его огромный бронированный «Мерседес» комично смотрелся рядом со скромным королевским Volvo S-40, за рулем которого, кстати, сидел сам венценосец. Умеренность – одна из лучших разновидностей настоящего стиля, не так ли?
У британской монархии со скромностью сложно. Свадьба Уильяма и Кейт станет примерно в 20 миллионов фунтов – меньше, конечно, чем торжества родителей принца Чарльза и Дианы в 1981 году, но дороже, чем, к примеру, праздник, устроенный по поводу встепления в семейную жизнь певицы Кристины Агилеры и Джордана Брэтмана. Последняя аналогия – вовсе не избыточна: нынешний Бэкингемский дворец и его обитатели имеют гораздо большее отношение к поп-культуре, чем к политике. Ни на какой Эми Уайнхауз таблоиды и производители безделушек не заработали столько, сколько на Виндзорской династии. И лишь представитель королевской семьи пытается увещевать журналистов, мол, свадьба Уильяма и Кейт воплощает в себя ту самую «британскость», поисками которой в многонациональной стране несколько лет назад озаботились власти. Забавно, что речь идет о представителях Ганноверского дома, которые правят в стране, где последняя династия, имевшая лингвистическое и культурное отношение к большинству населения, прервалась 5 января 1066 года (или, на худой конец, 24 марта 1603).
