Ольга Беклемищева: Сегодня мы говорим о проблемах со слухом и о том, как их можно компенсировать. Сравнительно недавно в нашу жизнь вошли цифровые слуховые аппараты. Они резко увеличили комфорт слуха, добавили эмоциональность в то, что слышит человек, повысили разборчивость речи. Это – новые технологии, которые позволяют говорить о снижении слуха как об обстоятельстве, которое почти не снижает качество жизни. Сегодня у нас в гостях – старший научный сотрудник федерального государственного Научно-клинического центра отоларингологии Росздрава Александр Николаевич Белоконь, врач-сурдолог. И, как всегда об американских обычаях слухопротезирования нам расскажет наш постоянный медицинский эксперт профессор Даниил Борисович Голубев.
Александр Николаевич, насколько я понимаю, за вот этими новыми прорывными технологиями в слухопротезировании большая история. Как вообще все это развивалось в России, откуда появились эти замечательные изобретения?
Александр Белоконь Александр Белоконь: Есть одна великая книга, в которой фраза о том, что первым было слово. Трактовать это можно по-разному, конечно. Не вдаваясь в глубокий смысл этой фразы, а буквально трактуя то, что там сказано, можно понять, что это слово должно быть кем-то услышано.
Ольга Беклемищева: Ну да, я думаю, что вообще мы появились в качестве слушателей.
Александр Белоконь: Да. И невозможно себе представить коммуникацию между людьми, если отсутствует слух. Информацию можно передавать различными путями, кодировать в цифрах, изображать в виде азбуки Морзе, писать, в конце концов, на бумаге, но все это будет лишено той необходимой эмоциональной окраски, вложения души туда. Одно и то же вот это самое слово может нести огромный смысл в зависимости от того, как оно произнесено, как мы его услышим.
Ольга Беклемищева: Я где-то читала, что, по-моему, датские сурдологи даже подсчитали, что в слове «да» до 27 смыслов в зависимости от того, с какой эмоциональной насыщенностью его произнести.
Александр Белоконь: Да. Первое приспособление, наверное, это слуховой рожок.
Ольга Беклемищева: Да, они были еще изображены на картинах фламандских художников в 16..-каком-то году.
Александр Белоконь: Многие великие страдали нарушением слуха.
Ольга Беклемищева: Бетховен.
Александр Белоконь: Ему было немного легче, чем тем, кто страдал любой патологией, у него был склероз, насколько мы можем предполагать. Он мог использовать даже камертон, приставленный к колену, для того, чтобы получать звуковую вибрацию по костной системе. То есть у него было сохранено сенсорное восприятие звука, присутствовало кондуктивное поражение, нарушение проведения звука к рецептору.
Ольга Беклемищева: Это самое частое поражение?..
Александр Белоконь: К сожалению, нет. Просто при этой потере звука возможно проведение хирургических вмешательств на данном этапе. Когда-то появилась операция фенестрации лабиринта, после этого стали делать стапедопластики различные, с использованием синтетических материалов – титана, силикона.
Ольга Беклемищева: То есть вот этот молоточек и наковальню в ухе меняли на синтетические аналоги?
Александр Белоконь: По большей части это относится к стремени. Но суть такая – та школа, к которой принадлежу я, использует операцию с помощью хряща самого пациента. Это операция стапедопластики хряща. Но эта операция возможна только тогда, когда не нарушен рецепторный аппарат, когда волосковые клетки живы, готовы воспринимать акустическую информацию, которая туда проходит через системы среднего уха. Но это одна сторона реабилитации. Кроме склероза, существует хронические средние отиты, адгезивные процессы, эксудативные процессы, которые ведут к нарушению слуха, рубцеванию барабанной полости, разрастанию патологической слизистой оболочки и так далее.
Ольга Беклемищева: То есть причин потери слуха масса, в том числе и наследственность, и работа в неблагоприятных условиях.
Александр Белоконь: От генетических проблем, от влияния аутотоксических препаратов, это не только антибиотики, ряд других препаратов, мочегонные средства, в частности.
Ольга Беклемищева: Именно те самые мочегонные, которые используются для лечения ЭБС?
Александр Белоконь: Форесинин, допустим, токсичный препарат. Когда стоит вопрос выбора в реанимации, допустим, там уже не думают об этом. К сожалению, во многих роддомах до сих пор используются токсичные антибиотики по типу гентамицина, допустим. И мы получаем готовый продукт, скажем так, это человек с нарушенным слухом.
Ольга Беклемищева: Сколько, всего людей на планете в среднем, какой процент от человеческой популяции сталкивается с проблемами слуха?
Александр Белоконь: В относительном показателе, не в абсолютном, я могу сказать, что около 10% от рождающегося населения ежегодно появляется на свет с нарушениями слуха.
Ольга Беклемищева: То есть каждый десятый?
Александр Белоконь: В общем, да.
Ольга Беклемищева: Но они, наверное, не так заметны. Если бы каждый десятый, то мы бы все видели этих детишек.
Александр Белоконь: Дело не в том, что они родились с этим дефектом, кто-то приобрел дефект в процессе жизни, в результате воспалительных заболеваний, в результате инфекционных заболеваний, в результате акустической травмы. Причин многообразное количество. Если мы будем их перечислять, эфирного времени, очевидно, не хватит. Надо понять одно – существуют факторы, которые могут агрессивно влиять на слуховой анализатор, и надо всячески пытаться избегать воздействия, тогда будет легче.
Ольга Беклемищева: Тем не менее 10% - это те, которые уже с самого начала плохо слышат или 10% - это то, что в процессе жизни сформировались?
Александр Белоконь: Это общая популяция людей.
Ольга Беклемищева: И туда же входят те, у которых снижение остроты слуха обусловлено возрастом?
Александр Белоконь: Безусловно. Есть такое понятие, как пресбиакузис, это возрастное снижение слуха.
Ольга Беклемищева: Оно характерно для всех или все-таки у человека в жизни должны быть сначала вот эти агрессивные факторы, которые повредили слуховой анализатор?
Александр Белоконь: Это абсолютно не обязательно. Возрастное снижение может быть само по себе. Рассчитаны специалистами давно еще, в прошлом веке возрастные пороги слуха, при которых мы наблюдаем снижение восприятия разговорной речи на высоких тонах. Причем ее не считают истинной сенсоневральной тугоухостью, считают, что это кондуктивное поражение лабиринта, но это уже научная дискуссия. Суть вся в том, что большинство людей, страдающих пресбиакузисом, не предъявляют жалоб на снижение слуха и разборчивости.
Ольга Беклемищева: А предъявляют жалобы их родственники.
Александр Белоконь: Да, это видят окружающие. Иногда после коррекции слуха слуховым аппаратом приходится объяснять пациенту, чтобы он сообщил своим близким, что он не глухой, что с ним надо просто говорить медленно, четко выговаривая слова, и тогда, в общем-то, процесс наладится.
Ольга Беклемищева: А кричать совсем не нужно.
Александр Белоконь: Безусловно, это приводит к ухудшению разборчивости.
Ольга Беклемищева: А почему, как вы думаете, российские потребители так лояльно относятся к потере слуха собой? Ведь, насколько мне известно, в той же Америке спокойно президент вставляет слуховой аппарат и громко заявляет об этом на всю страну. Куча людей ими пользуются, в частности, очень известные, никто этого не стесняется, это все также нормально, как ношение очков. А российские потребители слуховых аппаратов в определенном возрасте даже отказываются идти на такие шаги, которые улучшат в принципе качество их жизни. Они в это не верят, не знают или что?
Александр Белоконь: По-моему, это связано… модное слово «менталитет», наш российские менталитет. Это страх потерять, скажем так, социальную адаптацию в обществе за счет того, что будет виден дефект. Слуховой аппарат, как и очки, – это внешнее устройство, оно реабилитирует, но, с другой стороны, оно показывает, что человек имеет дефект сенсорный, и, возможно, это вызывает негативное отношение. Это первое. Второе, это очевидно недостаточное пропагандирование возможностей реабилитации слуха, просвещение людей, которые заняты в сфере медицинского обслуживания о возможностях современной коррекции слуха, это недостаточная популяризация сурдологических услуг, скажем, вообще и недопонимание рядом специалистов возможностей этого метода.
Ольга Беклемищева: Что же, мы именно этой популяризацией новых возможностей улучшить слух и займемся. Вы сказали, что далеко не все, в том числе и врачи, осведомлены о тех возможностях, которые предлагает современное слуховое протезирование. Вот давайте о них и расскажем. Я читала в интернете, что сейчас до 90% всех нарушений слуха можно снивелировать грамотно подобранным слуховым аппаратом. Это правда?
Александр Белоконь: Говорить о количестве процентов несложно. Я не занимался непосредственно статистикой, но, по крайней мере, большинство поражений слуха у взрослых людей может быть коррелированно с помощью правильно подобранного слухового аппарата, с помощью электроакустической коррекции слуха.
Ольга Беклемищева: Электроакустическая – это и есть слуховой аппарат?
Александр Белоконь: Да. Это не совсем так, но мы к этому вернемся, очевидно, когда будем говорить о кохлеарной имплантации. Это хирургический метод электроакустической коррекции слуха, но это отдельная сторона вопроса. Слуховые аппараты появились давно. Были сначала ламповыми, потом они стали электронными. Они из карманного аппарата преобразились в аппарат заушный.
Ольга Беклемищева: И как вы мне сказали, это было по инициативе Косыгина, у которого тоже были проблемы со слухом.
Александр Белоконь: Первые заушные аппараты в Советском Союзе появились благодаря инициативе Андрея Николаевича Косыгина. Был построен завод слуховых аппаратов имени Пегельмана в городе Таллине, теперь он к России никакого отношения не имеет, но тем не менее тогда это был огромный прорыв. Аппараты были с линейным усилением, затем появились аналоговая линейка этих аппаратов и импортные аппараты, которые пришли на наш рынок несколько позже. Аналоговые аппараты отличались от линейных большими возможностями изменения характера входящего в ухо сигнала.
Ольга Беклемищева: А зачем нужно это изменение сигнала? Есть какое-то звуковое поле, в котором мы существуем, ну и будем его усиливать и передавать слабослышащему человеку или это не так, недостаточно?
Александр Белоконь: Существуют нюансы. Дело все в том, что при поражении звукопроводящего аппарата достаточно сигнал сделать просто громче. Достигается определенный эффект положительный при отсутствии дискомфорта, неприятных ощущений при пользовании устройством. При наличии сенсоневральной тугоухости, при поражении волосковых клеток просто усилить сигнал невозможно, потому что тот динамический диапазон слуха, который существует у данного пациента, изрядно сужен, и увеличение громкости сигнала ведет к дискомфортным реакциям. Мало того, скажем, амплитудно-частотная конфигурация снижения слуха носит нелинейный характер.
Ольга Беклемищева: То есть в каких-то местах мы еще хуже начинаем слышать, а в каких-то вполне нормально?
Александр Белоконь: Не только нормально, а аномально. Допустим, низкочастотные звуки будут избыточно громкими. С помощью аналоговых аппаратов удалось прийти к какому-то балансу в этом отношении. Но это все равно не исключало тех осложнений в попытке «воткнуть» сигнал, простите за грубое выражение, в тот остаточно-динамический диапазон слуха, который был у пациента.
Ольга Беклемищева: Правильно ли я понимаю, что, если мы представим те слуховые возможности, которые у человека с возрастом уменьшаются по каким-то причинам, а то звуковое поле, которое осталось снаружи, оно по-прежнему осталось, это какая-то воронка, которая пытается все более широкую область звуков втиснуть во все более маленький промежуток?
Александр Белоконь: Нам нет возможности представить визуально, но если представить себе координатную сетку в децибелах и герцах, то пороги слуха повышаются, то есть нам надо дать сигнал большей амплитуды, а частотные характеристики изменяются в большей части за счет потери высоких частот. Мои коллеги за рубежом называют «слуховым бананом» тот частотный диапазон, который остается. Вот в этот «банан» надо «втолкнуть» все то, что даст аппарат для того, чтобы все форманты речи были услышаны нашими пациентами или как можно больше.
Ольга Беклемищева: Что такое форманты речи?
Александр Белоконь: У нас много звуков, и эти звуки у нас находятся в определенном частотно-амплитудном диапазоне. И для того, чтобы воспринимать человеческую речь, мы должны воспринимать все эти форманты.
Ольга Беклемищева: Именно этим и объясняется эта эмоциональность, богатство обертонов, то есть вся специфика, или нет?
Александр Белоконь: Не только этим. Есть акустика. Здесь мы больше говорим об акустике. А есть еще психофизиология слуха. Вот эти тембровые, да… огромное количество интонационных вариаций, которые и окрашивают нашу речь, они и связаны с тем, как у нас звучат различные звуки, и со временем их прихождения, с анализом во времени… не только амплитудно-частотные анализаторы, это анализаторы еще и времени. Поэтому с помощью аналоговых технологий вернуть то, что утеряно, или научить воспринимать того, кто не имел этого, будет довольно сложно. И с появление цифровых технологий, когда удалось раздробить входящий сигнал по достаточно большому количеству полос и усилить в каждой из них отдельно, давая определенные характеристики трансформируемого в ухо сигнала…
Ольга Беклемищева: То есть восстанавливая как бы амплитудный портрет того, что мы слышим, близко к истине?
Александр Белоконь: Не только амплитудный, он разделен по частотам и по времени.
Ольга Беклемищева: И частотный, и все остальное.
Александр Белоконь: И там возможно «срезание» ненужных звуков. И защита цифрового аппарата от внешних влияний на ухо, скажем, быстрее срабатывает, чем защита физиологическая уха. Цифровая технология дала возможность продвинуться намного вперед в плане реабилитации.
Ольга Беклемищева: А можно сказать, что человек с цифровым аппаратом слышит практически также, как слышал до того, как началась потеря слуха, или все-таки это не совсем так?
Александр Белоконь: Я, к сожалению, в этом не уверен. Все зависит от мотиваций пользователя. Чем он более заинтересован в компенсации своей потери, тем больше шансов ее компенсировать. Это достаточно большая работа. Для опытных пользователей переход с аналогового аппарата на цифровой всегда сопровождается проблемами: они привыкли к другому характеру звука, они стали слышать те звуки, которые им прежде, допустим, не приходилось слышать. Но при хорошо выраженной мотивации, при заложенном труде в процессе адаптации к слуховому аппарату можно достичь достаточно большого эффекта реабилитации.
Ольга Беклемищева: То есть можно сказать, что если бы цифровые слуховые аппараты были во времена Бетховена, то он бы мог по-прежнему прекрасно дирижировать и писать музыку.
Александр Белоконь: Я бы хотел сказать, что Бетховену, очевидно, хватило бы линейного слухового аппарата, потому что у него была кондуктивная потеря слуха. Ему было достаточно делать громче.
Ольга Беклемищева: Даже обидно, что тогда их не было. Ну, хорошо, тогда давайте расскажем, каким образом происходит подбор этого аппарата, то есть как можно человеку сказать, что, вот, тебе нужен такой аппарат, или такой аппарат? Как грамотно распределить усилия, раз вы говорите, что это такой большой труд?
Александр Белоконь: У американца появилось снижение слуха - он пошел к невропатологу, нейрохирургу или к отоларингологу. У нас дожидаются крайних степеней выраженности потери слуха. По большей части так: появилось нарушение разборчивости речи, мы общаемся с человеком, замечаем, что мы не разбираем, что он говорит, но слышим звук. Это уже достаточно большой симптом. Или возникновение шума, допустим. В первую очередь надо обратиться к отоларингологу, который может произвести осмотр пациента, выяснить, нет ли нарушения чисто механического. Слуховой проход может быть закрыт серной пробкой, допустим, извлечение которой слух восстанавливает. Если такое происходит, то пациент в стандартном порядке должен быть подвергнут аудиологическому обследованию, в результате которого мы выясним пороги потери слуха.
Ольга Беклемищева: А что такое это обследование? В чем оно состоит?
Александр Белоконь: Для начала просто провести исследование шепотно-разговорной речи. Это элементарный, универсальный, между прочим, инструмент, с помощью которого порой отметаются самые нелепые результаты, допустим, тональной аудиометрии. Камертональные исследования, которые существуют много веков уже. Определение характера поражения слуха, то есть какое оно – проводящая тугоухость, кондуктивная, или это сенсоневральная тугоухость. Установка диагноза нозологического. Огромное количество заболеваний вызывают нарушение слуха, причем, это не обязательно поражение внутриулитковое, скажем, или внутри барабанной полости, могут быть и редкокастелярные заулитковые поражения, которые связаны с объемными процессами, скажем, головного мозга и так далее. То есть первое – это установка нозологического диагноза и определение степени снижения слуха. А в дальнейшем, после определения порогов потери слуха, можем даже определить степень разборчивости, процент разборчивости речи при стандартно поданном стимуле, градуированном по амплитуде и частоте, и выяснить, насколько же человек разбирает в этих стандартных условиях поданный ему речевой сигнал. А затем принять решение о том, какое электроакустическое устройство, то есть аппарат с какими амплитудно-частотными характеристиками необходим данному пациенту. Этим занимаются специалисты-сурдологи, врачи-слухопротезисты. С помощью компьютерных программ и личного опыта они могут определить модели аппаратов, произвести апробацию с помощью пациента уже и принять решение о том, какой аппарат, с какими выходными данными своими необходим данному пациенту. Потом можно замерить эффект от этого опять же с помощью речевой аудиометрии в свободном звуковом поле, посмотреть, как изменилась разборчивость речи с использованием аппарата.
Ольга Беклемищева: А если человек не будет при снижении разборчивости речи обращаться к сурдологу, к отоларингологу, а будет, как вы говорите, терпеть до дальнейшего снижения слуха, это хуже и чем это хуже?
Александр Белоконь: Я вам простой пример приведу. Если вы не будете ходить, так, месяца два или три, а потом я вам предложу станцевать вальс, что у вас получится?
Ольга Беклемищева: Не получится.
Александр Белоконь: Скажем так, в голове есть маленькая коробочка, куда складываются слова. И если туда не класть, она постепенно-постепенно закрывается. Информация акустическая должна достигать слуховых центров в коре головного мозга. Есть такое понятие, как атрофия от бездействия…
Ольга Беклемищева: И она может вполне случиться, если не заниматься своим собственным слухом. Александр Николаевич, а какие сейчас предлагают аппараты? Чем они отличаются?
Александр Белоконь: Они отличаются по форме, размеру и амплитудно-частотным характеристикам. Классификация довольно простая. Основная масса – это аппараты заушные. Во-первых, это линейные, но линейных аппаратов сейчас, положим, уже практически нет на рынке. Это аналоговые аппараты. Это аппараты аналоговые, но программируемые. Это цифровые аппараты, которые могут быть аппаратами триммерными и аппаратами, которые настраиваются с помощью специальных приспособлений к компьютеру. Вот это сетка аппаратов. И в каждой из этих групп могут быть аппараты, как заушные, внутриушные, внутриканальные и «суперканал» – это аппарат глубокого залегания в наружном слуховом проходе.
Ольга Беклемищева: Я обязательно вас попрошу потом немножечко рассказать, чем они между собой отличаются, но сейчас мы ответим слушателю. К нам дозвонился первым Александр из Петербурга.
Слушатель: Один мой знакомый, человек, перенесший вирусный менингит, вследствие чего получил нейросенсорную тугоухость. Я первый, кто был у него в палате, с ним заговорил, и сейчас он меня обвиняет в том, что я с ним заговорил. Якобы после этого диагноза и такой ситуации - вот он три дня там лежал без сознания - нельзя с ним было говорить вообще. Я на него повлиял таким образом отрицательным. Он меня обвиняет, что я оказался виновником того, что он потерял слух окончательно. Я-то думаю, что если нервы исчезли там, в голове, то все уже, все потеряно. Но как мне надо было с ним себя вести?
Александр Белоконь: Хоть я и не являюсь судебно-медицинским экспертом, я хочу вас успокоить: никакая акустическая информация, которую генерируют человеческий голос, не может нанести повреждающего влияния на слуховой анализатор. Вы же не кричали ему в ухо. Это первое. Второе, человек, потерявший слух в результате перенесенного менингита, может быть проконсультирован в Санкт-Петербургском НИИ уха, горла, носа и речи, которым руководит профессор Янов, главный отоларинголог России, или у нас, в Научно-клиническом центре отоларингологии. При определенных показаниях мы, может быть, окажем ему помощь. Единственное, что я могу вам посоветовать: найти контакт с вашим другом, объяснить ему, что возможности реабилитации существуют и помочь ему в этом.
Ольга Беклемищева: Да, ведь наше ухо устроено с самого начала для человеческой речи, то есть человеческая речь не может уху повредить. И следующий слушатель – это Галина Георгиевна из Москвы.
Слушатель: У меня сын 16 лет после введение вакцины от шести гриппов в школе потерял слух одного уха. Мы пытались в Москве что-то сделать в то время. Нам сказали, что у него неврит слухового нерва. Осталась только костная проводимость. И вот ему сейчас уже 41 год. Мне бы очень хотелось узнать, что можно сделать, чтобы ему помочь.
Александр Белоконь: К сожалению, я не обладаю возможностью увидеть его и посмотреть, какого характера нарушение слуха. Сохранение костной проводимости при отсутствии воздушной говорит о дефекте обследования. Костное звукопроведение связано, очевидно, с переслушиванием здоровым ухом. Если у вашего сына звук на второе ухо сохранен, я думаю, что каких-либо радикальных действий предпринимать не стоит. Принципиально вы можете проконсультироваться в Московском городском сурдологическом центре, в моем учреждении, Федеральном центре отоларингологии, тогда можно будет принимать какое-то решение о том, что произошло в ухе. С помощью радио, к сожалению, я не смог бы поставить ему диагноз.
Ольга Беклемищева: Галина Георгиевна, конечно, вам нужно обратиться в соответствующее учреждение. Я, кстати, хочу уточнить у Александра Николаевича, вот эта служба сурдологической помощи, назначение этих протезов, слуховых аппаратов, она покрывает собой всю Россию, то есть в любом областном, по крайней мере, можно найти грамотного сурдолога или все-таки это пока еще далеко не так?
Александр Белоконь: Формально сурдологические центры и кабинеты на базе областных, краевых больниц существуют по всей Российской Федерации. Система подготовки специалистов также существует в течение многих лет, ее проводили специалисты в Московском научно-исследовательском институте уха, горла и носа Минздрава России, специалисты Российского центра аудиологии и слухопротезирования. После реорганизации ряда учреждений мы проводим циклы усовершенствования у нас, на базе Федерального центра отоларингологии. Эти специалисты приезжают к нам, мы ведем с ними активную переписку.
Ольга Беклемищева: То есть в принципе человек, присмотревшись и поспрашивав других пациентов, может в своем областном центре найти подходящего слухопротезиста? Или все-таки лучше пока ориентироваться на Москву?
Александр Белоконь: По крайней мере, любой региональный центр в состоянии поставить правильный диагноз, определить показания или противопоказания к тому или другому методу реабилитации слуха, и при отсутствии возможностей направить в федеральное учреждение.
Ольга Беклемищева: Следующий звонок – Иван Петрович из Москвы.
Слушатель: У меня такой коротенький вопрос. Предположим, человек в раннем детстве потерял по каким-то причинам – травма или что – возможность слышать, длительное время он не слышал, потом ему поставили хороший аппарат, идет звуковой сигнал. А вот не будет ли проблем с анализом вот этого сигнала? Надо какие-то меры проводить, чтобы разрабатывать слух? Или вот он взял, просто все услышал и понял?
Александр Белоконь: Все зависит от того срока, в течение которого этот человек не слышал. Если ребенок до трех лет не получил слуховую информацию, то развитие головного мозга и слухоречевых центров коры затормаживается и с каждым годом все больше и больше. При наличии адекватного слухопротезирования у человека с остаточным слухом, который имел возможность заниматься со специалистами-логопедами, с сурдопедагогами, эффект от такого вмешательства, как новый хороший качественный слуховой аппарат, должен быть обязательно. Кроме того, существует сурдопедагогическая служба, которая помогает адаптироваться человеку к слуховому аппарату. Я думаю, что не все потеряно.
Ольга Беклемищева: То есть слуховой аппарат – это не таблетка, которую принял и забыл, к нему надо привыкать, приспосабливаться.
Александр Белоконь: К нему надо привыкать. Как любое техническое устройство, нуждается в понимании того, что оно может, умение управлять этим устройством. И слуховые центры должны адаптироваться к новым акустическим условиям, в которые попадает человек, одевший слуховой аппарат.
Ольга Беклемищева: Следующий слушатель – Виктор из Москвы.
Слушатель: У меня такая проблема. В детстве получил удар по голове, и произошло искривление левого слухового нерва. К врачу обращался, врач говорит, что высокие частоты ты не слышишь, а низкие вроде слышу. Он говорит: будешь аппарат применять, потеряешь больше слуха. Как быть мне?
Александр Белоконь: У нас же два уха, и все зависит от того, насколько сохранен слух на непораженном ухе. Что касается искривления, скорее всего, мог быть там или отек воспалительный, или перелом. Если бы произошел перелом височной кости, слух бы на то ухо, по которому вы получили удар, полностью бы исчез. Поскольку он существует, очевидно, там какие-то другие явления. Во-первых, надо проконсультироваться у специалиста. А во-вторых, если второе ухо сохранно, то говорить о слуховом аппарате пока нет необходимости, если ваша работа не связана с какими-то акустическим ситуациями, в которых требуется бинауральный слух.
Ольга Беклемищева: А какие это акустические ситуации? Действительно, можно с одним ухом жить и не заморачиваться?
Александр Белоконь: Достаточно большое количество людей, прошедших войну, по крайней мере, это уж точно, были ранены, контужены и живут, и никаких проблем нет. Единственное, что на «ау» в лесу ответить не удастся, поскольку пространственный слух уже нарушен.
Ольга Беклемищева: То есть человек может не понять, откуда именно раздается звук?
Александр Белоконь: Определить источник.
Ольга Беклемищева: Но ведь это опасно, скажем, в транспортной ситуации, на дороге?
Александр Белоконь: В быту, по большей части, этой проблемы все-таки не существует. Это какие-то редкие ситуации, когда надо точно локализовать источник звука. Но слухопротезирование – это вещь индивидуальная. Огульно сказать – нужен слуховой аппарат на это ухо, поможет ли он, есть ли в этом необходимость - очень тяжело, поэтому мне, как аудиологу, консультировать людей по радио очень тяжело. Мне надо знать состояние его слуха.
Ольга Беклемищева: Я думаю, что это учтут все наши слушатели. Но на просветительские, общие вопросы с удовольствием ответит наш гость.
И следующий слушатель – это Александр из Москвы.
Слушатель: Ваш гость так умно и так хорошо говорит, что хочется у него спрашивать и спрашивать. Но у меня два конкретных вопроса. Во-первых, не существует ли сейчас аппарата, вмонтированного в мобильники, с клипсой-наушником. Это такой конкретный вопрос, поскольку ношение, использование такого мобильника в высшей степени престижно. Второй вопрос, мне немало лет - симптомы склероза и так далее, и кое-что было в прошлом, я засыпаю и у меня наушник, я все время слушаю Радио Свобода на средней волне, у меня даже сны навеяны тем, что я там во сне слышу. Я хотел бы спросить, насколько это полезно для раздражения моего слухового анализатора или, может быть, это вредно для моего анализатора? Вот это второй мой вопрос.
Александр Белоконь: Что касается вопроса первого, цифровые технологии слухопротезирования позволяют слуховому аппарату контактировать с любыми FM -системами. Вам не обязательно будет иметь рядом свой мобильный телефон, а с помощью слухового аппарата вы можете беседовать по этому телефону с любым из абонентов. Это первый вопрос.
Ольга Беклемищева: То есть что, может он у меня лежать в другой комнате или я могу пойти погулять вокруг дома?
Александр Белоконь: Да, он может быть на достаточно большом расстоянии от вас, и вы можете пользоваться с помощью слухового аппарата…
Ольга Беклемищева: То есть здесь такая дополнительная функция.
Александр Белоконь: Такие функции в цифровых аппаратах существуют.
Ольга Беклемищева: Цифра – это великое дело, там бывает столько всяких дополнительных возможностей.
Александр Белоконь: Если наушники по своим амплитудным частотным характеристикам являются качественными и звук негромким, то вашему слуховому анализатору пользование во время сна вряд ли нанесет какой-то вред. Но дело все в том, что у вас существует, кроме слухового анализатора, еще головной мозг в целом. Я думаю, что постоянный приход туда информации в тот период, когда мозг должен отдыхать, вряд ли окажется полезным.
Ольга Беклемищева: Да, он тоже ведь должен отдохнуть. И следующий слушатель – Раиса Егоровна.
Слушатель: Я почти 50 лет пользуюсь аппаратом «Отикон». Но вот сейчас у меня возникла проблема со зрением, и мне бы хотелось знать, не знаете ли вы, существует ли электронный аппарат видения, кто разрабатывает эти приборы, может быть, даже дать толчок этому направлению, поскольку в Государственной Думе есть уважаемый депутат Олег Смолин, который, возможно, организует благотворительный фонд?
Ольга Беклемищева: Спасибо, Раиса Егоровна. Но немножко не по теме вопрос.
Александр Белоконь: Я понял вас. Я, к сожалению, никогда не занимался процессами патологии зрительного анализатора. Но я вам могу сказать, что такие разработки действительно происходят. Я, к сожалению, не ориентирован, кто этим занимается, но, по крайней мере, существуют люди, которые работают в Бауманском институте, я уж не знаю, как теперь он называется, и существует институт офтальмологии, куда бы вы могли обратиться и получить там исчерпывающую информацию по этому поводу. А то, что вы пользуетесь 50 лет слуховыми аппаратами фирмы «Отикон», может только подтвердить то, что эта фирма не напрасно находится на нашем отечественном рынке.
Ольга Беклемищева: Кстати, по поводу видов слуховых аппаратов и фирм, которые их производят. Я хочу спросить Даниила Борисовича Голубева: а какие типы слуховых аппаратов предпочитают американцы?
Даниил Голубев: На ваш вопрос совсем нелегко ответить. Слуховыми аппаратами пользуются миллионы людей, и выбор этих устройств, постоянно модернизирующихся, очень широк. Он во многом определяется личными пристрастиями. В Германии, например, до сих пор самыми распространенными остаются заушные слуховые аппараты, они занимают 75% рынка. Заушные слуховые аппараты можно смело отнести к числу классических.
В Америке же, по оценкам экспертов, около 80% людей пользуются внутриушными и внутриканальными аппаратами. Они вставляются в ухо, малозаметны для окружающих, а внутриканальные размещаются так глубоко в ушном канале, что практически невидимы для окружающих.
Стоит вспомнить, что первые внутриканальные слуховые аппараты были выпущены фирмой «Старки» в 1982 году, а в 1983 два таких аппарата были имплантированы президенту Рональду Рейгану, о чём он сам сообщил по телевидению. Конечно, это очень повлияло на спрос таких аппаратов не только в Соединенных Штатах, но и в целом ряде других стран. В 1983 году эта же фирма создала новую модель внутриканального слухового аппарата, целиком размещающегося в слуховом проходе.
Несмотря на очевидное пристрастие к внутриканальным слуховым аппаратам, нередко их обладатели в ходе пробной носки или при приобретении очередного аппарата склоняются к заушным моделям. То, что сначала казалось недостатком, то есть видимость аппарата, в повседневной жизни оказывается преимуществом, причем с многих точек зрения. Это прежде всего касается надежности. В заушных слуховых аппаратах телефон, микрофон и электроника размещаются в строго определенных местах. Они защищены толстостенными корпусами и находятся в отдельных камерах. За счет этого детали становятся относительно устойчивыми к давлению, жаре, холоду, ударам, поту и длительной механической нагрузке. Опыт показывает, что заушные слуховые аппараты служат не менее 6-8 лет, а внутриушные - 3-5 лет. Неудивительно, что в последние годы доля заушных аппаратов выросла с 18% до 22%, даже на традиционном рынке слуховых аппаратов в Соединенных Штатах.
Вообще же в последние годы процесс модернизации слуховых аппаратов резко ускорился, и, соответственно, представленные на рынке аппараты стали гораздо разнообразнее. Наряду с перечисленными видами слуховых аппаратов на рынке имеются слуховые очки, карманные слуховые аппараты, костные слуховые аппараты, заушные имплантируемые слуховые аппараты и импланты среднего уха. Но все эти виды не имеют столь широкого распространения, как заушные и внутриканальные.
Необходимо подчеркнуть, что слуховые аппараты, в отличие от зубных протезов и имплантов, оплачиваются в Америке большинством страховок, а потому доступны большому числу людей, в них нуждающихся.
Ольга Беклемищева: А аппараты каких фирм пользуются в США особо хорошей репутацией?
Даниил Голубев: Фирма «Старки», которая осчастливила в своё время президента Рейгана, остаётся и по настоящее время в первой десятке самых успешных фирм. Но наиболее популярны в Америке сейчас аппараты фирм «Симменс», «Видекс» и особенно – датской фирмы «Отикон».
Ольга Беклемищева: Как раз о ней и говорила наша слушательница.
А сейчас новости от Евгения Муслина.
Вдыхание даже небольших количеств табачного дыма, выпускаемого курильщиками, вредит здоровью некурящих, говорится в докладе главного хирурга США Ричарда Кармоны.
«Дебаты закончены. Факт очевиден: вторичный дым не просто неудобство – это серьезная угроза здоровью», - пишет доктор Кармона.
Более 126 миллионов некурящих американцев регулярно обкуриваются курильщиками, и от этого принудительного курения, вызывающего сердечные болезни, рак легких и другие заболевания, ежегодно гибнут десятки тысяч людей.
Таковы «неоспоримые научные данные», собранные в 670-страничном докладе главного хирурга Америки, призывающего полностью запретить курение в общественных помещениях, поскольку ни специально выделенные курилки, ни существующие системы вентиляции не способны полностью защитить некурящих от вредного дыма. Во многих американских штатах и городах уже приняты строгие меры по ограничению курения.
Однако такие запрещения пока не действуют в частных домах и квартирах, где каждый пятый ребенок вынужден вдыхать родительский дым. Растущий детский организм особенно чувствителен к вторичному дыму, способствующему бронхитам, воспалениям легких, астматическим приступам и ушным инфекциям. Даже нескольких минут пребывания рядом с курильщиком иногда достаточно, чтобы повредить сердечные артерии или инициировать процесс повреждения клеток, в конечном счете, приводящий к раку, говорится в докладе главного хирурга.
«Держитесь подальше от курильщиков», - советует доктор Кармона и просит родителей никогда не курить дома или в автомобиле с ребенком.
«Я надеюсь, что доклад главного хирурга заставит конгресс принять, наконец, жесткие меры контроля над табачными изделиями, этим самым опасным продуктом массового потребления в Америке», - заявил сенатор-демократ Эдвард Кеннеди.
В отчете американского Центра по контролю заболеваемости за 2005 год говорится, что ежегодно от рака легких, вызванного вторичным дымом, умирают 3 тысячи, а от кардиологических болезней, связанных с той же причиной - 46 тысяч человек.
У каждого второго больного, госпитализированного из-за закупорки сердечных артерий, развивается душевная депрессия, пишет профессор Мэри Вули из Калифорнийского университета в Сан-Франциско в статье, опубликованной в «Журнале Американской медицинской ассоциации». Причиной такой депрессии медики считают либо стрессы, связанные с предчувствием серьезной болезни, либо микроскопические повреждения мозга, вызванные самим хирургическим вмешательством. Известны исследования показавшие, что при шунтировании сердечных артерий в мозг могут попасть вместе с кровью микротромбы, вызывающие различные, в том числе и психические, проблемы, говорит даласский кардиолог доктор Кара Ист. Пациенты с кардиологическими проблемами часто признаются лечащим врачам, что не раз помышляли о самоубийстве.
Поэтому лечение от депрессии должно стать важным элементом в терапии сердечных больных. Это приносит и большую физическую пользу. Ведь при депрессии больные прекращают физическую активность, перестают регулярно принимать лекарства, от чего их кардиологическое состояние может еще больше ухудшиться.
Покупая солнечные очки, избегайте очков с голубоватыми стеклами и выбирайте линзы желтого или янтарного цвета, советует нью-йоркский офтальмолог из Колумбийского университета дактор Джанет Спэрроу.
Желтые линзы не пропускают голубых лучей, а голубые лучи, по исследованиям доктора Спэрроу – одна из причин дегенерации желтого пятна – болезни, часто вызывающей слепоту у пожилых людей. Дело в том, что в клетках глазной сетчатки с возрастом накапливаются вещества, испускающие при их возбуждении голубыми лучами свободные радикалы. А эти радикалы инициируют окислительный процесс, который и повреждает сетчатку.
А сейчас еще немножко есть времени для того, чтобы ответить дозвонившимся слушателям. Нам позвонил Юрий из Москвы.
Слушатель: Вопрос у меня, видимо, из легких, но то, что я имею, неприятно при общении, я имею в виду сенсорную тугоухость. Является панацеей приобретение аппарата или все-таки существуют какие-то терапевтические средства, которые облегчат вот это состояние?
Александр Белоконь: Юрий, сенсоневральная тугоухость – это собирательное понятие. Под этим названием могут таиться совершенно разнообразные поражения слухового анализатора, которые проявляются, как сенсоневральная тугоухость. Для того, чтобы принять решение о методе реабилитации, надо пройти обследование в специализированном учреждении, и не всегда слуховой аппарат является панацеей в данной ситуации. Существует достаточное количество методов консервативной терапии, которые при ряде форм сенсоневральной тугоухости могут привести к достаточно выраженному положительному эффекту. Вам надо пройти обследование специалистов, и тогда будет возможность принять решение о том или другом способе реабилитации вашего вот этого дискомфортного состояния.
Ольга Беклемищева: По пейджеру спрашивают: назовите телефон и адрес вашего центра для того, чтобы те люди, которые поняли, что им надо заняться своим слухом, могли легко вас найти.
Александр Белоконь: Отделение аудиологии, слухопротезирования и слухоречевой реабилитации Федерального государственного научно-клинического центра. Находится на базе 86-й клинической больницы ФМБА, это район метро «Щукинская». Адрес – улица Гамалеи, дом 15. А телефон, мой телефон, телефон регистратуры, телефон отдела – это 942-420-31, он же факс, 190-92-10 – это телефон регистратуры отдела слухопротезирования.
Ольга Беклемищева: И последний вопрос самый короткий, пожалуйста. Людмила из Москвы.
Слушатель: Я всю получила информацию, потому что отвечали на мои вопросы, а я уже была подключена. Спасибо вам большое. Нужно ли записываться по телефону или туда надо приехать, в этот центр?
Александр Белоконь: Желательно предварительно записаться, поскольку в данный момент наступает каникулярный период, и для того, чтобы наш с вами контакт носил планомерный и спокойный характер, лучше предварительно записаться по телефону. И не обязательно ко мне, в моем отделе работает достаточное количество высококвалифицированных сотрудников.
Ольга Беклемищева: И еще осталась такая тема, которую мы обещали обсудить нашим слушателям, я имею в виду по поводу кохлеарной имплантации. Конечно, целиком мы ее на захватим, просто можно рассказать, что теперь для тех людей, которым ничего не могут сделать классические слуховые аппараты, есть новая возможность?
Александр Белоконь: Такая возможность существует. Она существует уже больше 30 лет. Способ хирургической, электроакустической коррекции слуха - это кохлеарная имплантация. Она представляет из себя метод, который включает в себя вживление достаточного сейчас количества электродов в улитку, они поставляют туда электрическую информацию, создающуюся с помощью внешнего процессора, который интерпретирует, воспринимает акустическую, переводит ее в электрические, специально модулированные, построенные определенным образом стимулы электрической энергии, а они стимулируют оставшиеся в живых интрокохлеарные волокна слухового нерва. Хотя есть и другие методики, даже и стволомозговая имплантация, в России, к сожалению, пока не делали, но прогресс не стоит на месте и, я думаю, в ближайшее время и эти методики будут существовать в России. Кохлеарная имплантация нужна, скорее всего, для того, чтобы дать возможность слышать тем людям, которым слуховой аппарат, к сожалению, уже никакого положительного эффекта оказать не может.
Ольга Беклемищева: Это люди с полной потерей слуха, в том числе врожденная тугоухость у детей.
Александр Белоконь: Принципиальными показаниями является четвертая глубоко выраженная степень потери слуха или тотальная глухота, особенно важно это для детей, родившихся в таком состоянии. Сейчас развивается в нашем центре - это российская программа, это национальная программа - скрининг новорожденных. Дети, находясь в роддоме, будут проходить скрининговый анализ на предмет потери слуха или нарушения такового. В дальнейшем выявленный контингент, то есть та группа риска, в которой при скрининговом методе выявляются нарушения слуха у ребенка, эти дети будут обследованы уже с помощью других, более информативных методик…
Ольга Беклемищева: И им можно будет поставить…
Александр Белоконь: И им можно будет. То есть здесь важен срок. Чем раньше мы начнем реабилитацию слуховым ли аппаратом, кохлеарным имплантом, консервативной терапией, оперативным лечение при, скажем, механических повреждениях слуха, тем больше шансов ребенку получить нормальный слух, соответственно, развить речь и остаться полноценным членом общества.
Ольга Беклемищева: Запомните, пожалуйста, это. Сейчас в очень многих случаях можно помочь. А я прощаюсь с вами. Всего доброго! Постарайтесь не болеть!
