Программу «Итоги недели» ведет Дмитрий Волчек. Принимают участие кинокритик Валерий Кичин, журналист Светлана Рейтер и обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева.

Дмитрий Волчек: На этой неделе стали известны подробности истории, которая, на мой взгляд, требует самой широкой огласки, поскольку речь идет о недопустимом вмешательстве государства в сферу культуры. Мы уже рассказывали в наших передачах о фильме Павла Бардина «Россия-88». Премьера картины о российских скинхедах состоялась на берлинском кинофестивале в феврале. Фильм получил высокие оценки критиков, многих заинтересовал и был приглашен в международный конкурс фестиваля кинематографических дебютов «Дух огня». В Ханты-Мансийске фильм получил спецприз, но тут же пошли слухи, что на самом деле жюри фестиваля собиралось дать ему главную награду, но изменило решение после очень грозного звонка из Москвы. В жюри входили режиссер Хью Хадсон, оскаровский лауреат, Мориц де Хадельн, в прошлом директор Берлинале и венецианского кинофестиваля, актриса и режиссер Гука Омарова и кинокритик Валерий Кичин. Именно Валерий Кичин сейчас подтвердил: да, жюри было вынуждено изменить решение под давлением. Давайте послушаем запись нашего разговора.

Валерий Семенович, что произошло на фестивале в Ханты-Мансийске? Жюри под давлением сверху присудило главный приз не тому фильму, которому собиралось. Это просто неслыханная вещь.

Валерий Кичин: Это вещь неслыханная, как, наверное, неслыханная вещь, если я сейчас буду выдавать тайны комнаты жюри. Не знаю, в какой мере нарушаю корпоративную этику, но мне кажется, дело здесь важнее. Важно то, что, кажется, возвращается телефонное право. Телефонное право, которое в данном случае сработало против здравого смысла в том числе. И против, как я убежден, государственных интересов. Потому что молодые ребята сделали картину ярко антифашистскую, картину, которая использует документальный материал, но средствами художественного кино вторгается в самую, может быть, закрытую пока у нас в России тему русского фашизма, тему скинхедов, а главное - это картина, которая прослеживает, как от бытовой ксенофобии тянутся нити к этому самому фашизму, откуда растут ноги фашизма.
Там одна из наиболее сильных сцен, когда герой фильма выходит на московские улицы и задает нормальным москвичам один и тот же вопрос: поддерживаете ли вы лозунг «Россия для русских»? И ответы этих москвичей таковы, что, как мне рассказывали, оператору фильма, армянину по национальности, едва ли не плохо было после этой съемки. Это сильное впечатление производит, не скрою. И фильм показывает, как дважды два, как из этих настроений вырастает настоящий фашизм: те крайние формы, которые принимает движение скинхедов. И фильм заканчивается невероятным совершенно длинным, скорбным, бесконечным списком жертв скинхедов за один только год. Вот такая бесспорная с точки зрения идеологической направленности картины, то есть антифашистская картина, вдруг вызывает странную озабоченность кого-то там наверху.

Дмитрий Волчек: Не просто озабоченность, а ведь были угрозы.

Валерий Кичин: Были. Понимаете, мне здесь трудно говорить, потому что я знаю только результат, я не слышал этих угроз, я сам этого не знаю. Но на этот звонок ссылались представители администрации фестиваля, когда они пришли к нам на заседание жюри с нижайшей, очень подробной, слезной просьбой изменить наше решение.

Дмитрий Волчек: И вы его изменили?

Валерий Кичин: Вы знаете, не сразу. Потому что сначала было четкое намерение стоять до конца, потому что картина серьезная, картина важная и так далее. Но поскольку уже во время второго визита администрации фестиваля к нам, нам сказали, что, понимаете, могут быть неприятности у фестиваля, вполне возможно, что фестиваля больше не будет, вполне возможно, что могут быть неприятности у представителей города, которые так активно патронируют искусство, благодаря энтузиазму которых фестиваль вообще может состояться и состоялся уже. И наконец, могут быть неприятности очень серьезные у молодого режиссера, которому на старте карьеры могут просто сломать хребет. После этого, естественно, поневоле призадумаешься.
Мы немножко поколебались, пообсуждали и решили следующее. Решение почему-то на самом деле было недооценено прессой. Дело в том, что мы вручили не второй приз картине, а специальный приз жюри. Придается статус равного с главным. То есть тот же денежный приз вручается непосредственно перед главным призом, и все это было сказано со сцены. Притом, что главный приз был вручен очень достойной картине, я, честно говоря, сам колебался, какому из фильмов отдать предпочтение - словацкому фильму «Слепая любовь», либо российскому «Россия-88», потому что это тоже очень сильная, очень серьезная, очень гуманистическая картина. Не стыдно за это решение ни в коем случае.

Дмитрий Волчек: Валерий Семенович, вы давно работаете в киножурналистике, вы помните хоть раз подобную ситуацию, чтобы фестиваль был под угрозой из-за решения жюри? Кажется, не было такого даже в советские времена.

Валерий Кичин: Понимаете, там структура отношений была другая, механизм воздействия другой. Это было все настолько управляемо и марионеточно, что такая ситуация просто не могла бы возникнуть. То есть фильм, который был бы неугоден властям, просто не попал бы на фестиваль до всякого жюри. Такая ситуация просто была невозможна. Она стала возможна благодаря тому, что в России худо-бедно какая-то демократия возникла, возникли очередные надежды, возникли очередные свободы, границ которым никто не знает. Насколько я знаю, кстати, были противодействия самому факту появления этой картины на фестивале. Насколько я знаю, авторы фильма до конца не были уверены, что они поедут в Ханты-Мансийск. Но фестиваль, очевидно, оказался достаточно упорным, и это произошло. Результат дальше вы знаете.

Дмитрий Волчек: Достаточно свободная область кинематографическая, снимается много спорных и даже, можно сказать, нелояльных картин. Но почему именно этот фильм вызвал такую яростную реакцию? Здесь много версий, и они не настолько однозначные. Говорят, что речь идет о личном конфликте одного известного продюсера с продюсером этого фильма. В этом ли дело?

Валерий Кичин: Вы знаете, опять же могу только гадать. Я понимаю, что какие-то отдельные кадры этого фильма при желании можно трактовать как угодно. Там есть кадр, когда в подвал к скинхедам спускается милиционер и перед появлением милиционера, заметив его, они переворачивают портрет своего любимца Адольфа Гитлера на официальный портрет Владимира Путина. Я это воспринимаю как забавную попытку камуфляжа, конспирации, а кто-то, вполне возможно, воспринимает это как некий политический намек, который авторами не мог иметься в виду в данном случае ни в коей мере. И я тоже так не прочитал этот кадр.
Там есть кадры, когда представитель официальных кругов приходит в этот подвал, пытается установить деловые контакты с этими ребятишками, которым он явно симпатизируют и явно разделяет их идеи, но только хочет направить в нужное русло. То есть вполне возможно там это все связано с некоторой реальной политикой некоторых властных кругов России. И возможно, они приняли на свой счет, их возмутило. Не знаю, могу только гадать. Что касается конфликта продюсера некоего, тоже вполне возможно, сейчас полно интриг мелких, омерзительных. Мы знаем эти примеры.

Дмитрий Волчек: Известно ли вам что-нибудь о прокатной судьбе России, точнее, выйдет ли она на экраны?

Валерий Кичин: Здесь я могу говорить только со слов Павла Бардина, который сейчас в ожидании разрешительного удостоверения, от этого все и будет зависеть. Это и будет тем самым пробным камнем. Если власти пойдут на то, чтобы картину выпустить, то на самом деле эта картина может быть чрезвычайно полезна в России сегодня, потому что она показала бы людям, на краю какой пропасти мы сейчас стоим. Если они не выпустят на экран, значит они не понимают всей серьезности проблемы.

Дмитрий Волчек: Вопрос, который интересует сейчас всех: кто именно и кому звонил в Ханты-Мансийске. Режиссер Павел Бардин советует найти ответ в блогах. Последовав этому совету, узнаем, что звонил зам главы администрации президента России Владислав Сурков президенту фестиваля режиссеру Сергею Соловьеву. Подтверждения этой информации у нас нет, зато есть свидетельства, что сразу несколько изданий, собиравшихся писать о фильме Бардина, вдруг потеряли к нему интерес. Не существует такой картины для некоторых телеканалов. А журналист Светлана Рейтер вынуждена была прекратить сотрудничество с журналом «Эксперт» из-за отказа главного редактора Валерия Фадеева публиковать интервью с Павлом Бардиным.

Светлана Рейтер: Я сотрудничала с журналом и принесла в этот журнал интервью Евгении Лавут, которое она сделала с тремя людьми – с Павлом Бардиным, режиссером фильма «Россия-88», Анной Михалковой, которая этот фильм продюсировала на финальной стадии и продюсером Александром Шеиным. Я принесла это интервью и заявила его на редколлегии. Мне это интервью показалось очень интересным, потому что фильм Бардина я видела, мне очень понравился, потому что мне казалось, что это некоторый прорыв, мне казалось, что это важное культурное явление, поэтому я это интервью принесла. Мне сразу же Валерий Александрович Фадеев сказал, что это интервью не подойдет, скорее всего. Во-первых, уже был один материал про фильм Бардина, когда его отобрали на Берлинале, и, поскольку уже была одна статья, то второй раз говорить об этом нечего.
И потом, тем не менее, я ему сказала, что в интервью говорят важные вещи и поэтому хорошо бы это интервью поставить. Он сказал: ну давайте посмотрим. Прошло дня три, и в итоге в четверг, когда в «Эксперте» сдается номер, мне позвонил Фадеев и сказал, что интервью никому не нравится, оно не пойдет. И параллельно с этим по Москве шли слухи, что уже снято четыре-пять интервью с Павлом Бардиным. Мало того, я сама знаю от своих друзей-журналистов, что их сюжеты и статьи были сняты. Я знаю как минимум трех таких человек. И я, надо честно сказать, запуталась, потому что я не понимала, почему это интервью нельзя поставить. Ну смотрите сами: если тема не интересна журналу, тогда почему про нее один раз уже писали? Ведь нельзя писать на тему, которая неинтересна. И это не та тема, которую можно закрыть раз и навсегда. Потому что все-таки нацисты в России существуют, и они страшны, их много. Я уже сама запуталась и не понимала, почему этот материал не ставит журнал «Эксперт». Мне кажется, что необходимо было предоставить площадку для выступления именно Павлу Бардину и, вероятно, Анне Михалковой и Александру Шеину, потому что эти люди сделали кино, которое важно для культуры, которое не столько само по себе кино, сколько некоторый антифашистский манифест. Мне казалось, что в России это очень важное заявление.

Дмитрий Волчек: Света, вы сказали, что знаете три случая, когда были сняты материалы об этом фильме.

Светлана Рейтер: Никто из журналистов, чьи материалы сняли, не изъявил желание участвовать в этой истории. Мне звонили люди и говорили: ты будешь писать статью про Бардина, вот мы не хотим, чтобы нас там упоминали. Почему - я не знаю. Вероятно, это кризис, вероятно, люди боятся потерять работу.

Дмитрий Волчек: Но вы сами не испугались и решили больше не иметь дело с «Экспертом»?

Светлана Рейтер: Я не работала в журнале «Эксперт» официально. Я там сотрудничала, скажем так, на достаточно приятных условиях. Но мне эти условия потом были не нужны, потому что, как ты можешь работать в журнале, если ты не понимаешь, если тебе не говорят, почему это произошло.

Дмитрий Волчек: Понимаете ли вы, почему фильм вызвал такую истерическую реакцию у власти?

Светлана Рейтер: Я слышала три версии. Версия первая - это то, что в этом фильме показывают нацистов и поэтому некоторые высокопоставленные люди боятся, что это палка о двух концах. Кто-то мог посчитать, что это мне нацисты показались неприглядными, а кому-то они покажутся очень даже приглядными и какая-то часть молодежи захочет к ним примкнуть. Вторая версия, которую я слушала, которая тоже обсуждается, это версия о том, что не понравились конкретно два момента фильме. Первый момент – это то, что в подвале, где собираются нацисты, существует такой портрет-перевертыш, где с одной стороны Адольф Гитлер, с другой стороны, скажем так, высокопоставленное лицо. Так же там есть депутат, который приходит к нацистам и говорит, что вот, вы знаете, вы если будете одни, то тогда вы ничего не добьетесь. Давайте объединимся. Вероятно, этот аспект.
Третья версия, которую я слышала, она совершенно смешная - это версия о том, что таким образом делается пиар фильму, который в принципе будут прокатывать в двух-трех кинотеатрах и, соответственно, поэтому таким образом нагнетается ажиотаж. Я не верю в третью версию, я не думаю, что это пиар. Я думаю, что это не пиар категорически. Мне кажется, это мое личное мнение, что дело в первых двух версиях, и что сейчас в России в журналистике и в кино люди не столько запуганы, как это в 40-60-е, сколько они запутались, они сами ничего не понимают. Павел Бардин в своем интервью упоминает про шесть-семь случаев того, когда интервью было снято. Я знаю три случая, когда эти интервью, сюжеты, грубо говоря, снимались руководством: не надо, давайте подождем, не сейчас. А в некоторых случаях это была самоцензура, просто люди решали, что зачем в это лезть, давайте мы снимем.

Дмитрий Волчек: Я приветствую нашего обозревателя Марину Тимашеву. Марина, добрый вечер. Я думаю, что вы согласитесь с тем, что это из ряда вон выходящая история. Когда подумаешь, что кто-то там, Сурков, не Сурков, кто угодно, какой-то чиновник вынуждает Морица де Хадельна не давать приз фильму - это вообще не из наших дней, а из 30 годов такой сюжет. Вообще это история, которая продемонстрировала сразу все позорные болезни, такая реакция Вассермана. С одной стороны, неадекватная самоуверенность власти, которая уже стала открыто диктовать, кому вручать премии на кинофестивале и с кем интервью печатать в журналах. Второе – это трусость нашей интеллигенции, которая подчиняется такого рода приказам. И наконец, тоже любопытная вещь, то, о чем Света Рейтер говорила, такой особый современный способ воспринимать реальность. Тут же появляется версия, что это создатели фильма занимаются саморекламой. Запретили – это он пиарится, избили – это пиар-ход, убили – тоже пиар. Вот три вещи, которые мне показались важными, которые меня поразили в этой истории. Марина, что вы скажете?

Марина Тимашева: Я вообще, честно говоря, совершенно поражена всей этой историей. Это логика, что жертва сама виновата в том, что ее убили или изнасиловали, она знакома. Что интеллигенция и не только интеллигенция запуталась – это абсолютно точно. Вот смотрите: фильм Павла Бардина «Россия-88» пробуют подвергнуть какой-то цензуре, насколько я понимаю, те же самые люди, которые очень активно агитировали все общество за фильм «Брат-2» Алексея Балабанова. Во всяком случае, этот фильм по центральным телевизионным каналам был показан столько раз и в таком антураже, что других версий у меня не остается. В то время, что как раз этот фильм представляется мне как раз расистским и ксенофобским откровенно, а фильм «Россия-88» - это совершенно антифашистский фильм.
И довольно просто сказать, что этот фильм заканчивается не титрами, как положено, вернее, не теми титрами, как положено, то есть перечислением съемочной группы, кто снял и тому подобное, а мартирологом. Там в течение трех или пяти минут по экрану ползут имена убитых людей, тех, кого убили неонацисты в России 2008 года, и там 80 фамилий. То есть это три, или четыре, или пять минут молчания. Вот как вообще судить можно о том, что этот фильм не антифашистский, если зал вынужден, вне зависимости от его предыдущих намерений, реагировать на это минутой молчания, почтить память людей, погибших от рук современных фашистов. Не знаю, я, честно говоря, не понимаю всей этой истории.

Дмитрий Волчек: Да, тоже примечательная вещь: они говорят, что запрещают фильм про фашистов, потому что кто-то посмотрит и станет фашистом. Это совершенно абсурдная логика: прочитал «Преступление и наказание» и пошел убивать старушек. Марина, я специально не пригласил сегодня Павла Бардина, потому что жалко его: молодого режиссера делают таким Ходорковским номер два, вся машина на него обрушилась. Но я хочу дать фрагмент интервью, которое вы у него взяли на днях. Павел Бардин отвечал на вопрос: могут ли фашистские идеи в России овладеть массами?

Павел Бардин: Когда мы были империей, эта имперская гордость - она существовала, и сейчас, когда империя была разрушена и на ее месте многие хотят создать новую империю, и есть комплекс империи у людей, это серьезная предпосылка. Вторая серьезная предпосылка - это только что случившийся кризис, который может затянуться, и чем более неблагополучна социальная ситуация, тем больше людей маргинализируются и готовы пойти за радикалами, выйти на улицы, применить физическое насилие по отношению к людям другим, не похожим, не таким. И третья история - мы получили приток мигрантов из тех стран, которые мы когда-то к себе присоединили. Нужно научиться с этим существовать, а кому-то кажется, что можно поставить жесткий барьер, отделиться от них, отгородиться, не признавать их право на существование внутри нашего государства. К сожалению, я не вижу пока очевидных путей выхода из всех этих кризисов, и я не вижу какой-то целенаправленной и очень жесткой борьбы с проявлениями ксенофобии. Наоборот, я вижу, что некоторые чиновники допускают вполне ксенофобские высказывания, их за это никто не осуждает. И, таким образом, ультраправые и ультралевые (у нас левые почему-то не интернационалисты, а тоже во многом националисты) чувствуют поддержку, как со стороны отдельных представителей власти, так и со стороны общей массы общества, которое недовольно появлением на улицах лиц неславянской национальности.

Дмитрий Волчек: Марина, еще один сюжет недели на стыке кинематографа и политики, может быть даже близкая в чем-то история. Никите Михалкову суд разрешил проводить съезд Союза кинематографистов. Сегодня московское отделение Союза решало, с кем мастера культуры. Расскажите, пожалуйста, как развивались события, как сегодня проходило собрание, было какое-то решение принято?

Марина Тимашева: Я начну с того, что, кстати, Павел Бардин, о котором мы только что разговаривали, был на этом московском собрании. Вместе с ним было 450 членов московской организации, практически все - сторонники Марлена Хуциева - люди, которые считают прошедший 7-й съезд легитимным, хотя, напомним, что Пресненский суд Москвы таковым его не признал. Пока решение вступает в законную силу, на это надо сколько-то дней, а юристы Хуциева пробуют опротестовать его в высших судебных инстанциях, члены московского отделения дискутировали один вопрос: бойкотировать Чрезвычайный съезд или нет. Почти все считают законным 7-й съезд и намерены бороться до конца, но методы борьбы предлагают разные. Первый вариант: на съезд не идти. Так думают (назовем известные фамилии): Павел Финн, Рустам Ибрагимбеков, Юрий Богомолов, Юлий Гусман, Юрий Кара и сам Марлен Хуциев.

Марлен Хуциев: Я на этот съезд не пойду. Если бы я это сделал, я доверие, которое мне было оказано, таким образом поставил бы под сомнение. Я считаю, что наш съезд был легитимен. Я подчиняюсь решениям этого съезда и поэтому не хочу участвовать ни в каком другом.

Марина Тимашева: Вариант второй: на съезде быть и голосовать против его решений. Так думают: Владимир Меньшов, Павел Чухрай, Виталий Манский, Владимир Фокин, Евгений Герасимов и Вадим Абдрашитов

Вадим Абдрашитов: Мне кажется, что нам надо, причем всем, идти на это собрание. Называйте это для себя собранием, но туда необходимо идти. Может быть, следует сегодня принять какое-то заявление-решение, обращенное к этому собранию, о необходимости гласного формирования мандатной комиссии, счетной комиссии, редакционной комиссии и регистрация делегатов, безусловно. А чего, собственно, не пойти? Я не понимаю. Если мы не идем, то это выглядит трусостью, нежеланием наконец-то поговорить по душам, глядя в лицо друг другу. А эти не пришли. Правильно, я говорил, мы говорили – это раскольники, они не пришли даже на объединительный съезд. Наш неприход туда – это только в помощь процессам деструктивным, которые идут, и режиссерам этих процессов. Вот питерцы прислали приветственную телеграмму. Но они решили все приехать, они приедут, из регионов приедут. И только матушка Москва, гордо обидевшись, там не присутствует. Это странная мизансцена, согласитесь.

Марина Тимашева: Вариант третий, от продюсера Елены Яцуры - призвать оба Правления собраться и поискать компромисса. Предложение разумное, но вряд ли будет реализовано.
В итоге, собрание постановило: все вольны сами решать, участвовать в работе Чрезвычайного съезда или его игнорировать, но члены московской организации, которые туда отправятся, должны будут зачитать текст обращения. И настоять на том, чтобы в мандатной и счетной комиссии были представлены не только сторонники Михалкова. А еще им предстоит добиться, чтобы кинематографисты голосовали не мандатами, а членскими книжками Союза. Они опасаются, что Никита Михалков подгонит к Гостиному Двору автобусы со студентами и пенсионерами, раздаст им мандаты, а проконтролировать их деятельность в огромном Гостином Дворе будет невозможно. А пока в Доме кино заседали его противники, Никита Михалков собрал на Мосфильме молодых актеров с режиссерами, чтобы обсудить будущее российского кинематографа. Видимо, с его точки зрения, судьба Союза уже решена.

Дмитрий Волчек: А общий тон комментариев к этой истории в том, что Союз обречен и уже никогда не будет прежним, будет так же расколот, как другие творческие союзы: скажем, Союз писателей.