Во время войны в России возросло число жалоб на депрессивное состояние, опросы социологов показывают, что люди намного чаще испытывают страх, тревогу и апатию. В особой группе риска сейчас, как говорят эксперты, жены военных.
Лика Исаева познакомилась со своим мужем еще в 1980-х. Она занималась дрессировкой собак, он служил в МВД. Позже, уже после свадьбы и рождения ребенка, она тоже пришла работать в милицию. Муж Лики был в спецназе, воевал в первой и второй чеченских войнах. У него орден Мужества.
До того как муж побывал в горячих точках, они могли поговорить обо всем, прекрасно понимали друг друга, вспоминает Лика. Потом все изменилось.
– Он чуть не убил сына и меня, – рассказывает Лика. – Пытался придушить ребенка за то, что он вместо чтения летом гулял на улице. Сына я отбила – табурет на голову мужу надела. Тут уже был выбор: он или сын. Я выбрала сына, мы в итоге развелись... После третьей контузии ему совсем крышу снесло. Психологи и с ним работали, и со мной. Тогда я поняла, что сына надо спасать. Первый мой ребенок умер в роддоме, лишиться второго не хочу. Растила в итоге сама, помогали мои сослуживцы из спецназа.
Сейчас 32-летний сын Лики тоже на войне. "Отпустила, ведь настоящие мужчины не спрашивают разрешения", – вздыхает она.
Муж Альбины из Казани ушел на фронт после мобилизации. Она рассказывает, что, когда ему разрешили побывать в отпуске, почувствовала, будто приехал чужой человек. Она даже начала его стесняться. И боится рукоприкладства.
– Когда приехал, огрызался и говорил, что все делаю не так. Понимаю, что война подействовала, но я не знала, как себя вести с ним. Ночью вскакивал, долго сидел на кровати, смотря на меня, а потом ложился спать. Я боялась, что он меня ударит, мало ли, что ему привидится. Все время пытался уединиться и слов о любви, как раньше, ни разу не промолвил, не обнимал. Говорил мало. Вроде, полгода не виделись, а особо не лез для секса. Я очень переживала и загонялась по этому поводу, – вспоминает жена мобилизованного.
Но когда отпуск подошел к концу, снова расстаться с мужем все равно было сложно, несмотря на его "странное поведение".
– Разревелась, когда провожала, и не смогла справиться с эмоциями – буквально трясло. Он ругал меня, чтобы не плакала. В итоге ушла на больничный, потому что не в состоянии была работать. Хотя дома тоже плохо: тишина, пустота. Надо собраться с мыслями и взять себя в руки, – считает Альбина.
Алина Гарифуллина из Гафурийского района республики Башкортостан говорит, что после возвращения с войны ее муж тоже ведет себя агрессивно. Это уже его вторая военная кампания после чеченской, где он служил срочником.
– Муж месяц назад приехал на восстановление после ранения, – рассказывает Алина. – Каждый день пьет, ругается, обзывается, хамит, кричит, что уйдёт от меня. Упрекает, что у меня зарплата маленькая и сижу у него на шее. Меня заставляет отчитываться за каждую копейку, а своим родственникам раздаёт зарплату. Рассказывает им, что я плохая, а его жалеют, подбадривают, осуждают меня, типа он с войны пришёл, подумаешь пьёт, зато дома.
По словам Гарифуллиной, у нее ответственная работа и трое детей, но она не высыпается из-за выходок супруга:
– Ночами муж не даёт спать: то ходит костылями гремит, то телевизор смотрит, то музыку слушает громко, а потом целый день спит. Раньше он не такой был. Неужели это все? Начала приходить мысль, чтобы он быстрее обратно уехал. Я как могла поддерживала его все эти полгода, а он приехал и вытворяет не пойми что. Уже какая-то стена появилась между нами. Рвётся обратно туда, а к психотерапевтам не хочет обращаться. Так и живём.
"Заявил, что завтра у него поезд в сторону фронта"
Муж 43-летней Вероники Маловой из Санкт-Петербурга работал в автосервисе и неплохо зарабатывал. Мобилизация обошла его стороной, и казалось, что на фронте он не окажется.
– У нас была обычная семья, и ничто не предвещало говна. Я была уверена, что меня эта война не коснется, ведь мужу 49 лет, – говорит Вероника. – Но в конце августа Антон за моей спиной пришел в военкомат, сказал, что потерял военник, но хочет пойти добровольцем. Ему дали от ворот поворот из-за возраста и подготовки к мобилизации. В итоге Антон психанул и подписал контракт с ЧВК "Вагнер".
Через полгода после того, как он отправился на войну, Малова обратилась за помощью в психоневрологический диспансер.
– Был шок, когда он заявил, что завтра у него поезд в сторону фронта. Всю ночь проревела. Убить его хотелось, но до последнего надеялась, что когда он доедет и посмотрит на все это, то вернется, пока не поставил последнюю закорючку. Какой из него солдат? В молодости был срочником, автомат держал на учебке пару раз. В итоге в августе всего четыре дня была подготовка и сразу поехали на передовую. Антона будто переклинило. Он говорил: "Кто пойдет, если не я?" Я его умоляла не уезжать, грозилась, что уйду от него, – рассказывает Вероника.
По ее словам, первый месяц муж совсем не выходил на связь, из-за чего ей "рвало крышу". Затем у них появилась возможность созваниваться раз в пару недель.
– И стало немного легче. Периоды тишины пугают. Даже когда идет входящий звонок – с замиранием ждешь эти секунды, что скажут в трубке. Первые полгода бывали дни, когда видела на улице влюбленную пару и начинали катиться слезы. Глаза постоянно были на мокром месте. Говорить о том, что муж на войне, вообще не могла, потому что начинала рыдать. Однажды в школу к дочке пришла, и учительница спросила о ее папе, а я даже ответить не могла нормально – захлебывалась в рыданиях, – вспоминает Вероника.
"Я с ума сходила полгода"
Она не сразу решилась обратиться к психотерапевту.
– Просто сходила с ума. Последней каплей перед обращением в ПНД был случай, когда проснулась внезапно в три часа ночи. Мне стало страшно, решила что-то плохое случилось с Антоном. До пяти утра слонялась по улицам. Тогда поняла, что дошла до предела. Раньше вела активную социальную жизнь, но после ухода мужа в какой-то момент показалось, что меня никто не понимает, ведь супруги подруг дома, а мой – на войне. Они сидят, довольные жизнью, а я сирота несчастная, думалось мне. Обида на всех появилась, хотя головой прекрасно понимала, что люди не виноваты, – говорит Вероника.
На первом приеме у психотерапевта она говорила сквозь слезы, была явно в неадекватном состоянии. Врач диагностировал невроз и назначил ей антидепрессанты.
– Мое состояние улучшилось благодаря разговорам и таблеткам через пару недель, – рассказывает Вероника. – Психотерапевт объяснила, что надо уметь принимать выбор человека, и переключала на значимые вещи, что жизнь одна и не стоит просиживать ее в печали у окна, ведь, когда муж вернется, я пойму, что потеряла собственный год жизни. Медикаменты выравнивают эмоциональный фон. Раньше на это "а вдруг он..?" у меня все сжималось внутри, но сейчас в такие моменты уже включается разум, а тревога не берет верх.
Веронике предлагали лечь в клинику неврозов на Васильевском острове, однако она отказалась: не на кого оставить дочь.
– Если бы была возможность, я бы полежала пару недель в клинике, потому что было очень плохо, – говорит она. – Первое время вообще офигевала, что надо принимать решения самой. Раньше-то всегда советовалась с мужем. Я до терапевта думала, что и сама неплохо справляюсь. Но врач сказал, что не надо было тянуть шесть месяцев. Я боялась, что меня поставят на учет, но сейчас так не работает, когда просто обращаешься за помощью.
"Нечего было русским лезть в чужое государство"
Антон Малов находится на фронте уже больше семи месяцев. По закону военнослужащие имеют право на отпуск спустя полгода.
– Ему он полагался еще в конце февраля, но его постоянно откладывают из-за очередных наступлений или другой хрени. Ждем отпуск как манну небесную, – говорит Вероника. – Дочке 14, скучает, но относится ко всему проще. У нее своя подростковая жизнь, она гордится папой и считает его великим воином – ходит по школе грудь колесом. То есть у меня идет восприятие ситуации через страх, а у нее – через гордость. Ребенок искренне считает, что с папой ничего не случится и, слава богу, у детей нет такого страха смерти. Если я начинаю переживать, что он долго не звонит, дочь говорит: "Мама, что ты нагнетаешь? Не притягивай говно к папе".
Малова говорит, что во время телефонных разговоров муж ни на что не жалуется.
– Антон всегда смеется и шутит, потому что позитивный сам по себе человек, – говорит Вероника. – Без его шуточек-прибауточек тяжко, ведь я по натуре пессимист и в семье многое держалось на его чувстве юмора. На все вопросы по телефону отвечает "работаю". Всю его зарплату получаем мы с дочкой по доверенности. У Антона четкое убеждение, что семью он ни в чем не урезал, а рыдания называет моим нездоровым восприятием. Говорит: "Относись проще, чего ты там льешь слезы, ха-ха, хи-хи".
При этом отношение к войне у мужа, по словам Маловой, поменялось после того, как он оказался на фронте.
– Антон уже четко понимает, что война не нужна и это чисто политика ни больше, ни меньше. Это не Великая Отечественная война, где шли защищать Родину. Когда муж только собирался идти, он думал, если бы не началась война 24 февраля, то напали бы на нас. Но когда оказался там, понял, что это х***я и по телевизору передают фуфло. Тогда контракт уже был подписан, поэтому сейчас он говорит: "Ничего личного – работа" – и занимает позицию "вне политики", – говорит Вероника.
По ее словам, она "изначально относилась отрицательно" к российскому вторжению в Украину и сейчас старается не смотреть новости по телевизору.
– Когда началась война, я, в отличие от тех, кто пищал, какие русские хорошие, а украинцы плохие, никогда так не считала. Уверена, что никому эта война не нужна и нечего было русским лезть в чужое государство. По сути Россия – агрессор. У нашей семьи есть и знакомые украинцы, поэтому в моем понимании данная война – будто русские на русских пошли. Это не стоит такого огромного количества погибших с обеих сторон. А теперь еще и этот новый ужасный закон об электронных повестках, где закрывают выезд из страны – это уже вообще похоже на геноцид какой-то, – говорит Вероника.
"День прошел, и хорошо"
Мужа Анастасии Князевой из Архангельска мобилизовали в октябре, сейчас он на передовой.
– Ходила к психологу несколько месяцев, – рассказывает Князева. – Выкинутые деньги: как до общения с психологом было состояние овоща, так и после осталось. Не помогает ничего, не могу отвлечься от мыслей о муже. Ни днём, ни ночью легче не становится. Психолог говорила не переживать, правильно дышать, найти хобби, заняться волонтерством, вести дневник и прочий бред, похожий на детский лепет. Походила-походила и плюнула. Я и так всё это знаю, что она говорила. У нас ещё две дочери, но и они не спасают от тревожных мыслей.
По словам Анастасии, она бы никогда не отпустила мужа на войну добровольцем, однако не ходить в военкомат по повестке он наотрез отказался.
– Я против мобилизации! На коленях стояла, умоляла, просила отмазаться или уйти на больничный, но он сказал: "Буду прятаться – себя уважать перестану". Обмундирование мы сами покупали, хотя и в части выдавали вещи потом. Кому повезло, тому гуманитарка доходит, а на первую линию не возят. Когда муж ушёл, моя жизнь остановилась. День прошел, и хорошо. Очень боюсь, просыпаюсь в поту, трясет всю. Первое время спала по два-три часа в сутки, бессонница, паника, страх, – вспоминает Князева. – Я вообще за мир во всём мире, но пока муж в опасности на войне – просто существую! Работа – дом. Всё! Очень хочется, чтобы закончилась эта война, а все ребята вернулись домой живыми и здоровыми! И с их стороны, и наши! Муж тоже не понимает, зачем эта война: целей нет, гибнут и русские, и украинцы. Страшно всё это, – говорит Князева.
Татьяна Тихомирова из села Винницы в Ленинградской области рассказывает, что пару раз сходила на прием к психологу с сайта "Мы вместе" после того, как ее муж добровольно отправился воевать.
– У меня начались панические атаки после его отъезда, хотя раньше такого не было, – рассказала Татьяна корреспонденту Север.Реалии. – Это такое состояние, когда резко становится страшно, непонятно из-за чего. Помню момент: просто на кухне стояла, пила воду – и прям такая тревога напала, места не могла найти себе. Пропила курсом "Афобазол". На время панические атаки прекратились, но недавно снова был приступ. Также меня мучила совесть, ведь я могу поесть что захочу, а у мужа, может, нет такой возможности. Как гражданин нашей страны я уважаю его выбор.
Тихомирова работает в школе, и "большая нагрузка помогает на время забыться".
– Но как каникулы – снова накатывают переживания и страх, ведь появляется много свободного времени, – говорит Татьяна. – Сама по себе я сильный человек, поэтому мне было достаточно двух сеансов с психологом. Мы душевно поговорили, и полегчало.
Жена мобилизованного из Москвы Алена Бораненко ходила к психологу, которого предоставил столичный центр помощи мобилизованным.
– До психолога рыдала прям 24/7, – рассказала Бораненко. – Муж был без связи, я не знала, где он и что с ним. Психолог мне помог немного, но я перестала ходить, так как он переехал, а заниматься онлайн – не то, да и платить надо. Чтобы справляться со стрессом, беру подработку, хожу куда-то, но подруги меня не понимают, поэтому держу все в себе и общаюсь с мужем, который меня очень поддерживает.
"Для психики подобное равносильно смерти"
Жены военнослужащих, ушедших на войну, находятся в подавленном состоянии и зачастую изолируются от мира, говорит клинический психолог Ольга Анненкова. Ее муж тоже воюет, и она хорошо понимает своих пациенток.
– Мобилизация мужчин для жен и матерей психологически переживается как полноценная утрата, – говорит психолог. – Для психики подобное равносильно смерти. Это одна из самых тяжелых и деликатных в работе психоаналитика тем. Нужно не только поддержать пациента, но и помочь пережить все этапы горевания, сформировать новую психическую реальность. На данный момент у меня в терапии несколько таких пациенток. Они звонят сами, когда остро нужна поддержка. Терапия – это длительный процесс, который идет не менее полугода. Результатом можно считать, что женщины не уходят в избегание, депрессию или агрессию, живя полноценно. Я поддерживаю, помогаю осознать реальность и сформировать новую, где муж или сын на войне, но это не отменяет жизни самой женщины.
– Некоторые рассказывают, что после ухода мужа ограждают себя от людей: перестают общаться с друзьями, выходить из дома.
– Психика работает у каждого индивидуально. В зависимости от структуры личности и сформированных защит, реакция на эмоциональное переживание у всех разная. В данном случае можно предположить избегание или скрытую агрессию. В момент сильных переживаний люди регрессируют в детский возраст. Если зафиксирована защита избегания, такой человек начнет прятаться от людей. Кроме того, на личном опыте столкнулась с непониманием чувств и эмоций в этой ситуации от других людей, но не у всех женщин есть силы объяснять свои переживания.
– Женщины говорят, что злятся и презирают тех, чьи мужья не уехали на войну. Чем объяснить такую реакцию?
– Агрессия – это одна из базовых реакций на утрату. Один из этапов горевания – отрицание. В зависимости от структуры личности и защит, реакция может быть именно такой. Человеку сложно справиться с эмоциями и прожить их экологично, как для себя, так и для окружающих.
– Большинство жен мобилизованных жалуются на нервные срывы, бессонницу, панические атаки, тревожность. Что происходит с их психикой?
– В связи с утратой значимого объекта поднимается базовая тревога. Нервные срывы, бессонница, панические атаки, тревожность, агрессия – ее проявления. При этом, когда женщины говорят, что им не помогает ничего, представьте: если вы потеряли значимого человека, а для психики это именно так, как поможет хобби или работа? Только понизив тревогу и научившись переживать новые для себя эмоции, можно прийти в стабильное состояние. Тогда вернутся хобби и работа.
– Когда мобилизовали вашего мужа, какова была первичная реакция и как вы справлялись тогда и сейчас?
– Мужа мобилизовали в октябре. Сначала была растерянность, ведь все произошло буквально за пару дней. Потребовалось два месяца, чтобы пережить и осознать этот факт. Профессия и поддержка близких очень помогают справляться с ситуацией. Для психоаналитика прохождение терапии, интервизий, супервизий является обязательным. На данный момент у меня уже более 150 часов групповой и личной терапии. Когда становится тяжело, накатывает паническая атака или навязчивые мысли, могу предложить достаточно простую технику. Нужно активизировать органы чувств. Зрение – что я сейчас вижу? Есть ли опасность для меня? Слух – что я сейчас слышу? Есть ли тревожные звуки? Обоняние – какой запах я сейчас чувствую? Есть ли незнакомые? Осязание – пощупайте, то, что есть вокруг: предметы, постель, можно погладить домашних животных. Вкус – какой вкус на языке, можно попить воды, держать при себе какой-то любимый продукт, положить его в рот, сосредоточиться на вкусе. Как правило, физически мы находимся в безопасном состоянии, а вот внутри все кричит, особенно если сработал триггер. Такое простое заземление, перевод на физические ощущения поможет быстро успокоиться. И обязательно обратитесь к психологу, особенно если у вас повторяются состояния страха, паники, тревоги, – говорит Ольга Анненкова.
ВЦИОМ, государственная социологическая служба, тоже фиксирует рост тревоги у своих респондентов (3 февраля такие эмоции испытывали 41% опрошенных, 27 февраля – 56%), страха (3 февраля – 18%, 27 февраля – 28%), растерянности (3 февраля – 22%, 27 февраля – 27%).
