"Люди крестились: "Господи, кто пришел?" Учитель из России обвинила милицию "ЛНР" в грабежах

Издание The Insider 10 августа опубликовало взломанный архив писем, поступивших в военную прокуратуру России после вторжения в Украину. Среди них было обращение жительницы Лабытнанги (ЯНАО) Юлии Пунтус. Она пожаловалась на случаи мародерства в селе Бараниковка Кременского района Луганской области. В преступлениях она обвинила военных из "ЛНР". Редакция Сибирь.Реалии связалась с Юлией Пинтус, и она рассказала о том, что происходило в ее родном селе, когда в него вошли военные из "ЛНР".

В конце девяностых украинка Юлия Пунтус, школьный учитель истории, переехала в город Лабытнанги на Ямале. До этого она прожила более 30 лет в Луганской области, а в 2003 году получила гражданство России.

24 февраля, когда Россия начала войну против Украины, Пунтус исполнилось 60 лет. В Кременском районе у нее остались соседи, друзья и родной дом. И много лет она каждый год приезжала в гости к маме в село Бараниковка.

Бараниковка находится примерно в 60 километрах от Северодонецка и Рубежного, где с марта по июнь шли бои, закончившиеся взятием городов силами России и "ЛНР". От села до российской границы – 225 километров. По данным переписи за 2001 год, на тот момент в селе проживало около 2,5 тысяч человек: 86% из них – украинцы, русских – 13%. Вблизи села находятся сельскохозяйственные поля и комбикормовый завод компании "Фидлайф". До начала войны Бараниковка находилась под контролем Украины.

По словам Пунтус, в марте 2022 года в Бараниковку вошли около 20 человек, представившиеся солдатами "ЛНР". Они разграбили дом ее покойной матери, а также несколько частных домов и административных зданий в селе. Соседи ей рассказали, что у фермеров из Бараниковки и близлежащих сел изъяли горючее и больше тридцати машин.

– Я жила во многих селах Кременского района, – рассказывает в интервью Сибирь.Реалии Юлия Пунтус. – Почему я знаю масштаб преступлений "ЛНР", потому что мне с нескольких мест писали мои одноклассники, подруги. Я и соседи куда только не звонили. Как только "освободили" наш район (от армии Украины. – Прим. С.Р.), началось мародерство – и только в Кременском районе в таких масштабах. Самое страшное – это разочарование в этих "освободителях". Просто все рухнуло, когда эта орда прошла по нашему району. Мы восемь лет жалели их и их семьи, а оказывается, их жены рожали под обстрелом, а на другой стороне Украины люди "жировали". Так соседям сказал главный мародер по кличке Фокс.

На одном из "Уралов" мародеров была литера V и надпись "Фокс", отмечала Пунтус в своем обращении в прокуратуру. Она рассказала о мародерстве в своем доме бывшему мужу, который в тот момент находился на отдыхе после вахтовой работы в городе Сватово Луганской области. Он обратился в местную комендатуру "ЛНР", но его не стали слушать: "Там военные действия, мы ничем помочь не можем".

– Они пришли в Бараниковку 8 марта и находились там до конца месяца. Кроме дома мамы, пострадал дом сестры. Я говорила соседям, что не верю в то, что это были "ЛНР". Она говорит: "Так они не скрывали это. Все твое добро поперли в сторону Луганска". Если это были бандиты, то как они миновали блокпосты? Конечно, это "ЛНР". Армии же там нет, это милиция, в которую записывают всех подряд, – говорит Пунтус.

Она писала в органы МВД "ЛНР" и ее главе Леониду Пасечнику. Власти непризнанной республики, по ее словам, заявления о мародерстве проигнорировали.

После этого Юлия пожаловалась в правоохранительные органы России. В июле Военное следственное управление СК по Южному военному округу передало ее заявление в Генеральную прокуратуру "ЛНР". В надзорном ведомстве следователь попросила повторно написать жалобу – ответ на нее пока не поступил.

По рассказам соседей и знакомых Пунтус, от действий мародеров пострадала не только Бараниковка, но и близлежащие села Булгаковка, Невское, Макеевка, Новая Астрахань, поселок Краснореченское.

"В поселке связи нет. Забрали зерно, поля частично засеяны. Что будет к осени, сами не знаем. Пенсию не платят, работы нет, врачей нет, комбикормовый завод разграблен. Поснимали даже ручки на дверях, батареи повырезали, забрали ноутбуки, оргтехнику. Овец просто стреляли и увозили. Всё словами не передать. Полный разгром, в принципе, у каждого. Вот такие "освободители" (имеются в виду военные, причастные к "ЛНР". – Прим. С.Р.) – мы им так рады, что аж в обморок падаем", – рассказала жена фермера в одном из сел Кременского района (ее имя и место проживания не раскрывается из соображений безопасности).

– Юлия, как ваша и вашей семьи жизнь связана с Украиной?

– После Первой мировой войны бабушка по отцу переехала из Воронежской губернии (сейчас – Белгородская область) в Кременской район, в село Невское. Она и отец выросли там.

Во время Великой Отечественной войны бабушка была в оккупации. Она рассказывала, что если в Красной Армии обнаруживали мародеров, то их расстреливали – даже если они курицу у местных забрали.

Мама – с Изюмского района Харьковской области. Когда в 1941 году началась война, она с семьей уехала, потому что там были страшные бои. Они тогда уехали в Макеевку, тоже Кременской район.

Дед очень любил Украину, чисто разговаривал на украинском. Даже когда умирал, сказал: "Обязательно похороните меня в украинской вышиванке". По его линии все предки имели отношение к лесничеству, а он по молодости, как я понимаю, в лесничестве работать не хотел.

Его молодость прошла в Полтаве, Киеве. Он увлекался театром, знал Станиславского, судя по всему, был небедный. Первая жена у него была непростая, красавица, богатая. Потом он расстался с ней и оказался в Славяногорске (сейчас – Святогорск, Донецкая область), где встретил бабушку.

И вот таким образом он ушел работать в лесничество. До 1941 года работал в Изюмском лесничестве. Во время войны лесничих эвакуировали, но под Старобельском (Луганская область) они попали под бомбежку. Многие погибли, а он выжил. У него было четверо детей, и он вернулся домой, пошел работать в это же лесничество.

Когда немцы ушли в 1943 году, в НКВД посчитали, что он работал на них. Его репрессировали: отсидел десять лет в Карагандинском лагере. Его реабилитировали, потому что, ну, какая это вина.

После лагерей дед приехал в Макеевку, уже с эмфиземой легких. Он работал в сельском клубе, так как имел отношение к театру, много постановок сделал, костюмы у него были.

– Что вы помните о своем детстве?

– Если честно, я очень Украину люблю, вспоминаю ее. Родилась в Макеевке (Луганская область), потом в Невском жили. У отца была профессия "агроном-организатор". Мы жили в разных селах Кременского района, а потом в 1978 году приехали в Бараниковку – там была работа, шикарные квартиры, горячая и холодная вода. Было очень комфортно жить.

Кременской район мне очень близок, практически все меня знают, и я всех знаю. Там прошли школьные годы, это родина моя. Я очень люблю Кременную, у меня много там друзей, одноклассников – в Рубежном, Северодонецке.

Сейчас они все практически остались без жилья, так как разбомбили частные дома. Вернулись в родные деревни. Например, родственники из Счастья говорили конкретно, что все разбомбила Россия. На этой почве я часто ссорилась с ними, потому что не верила им.

Я закончила одиннадцать классов и поступила в Луганский пединститут на исторический факультет. Луганск – это тоже мой любимый город, я проучилась там пять лет. Закончила институт, поработала в школе, комсомоле и управлении образования. Вышла замуж, пожили с супругом пять лет и расстались. Бывший муж сейчас работает на вахте в Республике Коми.

– Когда вы переехали в Россию?

– В 1996 году начались проблемы, когда зарплату десять месяцев не платили. У меня был сын, и мне тяжело было его растить, жили мы на мамину пенсию. Как мы тогда жили, я даже сейчас не понимаю. И приехала моя землячка с Бараниковки – она жила в Лабытнанги – и сказала, что у них учителей истории не хватает.

Она уезжает, и буквально через четыре недели звонит начальник управления образования в Лабытнанги: "Приезжайте, мы вас ждем". В декабре 1996 года я уехала, с января начала работать. Я учитель истории, занимаюсь музейным делом и военно-патриотическим воспитанием.

– После отъезда в Лабытнанги кто из ваших родственников остался в Украине?

– Практически все. Мамочка осталась в Бараниковке, отец умер в 1980 году – сердце. Одна тетя осталась в Луганске, другая – в Счастье, дядя – в Макеевке. Двоюродная сестра с Луганска сейчас находится во Львове как беженка, другая – в Швеции.

– Как вы поддерживали связь с родными?

– Я приезжала каждый год. Садишься в Лабытнанги на поезд, через двое суток выходишь в Москве и спокойно доезжаешь на луганском или донецком поезде.

Потом (после 2014 года. – Прим. С.Р.) начались проблемы, каждый раз был стресс. Стою в Харькове, при проверке документов спрашивает девушка молодая: "Что вы приехали сюда?" Я отвечаю: "Девочка, а ты видишь, где я родилась?"

Последний раз я была в 2019 году, а дальше уже не пускали. В 2020 году началась пандемия, и меня с внуком не пускали: говорили и со стороны России, и со стороны Украины, что "нет оснований, вам не к кому ехать". То, что я там родилась, ничего не значит.

– Когда вы получили паспорт России?

– В 2003 году, если не ошибаюсь. Тогдашний губернатор ЯНАО Юрий Неёлов принял на региональном уровне решение о том, чтобы принимать иностранных граждан на работу учителями и врачами. Только поэтому нам разрешали работать, но все равно нужно было принять гражданство, это было обязательно.

Сыну было десять лет, когда я привезла его в Лабытнанги, он закончил там школу, но он настолько любил Украину, что все время говорил: "Мама, ты у меня забрала Родину, я никогда не привыкну здесь". И когда он закончил школу, он уехал учиться в Донецк. Закончил там медицинский университет, но вернулся в Салехард. Сейчас живет в Новом Уренгое.

– Как события 2014 года в Украине повлияли на вашу жизнь?

– В 2014 году я приехала в Москву, меня провожала подружка: "Юля, не едь, там война". А как я не поеду, у меня мама там одна, с больным сердцем.

Я иду на Курский вокзал и вижу, что людей нет на перроне. Захожу – три человека в вагоне. На границе почти все повыходили, и нас вообще осталось два человека.

На одной станции зашли люди в камуфляже и спросили, куда я еду. "Ну, вы же знаете, что здесь война идет". Да, знаю, а что, мне надо к маме попасть. Племянник меня встретил, мы по полям приехали в Бараниковку. А когда назад – уже украинские блокпосты были. Российский паспорт проверили, слова не сказали.

– Что вы почувствовали, когда увидели родные места, где уже велись боевые действия?

– У меня была страшная паника, я боялась. Сидим с мамой, слышу гром, думаю, будет гроза, дождь. А мама: "Да нет, это, наверное, со стороны Рубежного стреляют". Самолеты низко летают. Соседка приходит, говорит: "Вы водичку и документы в погреб отнесите, а то, не дай бог, шарахнут".

Потом начали стрелять, мы испугались: под стол попадали, собака завывает, земля ходуном ходит – это танки через Бараниковку шли. Люди вышли, не хотели пускать их, потому что они гусеницами срывают асфальт, делают его непригодным.

В 2015 году мы с сестрой и мамой поехали в санаторий в Полтавской области. В санатории сказали, что не могут нас оформить, потому что мы из России. Я говорю: "Как это так, я родилась здесь, что я, в санатории воды попить не могу?" – "Ладно, вас на украинские паспорта оформим".

Мне как-то так обидно стало. Потом едем в такси, а водитель говорит: "Что, девчата, ваши хлопцы воюют, а вы в санатории отдыхаете?"

– Вы обсуждали с друзьями и родственниками происходящее в Луганской области? Что они говорили?

– У нас с родственниками мнения расходились. Мама, ее сестра и брат были только за целостность Украины. Они говорили, что конфликт в Донбассе – это переворот, бандитизм будет.

А я за "ЛНР" была. И теперь после всего сижу и думаю: "Точно, мама, ты была права". Не скажу, что я рьяно поддерживала. С другой стороны, у меня там друзья, однокурсники, и все кричали, что их бомбят со стороны Украины, еле поуезжали оттуда.

В 2014 году мой двоюродный брат уехал из Луганска в Киев. Его сосед пропал без вести, а неизвестные люди, пришедшие со стороны "ЛНР", ходили в его вещах, ездили на его машине.

Мама у меня умерла летом 2015 года. Ей было 80 лет. Конечно, на это повлияла война, у нее был инсульт, жила в большом напряжении. После смерти мамы я каждый год приезжала в дом. Думала, что выйду на пенсию и буду там жить, заниматься внуками.

Моя одноклассница, когда узнала, что меня "ЛНРовцы" ограбили, в мае позвонила: "Пообещай, что будешь ко мне в Рубежное приезжать". Она тогда была в Подмосковье: ранило ее сына, она вывозила его. Мы поговорили, а потом звонит ее дочка и говорит: "Тетя Юля, я боюсь сказать маме, что нашего дома нет".

Те, кто за Украину, уехали в западную часть страны или Европу, а те, кто уехал в Россию, – конечно, против Украины. Я не думаю, что многие уехали в Россию.

– Что вы почувствовали 24 февраля?

– Мне в этот день исполнилось 60 лет. Директор вызвал меня поздравлять, вручил букет цветов и говорит: "Я навсегда запомню ваш юбилей". Я не поняла. "Вы не знаете, что война началась?"

Конечно, у меня был шок. Не то чтобы я не следила за новостями, мне одноклассники из Луганской области говорили: "Юля, будет война". Господи, какая война, вы что, все с ума посходили?! А одноклассники в январе уже заготавливали воду, подвалы домов.

Учителей в школе собрали на планерку. Директор сказал, чтобы мы "правильно" объясняли детям, что за события происходят в Украине.

Потом узнали, что погиб выпускник школы Андрей Иванов, медбрат, учился в медицинском классе. Только попрощались с ним – погибает парень из восьмой школы Александр Иванчиков, морской пехотинец, сын бывшей коллеги, друг сына. Говорил, что хочет стать офицером, стал им, женился, ребенка родил – с дрона обстреляли, и всё. Парню 35 лет.

Из Лабытнанги всего один военнослужащий погиб в Афганистане, два – в Чечне. И с Украины уже два гроба.

– А никого этот парадокс не удивляет? Люди не задают вопрос, почему так?

– Всех удивляет. Я познакомилась с женщиной-историком из Волгоградской области: у них еще в начале "спецоперации" привезли трех погибших.

– Но это не обсуждается открыто?

– Конечно нет, вы что!

– Коллеги ваши избегают разговоров о войне?

– Стараются избегать, потому что у нас директор этого не любит. Всегда поддерживает политику властей. Даже когда я была потрясена этими страшными событиями, что вот такое у нас натворили, в коллективе никто не поверил, что это "ЛНР": "Мы не верим. Там такие ребята. Это провокация нациков".

Какие националисты? У нас пять лет стояли военные с Западной Украины, культурные, воспитанные, и ничего плохого не делали. Не было воды – людям даже воду разносили.

– Какие были рекомендации о том, как рассказывать детям о войне?

– Наш директор сказал, что мы должны поддерживать политику нашего президента: если он начал эту операцию, значит, так нужно. Дальше, значит, не с кем было вести переговоры.

– Как вы восприняли его слова?

– Очень плохо, потому что я прекрасно понимаю, что такое война. Война на моей родине. Я знала, что это коснется родных, близких.

– А региональные власти воздействуют на городские отделы образования?

– С февраля молчали, а вот недавно пришло указание: с сентября вводятся "уроки о важном". На классных часах нужно объяснять детям о "спецоперации" 2022 года.

Три недели назад я отправила заказное письмо прокурору "ЛНР" с вопросом: о каких же "освободителях" я могу рассказать на этих "уроках о важном"? Об этих деморализованных элементах? Пусть читают.

– Вы говорите, что в 2014 году разошлись со своими родными в отношении к тогдашним событиям на Украине. Тогда вы поддерживали действия "ЛНР". Почему все-таки сейчас ваша позиция изменилась? Только из-за событий в родных ваших селах или повлияло что-то еще?

– Восемь лет прошло, и уже как историк я могу проанализировать эти события – сейчас я отрицательно к этому отношусь. В Кременской район пришло бандформирование во главе с "Фоксом", который вел себя как ордынский хан. Было видно, что они пришли грабить. Подсвечивали окна домов фонариком, чтобы смотреть, где жилье пустое, рассказывала женщина с соседней улицы.

Зная, кто туда в Кременской район пришел и кто "освобождал", пусть мне никто ничего не говорит. Я не всему верю, что говорят нам по телевизору, у меня сложилось свое мнение.

У меня сын очень тяжело воспринял: "Никогда, мама, такого не должно быть, чтобы русские воевали с украинцами". У него в "ДНР" есть друзья-врачи, и они спасают и тех, и тех. Он с ними общается каждый день, но ничего не рассказывает мне.

– У вас есть объяснение, почему люди не верят тем, у кого родственники находятся в Украине и всё видели своими глазами, а верят условному телевизору?

– Если честно, я думаю, что это от небольшого ума. Может быть, действительно зомбирование, когда показывают одно и то же каждый день. Сейчас я в отпуске, телевизор не смотрю, а общаюсь с очевидцами.

Одноклассница пишет: "Кто нам, Юля, все вернет и ответит? Дети жили в Северодонецке, работали в банке – теперь у них ни жилья, ни работы. Как в годы войны, корова спасает всех".

– Почему вы решили обратиться в военную прокуратуру России?

– После того, как моего бывшего мужа вытолкали из комендатуры, я начала всюду писать и обращаться. Проходит месяц – в "ЛНР" не ответили. Я поняла, что в "ЛНР" нет власти и закона, раз они не захотели проводить расследование по горячим следам. Сделала вывод, что для них мародерство – это норма жизни.

24 апреля я начинаю писать в Россию. Написала Путину, мне в его интернет-приемной отвечают: "Путин никакого отношения к "ЛНР" не имеет". Пишу в Генеральную прокуратуру, дошли до Следственного комитета, а оттуда отправили в Ростов-на-Дону в военное следственное управление.

Соседи тоже писали: их ограбили и угнали микроавтобус. У других соседей угнали две машины.

Я писала в интернете открытое письмо этому подонку (бойцу "ЛНР" с позывным "Фокс". – Прим. С.Р.), генералу МВД "ЛНР" Игорю Корнету о том, как он это допустил, и в прокуратуру "ЛНР".

После этого беспредела я не воспринимаю "ордынцев" с "ЛНР" как "освободителей". У них бывший заключенный, житель Бараниковки Николай Гурин, был подельником, у него больше десяти эпизодов краж.

Они оставили ему ключи от моего дома, и он еще жил там несколько недель и творил что хотел. Так меня, гражданку России, "освободили" от нажитого двумя поколениями имущества. У него ключи до сих пор.

Он побил у меня окна, у спящего соседа пытался ноутбук украсть. Милиция его задержала, но потом его выпустили. Когда люди стали спрашивать зачем, им сказали: "Так нам нечем его кормить и негде содержать". Он был вместе с милицией "ЛНР" заодно, говорили соседи.

У меня в доме везде валялись шприцы, "травка", сделали вмятину в холодильнике и ножом нарисовали на нем букву Z. Постреляли в кафель, в двери. Дорогие покрывала стелили для ремонта машины. Позабирали плазму за сто тысяч рублей, стиральную машину, немецкий моющий пылесос, десять комплектов постельного белья, ношеные вещи – такие "освободители" жили у меня в доме.

День начинали с грабежей магазинов, лупили с автоматов. Зашли в аптеку, а девушка-провизор говорит им: "Как я вам лекарства дам, у меня вся деревня пенсионеров?" Они выбили стену и все забрали.

ФАП и детский садик разбили, в школе вынесли полностью компьютерный класс. Фермеров запугали так, что к ним ночью придут и убьют, если будут жаловаться. У них отжали пятнадцать машин, бензин, зерно, горючее. Вывезли всё с комбикормового завода. Люди боялись снимать их, потому что они бы убили.

Им говорили, что здесь живут граждане России, один парень им говорит: "Мужики, это же вам потом восстанавливать". – "Ничего, Россия потом всё восстановит". Они даже не стеснялись. Теперь все помалкивают, потому что школа не готова к учебному году, детский садик ограблен.

Я думаю, что не только мы на них жаловались. Приезжали следователи из прокуратуры "ЛНР". Они заходили ко мне в дом, видели, что там натворили. Соседи им все подтвердили. Жили у меня, грабили весь район и привозили все во двор.

– На какой технике приезжали мародеры?

– Был автомобиль с пулеметом, они кинули на него две стиральные машинки с моим покрывалом и увезли на Луганск, так сказали мне земляки. Стояли груженые "Уралы", на одном из них была надпись "Фокс" и рисунок черепа. На вид "Фоксу" сорок лет, говорят, что он вел себя цинично, дерзко.

Такой показательный грабеж граждан России. Из домов выносили столовые приборы, кухонные вытяжки, сушилки для одежды, туалетные коврики, полотенца, шампура для шашлыков. Люди, в основном пенсионеры, стояли и крестились: "Господи, кто пришел?"

Подруга детства из соседней Булгаковки рассказывала, что это была группа бывших заключенных, около 50 человек. Они пришли к ним 1 марта со стороны Старобельска (Луганская область), а потом разошлись по другим селам, в том числе в Бараниковку. В Булгаковке взрывали стены в помещениях, где не могли открыть двери, брали подушки, одеяла. Одна женщина ушла к подруге в подвал переждать, а вернулась – дом уже был пустой.

– Вы обращались с жалобами и к властям "ЛНР", и к России. Не боитесь, что эти документы передадут в силовые органы и вас, допустим, оштрафуют за "дискредитацию" армии?

– Если честно, я не знаю. У меня сын спрашивает: "Мама, ты не боишься?" Я говорю: "Нет". Не могу сказать почему, но я не боюсь. Мне на работе говорят: "Юлия Викторовна, молчите, молчите". А я не собираюсь молчать. Почему я буду молчать? Извините, сколько мне лет, и я буду молчать?!

– Как вам, украинке по национальности, но гражданке России, кажется: разрыв между народами теперь надолго?

– Я думаю, что навсегда, это уже ничем не исправить. У нынешнего поколения и россиян, и украинцев родятся дети, и что они им скажут? Что была такая война – и все. Никто ничего друг другу не простит, а поколение вырастет на этой ненависти.

В девяностые годы мы (жители Восточной Украины. – Прим. С.Р.) начали сближаться с Западной Украиной – у нас разная история, разный менталитет. Я работала в районном отделе образования, мы ездили туда на праздники, нас хорошо встречали. Ивано-Франковск, Львов, я так радовалась, что мы подружились. А потом видите, что получилось.

Сейчас дети в Донецке что поют? "Едут-едут БТРы по Донбасской стороне, и наследники Бандеры порасселись на броне" – пропаганда такая.

– Как вы сохраняете свою национальную идентичность, будучи гражданкой страны, которая начала войну?

– Я люблю слушать украинские песни. Я же закончила украинскую школу. Для меня Украина навсегда останется родиной, там могилы моих родителей. Границу по сердцу я провести не могу.

Очень обидно, что нас сделали врагами. Подруга детства прислала мне видео, как в Западной Украине хоронят парня с Донбасса, погиб под Иловайском. Понимаете, я плакала. А я ей показывала прощание с нашим выпускником, который погиб в Харьковской области. Боже мой, что у одной, что у другой матери трагедия. Молодые, красивые парни отдали жизнь.

Как историк я проанализировала все военные действия и понимаю, что кто-то не так президенту России преподнес информацию о положении в Украине. Думаю, было сказано, что Украину можно завоевать за несколько дней.

Многие жители России не до конца поняли, что происходило в Гостомеле, Чернигове: почему российская армия сначала пришла, потом ушла. Думаю, власти уже пожалели, что развязали эту "спецоперацию".