13 месяцев в пути на перекладных через воюющую страну с бесценным грузом провел директор Севастопольской картинной галереи Михаил Крошицкий. Так в одиночку он эвакуировал из Крыма в Сибирь 1200 экспонатов музея*.
Поздней осенью 1942 года пассажиры эшелонов, проезжающих через Казахстан, наблюдали сюрреалистическую картину. В степи, у насыпи железной дороги, на голой земле сидел человек в легком пальто и шляпе. Рядом возвышалась загадочная гора деревянных ящиков. Некоторые были так велики, что никто бы не мог поднять их в одиночку, тем более этот хлипкий интеллигент. И всё же он почти год путешествовал по стране со своим грузом и преодолел около десяти тысяч километров. Его звали Михаил Крошицкий – художник и директор Севастопольской картинной галереи. В ящиках лежали полотна голландских мастеров 17-го века, картины Поленова, Шишкина, Верещагина и Коровина, мейсенский и веджвудский фарфор, коллекция старинных швейцарских часов и другие бесценные артефакты.
Чтобы по достоинству оценить фантастическую волю Крошицкого, стоит добавить, что для спасения коллекции он нарушил приказ советского военного командования. А ещё надо сказать, что, сидя посреди Казахстана в сорок втором году, он понятия не имел, куда едет.
Эта история началась осенью 1941 года, когда немецкая армия заняла Крым и окружила Севастополь. Всем городским учреждениям культуры, от музеев до театров, было приказано работать в обычном режиме, как будто нет войны. Готовиться к эвакуации запрещалось. Таким способом штаб обороны рассчитывал успокоить местное население и не допустить паники в осажденном городе.
Через несколько месяцев эта "успокоительная" политика привела к гибели знаменитой панорамы Первой севастопольской обороны. В июне 1942 года круглое здание Панорамы было подожжено во время ночной бомбардировки. В огне погибла большая часть гигантского произведения Франца Рубо. Бомбы упали и на крышу картинной галереи, разрушив здание почти целиком. Но картины уцелели, потому что находились уже далеко от Севастополя, вместе с директором галереи, который ещё не знал тогда, что его путь лежит в Западную Сибирь.
Людмила Смирнова, научный сотрудник Севастопольского художественного музея имени Крошицкого, в интервью Сибирь.Реалии рассказала о подробностях этого путешествия, которое продолжалось 14 месяцев и привело Михаила Павловича в Томск.
– Готовиться к вывозу коллекции музея он начал осенью 41 года, несмотря на приказ командования. По всему городу Крошицкий собирает доски, сам сколачивает ящики, сотрудники музея боятся ему помогать, так как у него нет разрешения на эвакуацию. По ночам он перевозит упакованные картины на пристань. Причем грузовик едет с потушенными фарами – в городе режим светомаскировки, а Крошицкий идет впереди и проверяет шаг за шагом, нет ли на дороге свежих ям от бомбежек. Для него главным было во что бы то ни стало сохранить картины. Поэтому одна поездка от музея до морского вокзала занимает шесть часов. Когда вся коллекция за несколько ночей доставлена на пристань, Михаил Павлович туда переселяется, там ночует, охраняет это всё, а его жена Нина Ивановна приносит ему обед.
– То есть дома он не живет в это время?
– Практически не живет, и вскоре это приводит к трагическим последствиям. Разрешение на вывоз картин ему дают в последний момент, за полчаса до отхода военного корабля 12 декабря 1941 года. За эти полчаса надо погрузить более 100 ящиков. Крошицкий уговаривает морячков, и те забрасывают ящики на борт. Грузятся в спешке, военный корабль уходит из гавани ночью, чтобы не попасть под немецкие бомбы. Когда корабль уже отчаливает, последний ящик падает в море. Внутри находились ни много ни мало картины Гончаровой и Фалька. А также личные вещи Михаила Павловича. Ему приходится прыгать на борт без денег, без документов, в осеннем пальто. Времени сбегать домой и забрать семью не осталось. И ещё надо сказать, это важно, что он отправляется в никуда – у него нет конечного пункта назначения.
– Ему не сказали, в какой город направляться со своей коллекцией?
– Кто мог ему это сказать? Военное время, Севастополь осажден, под бомбами, под обстрелом. Кому тогда было дело до какого-то музейчика?
"Оставить государственные ценности при неизвестном маршруте корабля (военный секрет) я не мог. Через двое с половиной суток при преследовании фашистскими самолетами корабль прибыл в порт Батуми… Через 12 суток через портовую администрацию мне удалось добиться получения трех вагонов и перевезти художественные фонды в Тбилиси… В Грузии я пробыл с музейными ценностями около полугода в исключительно тяжелых материальных условиях, т.к. зарплату не получал, а Управление искусств Грузии категорически отказало в субсидировании. На почве голода заболел водянкой и опух".
Из автобиографии М.П. Крошицкого
– В своей автобиографии он опускает один факт. В Батуми его догоняет телефонограмма о том, что вся его семья – мать, жена, дочь и сын – погибли во время бомбежки города. С этим моральным грузом ему теперь приходится жить. При таких обстоятельствах начинается невероятная эпопея Крошицкого, которая стала возможна только благодаря его фанатизму. По-другому не назовешь, и никто другой такого испытания просто не пережил бы. Со всей коллекцией он переезжает из города в город, и в каждом новом месте ему сообщают: "а вы знаете, нам негде вас разместить". В Тбилиси ему предлагают "подарить" коллекцию местному музею. Но Крошицкий отказывается и едет дальше по Закавказью до города Баку. По дороге он обнаруживает на картинах плесень, что не удивительно при таких условиях транспортировки. У него ведь не было персонального вагона. За 13 месяцев пути он сделал 43 перегрузки.
– Он 43 раза один перегружал эти 100 ящиков?
– Да! Хотя, конечно, ему помогали, он умел уговаривать людей – солдат, матросов, кто подвернется. Просто они видели, как человек в одиночку надрывается со своими ящиками, и жалели его. Как ни странно, Крошицкому помогало то, что все вокруг считали его ненормальным. Безумцем в шляпе, который тащит неведомо куда тонны картин…
Как я уже сказала, по дороге он обнаруживает плесень. Раскантовывает картины, то есть достает из ящиков и сушит. Потом всё упаковывает обратно и идёт искать вагон, чтобы ехать дальше. Про него говорят "сумасшедший дед". А ему тогда, на минуточку, всего сорок девять. Он находит транспорт, но в любой момент его могут отобрать. И отбирают. Эшелоны нужны для фронта – солдатиков везти. Однажды он трое суток просидел на железнодорожных путях.
"До Баку, по предварительно согласованности с портом, я доставил художественные ценности лишь к осени и, пробыв там продолжительный срок (на пристани), наконец переправил вагоны через Каспийское море в порт Красноводск, откуда лишь с помощью НКВД, после полуторамесячного нахождения на пристани, без сна и пищи, т.к. оставить без надзора ящики с произведениями не представлялось возможным, я получил вагоны.
Получив вагоны, я стал кочевать по Азии… Отсутствие упомянутой документации часто бывало причиной внезапной выгрузки ценностей и отнятия вагонов, не только на ж/д станциях, но и в пути, у путевых будок, иногда прямо в степи или пустыне, причем морозы по ночам, особенно в Казахстане или Алтайском крае доходили, до сорока градусов. Несколько раз меня, полузамерзшего у груза, оттирали снегом, возвращая к жизни…
Проехав Туркмению, Узбекскую, Таджикскую, Киргизскую, Казахскую республики и Алтайский край, я лишь на рассвете 8 января 1943 года прибыл с экспонатами в г.Томск, который дал согласие на хранение Государственного художественного имущества Севастопольской галереи. Всего за 13 месяцев пути было преодолено 11 тысяч километров по ж/д и два моря".
Из автобиографии М.П. Крошицкого
– На какой-то станции уже недалеко от Томска он заметил, что крыша его теплушки прохудилась и снег сыплет на ящики. Он полез на крышу – как-то залатать дыру, а состав тем временем тронулся, и он несколько часов ехал на крыше – по Сибири, зимой, в январе 1943 года. В результате по прибытии в Томск у Крошицкого температура за сорок, воспаление легких. Когда двери теплушки открыли, встречающие сотрудники томского краеведческого музея смотрят внутрь: ящики есть, картины есть, человека нет. Нашли его лежащим в углу без сознания, – рассказывает Людмила Смирнова.
"Полуживого меня извлекли из вагона разгружавшие груз солдаты. Температура была около 40 градусов, т.к. в дороге я захворал воспалением легких (крупозным) и воспалением почек, руки и ноги были отморожены. В Томске в это время находилась часть Комитета по делам искусств СССР, которая и дала мне первый приют в канцелярии – груз ценностей был сложен в неотапливаемом помещении бывшего спортивного зала Дома офицеров, а через полгода перевезен в церковь бывшего архиерейского дома, занимаемого Томским краеведческим музеем".
Из автобиографии М.П. Крошицкого
Исполнив свою миссию и поправившись от болезни, Крошицкий чувствует себя опустошенным. В доме неподалеку от краеведческого музея ему выделяют комнату, где он день за днем переживает свое одиночество. Так и называется рисунок, сделанный им в Томске в 1943 году, изображающий человека, который сидит в пустой и чужой комнате. У него ничего нет, кроме эфемерного статуса директора севастопольской картинной галереи. Он пытается разыскать хотя бы дальних родственников, которые до начала войны жили в Воронеже, и отправляет туда письмо. Через некоторое время приходит ответ… от его собственной жены. Из письма Нины Ивановны Крошицкий узнает, что она с дочерью не погибла во время бомбежки, и он потерял "только" половину своей семьи – мать и маленького сына. После этой новости к нему возвращается жизненная энергия. Он хлопочет о приезде жены с дочерью, рисует томские дворы и организует в Томске выставку севастопольской коллекции.
13 июня 1945 года спасенные и сохраненные Крошицким картины вернулись в Крым и были размещены в Симферопольской художественной галерее. С этими картинами и своей семьей вернулся домой и сам Крошицкий.
Его дальнейшая судьба сложилась вполне благополучно. Он был награжден медалью "За оборону Севастополя" и 13 лет руководил музеем, который в 1991 году получил его имя.
По словам сотрудников музея, вдова Крошицкого много о нем рассказывала, но категорически не хотела вспоминать военное прошлое. Видимо, старалась забыть о том, как осенью 41-го её муж ушел в море, в неизвестность, даже не попрощавшись с семьей.
* Текст из архива Сибирь.Реалии
