Пожалуй, ни один глава сельсовета в Алтайском крае не известен так, как Олег Боронин из Сибирского. Он дважды объявлял голодовку, когда добивался от районных властей начать подготовку к отопительному сезону, доказывал, что муниципалитеты должны распоряжаться собранными налогами, умудряется проводить свои идеи в районном собрании депутатов, преодолевая единороссовское большинство. Теперь Боронин баллотируется в Госдуму – от партии "Справедливая Россия".
– Недавно ваш земляк и однопартиец Александр Молотов написал заявление в суд на кандидата в Госдуму от "Яблока" Виктора Рау, где просил снять Рау с выборов за связь с Навальным. Суд аннулировал регистрацию. Как вы оцениваете такие методы политической борьбы?
– Мы живем в России, где сложилась долгая и печальная репрессивная история, которая не ограничивается 1920–1930-ми годами, а тянется со времен раскола и еще глубже. С одной стороны, она формировала в нации раболепство, а с другой стороны – внутреннее негативное отношение к таким вещам у нормального человека. Я даже не о законодательстве об иноагентах и вот этом всем, а о простом человеческом вопросе: "Саня, зачем ты это сделал? Филипыч, он у нас такой один!" (Рау Виктор Филиппович – алтайский оппозиционер, участник многих протестных акций. – Прим. СР) При случае я этот вопрос задам.
Я бы так не поступил, даже если бы меня сильно просили, что-то обещали, даже если бы узнал, что Филиппыч получил транш из Америки на ведение своей избирательной кампании. Я два раза голодовку объявлял, и каждый раз Филиппыч мне воду привозил. В апреле 2017 года нас посадили в каталажку за организацию митинга против губернатора Алтайского края Карлина. Если у меня к этому отношение более спокойное, то Филиппыч бузит и требует. Он всегда вносит драйв!
Я не знаю, зачем Александр Владимирович это сделал… Слушайте, вот даже электорально – какой Рау был ему конкурент со своими 2–3%? И эти либеральные проценты избирателей к Молотову не придут. Александра многие внутри партии не поняли.
Протест без цели будет либо задавлен, либо спадет сам собой, дискредитируя протестное движение как таковое
– Вы сейчас вспомнили, как сидели с Рау в соседних камерах, голодовки проводили, вы возглавляли Центр протестной борьбы в "Справедливой России". Какие формы протеста в российских реалиях вам кажутся возможными сейчас? Остались ли они вообще?
– Любые формы протеста, доступные в России, должны иметь какое-то позитивное целеполагание и должны базироваться на бесконечной ответственности лидеров протеста перед участниками акций. Если это будет, то протест уместен. Меня, к примеру, либералы обвиняли в том, что после апрельских событий 2017 года на митинге в Барнауле, я не стал оспаривать наказания в виде штрафа и общественных работ. Но это было просто неуместно после того, как я на протяжении долгого времени в Fаcebook действительно звал людей на площадь. Я не могу сказать, что просто мимо проходил, и на суде придерживался той же позиции. Отбывал срок общественных работ без проблем у себя в Леснополянском сельском клубе.
Недопустимо манипулировать протестами, которые ведут людей под уголовные дела. Если ты возглавляешь протест, то должен быть в этом протесте. Мне не нужен протест, по итогу которого мы ничего не добьемся. Когда я дважды объявлял голодовку, поскольку районные власти затягивали подготовку к отопительному сезону, местные жители предложили всем селом перекрыть федеральную трассу. Я отказался от такой идеи, потому что это уголовная статья.
Мои принципы ничем не отличались, когда я возглавлял Центр протестной борьбы: в каталажку уходил первым, пункт полиции на углу проспекта Ленина в Барнауле был мне как родной. Я договаривался, чтобы студентов, молодежь не брали – гапоновщину не разделяю. Мне близка философия Ганди. Чтобы возглавить протест, который даст результат, даже через годы, нужно стать настоящим моральным лидером нации. Когда ты выпаришь свою щепотку соли, люди тебя поддержат. Сейчас проблема в том, что нет консолидированной конечной цели. Над этим и надо работать. Протест без цели будет либо задавлен, либо спадет сам собой, дискредитируя протестное движение как таковое.
– В случае с акциями в поддержку хабаровского губернатора Сергея Фургала была консолидированная цель, но добиться ее не удалось. И даже его сына Антона не зарегистрировали на выборах в Госдуму, хотя, наверное, это могло хотя бы отчасти удовлетворить протестующих…
– А кто такой сын Фургала? Чем он известен? В губернаторы идут, чтобы управлять регионом, и надо обладать определенными компетенциями, а депутат должен понимать, какие законы и как принимать. У меня тоже два сына, но ни один из них не лезет в политику и не полезет. Когда-то они мне помогали в рамках работы Центра протестной борьбы. Стоит Артур с плакатом на крылечке администрации Алтайского края, здоровый парень. Его окружили человек пять полицейских: "Парень, уйди с крыльца!" Он говорит: "Я вас не боюсь, я отца боюсь. Отец сказал мне час тут стоять. Лучше отойдите". Где-то даже на видео сохранился этот эпизод. Прошел час, он свернул плакат и пошел в полицейский "стаканчик" протокол подписывать.
– Центр протестной борьбы до сих пор существует?
– Он сам собой ушел в небытие. Протестная повестка к началу 2012 года спала, а я принял решение Родину спасать в качестве главы сельсовета. Но до этого момента, скажу без ложной скромности, весь протест в Алтайском крае, независимо от политической окраски, держался на нас. Поэтому мне досадно сейчас слышать упреки от некоторых лидеров протестного движения. Но со многими мы все же сохранили добрые отношения. Взять того же Филипыча, который приходил и говорил: "Олег, я не разделяю ваши социалистические взгляды, но ты же понимаешь, что мы должны выйти на митинг!" – "Должны, Филипыч, будем поддерживать!"
– На прошлой неделе "Мемориал" опубликовал список российских политзаключенных, в котором значится 410 человек. Как историк, как вы считаете, с каким периодом жизни страны можно сравнить то, что сейчас происходит в России?
– Можете считать, что я кривлю душой, но каждый из политзаключенных может являться таковым или нет – я не видел их уголовных дел. Но вертикаль, которая сложилась у нас в стране сейчас, как в части политических действий, так и в части экономических и социальных механизмов, безобразна. То, что происходит на акциях протеста и уголовные дела по итогам акций, – все это непропорционально по масштабам применения силы. При любом раскладе государству нужно действовать не так.
Если бы моя дочь участвовала в каком-то шествии и ее кто-то посмел ударить резиновой дубинкой, это имело бы самые серьезные практические последствия
Сложно судить, какой период в истории нам подойдет для сравнения. Возможно, это 1960-е годы СССР, но в то время все было гораздо скромнее. Диссидентское движение, движение среди богемы было более узким. Наш период по своему содержанию достаточно уникален. Столько глупостей и перегибов в истории России, пожалуй, не было никогда. Если даже вспомнить репрессии 1920–1930-х годов, как бы цинично это ни звучало, они были более целеполагаемые. Была цель, зачем изъять прибавочный продукт у крестьян, куда его направить, зачем выкосить из деревни самостоятельного рукастого хозяина, зачем громить ту часть большевистского движения, которое представляло Коминтерн. С точки зрения Сталина и его кабинета это можно было рационально объяснить. Сейчас многие вещи объяснить я просто не могу. Возможно, все это банальное воспроизводство политической системы. И этот путь очень опасен.
Если бы моя дочь участвовала в каком-то шествии и ее кто-то посмел ударить резиновой дубинкой, это имело бы самые серьезные практические последствия. Не знаю какие, наверное, все же законные. Пока же имеет место равнодушие общества.
Знаете, у нас в селе современное ЖКХ по беспределу делает всякие начисления на полив, но ведь приходят ко мне за помощью меньше половины, а остальные страдают. Нужно мотивировать людей быть хозяевами, гражданами. До людей очень долго доходит, но другого народа у нас нет.
– Кто для вас Алексей Навальный?
– В моей душе он оставляет неоднозначное ощущение. В Кировской области с лесом мутил? Мутил. Покупал лес по госцене, пользуясь покровительством, а продавал по коммерческой. Он, на мой взгляд, ничем не отличается от тех ребят, которых сейчас пытаются выдавить с лесного рынка Алтайского края. Другой вопрос, почему одних берут, а других нет? Сейчас мы все живем, не зарекаясь от тюрьмы и от сумы. Но почему Лехе четыре года реального срока за четыре палки сосны, а за 14 млн рублей Стелле Штань – три года условно (бывшая представительница губернатора и правительства края в Алтайском Заксобрании Стелла Штань получила три года условно за участие в мошеннической схеме с госсубсидией на 14 млн рублей. Решение суда вынесено в августе текущего года. – Прим. СР)? Это неправильно, и от этого нужно избавляться.
Как политика Навального игнорировать нельзя. Это политическое и общественное явление. Связи, которые он умеет успешно формировать и запускать в работу, проекты – все это заслуживает внимания. Там есть актуальная повестка, есть чему поучиться. Я думаю, что это не настолько вредит российской государственности, как себе представляет власть. Но она становится настолько примитивной, что не умеет перехватить повестку, поговорить с людьми, просто не считается с реальными явлениями. Такие образы, как "берлинский пациент", созданные властью, не вызывают ничего, кроме сожаления.
В деревне народ интересуется. Еду я на своем УАЗике, собираю жителей, кому надо в Барнаул. Садится бабулька, спрашивает: "Че там у нас Навальный?" Я говорю: "Да черт его знает, сидит Навальный". У бабульки внук Антошка с города давно не приезжал. А как приедет, рассказывает ей про Навального. Давно не было внука, бабушка от жизни отстала. Народ в теме! Относятся по-разному. Кто-то говорит, что молодец, кто-то шпионом называет.
– Почему не расследуется отравление Навального, как вы думаете?
– Думаю, от глупости, циничности и вседозволенности. Ведь по своей природе люди наверху мало чем отличаются от обычных людей здесь. Игнорировать проблему проще. Порой я пытаюсь поставить себя на место человека, который принял решение убить Навального, и не нахожу ответа на вопрос зачем. Я могу понять, зачем зарубили ледорубом Троцкого. С позиции интересов того Кремля и политических раскладов Троцкий в условиях существования коммунистического Интернационала был фигурой равновеликой.
– Расследования команды Навального, на ваш взгляд, были полезны?
– Меня они, мягко говоря, не удивили. Так и живет наша страна! Уточка Медведева ничем не отличается от камина и фарфоровой вазы Стеллы Штань. С дворцом Путина все немного сложнее. Для него эти дворцы – пыль. Он живет в своей Вселенной.
– Почему вы идете в Госдуму от "Справедливой России", а не от "Единой России", к примеру? Ведь ваша партия на прошлых выборах заняла четвертое место после ЕР, КПРФ и ЛДПР и больше них потеряла.
– Во-первых, я всегда придерживался "левых" взглядов, в соответствующих движениях оказался сразу после возвращения из армии в 1991 году. Я был, так скажем, умным и начитанным и до сих пор себя таким считаю. К середине 1990-х я понял, что КПРФ – это политический симулякр, а не оппозиция. Мы с единомышленниками тогда искали какие-то ассоциации, объединение, которые были близки нашим социал-демократическим убеждениям. В моей жизни было движение "В поддержку социальных инициатив – Альтернативы", лидером которого являлся профессор МГУ Александр Бузгалин. Я поддерживал КПРФ под влиянием моего учителя в АлтГУ, научного руководителя Владимира Моисеева, хотя не был членом партии. На тот момент просто не существовало другой серьезной оппозиции. Потом мне предложили работать в аппарате "Справедливой России". В партию я вступил сознательно, поскольку программные ее позиции разделяю.
Все мы должны нести на себе часть ответственности за Россию, в которой мы живем: и за Владимира Владимировича, и за "Единую Россию"
У нас все же должна сложиться партийно-политическая система, когда люди будут апеллировать именно к программным установкам партий, а партии будут работать в контексте программ. В России до этого еще далеко, но нужно стремиться. Среди политических сил, которые находятся в легальном поле, "Справедливая Россия", честная партия, которая значительно меньше других играет в политику. Мне кажется, что именно из СР при определенных обстоятельствах может выковаться социалистическая партия, о которой я мечтаю. Не люблю выражение "наименьшее зло", скорее считаю ее наибольшим добром, которое сегодня возможно. Мне важно, что эта партия дает мне ресурс, защищает меня, позволяет заниматься в политике тем, что мне нравится. Мой голос как представителя местного самоуправления слышен.
Многие говорят, что как лидер Сергей Миронов имеет определенные недостатки, но не будь Миронова, не было бы на политическом поле ни меня, ни члена совета партии, депутата Госдумы Олега Шеина, ни депутата Валерия Гартунга. Мы есть, можем работать легально, хоть и в определенных рамках. Я считаю, что идти с шашкой на танки глупо, а вести других людей еще и непорядочно. Мы имеем то, что имеем, живем в такой системе и используем все возможности, чтобы эту систему скорректировать.
– В одном из интервью вы говорили, что мы живем в неправовой системе. Получается, сейчас мы выбираем путь существования и встраивания в нее?
– Я выбираю тот путь, который дает мне шанс принять участие в корректировке системы изнутри. Пока такой шанс я вижу. Когда-то римляне завоевали даков. Об этом даже фильм есть. Потеряв независимость, один из лидеров даков стремился создавать повстанческие отряды из молодежи, партизанские движения. В итоге их просто вырезали легионы. Другой лидер попытался встроить людей в систему сосуществования с Римом и отстаивать при этом интересы, которыми жило в то время дакское общество. Я считаю этот путь более приемлемым.
В России случилось то, что случилось. Виноваты все. Все мы должны нести на себе часть ответственности за Россию, в которой мы живем: и за Владимира Владимировича, и за "Единую Россию", и за оппозицию, которая есть. Я отвечаю за происходящее в Алтайском крае точно так же, как и губернатор Виктор Томенко.
– Все-таки почему эсеры менее популярны у россиян, чем КПРФ и ЛДПР?
– Я допускаю несколько причин, которые влияют на эту ситуацию. По моим наблюдениям, результаты выборов все-таки "корректируются", и итоги выборов 2016 года были "скорректированы" не в нашу пользу. Я, например, четко представляю, как "корректировались" не в мою пользу итоги выборов губернатора 2014 года. Было несколько участков, где в качестве председателей и заместителей председателей избирательных комиссий были мои единомышленники. Поэтому мне за ночь приходило по четыре sms о том, как меняется результат. Сначала я занимал второе место, потом разрыв уменьшался, потом на второе место выходит коммунист Юрченко, а я получаю свои 7,5%.
Понятно, что я как кандидат в губернаторы был мало кому известен, но мы экспериментировали, и вот что получилось в итоге. Несколько районов специально не посетили, не проводили встречи с избирателями и не распространяли нашу газету. В таких районах мы получили 3,5–4%, это базовый рейтинг партии. А там, где мы побывали, электоральная поддержка становилась почти как у действующего на тот момент губернатора Александра Карлина.
На позиции СР в целом также влияет то, что мы не лидерская партия. А меж тем на протяжении многих столетий в нашей стране люди привыкли ориентироваться не на программные установки, а на лидерские имиджи. Нам на этом поле сложно выглядеть так же, как Зюганов или Сурайкин.
Я считаю, что мы партия честных и умных. Наши инициативы по ежемесячному базовому справедливому доходу имеют под собой эконом-социологическую основу. Это не какие-то разовые выплаты, чтобы купить людей. Мы не можем себе позволить чисто популистских лозунгов. Кроме того, не важно, кто выступит в итоге с инициативой, главное, что-то для людей сделать. Дети войны, к примеру, должны быть федеральной категорией льготников. Я это говорю как глава сельсовета. Мы давно пилим эту тему и понимаем, что сейчас она уйдет ЕР, но радует, что она будет реализована в интересах людей. Ясно, что другие легальные партии так себя не ведут, поэтому мы получаем электоральный отскок.
– Поможет ли исправить ситуацию с имиджем союз с Прилепиным и "Патриотами России", или у этого проекта другие цели?
– Прилепин, наверное, известный человек и писатель. Мне лично от этого ни жарко, ни холодно. Я скажу страшную вещь, хотите – пишите, хотите – нет, но я в украинском вопросе гораздо честнее и прямолинейнее Владимира Путина. За эту свою позицию я получал много нелестных комментариев от либералов. Скажу так, мне очень печально, что Украина уходит, печально от непоследовательной политики в ее отношении. Я считаю, что Киев и Москва должны быть в одной политической орбите. Война на Донбассе – это плохо. И ее бы не было, если бы в марте 2014 года российские танки встали бы во Львове. Поэтому я считаю, что у Прилепина своя правда.
Среди простых людей, с которыми я общаюсь каждый день, я вообще не вижу какой-то реакции на эту коалицию. Они живут проблемами, характерными для всей России, всех раздражает украинская повестка и Крым. Но проблема даже не в Крыме или Кавказе, а в той финансово-бюджетной политике, которая практикуется в России. Если бы местом, куда стекаются налоги, сборы и акцизы, было бы местное самоуправление, вопросы отпали бы сами собой. Федералы получали бы часть налогов и проводили на них свою внешнюю политику, которую мы разделяем или не разделяем до следующих президентских выборов.
– Вы следите за работой Госдумы? Есть какие-то законопроекты, принятые в последние годы, которые вам кажутся полезными?
– Слежу по мере сил. Если не считать документы, которые повлекли за собой реализацию путинских инициатив по социальной поддержке населения, никакого позитива в законотворческой работе я не вижу. Законы либо не работают, либо репрессивны по своей сути.
– Зачем вы сами идете в Думу?
– Я вижу себя в комитете, который курирует местное самоуправление. Существует острая необходимость в муниципальной и административно-территориальной реформе, бюджетно-финансовой реформе. И здесь я могу принести пользу. Все налоги, кроме вредных, которые должны быть отменены, как, к примеру, НДС для внутреннего рынка, должны концентрироваться на местах и распределяться налоговыми органами снизу вверх. Региональной и федеральной властям следует заниматься тем, что прописано в Конституции первой редакции и Уставах регионов – определять политику и т. д. А распоряжаться деньгами должны учиться люди на местах. Любые полномочия и ответственность нуждаются в подпитке деньгами, теми деньгами, которые уплачиваются здесь. Если источников на местах нет, то местная власть должна суетиться, чтобы они были.
Стране нужна единая система муниципальных образований, как она была представлена в первой редакции Конституции – сельские и городские поселения, все! Никаких районов и округов быть не должно. Существующая модель местного самоуправления негативна, потому что заточена под советскую экономику. Сейчас экономическая география изменилась, все нужно приводить в соответствие. Для этого важно четко представлять действующую экономическую модель и цели: что же мы хотим получить на выходе в Первомайском районе, в Алтайском крае, в России не в качестве индикаторов, а именно на выходе.
Если мы посмотрим на карту Алтайского края 19 века, то там было много деревень, которые сейчас уже не увидеть, потому что экономическая модель изменилась. Власть морочит людям голову, не рассказывая им правды о положении дел, не проговаривая свои цели и не спрашивая у населения, согласны ли люди на такую судьбу. Ну, вот появятся в Сибири пять городов Шойгу, а кто в них будет жить? Мало кто знает, но в качестве одной из площадок для строительств завода КамАЗ рассматривался в свое время Камень-на-Оби. Но тогдашний первый секретарь Алтайского крайкома КПСС Александр Георгиев сказал: "Вы же этим гигантом обескровите всю Кулундинскую степь". Он понимал, что население просто хлынет с окрестных территорий, которые опустеют.
– И кто вас поддержит в ваших реформах? В нынешней ГД единомышленники по этому вопросу у вас есть?
– Ничего об этом не знаю. Лидер профильного комитета идет в непонятном для меня направлении. Было принято много изменений в закон №131 "Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ", которые предполагают совершенно невыполнимые, бредовые подзаконники. Некоторые изменения последних лет создают симулякры местного самоуправления и подрывают управляемость на местах. Мне есть что им предложить.
– Так что же вы будете делать, если эсеры окажутся в Госдуме в меньшинстве?
– Я являюсь действующим депутатом Первомайского районного собрания. У нас есть собственный Жириновский, есть коммунистка – они произносят свои зажигательные речи, а я там просто работаю. И через мой Facebook легко отследить, как это происходит. Есть неорганизованная группировка в 6–10 человек из 43 депутатов, которая обычно меня поддерживает молча, без речей. 75% моих поправок и предложений проходят и проходят в условиях единороссовского большинства! Когда стараешься делать свою нормотворческую работу профессионально, то "Единой России" становится сложнее быть "бешеным принтером". Особенно если тот или иной документ принимается в присутствии людей. Слава богу, на уровне районных собраний еще есть возможность приглашать людей. Порой и один в поле воин.
– Фракция "Справедливая Россия" поддержала законопроект о введении уголовной ответственности за сотрудничество с нежелательными в России организациями, в том числе за рубежом. А в создании закона об иноагентах-физлицах даже принимала участие. По законопроекту об ограничении пассивного избирательного права граждан члены фракции не голосовали и воздержались, против обнуления президентских сроков голосовал только один эсер. Можно ли это назвать оппозицией власти?
– СР – единственная фракция в Госдуме, лидер которой в таких ситуациях объявляет свободное голосование. Поэтому лучше говорить об этом с конкретными депутатами. Безусловно, не все депутаты поддерживают эти изменения, хотя нынешний созыв, пул из 23 депутатов, действительно в основном поддерживает те законы, о которых вы говорите. Голосовал бы я за них, будь я на месте коллег? Честно скажу, не знаю. Я бы погружался в документы, обоснования к ним и принимал бы решения.
Знаете, в 1990-е были люди из либерального сектора, которые говорили, что страна у нас богатая, поэтому надо оставить нефтегазовую трубу и было бы у нас население где-то 40 млн человек, тогда бы мы жили как в Эмиратах. Сейчас у нас из каждого утюга патриотика, но создается впечатление, что в реальности кто-то стремится именно к вышеупомянутому сценарию. Кого-то подталкивают к эмиграции, а кого-то в могилу.
– Вы говорили уже в интервью, что у вас в селе голосуют честно, потому что вы не допускаете фальсификаций. А как же быть с выборами в Госдуму, ведь наблюдателей от ОБСЕ не будет, видеонаблюдения не будет, а движение "Голос" недавно признали иностранным агентом.
– СР формирует пул наблюдателей и членов комиссий с правом совещательного голоса. Платформа "Справедливый наблюдатель", которую разработала партия, эффективно работает. На территории Первомайского района и Новоалтайска я сам занимаюсь обучением наблюдателей, потому что знаю, как и что делается. Мы рассчитываем ситуацию удержать, по 41-му округу Алтайского края можно обеспечить качественное наблюдение. Надеюсь, что точку накала осознают в администрации президента. Думаю, что все произойдет не так, как привыкли в местных и городских администрациях, и что администрация президента тоже заинтересована не обострять обстановку. Бак может рвануть не обязательно даже через уличные манифестации, а просто в форме массового нигилизма.
Контингент, который пьет запоем, уже в основном умер, а мужики все равно не доживают до возраста выхода на пенсию
– Почти вся фракция ЕР голосовала за повышение пенсионного возраста. Как вы думаете, избиратели это запомнили? Отразится ли данный факт на итогах голосования в Алтайском крае?
– Я сейчас провожу встречи. Это встречи с представителями малого и среднего бизнеса на предприятиях, где собирается весь коллектив, и традиционные встречи с населением, где говорят за политику. Так вот люди считают, что сколько бы раз ни давали по 10 тысяч рублей, пенсионную реформу население не простит. Моя жена общается с простыми людьми в ежедневном режиме и тоже говорит, что перелом в обществе есть. В крае принято считать, что совладелец "Эвалара", единоросс Александр Прокопьев – безусловный лидер на округе, но эксперты называют наш с ним округ не таким уж однозначным, как и все четыре округа в Алтайском крае. Я встречался с лидерами мнений в Бийске, производственниками и руководителями, которые считают, что нельзя говорить о поголовной поддержке Прокопьева и здесь. Если правильно зайти, и люди за тебя зацепятся, то они могут снести любого, никакие билборды не помогут!
– А кто у кого перехватил повестку по пенсионной реформе? Ведь ее сейчас и вы используете, и КПРФ.
– Вообще позиция и моя, и руководства партии заключается в том, что на левом фланге должна быть сформирована коалиция. На сегодняшний день это не происходит по вине именно лидеров КПРФ. Обе фракции в Госдуме голосовали против повышения пенсионного возраста, обе прокачивали тему отмены реформы, наша фракция трижды вносила законопроект о возвращении прежнего возраста выхода на пенсию. Вместе с КПРФ эсеры вели сбор подписей депутатов для подачи заявления в Конституционный суд. Ситуация с повышением пенсионного возраста на фоне деградации медицины первичного и вторичного звена ужасающая. Продолжительность жизни у нас не идет ни в какое сравнение с передовыми странами, такими как Южная Корея. Причем контингент, который пьет запоем, уже в основном умер, а мужики все равно не доживают до возраста выхода на пенсию. Большая часть мужчин просто машет рукой на свои болячки.
Нельзя было проводить пенсионную реформу в таких условиях, и "левые" сразу были против. Сейчас через СМИ качнули тему, что КПРФ внесла законопроект против реформы, но это уже какие-то электоральные игры. Я не буду кричать на всех углах: "Подождите, мы тоже с вами, мы первыми пытались отменить реформу". Это глупо. Если законопроект качественно подготовлен, то мои товарищи в Госдуме его поддержат, выступят на пленарном заседании.
– А кто-то пытался вести диалог о коалиции?
– Об этом лучше с руководством реготделения говорить, но я лично в рамках 41-го округа на выборах в Госдуму и 19-го одномандатного округа на выборах в Алтайское заксобрание его веду. У меня прекрасные отношения с кандидатами-коммунистами. Не буду проваливать явки, потому что знаю, что они получат по голове в своем крайкоме за контакты с этим проклятым Борониным.
Я не вижу смысла вести переговоры на предмет какого-то местного проекта "Умного голосования", потому что им не разрешат сняться. На местных выборах это возможно, но на региональных и федеральных никто такого делать не будет. К сотрудничеству по части наблюдения на выборах мы готовы. Все партии будут стараться послать своих наблюдателей на эти выборы. Но опыт показывает, что лучшие наблюдатели либо у нас, либо у либеральных политических сил. У КПРФ и ЛДПР на том поле, которое вижу я, очень слабая составляющая наблюдения. Там много некомпетентных и случайных людей.
Я надеюсь, что на реальных участках мы будем дополнять друг друга с "Яблоком", если они смогут выстроить свою работу. В этот раз наблюдателей искать сложно по той причине, что голосование трехдневное. Я сам недавно проводил обучение в Новоалтайске. Начинаю рассказывать всякие страсти про порчу бюллетеней, про то, что нужно сразу включать фонарик, если при подсчете неожиданно вырубают свет, что нужно грудью бросаться на стол и кричать, чтобы все отошли. Часть слушаетелей пугаются, что такая борьба может быть в реальности, но у молодежи до 35 лет, наоборот, загораются глаза. Они понимают, что могут совершить подвиг на конкретном участке, в своем "окопе", и внести свою лепту в организацию честных выборов.
– Насколько я понимаю, вы знаете про "Умное голосование". А как к нему относитесь?
– Да, знаю. Нормальная тема. Но она сработает там, где население более продвинуто – в больших городах. "Умное голосование" не настолько раскручено, чтобы стать фактором, который повлияет на ситуацию в регионах. Применительно к округам больших городов эта система может сократить число единороссов в Госдуме, у нас – в меньшей степени. Если о сайте и знают, то боятся регистрироваться из-за возможной утечки персональных данных. Практика Москвы показывает, что и "Умное голосование" не всегда может поставить на ведущие позиции действительно достойную фигуру. Принцип "лишь бы не прошел единоросс" может сыграть негативно в отдаленной перспективе.
– На ваших листовках написано, что вы идете "стоять за правду". А в чем правда?
–Во-первых, правда должна быть доступна и транслировать ее должно государство – не идеологию, а правду. Я уже говорил выше, что люди должны понимать, куда мы движемся, каких целей должны достичь реально, для чего делаются те или иные шаги. Более того, я считаю, что люди должны знать даже неприятные вещи. Если у нас не хватает медицинских кадров, граждан не надо кормить ерундой о том, что в медицине все хорошо. Они должны понимать, что делается, чтобы ситуацию исправить.
Не надо бояться людей! Вот кто, кроме Милонова, вышел от власти, чтобы поговорить с людьми на митингах в поддержку Навального? Что мешало это сделать? Просто выйти и спросить: "Люди, милые, давайте я отвечу на все ваши вопросы за себя и за того парня, которого вы хотите снести!" Моя правда в том, чтобы такие люди были.
– У нас порой кандидаты боятся победить, а не проиграть? А вы чего боитесь?
– Я боюсь победы, потому что придется расстаться с тем, что я люблю. Но мне кажется, на данном этапе в Госдуме пользы от меня будет даже больше. По 19-му округу в АКЗС многие люди воспринимают меня как проходного кандидата, и по 41-му округу приходит неоднозначная информация, что Александр Прокопьев рано пьет шампанское. Жалко, что мы в Сибирском дорогу не доделали, но если уйду в Госдуму, отдам две зарплаты, хватит закончить.
