Как создать бионический протез в буквальном смысле одной рукой? Столь непростую задачу пришлось решать инженеру Максиму Ляшко после аварии на "Норильском никеле", где он работал. Он справился с ней за шесть лет. Сегодня сконструированные им протезы получают награды, которые обычно достаются таким гигантам, как Apple, Google или Sony. Их охотно покупают за рубежом, но сделать их доступными для российских инвалидов не получилось.
Инженер-электронщик Максим Ляшко работал в компании "Норильский никель", занимался ремонтом оборудования. Но в 2013 году на производстве произошел несчастный случай, в результате которого Максим потерял правую руку.
– Я пришел в себя уже в больнице и не сразу осознал, что случилось. Представляете: в 25 лет остаться без руки! Сложно даже передать, насколько тяжело это пережить, смириться… Но потом я подумал: неужели, если потерял одну руку, нужно опустить и вторую? Мозги-то у меня на месте. Пора думать, как жить по-новому.
Операции, лечение осложнений, реабилитация заняли полтора года. А через два года после травмы Максим получил стандартный косметический протез, который просто маскировал отсутствие руки. Он оказался тяжелым и страшно неудобным, то соскальзывал, то давил и натирал. Носить его подолгу не получалось.
Максим навел справки и выяснил: сделать функциональный протез для него могут в США. Но когда пообщался с американскими инженерами, оказалось, что одно только изготовление протеза обойдется в 200–250 тысяч долларов. А ведь еще нужны деньги на дорогу, еду, оплату жилья… Стало понятно, что об американском протезе не стоит и мечтать.
– Я бы никогда столько не накопил. Поэтому решил: попробую сделать сам. В России тогда никто не делал бионических протезов, но я поставил себе именно такую задачу. Принцип их работы основан на том, что у человека, потерявшего конечность, сохраняется фантомное ощущение руки. Я, например, до сих пор чувствую свою правую руку и инстинктивно пытаюсь что-то ею взять, пошевелить пальцами. Мышцы в предплечье начинают сокращаться, датчики бионического протеза фиксируют электрический потенциал мышц. Так они "понимают": человек хочет сжать руку или разжать ее – и делают это. Вот такой протез я и решил создать.
В конце 2014 года Максим купил первый 3D-принтер и приступил к работе. Уже в октябре 2015-го он получил патент на бионический протез MAXBIONIC, подтверждающий, что это не копия зарубежных разработок, а оригинальный российский продукт. Все схемы с подробными описаниями и инструкциями автор выложил в открытый доступ в интернет, чтобы любой, кому нужен такой протез, смог собрать его самостоятельно и испытать в деле. В Норильске отыскать добровольцев не удалось.
– Я обращался в ФСС, в больницы, в приюты, во множество других организаций. Просил, чтобы ко мне направили людей, которым нужны протезы, или хотя бы просто дали их контакты. Но директора, заведующие и прочие чиновники каждый раз мне отказывали. А сам испытать протез я не мог: он был рассчитан на людей, потерявших только кисть руки.
Чтобы усовершенствовать первый рабочий прототип и начать работу над протезами предплечья, а затем и плеча, нужны были не только добровольцы, но и немалые средства.
Когда документы наконец были собраны, изобретателю объявили: закон изменился и больше для него ничего бесплатно сделать не смогут
– Продавать протезы я не хотел. Ну, не могу я брать деньги с человека, который прошел через все то, что и я сам. Ампутация, тяжелая психологическая травма, сильные фантомные боли, потеря работы, месяцы, проведенные в больнице... После такого люди теряют смысл жизни, они в отчаянии. Нет, не могу я наживаться на чужом горе. А помочь нужно. Поэтому я решил: доведу проект до конца, даже если придется все делать за свой счет. Тем более что у меня было "преимущество": я отлично понимал, какими возможностями должен обладать бионический протез, понимал психологические нюансы, с которыми сталкивается инвалид. Ведь то, что здоровому человеку кажется очень хорошей идеей конструкции или управления, для самого пациента может оказаться абсолютно бесполезным. Поэтому я все создавал сам, не используя имеющиеся наработки.
Максим попробовал принять участие в программе "Мир возможностей", которую ежегодно проводит "Норильский никель". Но его не допустили к конкурсу социальных и научных проектов – сказали, что его проект не подходит по тематике. Тогда Максим обратился в красноярский бизнес-инкубатор "Критби": если стать его резидентом, можно было бесплатно заказывать дорогостоящие детали для протеза. На возню с бумагами ушли месяцы, а результат получился нулевой. Когда документы наконец были собраны, изобретателю объявили: закон изменился и больше для него ничего бесплатно сделать не смогут.
В феврале 2016 года на Максима вышел Тимур Сайфутдинов, студент НИТУ "МИСиС" с факультета металлургии, экологии и качества, который нашел его группу во "ВКонтакте". Он подключился к доработке прототипа, к выявлению и устранению недочетов. Все материалы и оборудование энтузиасты покупали на собственные средства. Максим занялся ремонтом мелкой электроники, но денег по-прежнему катастрофически не хватало.
В том же 16-м году он подал заявку на участие в программе "Старт" Фонда содействия инновациям. После полугода ожидания ответа он решил, что и эта попытка провалилась, но в сентябре команда Maxbionic из двух человек все же получила грант – 2 млн рублей на доработку и запуск производства бюджетных бионических протезов.
– Когда получаешь деньги фонда, там очень много самых различных ограничений. Но проблема даже не в них, а в отчетности. С тех пор пошло уже 5 лет, а мы до сих пор отчитываемся за каждую полученную копейку. Поэтому самым удачным опытом я считаю краудфандинг. По сравнению со всякими госгрантами этот способ собрать какие-то средства для дальнейшей работы оказался самым простым и быстрым. Ты заявляешь свой проект – и люди донатят, если он им нравится. Нам было необходимо собрать 1,5 млн рублей, и большую часть этой суммы выделил бизнес-ангел Борис Жилин, крупный меценат. Он понимал, что проект очень сложный и вероятность того, что он будет коммерчески успешен, тем более в России, очень маленькая. У нас практически нет таких прецедентов. И тем не менее решил профинансировать нашу работу, а потом с интересом наблюдал за ходом реализации проекта.
В 2017 году Максим и Тимур зарегистрировали ООО "Максбионик", команда начала расти. Работа пошла в разы быстрее, и за пару лет удалось создать эффективный бионический протез, который оказался существенно дешевле импортных образцов. Получив РСТ-патент, разработчики представили протез серийного качества MeHandS на крупнейшей выставке ортопедии и протезирования OTWorld 2018 в Лейпциге. Первая же демонстрация оказалась успешной, были заключены соглашения с дистрибьюторами из Франции и Греции.
Сейчас Maxbionic выпускает бионические протезы третьего поколения MeHandА. Помимо модуля кисти из титана и алюминиевого сплава с подушечками пальцев из полиуретана, в него входит целый комплекс аксессуаров. Быстросъемное запястье, например, позволяет быстро отстегнуть кисть и поставить на место, не снимая протеза. Это важно, когда нужно продеть кисть через узкий рукав.
MeHandА можно пользоваться и в холод, и при сильнейшей жаре: рабочая температура для него – от –20 до +60 градусов. Оригинальная система управления кистью позволила практически полностью убрать задержку между командами. Уникальная механика позволяет пальцам закрываться с диапазоном скорости от 0,9–1,5 секунд. Простейший же схват может быть реализован еще быстрее. Причем каждый палец может быть активен независимо, то есть сгибаться и разгибаться отдельно. А большой палец обладает функцией отведения и приведения с помощью электромотора.
Настраивать можно не только скорость, но и усилие: брать как хрупкие предметы, так и тяжести весом до 30 кг. Адаптивная система управления моторами с контролем скорости и момента позволяет выполнять схваты точно и с нужной силой. Во всех серийных кистях на российском рынке сейчас устанавливаются моторы мощностью 10 мм, а в кисти MeHandА – 13 мм, поэтому сила этой многосхватной кисти превосходит любой аналог.
Искусственный интеллект QUORA подавляет шум с ЭМГ-электродов, точно реагирует на команду и позволяет выбирать только те жесты, которые максимально удобны пользователю. Доступны 30 жестов и схватов для выполнения привычных действий. Более того: каждый пользователь может создать свой собственный уникальный схват или жест. Один жест и семь схватов из 30 можно настраивать под себя.
При таких возможностях средняя стоимость MeHandА составляет около $14 тысяч. Цены на импортный протез со схожими характеристиками начинаются от $20 тысяч.
В мае 2021 года MeHandА стали первым российским продуктом, удостоенным премии Red Dot Award: Product Design в категории Best of the best. Награда в ней присуждается компаниям, совершившим революцию в техническом дизайне. Обычно эту премию получают такие гиганты, как Mazerati, Apple, Google или Sony, и лишь иногда – небольшие стартапы уровня Maxbionic.
Разработка протеза завершена. Однако Максим Ляшко ушел из компании, которую создал и возглавлял.
– Я покинул Maxbionic в прошлом году. Те несколько лет, что мы работали над проектом, мне приходилось постоянно летать в командировки. Компания в Москве, я в Норильске. Дорога в одну сторону занимает сутки. Это тяжело. А когда в семье растут двое детей и ты не можешь уделить им время, тяжело вдвойне. Сыну сейчас 7, дочери 10, и они, конечно же, хотели бы чаще видеть отца. Maxbionic отнимал все мое время: постоянно работа без выходных, допоздна, личного времени на себя и семью совсем не оставалось. Плюс у меня совершенно не было возможности заняться своим здоровьем. Поэтому я решил расставить приоритеты иначе.
Никакой экономической подоплеки в моем уходе не было. Я решил заняться другими проектами. Там моя задача выполнена. Мы сделали хороший протез, довели проект до логического завершения. В России уже более ста человек пользуются протезами MeHandА: их устанавливают в Москве, Санкт-Петербурге, Орле, Чите, Иркутске, Калининграде. Эта цифра покажется куда более внушительной, если учесть, что до этого в России в год устанавливалось менее 20 бионических протезов. MeHandА пользуются спросом в странах СНГ – Украине, Белоруссии, Казахстане. Они поставляются в Великобританию, страны Евросоюза – например, Германию и Польшу, в Латинскую Америку. Тимур сейчас занимается коммерческой реализацией и продажами. Для меня эта сторона изначально была не интересна. Я ставил другую задачу – помочь людям, которые оказались в такой же ситуации, что и я. Поэтому, когда моя роль с точки зрения изобретательства завершилась, я ушел. Дальше оставалась маркетинговая работа, а это не мое.
Сейчас я занимаюсь несколькими новыми проектами, которые пока не вышли в открытый доступ. Один из них также связан с протезами. Но, с учетом российских реалий, я решил пойти в ином направлении, сделать несколько другой протез. Тот, что мы делали в Maxbionic, – это был продукт самого дорогого класса. Самый продвинутый по всем источникам и материалам и самый сложный технически. А сейчас я работаю над проектом по созданию более простых, но зато и более доступных протезов. Россия довольно бедная страна, и у нас людям сложно получить высокотехнологичные протезы.
Отечественная система компенсации устроена так, что протез становится доступен лишь самым настойчивым. За границей страховые компании чаще всего частные, а не государственные, поэтому там людям гораздо проще получать компенсацию расходов по приобретению и установке протезов. Есть благотворительные фонды, которые помогут в случаях, не покрывающихся страховкой. А у нас частных фондов мало, приходится обращаться в государственный Фонд социального страхования, и все это очень сложно. Я сам в прошлом году проходил комиссию, чтобы получить компенсацию. На то, чтобы пройти всех специалистов и собрать все документы, у меня ушло четыре месяца. Нужно потратить массу времени и сил, и далеко не каждому это под силу.
Я сейчас ставлю цель создать такие протезы, чтобы ФСС мог компенсировать их установку без проблем. Чтобы не нужно было проходить ради этого три круга ада
– Многим ли из тех, кому устанавливали протез в Maxbionic, удалось получить компенсацию через ФСС?
– В полном объеме – немногим. Некоторым удавалось, но только со второго, с третьего раза. Я знаю людей, которые собирали документы по шесть, по восемь месяцев. Это очень сложная процедура. Обычно человек получает отказ на местном уровне. Его направляют в вышестоящее региональное отделение, где опять приходится доказывать все сначала. Ему снова отказывают. Тогда человек едет в Москву, чтобы обратиться в последнюю, самую высокую инстанцию. И если там получается доказать свою правоту, можно получить компенсацию. Только так это и работает. Добиться результата действительно удается лишь самым настойчивым.
Проблема в том, что протезы, над которыми я работал в Maxbionic, получились довольно дорогими. Их конечная стоимость с учетом расходов на установку – более миллиона. По сравнению с иностранными протезами это не дорого, но в российских реалиях – дорого. Поэтому я сейчас и ставлю цель: создать такие протезы, чтобы ФСС мог компенсировать их установку без проблем. Чтобы не нужно было проходить ради этого три круга ада. Если получится создать хороший протез, который можно будет получить по стандартной стоимости, у человека, потерявшего конечность, будет выбор – пробовать что-то новое, другое или нет. Решать, как поступить, будет он сам, а не чиновники из ФСС.
– У ФСС установлены лимиты по размерам компенсации?
– Конечно. Размер компенсации зависит от степени ампутации и типа протеза. Они могут быть косметическими, рабочими, активными, тяговыми, с внешним источником – и у всех разная стоимость. Самые дешевые – это, конечно, косметические. Самые дорогие – это многоскладные с внешним источником, как кисть, которую мы создали в Maxbionic. Ее стоимость, как я уже говорил, в несколько раз превышает установленные ФСС лимиты. Поэтому я и задался целью создать более дешевый протез.
– За счет чего планируете добиться удешевления? Упрощая уже наработанные технологии или используя отечественные материалы вместо импортных?
– Упростить технологию и использовать более дешевые материалы – этого мало. Тем более что производство у нас в России сейчас в очень плохом состоянии. Качество продукции крайне слабенькое, конкуренции с зарубежными производителями она не выдерживает. Поэтому нужно работать во всех направлениях. А главное, придумать новую концепцию протеза. Уже есть идея, которую мы сейчас прорабатываем с новой командой. Еще рано судить, насколько работоспособной эта идея окажется, поэтому говорить о ней более подробно я не могу.
– Получается, вам снова придется пройти весь путь, который вы уже прошли в Maxbionic, с самого начала?
– Да, по сути начинать придется с нуля.
– На этот раз вам хотя бы не придется ремонтировать электронику, чтобы вкладывать деньги в развитие проекта? Удалось заработать стартовый капитал на протезах, которые вы создали в Maxbionic?
– Нет, не особо.
– И как быть? Тем же краудфандингом будете пользоваться?
– Посмотрим, пока мы в самом начале пути. Сейчас прорабатываем различные варианты. Но одно я могу сказать точно уже сейчас: использовать всякие госгранты я не буду. Это сто процентов. С государством я больше связываться не хочу.
В ближайшие 5–10 лет бионических протезов для такой степени ампутации в России точно не появится
– Протезы, которые вы создали в Maxbionic, не решили вашу собственную проблему. С такой высокой степенью ампутации, как у вас, они бесполезны. На этот раз планируете продвинуться дальше и создать протез, который сможете носить сами?
– Для этого необходимо хирургическое вмешательство. Нужна целевая мышечная реиннервация, при которой нервы, управляющие рукой, пересаживают в грудную мышцу. А у нас в России вероятность найти медицинскую организацию, которая занималась бы этим направлением, практически равна нулю. У нас сейчас такая система здравоохранения, что даже если в принципе найдется врач или НИИ, которые захотят взяться за столь сложный случай, это будет юридически достаточно проблемно. Как оформить нужные бумаги, кто будет отвечать за результат… В общем, это нереально. Такая система.
Сделать операцию можно было бы, например, в США – там есть специалисты нужного профиля. Но это дорогая операция – примерно 120–150 тысяч долларов. Еще столько же стоит сам протез. В сумме получается свыше 250 тысяч долларов. Для меня это неподъемная сумма.
Поэтому нет, создавать бионический протез для людей с высокой степенью ампутации я пока не планирую. И я не думаю, что кто-то другой сейчас в состоянии решить эту задачу. В России пока нет специалистов, способных с ней справиться. Могут звучать громкие заявления, но по факту, я думаю, в ближайшие 5–10 лет бионических протезов для такой степени ампутации в России точно не появится. Поэтому для себя я пока решаю проблему другим путем: изготавливаю функционально-косметические и другие простые варианты.
– Вы потеряли руку, когда работали на производстве в "Норильском никеле". Компания не ощущает свою ответственность за произошедшее? Не предлагает вам помощь?
– Нет. Компания считает, что она и так отчисляет в ФСС достаточно крупные суммы, поэтому заниматься подобными вопросами должен фонд. И по закону по сути так и есть.
Когда я оказался в норильской больнице после аварии, у меня, наверное, единственный нормальный врач был психолог
– Вы после несчастного случая, зная ситуацию изнутри, как считаете, какой должна быть система, чтобы человек, став инвалидом, не оказывался наедине с бюрократической машиной?
– Надо развивать всю систему, с разных сторон. И частные страховые фонды развивать, и производство протезов. Поддерживать производителей какими-то дотациями. Если честно, не знаю, где выход, это достаточно сложный вопрос. Многогранный. Проблема в том, что протезы крайне сложно сделать дешевыми. А с учетом ситуации в России… У нас вообще в принципе сложно развивать технологии. Это такая дорогая история… И производителям тяжело, потому что есть определенные бюрократические препоны. И людям сложно, потому что они остаются наедине со своей проблемой. Как это решить? Наверное, нет какого-то одного решения. Необходима работа в разных направлениях.
– С тех пор, как произошел тот несчастный случай, прошло уже много лет. Вы адаптировались?
– Насколько возможно, да. На 100%, конечно, не получается. Это не те возможности, что раньше. Но, в принципе, я живу достаточно активно.
