Одного из первых руководителей Белорусской Народной Республики, автора первого учебника географии Беларуси, выдающегося географа и экономиста Аркадия Смолича арестовали в 1930 году по сфабрикованному делу "Союза вызволения Беларуси". Жена с тремя маленькими детьми отправилась за ним в ссылку в Сибирь. В 1937 году его вновь арестовали и ровно через год расстреляли в омской тюрьме. Однако Александре Смолич сообщили, что он осужден на 10 лет без права переписки. Десятилетиями она искала мужа по всем тюрьмам и лагерям, продолжая верить, что он жив, но так и не смогла узнать, какая участь его постигла. Лишь в 1988 году, уже после смерти Александры, стало известно, как и когда он погиб. История любви, стойкости и мужества – в материале Сибирь.Реалии*.
"Ее лицо становилось на двадцать лет моложе"
– Говорят, что в жизни не бывает такой любви, как в сказках: раз – и на всю жизнь, до самого конца. Но я с раннего детства знаю, что бывает. Знаю, потому что сама такую видела. Моя бабушка работала в Омском пединституте и там познакомилась с Александрой Игнатьевной Смолич. Они подружились, и она часто заходила к нам в гости – попить чаю, поговорить. Я, любимица бабушки, все время вертелась рядом: мне очень нравилось слушать разговоры взрослых. Тем более что бабушкина подруга никогда не забывала о гостинце для меня – хоть одну конфетку, да принесет, – рассказывает москвичка Лариса Леонова. – Она обычно приходила после работы, вымотанная. Не жаловалась, но было видно, как сильно устала. Обычно они с бабушкой обсуждали текущие дела, коллег. Но иногда ударялись в воспоминания. Мой дедушка, Иван Игнатьевич Фролов, погиб на фронте в 42-м году. Бабушка рассказывала, как дружно они жили, как растили детей… А Александра Игнатьевна вспоминала о своем муже. Тогда я не догадывалась, почему она говорила о нем вполголоса, потихоньку. Но я все равно сразу понимала, о чем речь, потому что у нее в такие минуты было совсем другое лицо. Оно не просто все светилось, а становилось лет на 20 моложе. Столько в нем было любви, столько надежды… Прошло уже много лет, как она осталась одна, но все равно продолжала ждать. Бабушка ее уговаривала, что пора оставить прошлое позади, начать жизнь заново. Но все было бесполезно: Александра Игнатьевна верила, что муж жив, что они еще встретятся.
Александра Смолич никогда не допускала и мысли о том, чтобы еще раз выйти замуж.
– Это было исключено вообще. Об этом не могло быть и речи. Никак и никогда, – говорит Виталий Моос, внук Александры и Аркадия Смолич, сын их младшей дочери Марии. – Они с дедушкой действительно любили друг друга. Иначе зачем бы она поехала за ним в Сибирь, как декабристка? Могла преспокойненько жить в Минске с детьми. Но нет, поехала и даже мысли не допускала о том, чтобы остаться. Это была очень счастливая пара. Об этом говорят и последние записки – и от нее, и от него. Они любовные, очень нежные и теплые… Надеялась ли бабушка, что ее муж жив? Думаю, надеялось – надежда умирает последней.
Аркадия Смолича арестовали в Ишиме в ночь с 17 на 18 июня 1937 года. Пока три сотрудника районного отдела НКВД перетряхивали все вещи в доме, он сидел за столом, прикрыв рукой глаза. Обыск завершился лишь под утро. Сказали "собираться с вещами". Смолич подошел к спящим детям, с минуту смотрел на них, но будить не стал. Только тронул за плечо младшую дочь Машу, спавшую крепким сном после тяжелого приступа малярии. Обнял полусонную девочку и сказал по-белорусски: "Расти, доченька, все будет хорошо". Попрощался, вышел за дверь – и больше родные его не видели.
Из Ишимской тюрьмы Смолича перевели в Омскую. Семья перебралась вслед за ним, чтобы иметь возможность передавать передачи и письма – Александра сохранила их все до единого. Порядки были уже не те, что в 1930 году, бумаги заключенным не давали, поэтому Смолич писал ответ на обратной стороне записок от жены.
Из тюремной переписки Смоличей:
"Смоличу Аркадию Антоновичу! Передаю: рубашку, простыню, носки, ботинки. Нужно ли одеяло? Я здорова, готовлюсь к экзаменам. Горячо целую. Шура. 30.06.37"
На другой стороне записки – ответ.
"Дорогая Шурочка! Посылаю 10 штук белья. Здоров и бодр. Передачу получил, принеси немного чеснока, зубной порошок. Горячо целую. Аркадий".
– Эта сдержанная переписка – свидетельство любви, стойкости и личного мужества Аркадия и Александры. О том, насколько они берегли друг друга, можно судить хотя бы потому, что большинство своих писем Смолич начинает со слов "Здоров и бодр". С этих слов начнется и последнее письмо, отправленное им из тюрьмы, – рассказывает Геннадий Ридевский, заведующий отделом социально-экономических исследований НИИ Министерства труда и социальной защиты Республики Беларусь, один из авторов книги "Жертвуя собой Отечеству: Аркадий Смолич".
"Все эти годы мы жили рядом с местом расстрела деда"
24 июня 1938 года Александра принесла в Омскую тюрьму очередную передачу. Рубашку для мужа вернули назад. Сказали, что Смолич осужден на 10 лет без права переписки, и в тюрьме его больше нет – отправлен в пересыльный лагерь. Правда, деньги, сданные на его имя в кассу, были приняты. Что значили слова "10 лет без права переписки", тогда никто не знал. А может, просто хотелось верить в лучшее.
С этого момента Александра начала систематические поиски мужа. Она завела новую папку, которой суждено было стать такой же толстой, как папке с тюремной перепиской. Она предназначалась для заявлений, жалоб, запросов, официальных справок – всего того, что, по мнению Александры, могло спасти ее мужа.
– Александра Игнатьевна вела большую работу для освобождения Смолича, искала мужа по разным лагерям и управлением лагерей. Она была очень аккуратной и сохраняла копии всех материалов. В эту же папку она прикрепляла копии писем, которые писала в поисках родного человека. Годами она продолжала искать, ждать и надеяться, – говорит Ридевский.
К кому обращаться, Александра не знала, поэтому писала во все инстанции, даже Генпрокурору СССР Вышинскому и "всенародному старосте" Калинину. И непременно добавляла в конце письма: "Разрешите до места ссылки добраться на собственные средства". Ни одного ответа она не получила.
Из письма Начальнику управлению Южлаг НКВД: "Заверяю Вас, товарищ
начальник, что, если я получу какую-нибудь весточку о своем муже, о
котором ничего не знаю с 1938 года, это придаст мне бодрость и
энергию, и я смогу отблагодарить Вас еще более напряженной и преданной
работой, которая мне поручается Советской Родиной. Если Смолич не
имеет права на переписку, то прошу Вас разрешить мне выслать деньги
для передачи Смоличу".
Из письма начальнику НКВД Омской области: "Причины ареста своего мужа и результата его дела я до сих пор не знаю. ... Дети Смолича растут советскими ребятами, отличниками, и я, одна из счастливейших женщин нашей страны, горжусь ими. … Я живу надеждой, что Вы, стоящий на страже интересов трудящихся, справедливо разберетесь в человеке, и он снова будет полезным работником в нашей стране".
Лишь через 20 лет после ареста, в 1957 году, Смолича признали невиновным в преступлениях, за которые он был осужден. Из Тюмени пришла справка: "Дело по обвинению Смолича А.А., 1891 года рождения, рассмотрено Президиумом Тюменского областного суда 09.02.1957 года. Решение Тройки УНКВД по Омской области от 10 июня 1938 года отменено и делопроизводство прекращено". А еще через месяц Ишимский ЗАГС выдал справку, что Смолич А.А. скончался 17 марта 1943 года в местах заключения от миокардита.
– Не знаю, продолжала ли бабушка надеться, что дедушка жив, даже после того, как получила эту похоронку. Кто знает… Знаю одно: она полностью посвятила себя семье. В своем внуке – вы понимаете, о ком я сейчас говорю, – души не чаяла, – улыбается Виталий Моос. – Я у нее на руках воспитывался. Родители на работе – а я все с бабушкой. Когда я заболел, врачи посоветовали сменить климат на более благоприятный, чем сибирский. Бабушка сразу же согласилась переехать из Омска в Киев, чтобы спасти маленького Виталика. Покидая Омск, мы до последнего не знали, что буквально рядом с нашим домом покоится расстрелянный дед.
В начале 1970-х годов у Александры Смолич случился инсульт, после которого она долго болела. 16 августа 1974 года она скончалась и была похоронена на Микуличском кладбище близ села Немешаево в Киевской области.
– Бабушка была уже очень больна, когда меня призвали в армию в 1973 году. Я служил в Германии, поэтому меня не выпустили на похороны, когда она умерла, как я ни просил, – с горечью говорит Виталий Моос.
Так и не дождавшись правды про своего отца, умер и сын Максим.
Лишь в 1989 году стало известно, что 10 июня 1988 года Смолич был реабилитирован Верховным судом БССР по обвинению 1930 года по делу "Союза вызволения Беларуси". А еще через три года появились доказательства, что информация из Ишимского ЗАГСа ложная: дата и причина смерти выдуманы. В 1991 году на запрос Географического товарищества БССР Управление КГБ по Омской области ответило, что 17 июня 1938 года Смолич был приговорен тройкой при УНКВД по Омской области к расстрелу по ст. 58-10 УК РСФСР. 17 июня 1938 года приговор был приведен в исполнение в г. Омск. Место захоронения неизвестно.
– Тогда-то и выяснилось, что все эти годы мы жили в Омске рядом с местом расстрела деда, – говорит Виталий Моос. – В одном квартале от нашего дома, буквально пешком пройти, были тюрьма и Шепелевское кладбище, где хоронили "врагов народа", приговоренных к высшей мере наказания по "расстрельной" 58-й статье. После Великой Отечественной войны это кладбище закрыли, на его территории построили агрегатный завод имени Куйбышева. Сейчас там стоят жилые дома. Но кости погибших вылазят до сих пор. Появляются из земли на детских площадках, везде… И ни одного мемориального знака там нет.
Памятника Аркадию Смоличу до сих пор нет и в Беларуси. Его имя начало возвращаться из небытия лишь после развала СССР.
– Несколько десятилетий никаких сведений о Смоличе нельзя было отыскать ни в справочниках, ни в энциклопедиях. До 1988 года о нем знали лишь узкие специалисты. А из его биографии были известны всего два факта: что Смолич был удостоен золотой медали РГО и что был репрессирован по делу мифического "Союза вызволения Беларуси". Что с ним стало в Сибири, где и как он погиб – этого не знал никто, – говорит Ридевский. – Зато сегодня имя этого выдающегося ученого и общественного деятеля снова занимает почетное место в истории Беларуси.
В наши дни одной из высших наград Белорусского географического общества является медаль А.А. Смолича. С 2015 года учреждена первая Народная стипендия имени Аркадия Смолича – ее назначают студентам за активную общественную деятельность. А историки кропотливо восстанавливают детали биографии Смолича.
"Он хотел видеть Беларусь независимой и свободной"
Аркадий Смолич родился 17 сентября 1891 года в деревне Бацевичи Минской губернии – тогда она входила в состав Российской империи. Его отец Антон Смолич был диаконом и для своего сына тоже выбрал духовную стезю: Аркадий окончил сначала Минское духовное училище, а к 1905 году – Минскую духовную семинарию. В 18 лет Аркадий решился ослушаться воли отца и поступить в Киевский политехнический институт. Но и там он не нашел того, что искал. Тогда Смолич еще раз радикально поменял направление и в том же 1909 году перевелся в Ново-Александрийский институт сельского хозяйства и лесоводства в польском городе Пулавы.
Этот институт считался рассадником вольнодумства, и Смолич заразился социалистическими идеями. Он принимал активное участие в организации студенческих демонстраций, забастовок и акций протеста, а в 1910 году вступил в партию "Белорусская социалистическая громада", БСГ, одну из первых национальных партий в Белоруссии. Одной из ее задач было свержение самодержавия в России, как и у партии большевиков. Но отличие было в том, что члены БСГ мечтали о вольной Беларуси, не входящей в состав Российской или любой другой империи. Смолич тоже был увлечен идеями национальной независимости и самоопределения.
К концу второго года обучения "за участие в беспорядках" вольнодумца исключили из института и выслали за пределы Варшавского генерал-губернаторства. Летом 1913 года Смолич приехал в Минск, где вместе с Флорианом Ждановичем и Всеволодом Фальским они создали сначала первую белорусскую театральную труппу, а затем и первый белорусский хор.
В 1913 году была объявлена амнистия по случаю 300-летия дома Романовых. Смоличу удалось вернуться в институт и закончить обучение.
С началом Первой мировой войны западная часть Беларуси была оккупирована германскими войсками. Смолич считал, что противостояние враждующих сторон нужно использовать, чтобы добиться выхода Беларуси из Российской империи.
Из свидетельства А. Смолича от 20 октября 1930 г., хранящегося в ЦА КГБ Республики Беларусь:
"Я был тогда за поражение России как по мотивам общеполитическим, так и по национальным. … Мне казалось, что мои силы сейчас особенно нужны в Минске, чтобы развернуть белорусскую политическую работу, и что мой долг быть там…"
В феврале 1918 года германские войска продолжили наступление и захватили Минск. Третьего марта Советская Россия подписала Брест-Литовский мирный договор, по условиям которого Минск был передан Германии. И хотя вся реальная власть в городе принадлежала оккупационным войскам, 25 марта была провозглашена "независимая" Белорусская Народная Республика – БНР.
– Одним из инициаторов ее создания стал Аркадий Смолич. В первом правительстве – Народном Секретариате БНР – он занял должность министра просвещения, – рассказывает Ридевский. – Но единства в рядах реформаторов не было. Через месяц, 25 апреля 1918 года, несколько представителей Рады послали телеграмму кайзеру Вильгельму, в которой благодарили за освобождение от власти большевиков. Так они надеялись привлечь внимание Германии, найти в ней опору и сохранить Белорусскую республику.
Смолич этой телеграммы не подписал. Он хотел видеть Беларусь свободной. Германия же готова была терпеть на захваченной территории правительство БНР – республики, которую не признало ни одно государство, но поощрять его игры в независимость немцы не собирались.
– После ноябрьской революции 1918 года, всколыхнувшей Германию, начался вывод немецких войск из Беларуси. Освобождающиеся территории занимали части Красной армии. Правительство БНР переехало сначала в Вильно, потом в Гродно. 1 января 1919 года в Смоленске была провозглашена Советская Социалистическая Республика Белоруссия – альтернатива БНР, – продолжает рассказ Ридевский. – Нет никаких сомнений в том, что если бы не была образована БНР, пробудившая в народе национальное самосознание, то вопрос о формировании БССР не решился бы так быстро, а может, отдельной республики и вовсе бы не было.
В феврале Польша, вооруженная государствами Антанты, начала новую оккупацию белорусских земель.
– Смолич в правительстве БНР был тогда одним из сторонников польской ориентации в политике. Он полагал, что молодое польское государство будет поддерживать столь же молодое белорусское. Он свободно владел польским языком и вел переговоры в Варшаве, встречаясь с самим Пилсудским. Однако все усилия оказались безрезультатными. Поляки, как ранее немцы, ставили лишь одну цель – покорение белорусских земель.
"Большевизм приносит больше вреда, чем пользы региону"
Устав от политических неудач, Смолич отошел от политики и сосредоточился на научной деятельности. В 1919 году он издает свою первую книгу – "География Беларуси". Она стала первым национальным академическим учебником географии.
– Это блестящее исследование не имеет аналогов в нашей отечественной науке. Сегодня очевидно, что Смолич был крупнейшим географом Беларуси не только 1910–1930 годов, а возможно, и всего прошлого столетия. Он рассматривал географию в том ключе, в каком к ней подходили на рубеже XIX–XX веков, – как комплексную науку о природе, обществе и хозяйстве, – поясняет Ридевский.
На Александре Катковской, учительнице начальных классов, выпускнице факультета природоведения Московского городского народного университета им. А.Л. Шанявского, Смолич женился еще в 1917 году. В 1918 году у пары родился первенец – сын Максим. В 1919 году Александра также опубликовала свою первую серьезную работу – первый словарь для белорусских детей. И в том же году появилась на свет дочка Анна.
Семья перебралась в Вильну, где Аркадий Смолич преподавал в гимназии, читал курс географии для молодых педагогов. В конце 1919 года новый переезд – в Гродно, где Смолич становится первым председателем Товарищества белорусских школ. Его главная цель – обеспечить белорусским детям возможность обучаться на родном языке.
В 1921 году был подписан Рижский мирный договор, завершивший советско-польскую войну и установивший границы между РСФСР, УССР, БССР и Польской Республикой. Семья Смоличей оказались на польской части разделенной территории Беларуси.
– В начале 1920-х годов в БССР официально проводилась так называемая "политика белорусизации". В советской Беларуси появлялось все то, о чем мечтали создатели БНР: национальные кадры выдвигали в руководящие органы, открывались белорусские школы, был создан белорусский университет. Велась работа по возвращению эмигрантов, представителей белорусской интеллигенции. Аркадий Смолич хотел работать на благо своей республики, своей страны, своего народа, поэтому задумался о возвращении, – рассказывает Ридевский.
Смолич считал большевиков злом, но готов был сотрудничать с ними, чтобы построить национальную Беларусь.
Из письма Смолича Антону Луцкевичу от 13 января 1919 года:
"Хотя я считаю, что большевизм приносит больше вреда, чем пользы региону, хотя он связывает нас с Москвой больше, чем мы хотели бы, … он позволяет работать и защищать нашу государственность, … создать единую Беларусь. … Правда, это немного рискованно".
В 1923 году была объявлена амнистия для руководителей и рядовых участников "антисоветских национальных организаций и формирований, действовавших в период с 1918 по 1920 г." Создатели БНР получили возможность вернуться на родину, не опасаясь ареста. Но еще за год до этого, в 1922 году, не дожидаясь амнистии, в БССР вернулся Смолич с семьей. Он обосновался в Минске и навсегда завязал с политической деятельностью. Теперь он полностью сосредоточен на науке и просвещении.
"География Беларуси" была переиздана в БССР в 1922 году еще до возвращения автора, в 1923 году вышел новый тираж. А в 1925 году в Минске был издан дополненный вариант под названием "Краткий курс географии Беларуси". Вопреки названию, он совсем не краткий – более 350 страниц.
С 1923 года Смолич преподает на кафедре географии в Белорусском университете, заведует планово-экономическим отделом Народного комиссариата земледелия БССР, руководит районированием республики. Приняв участие в преобразование Института белорусской культуры в Белорусскую академию наук, становится одним из авторов ее первого устава и входит в президиум Академии. Работает над составлением атласа БССР, публикует более 30 научных работ.
В 1927 году Смолич становится первым в Белоруссии профессором географии, а в 1928 году – действительным членом Русского географического общества. Через два года за две свои работы он удостаивается Малой золотой медали РГО.
– Значение этой награды лучше всего раскрывает такой факт: признанный "дедушка" российской географии Петр Семенов-Тян-Шанский получил аналогичную медаль за исследование горных систем Средней Азии, – поясняет Ридевский. – Однако получить свою медаль Смолич так и не успел. Письмо председателя РГО Юлия Шокальского с сообщением о награде пришло в БГУ 24 июня, а 27 июня награжденного арестовали.
"Кормят нас часто и хорошо…"
Разгром Белорусской академии наук начался с того, что партячейка выяснила: лишь 40% членов академии происходят из крестьян, а 60% имеют дворянское или мещанской происхождение. И всего 11,9% состоят в партии. А значит, в академии затаились вражеские элементы "с камнем за пазухой", как охарактеризовала их "Комсомольская правда".
К 1930 году ОГПУ сфабриковало масштабное дело "Союза вызволения Беларуси", СВБ, в рамках которого было арестовано 108 выдающихся представителей белорусской интеллигенции. Заведующей кафедрой географии БГУ профессор Смолич оказался в их числе.
Из докладной записки ОГПУ о ликвидации к.-р. организаций за период с 1930 по 1933 г.
"К.-р. организация белорусских национал-демократов "Союз вызволения Беларуси" … ставила своей целью свержение советской власти при помощи Польши и создание "Белорусской народной республики". Организация была связана с закордонными белорусскими националистическими к.-р. Центрами".
Александра Смолич бережно собирала все письма, полученные от мужа из тюрьмы. Он не просил передать ему еды, а наоборот, пытался уверить жену, что с ним все хорошо, поскольку понимал – оставшейся без кормильца семье приходится нелегко. Детей у Смоличей уже трое: в 1929 году родилась дочка Мария.
Из письма Смолича жене от 5 июля 1930 г.:
"Еды не посылай, потому что испортится. Кормят нас часто и хорошо, повар готовит очень вкусно. Часть еды отсылаю назад, а то пропадает. Сахар у меня тут есть".
Из письма Смолича жене от 28 июля 1930 г.:
"Здоров и весел. … Еды больше не нужно присылать. Разве что немного хлеба".
Единственное, о чем просит Смолич, – это передать ему книги. Шел 1930 год, до порядков 1937 года еще далеко, и заключенным позволяли читать и даже делать записи. Смолич воспользовался этим, чтобы продолжить работу над статьями, а заодно повысить свой уровень английского и немецкого.
Из письма Смолича жене от 30 августа 1930 г.:
"Спрашиваешь, как я живу? Представь себе небольшую, сухую, светлую комнату – под вечер в ней несколько часов бывает солнце, – воздуха хватает, есть даже немного сквозняка. … Чистота зависит от меня самого, ванная – точнее душ, бывает каждые десять дней. … Раньше я много спал, теперь сплю в меру и больше читаю. Глаза у меня не болят, не переживай за них. Вечером здесь света маловато, так я не читаю, берегу глаза.… Я хотел бы закончить [статью] в московском картографическом журнале, не знаю, смогу ли я собирать литературу. В перспективе я планирую перевести некоторые работы Маркса. … В общем, здесь можно заниматься наукой, никто и ничто не мешает..."
Дело СВБ стало явной неудачей ОГПУ: доказать существование антибольшевистской организации не удалось. Тем не менее большинство подозреваемых были высланы в места, отдаленные от Белоруссии.
Из воспоминаний литератора Антона Адамовича, осужденного по делу СВБ:
"Еще в Минске у многих появлялась мысль: как плохо, что у нас и в самом деле не было прежде никакой антибольшевистской организации. Некоторые добавляли при этом шутливо: "По крайней мере, было бы сейчас на следствии в чем сознаваться…"
После более девяти месяцев тюремного заключения Аркадий Смолич постановлением коллегии ОГПУ БССР от 10 апреля 1931 года признан виновным и осужден на 5 лет ссылки. Местом отбывания наказания назначен город Оса на территории современной Пермской области.
В Осе Смолич сначала работал в местном леспромхозе, потом устроился плановиком-экономистом в райпотребсоюз. Вслед за ним в Осу перебралась и семья – Александра с детьми, ее пожилые родители. Но в маленькой Осе тогда не было средних школ, а подрастающим детям нужно было получать образование. Поэтому Смолич добивается перевода в город покрупнее. В 1932 году он получает разрешение на переезд в Ишим – город в Тюменской области.
"Глядя на них, мы, дети, учились человеческим отношениям"
Директор Ишимского педагогического техникума Сергей Демин не побоялся взять на работу "врага народа", и ему не пришлось пожалеть об этом решении.
Из воспоминаний педагога Пелагеи Горшковой:
"Студенты боготворили его (Смолича. – Прим. С.Р.), а он всегда очень хорошо, внимательно относился к ним. Между ними была та невидимая нить, которая связывает педагога и ученика".
Студенты техникума и не подозревали, что перед ними профессор, по учебнику которого учатся школьники всей Белоруссии.
Из воспоминаний студента Ишимского педтехникума Дмитрия Носова:
"К нам на урок он входил только с указкой и классным журналом. Никогда он не пользовался материалами учебника, потому что со многими положениями не был согласен… Запомнилась его фраза: "Ну, Баранский (автор учебника географии) тут завирает" – и высказывал свою точку зрения. Аркадий Антонович преподносил нам новый материал в легкой и доступной форме, хотя некоторые темы были очень сложными, и мы с интересом слушали его. Нас удивляло то, как в середине своего рассказа он, практически не глядя карту, мог показать любые географические точки".
Чтобы обеспечить семью, Смолич брался за любую подработку. По вечерам преподавал на рабфаке Омского ветеринарного института, в медицинском и животноводческом техникумах, на вечернем отделении Коммунистического университета. А после тяжелого рабочего дня до двух ночи трудился над собственными статьями. Но и при такой нагрузке не упускал ни одной возможности провести время с женой и детьми.
Из воспоминаний старшей дочери Анны:
"Семья наша была большая: отец, мать, дедушка, бабушка и нас трое. Я очень хорошо помню жизнь в Ишиме. Жили мы бедно, как, впрочем, и другие семьи в то время. … Когда выпадали свободные дни, мы ходили в походы. … Мы, благодаря отцу, узнавали много нового о сибирских травах, о природных особенностях, свойственных этому удивительному краю. Отец знал каждую травинку, каждый цветок. Он бережно срывал его, называя нам его по-русски, по-белорусски, по-латыни. … Часто нам, детям, приходилось видеть, как отец с рыцарской галантностью преподносил маме скромный букетик полевых цветов, а мама, ласково улыбаясь, благодарила его за знаки внимания. И глядя на них, мы, дети, учились человеческим отношениям. … Очень часто впоследствии вспоминая эти походы, мы понимали, насколько были счастливы оттого, что мы были вместе, и тогда нам казалось, что никто не сможет разлучить нас и лишить этих счастливых минут…"
2 августа 1935 года Смолич получил разрешение покинуть место ссылки "без права проживания в Москве, Ленинграде, во всех столичных городах и погранполосе". Свобода, хоть и ограниченная, вдохновляла ученого. Он верил, что может вернуться к науке, к нормальной жизни.
– Проживать в Белоруссии Смоличу также было запрещено. Поэтому он попытался устроиться в вузы в небольших городах в европейской части страны. В Харьковском сельхозинституте и Воронежском университете ему пообещали место преподавателя, – рассказывает Геннадий Ридевский. – Кроме того, Смолич написал прошение о восстановлении в звании профессора.
"Будто предчувствовал, что дни его на свободе сочтены"
В июле 1936 года "для поправки здоровья" Смоличу выделили премию в 500 рублей – немалые по тем временам деньги. И хотя в семье они были совсем не лишними, Смолич решил потратить их на поездку для переговоров о трудоустройстве. В августе он приехал в Харьков, где выяснилось – работы для "врага народа" нет. Беда не приходит одна: на вокзале у Смолича украли бумажник с документами и оставшейся частью премии. Без денег до Воронежа не добраться, пришлось возвращаться в Ишим. Там Смолич получил письмо из Воронежа – университет не нуждается в его услугах. Следом пришел отказ из Москвы: "переутверждению в профессорском звании не подлежите". Оставалось одно – жить в Ишиме и пытаться сохранить хотя бы то, что есть, просто выжить. Наступил 1937 год, начиналась новая волна сталинских репрессий.
Из воспоминаний младшей дочери Марии:
"После ужина вся семья собиралась в гостиной. За окнами догорал день, свет не зажигали. Рассаживались поудобнее на диване, в креслах. Это были упоительные минуты отдыха, отдыха и семейного пения. Анна и отец запевали, а все остальные подхватывали или слушали их дуэт. … Сильный голос отца звучал тоскливо и трагично, а мысли неслись далеко-далеко, к родной земле, оставленной нами навсегда.
Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный,
Динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний,
Динь-бом, динь-бом, слышно, как идут,
Нашего товарища на каторгу ведут.
Будто чувствовал, предвидел, что дни его на свободе сочтены".
Практически все, кто был осужден по делу СВБ, получили второй срок. Не избежал этой участи и Смолич.
После повторного ареста мужа Александре тоже пришлось нелегко. Она преподавала биологию и химию в одной из ишимских школ, параллельно училась заочно на биологическом факультете Омского пединститута. Летнюю сессию за третий курс сдавала, уже когда муж был в тюрьме, сидя на экзаменах со слезами на глазах. А к началу нового учебного года ее сначала уволили из школы, а потом исключили из института – не подобает жене "врага народа" учить советских детей. Семья осталась без средств к существованию. Казалось, из замкнутого круга не вырваться. И тогда Александра решилась на последний, отчаянный шаг – написала письмо Надежде Крупской.
Из письма Крупской:
"Надежда Константиновна, родная! Вас, самого близкого человека Ленина, я считаю лучшим другом каждого человека, и поэтому осмелилась обратиться к вам с этим письмом. Помогите! Подскажите, что делать? Четыре месяца назад арестован человек, который, я уверена, не может быть врагом Советской власти. … Поверьте мне, я никогда не лгала, ложь мне противна. О Вас я думаю ежедневно, мысленно говорю с Вами, пишу Вам. Мне не к кому обратиться, кроме Вас, поймите и поверьте. Советской стране Смолич может принести много пользы, в таких людях, как он, нуждается наша Родина".
Заканчивается письмо словами полной безысходности и веры в чудо: "Надежда Константиновна, если Вы мне скажете, что я не должна ни работать в школе, ни заканчивать пединститут, тогда я примирюсь с этим. А если я имею право работать, учиться, то помогите мне, пожалуйста, пожалуйста, добиться восстановления".
В январе 1938 года Александру вызвали в обком и пригрозили: "Надежда Константиновна накажет вас за то, что вы просите за мужа". Однако жену "врага народа" восстановили и на работе, и в институте, хотя ответа на письмо Крупской она так и не получила.
– В войну бабушке, конечно, пришлось тяжело – одной с детьми и пожилыми родителями. Но про тяготы она особенно-то и не рассказывала. Тянула свою лямку и не жаловалась. Знаете, как говорят: белорусский характер мягкий. Видимо, и правда, – говорит Виталий Моос. – Бабушка через многое прошла, но не ожесточилась, не озлобилась. Пока позволяли силы, еще и за своими одинокими ровесницами ухаживала, хотя сама была уже немолода. И никогда и мысли не допускала о том, чтобы отказаться от мужа. Тогда ведь многие от своих "врагов народа" отказывались. Родной брат Сергей Антонович от дедушки отказался, чтобы спокойно дальше жить, карьеру строить. В блокадном Ленинграде погибли его жена и дети, и, наверное, это послужило толчком возобновить связь. Александра Игнатьевна охотно приняла Сергея, ведь она в нем видела частицу своего мужа. Но сама она осталась верна мужу и детей так воспитала. У них тоже никогда и мысли не было от отца отказываться. Все дети получили образование, стали достойными людьми. И все это – заслуга бабушки. Она хоть и мягкая была, но стойкая. С железным характером. А еще она до последнего верила: то, что случилось с мужем, – это ошибка, ведь он ничего плохого против советской власти не имел, никакого вреда не причинил. Поколение было такое: безгранично верили власти и надеялись.
* Текст из архива Сибирь.Реалии
