Уехали по глупости – так официальные спикеры Кремля пытаются представить ситуацию с отъездом сотен тысяч россиян после начала войны. Спикер Госдумы Вячеслав Володин призывает релокантов "включить голову" и "вернуться в комфорт, признав, что мало государств могут предоставить такие условия для проживания, как в России". Однако многие уехавшие готовы жить в далеко не самых богатых странах Африки и Азии, мириться со множеством бытовых проблем, но не возвращаться в Россию. Три истории о переезде в Нигерию, на Филиппины и в Кению – в материале Сибирь.Реалии.
"Многие думают, что жизнь в ЮВА дешевая, но это не так"
Андрей Сергеев из Новосибирска уже полгода живет на Филиппинах.
– Мне давно не нравилось, что происходит в России, – признается Андрей. – Первое образование у меня историческое, поэтому после аннексии Крыма я понял: все, это уже край, и начал планировать отъезд из страны. Повезло, что активной фазы войны еще не было, и у меня было время подготовиться. Я программист, поэтому начал нарабатывать опыт и квалификацию, учить язык, чтобы перейти на удаленку в российской компании или работать на иностранную. С 2019 года я перестал постоянно жить в России. Периодически возвращался, чтобы провести время с родителями, но уже начал искать страну, в которой хотел бы остановиться надолго.
24 февраля 2022 года я встретил в Таиланде. Я тогда работал в американской компании, но зарплату получал через российское ИП. Мне не хотелось платить НДС в России, когда эти деньги превращаются в пули, которыми кого-то убьют. Прежде всего поэтому я согласился на неплохое предложение от европейского работодателя. И с июля прошлого года у меня больше нет возможности вернуться в Россию: в контракте с немецкой компанией, на которую я теперь работаю, прописано, что у меня не будет доступа на внутренние сервера в Европе из России. По факту это означает, что я не имею права жить в РФ.
– Многие айтишники из России жалуются, что им отказывают в приеме на работу из-за гражданства. Вы с этим не столкнулись?
– Нет. Думаю, все зависит скорее от уровня квалификации. Мне кажется, предложений стало даже больше – я получаю их не только от российских ребят, но и от компаний из Голландии, Восточной Европы, США. Никаких проблем из-за моей национальности нет. Более того, очень показателен случай с одним моим коллегой, немцем по маме. Однажды он сказал мне: "Знаешь, последние 70 лет, когда в Европе происходило что-то плохое, все обвиняли немцев. А теперь в этой роли русские. Поэтому я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, понимаю твою боль, и, если захочешь поговорить, я всегда тебя выслушаю". Вот так европейцы относятся к русским.
Я не пытаюсь заявить, что убивать других людей – это хорошо, поэтому не сталкиваюсь с негативным отношением к себе. На Филиппинах я несколько раз пересекался с украинцами и тоже очень хорошо с ними общался. С нормальными людьми не возникает никаких недопониманий. Лишь однажды на острове Палаван меня попросили уйти из ресторана украинской кухни. Там было объявление, что русских в этом заведении не ждут. Мне стало интересно, я зашел, заказал напиток. Ко мне подошла какая-то женщина и по-английски спросила, откуда я. Я ответил, что да, паспорт у меня российский. На что она сказала: "Можете уйти?" Я ответил: "Без проблем". Никакого конфликта не возникло. Я не стал спорить или уговаривать: это их заведение и их право выбирать клиентов. Могут, например, не захотеть обслуживать людей на велосипедах, а могут – русских. Меня такие вещи не задевают. Тем более я и сам стараюсь не общаться с русскоязычным комьюнити во всех странах, где жил – во Вьетнаме, в Малайзии, Индонезии и т. д.
– Почему?
– Помните, как у Окуджавы: "Дураки обожают собираться в стаи". Я не хочу показаться снобом, но люди, которые прочитали несколько тысяч книг, скорее всего, не ходят вместе по кальянным и не собираются попить пива с незнакомыми людьми. Я не говорю, что пить пиво или курить кальян плохо. Я и сам порой так отдыхаю, но с друзьями, с которыми меня объединяет не только паспорт. Боюсь, у меня нет общих интересов с теми, кому нравится такой формат общения – чтобы русскоязычные собрались просто по признаку национальности и вместе куда-то отправились. По моим наблюдениям, люди, которые предпочитают подобное совместное времяпрепровождение, обычно не считают, что человеческая жизнь – это самое ценное, что только может быть, и не разделяют антивоенные взгляды. У них всегда есть объяснения, что наверху виднее, что война не просто так и т. д. Нет никакого смысла общаться с этими людьми, потому что в самом главном вы не сходитесь. А просто так посидеть, попить пива, поболтать про мотоциклы или серфинг можно с кем угодно. Проще всего так пообщаться с американцами, например: они гораздо проще идут на контакт и не лезут в душу. Необходимости поговорить именно с человеком из России я не чувствую.
– Филиппины вы выбрали потому, что здесь мало русских экспатов?
– Нет, конечно. Я уже побывал практически во всех странах ЮВА (Юго-Восточная Азия), разве что в Восточном Тиморе не был. Филиппины мне нравятся тем, что здесь все просто для условного европейца. А еще здесь относительно дешево. Конечно, не во всем и не всегда, на некоторые вещи приходится тратить намного больше, чем в Праге или Берлине. Но зато здесь, на Филиппинах, есть другой очень серьезный плюс. Южно-Китайское море – оно не очень хоть во Вьетнаме, хоть на Хайнане, напоминает Черное море анапского разлива. А на Филиппинах все иначе. Я был и на Сейшелах, и на Мальдивах, и на Фиджи – мне есть с чем сравнивать. И могу сказать, что море на Филиппинах – это высочайший уровень. Здесь есть острова, которые действительно потрясают. Ты плывешь на лодке по изумрудной воде и видишь кораллы на глубине 10–15 метров. При этом вокруг ни души, никаких туристов. Невероятная красота.
К сожалению, приличного жилья в таких заповедных местах нет. Поэтому я живу на острове Себу, в Себу-сити. Здесь я арендую хорошо оборудованную трехкомнатную квартиру. И хотя Себу-сити стоит на берегу моря, пляжа в городе считай что нет. До ближайшего места, где можно хоть как-то искупаться, ехать полтора часа. Зато на пароме очень быстро можно добраться до других островов неподалеку – например, на Панглао. А на Палаван или Боракай я летаю отдохнуть на выходные.
– Значит, не получается работать с ноутбука, сидя на берегу моря, как многие представляют себе жизнь удаленщиков?
– Я вообще не понимаю, кто верит в этот миф. Чтобы нормально работать, нужно сконцентрироваться. Тебе нужно рабочее место, со столом, с креслом. Я для работы использую два ноутбука и еще один дополнительный монитор. Ходить со всем этим на пляж просто нереально. Можно утром искупаться или позаниматься в спортзале, но потом нужно садиться работать там, где тебя никто не будет отвлекать. Поэтому мы с моей девушкой арендуем трехкомнатную квартиру – в одной комнате работаю я, в другой она, чтобы никто никому не мешал. А третья комната – это место, где можно отдохнуть от работы.
– Во сколько обходится такая жизнь на Филиппинах?
– В месяц – 4-5 тысяч долларов. Многие думают, что жизнь в ЮВА дешевая, но это не так. Недорогое жилье можно найти в Таиланде – в этом плане он, пожалуй, дешевле того же Вьетнама, а на Филиппинах не получится. Все, что стоит меньше 100$ в сутки, будет просто страшной халупой. Разумеется, аренда на долгий срок дешевле, но даже с бюджетом 1500–2000$ в месяц я посмотрел очень много вариантов прежде, чем нашел что-то сносное. Если вы хотите хорошую квартиру квадратов 100, чтобы было несколько комнат, подземный гараж с местом для парковки, хороший интернет, не было никаких насекомых, чтобы была горячая вода, то это будет стоить неадекватных денег. Жилье такого же уровня на Балканах или в Центральной Европе можно арендовать гораздо дешевле – конечно, только при долгосрочном контакте от года и более. Филиппины – это вообще одна из самых дорогих стран в ЮВА, если не брать в расчет Сингапур, Южную Корею или Гонконг.
– Почему же вы тогда остаетесь на Филиппинах?
– Здесь жить удобно. В Европе ты можешь оставаться 90 дней из 180, потом нужно покинуть страну, а на Филиппинах можно безвыездно жить три года. Нужно просто пойти, заплатить несколько тысяч песо и продлить визу на 2 месяца примерно за 25 долларов. Визаранить не обязательно. Но основная причина даже не в простоте визового режима. Когда ты очень часто меняешь страны, в какой-то момент это надоедает. Плюс накапливается скарб, который приходится таскать с собой. Каждый переезд уже немного утомляет.
Конечно, Филиппины – это тоже не навсегда. Я понимаю, что не останусь жить в Азии. Во-первых, погода тут на любителя. Я никогда не привыкну к тропикам – это слишком жарко. Я уже соскучился по прохладе, хочется октября с желтыми листьями. А если еще и заморозки – будет вообще прекрасно.
Во-вторых, азиатская и европейская культуры – это две большие разницы. Слишком мало точек пересечения. Я понимаю, когда филиппинцы даже не слышали о Достоевском. Но совсем не знать Шекспира, Теккерея или Диккенса – это уже чересчур. Раз Филиппины ориентированы на США, здесь должны знать хотя бы Драйзера, но нет, не слышали. Я не говорю, что это плохо. Просто разница культур слишком велика. Дело даже не в том, что в Азии ты всегда будешь чужим. Важнее другое: ты захочешь пошутить – а тебя не поймут. Даже такие продвинутые страны, как Япония или Южная Корея, – это совсем другой мир. В Азии можно пожить какое-то время, но остаться навсегда – это не для меня.
Я понимаю, что пока не нашел страну, в которой хотел бы жить. Может быть потому, что все еще надеюсь: в России что-то поменяется, и я смогу вернуться.
– Что должно измениться в России, чтобы вы вернулись?
– Полностью смениться политический режим. Для начала хотя бы наш несменяемый царь должен уйти со своего поста, а Навальный – выйти на свободу. Дальше уже можно будет посмотреть. Если в России снова наступит девяностый год, появится какой-то новый Ельцин, начнутся миллионные демонстрации в Москве, то я куплю билет и полечу во всем этом участвовать. Но если в ближайшие 3–4 года ничего из этого не случится, то, наверное, уже не будет никакого смысла возвращаться. Мне не хочется жить и растить детей в некоем подобии гниющей Венесуэлы. Или, как Гаврош, собирать патроны в корзинку, чтобы тебя потом все-таки подстрелили. Я считаю, что для своей страны нужно жить, а не умирать.
Последний раз я был в России в сентябре прошлого года. У меня заранее были куплены билеты на 26 сентября, но всё равно все четыре дня после начала мобилизации я боялся, что не смогу улететь. А теперь и вовсе не вижу смысла приезжать в Россию хотя бы ненадолго. Я, конечно, понимаю, что режимы такого типа, как путинский, не закрывают границы – для них предпочтительно, чтобы все несогласные уехали из страны. Все автократии выбирают этот путь. Но Россия очень быстро скатывается в диктатуру, а значит, все может измениться. Если завтра объявят закрытие границ, что я буду делать? Я понимаю, что этот шанс стремится к нулю, но он все же есть.
К тому же я считаю, что долг каждого честного человека из России сейчас – постараться иметь как можно меньше общего с путинским режимом. Понятно, что не все могут вот так взять и уехать из страны. Но если есть хоть малейшая возможность, то, как мне кажется, лучше искать себя на других берегах.
– Ваши родители остаются в России. Они разделяют ваши взгляды?
– Пропаганда их, конечно, обрабатывает, поэтому я периодически слышу от них такие странные утверждения, как "Если бы мы не заняли Крым, то там бы уже стояли базы НАТО". Но и я не молчу, тоже постоянно с ними работаю. Я никогда не пытаюсь спорить, ругаться, просто привожу свои доводы. Задаю простые вопросы: например, почему мы 20 лет встаем с колен, а живем так плохо? Или почему рубль упал? Результат есть: на последних выборах родители уже не голосовали за Путина. А сейчас они настроены так: "Молодец, сынок, что уехал. Мы все равно уже никуда не двинемся, а ты давай, держись подальше от всего этого. Это очень хорошо, что ты не в России". Они счастливы, что я не пойду под Бахмут убивать людей и не собираюсь ни за кого умирать.
Знаете, мои детские годы пришлись еще на времена СССР. Читать я научился в 5 лет. И первая книжка, которую я прочитал, были воспоминания Мусы Гареева "Штурмовики идут на цель". С той поры я мечтал стать летчиком и, повзрослев, отучился на пилота спортивного самолета. Я всегда восхищался подвигом, который совершил наш народ в годы Великой Отечественной войны. Читал воспоминания, письма фронтовиков. Я на этом вырос, искренне любил и восхищался каждым героем. Именно из-за этого пошел учиться на истфак. А потом начались эти ленточки колорадские – георгиевские… Мы всегда говорили, что война никогда не должна повториться, а потом своими руками устроили ад в другой стране. И теперь все, что связано с "великой победой", вызывает у меня лютое отторжение. Считаю, что нужно отменить 9 Мая, объявить этот праздник Днем скорби. Пора вспомнить, что жизнь каждого человека – это главная ценность, ничего важнее этого нет.
"В Нигерии, на удивление, демократия"
Арнольд из Москвы переехал в Нигерию в декабре 2022 года. В ближайшее время к нему присоединится жена с маленьким ребенком.
– Я работаю в немецкой химической компании, самой большой в мире. После начала войны она закрыла свои офисы в Москве и Белоруссии, – рассказывает Арнольд. – Мне предложили несколько вариантов релокации, одним из них была Нигерия. Мы обсуждали с семьей, что выбрать, и в итоге склонились к этому варианту, хотя на тот момент я почти ничего не знал об этой стране. Я раньше никогда не был в Африке, тем более в этом регионе, Суб-Сахара – ниже Сахары. Все сведения черпал из ютуба.
Когда работаешь на мультинациональную компанию, периодически всплывает разговор о переезде. Но до февраля 2022 года я никуда уезжать не собирался. А если бы и согласился на переезд, то в Германию, которая хорошо знакома. И конечно, из спокойной ситуации я бы никогда не рассматривал такой регион, как Нигерия. Да и вообще, какие переезды, куда, почему? У меня ребенку год. Я дом построил, в котором один день прожил и уехал… Если бы не ситуация в стране, ни в какой Нигерии я бы не оказался.
– Какое у вас сейчас сложилось представление о Нигерии?
– Очень сложно описать, потому что это совсем другой мир. По ментальности, по еде, по климату – по всему. Нигерия – страна, как и все африканские, довольно бедная. Но она самая богатая в Африке, с очень похожей на российскую структурой экономики. Нефть и газ – основной источник дохода, Нигерия пятая по объемам добычи в мире. Огромное население, о чем я, к своему стыду, не знал, – 240 млн человек. А город Лагос, где я сейчас живу, – это гигантский город с 25 млн населения. Если считать его отдельно от Нигерии, то он был бы третьей экономикой Африки. Но и все африканские прелести здесь тоже есть. Довольно высокий уровень бедности. Проблемы с безопасностью. Болезни – я 8 прививок сделал перед отъездом. И все-таки Лагос очень-очень сильно отличается от остальной страны в целом – и по безопасности, и по всему на свете. История, близкая к российской: Москва – не Россия, а Лагос – не Нигерия.
– Каков уровень доходов нигерийцев?
– В сельской местности средняя зарплата около 50–100$ в месяц. В городах – очень по-разному. В Лагосе выше, чем в остальных. 400–500$ считаются нормальной зарплатой. Мне кажется, это на уровне региональных городов России девяностых. У меня вообще много ассоциаций с Россией конца 90-х, до того момента, как потекли нефтяные деньги. В Москве тогда зарплаты были около 300$, здесь чуть побольше.
Но, опять же, Лагос – город контрастов: в нем и очень богатые люди живут, и очень бедные. И, конечно же, здесь значительно грязнее. Когда я впервые увидел всю эту грязь, то вспомнил, что и у нас было так же, пока не начали понемногу приводить в порядок города. Вспоминать тот же Питер конца 90-х вообще страшновато, он совсем был неухоженный. И в Лагосе такая же бедность и грязь, бросающиеся в глаза. Есть и своя специфика: здесь очень тепло, поэтому люди могут жить просто на улице. Когда я утром еду на работу, то вижу прекрасный океан, а на обратной дороге – самые большие в мире трущобы на воде. Около ста тысяч человек живут просто в сараях на сваях. Это такая Венеция для бедных.
– Средний класс в стране есть?
– Есть, но в минимальных количествах, в этом-то и проблема. Когда я рассказываю, что путешествовать по Африке безумно дорого, люди удивляются. На это действительно так: если тебе нужен хоть какой-то уровень сервиса и комфорта, то это обойдется очень-очень дорого. И, как мне кажется, одна из основных причин этого – отсутствие спроса со стороны среднего класса, которого в стране практически нет.
– Уровень безопасности тоже сравним с Россией девяностых?
– Здесь своя специфика, довольно серьезная. В Нигерии незатихающий конфликт Севера с Югом на религиозной почве. Мусульманское население живет на Севере, христианское – на Юге и в центре страны. Бесконечная контртеррористическая операция продолжается с разной степенью активности. А одна из разновидностей местного бизнеса – это киднеппинг. Нигерия – первая в мире этому показателю, на нее приходится процентов тридцать всех похищений людей в мире. Но опять-таки степень риска очень сильно зависит от региона, где ты находишься. На Севере, в центре риск значительно выше. А Лагос считается довольно безопасным. Случаи похищения в Лагосе – это вообще нонсенс, сразу все встают на уши.
И все же с безопасностью проблемы, поэтому приходится все время передвигаться исключительно с охраной. Мой водитель – по совместительству и охранник. Сам водить машину я не могу, передвигаться одному, без водителя, тоже нельзя – контракт все это запрещает. После шести вечера лучше уже быть дома. В некоторые районы страны правила нашей компании вообще запрещают не только путешествовать, но и приезжать на деловые встречи.
Дом, где мы живем, огорожен, серьезно охраняется. Бассейн, спортзал – все это внутри, под охраной. Плюс он расположен на острове, который считается одним из самых безопасных мест в Африке в целом. Европейское население Лагоса только здесь и живет. На континенте, где расположен основной город, селиться нельзя.
– По сути, это жизнь в охраняемой резервации?
– Да, в резервации внутри резервации. И сам по себе Лагос такой, и мы, иностранцы, живем еще и внутри физически отделенного от остального города месте.
– Как в Нигерии относятся к иностранцам?
– На уровне государства все очень сильно зависит от индустрии и регионов: где-то ждут иностранцев, где-то заинтересованы в том, чтобы работали местные. В Лагосе супернехватки специалистов нет. Европейских лиц очень мало, единицы.
Многое зависит и от того, откуда ты. Так, в Нигерии, чему я был очень удивлен, крайне негативное отношение как к самим китайцам, так и к китайскому бизнесу как таковому. Дело в том, что китайские компании, заходя на африканский рынок, выкидывают из экономических взаимоотношений местных, полностью переключаясь на своих соотечественников. Это никому не нравится.
На уровне бытовом… Скажу так: русских любят значительно больше, чем любых других иностранцев. Меня несколько раз пропускали без очереди на паспортном контроле, когда видели российский паспорт.
– Как думаете, в чем причина особого отношения к россиянам?
– Так сложилось исторически, еще со времен Советского Союза, который поддерживал деколонизацию. СССР остался в памяти африканцев как хорошая страна. Еще бы: дают денег, обратно потом не просят и т. д. К тому же один из первых президентов Нигерии, Муртала Мухаммед, выбрал как основу независимости страны движение к социализму, говорил, что нужно идти в сторону СССР. Он был убит и стал национальным героем. А вокруг социализма, Советского Союза и его наследницы России сложился ореол упущенной возможности.
– Нападение на Украину сказалось на отношении к России?
– Войну здесь обсуждают очень мало, в основном на уровне теорий заговоров – что все не так однозначно и т. д. Никто не вникает в предысторию и историю конфликта. Россию считают страной, которая одна героически противостоит превосходящим силам противника. Все видят, что ее никто не поддерживает, но воспринимают ситуацию как что-то из древнегреческих мифов, когда герой один сражается со всем светом. Поэтому симпатии, скорее, на стороне России.
А в целом европейские разборки кажутся африканцам странными и неуместными, особенно когда они ухудшают благосостояние двух стран. Такое здесь считают вообще дичью. Когда рассказываешь, сколько компаний ушло с российского рынка, они крутят пальцем у виска: как можно было до такого довести? В Нигерии пытаются привлечь всех, кого только можно, а мы разбазариваем.
– Как в стране со сменяемостью власти?
– В феврале прошли очередные выборы. Смена власти – это в Нигерии всегда очень напряженный момент. Но в этом году если не полную демократичность выборов, то довольно высокий ее уровень обеспечила армия. Военные заявили, что не будут поддерживать никого из кандидатов, а если кто-то попробует вмешаться, то они разберутся с нарушителем. В результате люди смогли проголосовать спокойно, все прошло довольно безопасно (на выборах победил не действующий на тот момент президент). Так что можно утверждать, что в Нигерии, на удивление, демократия. Со своей спецификой, но демократия. И сменяемость власти здесь есть.
– Есть ли в Нигерии независимая пресса?
– Показательная ситуация была месяц назад, когда одна из местных газет опубликовала статью, что Центробанк будет менять свою позицию относительно фиксации курса местной валюты – найры. Это очень болезненный вопрос для местных. Центробанк после этой публикации выпустил пресс-релиз, что это полная чушь. Началась ожесточенная перепалка в СМИ, после которой, что самое удивительное, чиновники были вынуждены извиниться и признать, что процесс действительно идет.
В целом, как мне кажется, здесь открытая пресса – с критикой власти, с живой реакцией на происходящее. Нет событий, включая беспорядки, на которые пресса бы никак не отреагировала.
– А каков уровень коррупции?
– Безумный. Это Африка, здесь без этого вообще ничего не двигается. Как только иностранец прилетает в страну, с него уже на паспортном контроле в каждом окошке требуют денег. Но я в уникальной ситуации, поскольку на российский паспорт реакция совсем другая. А вот у моего индийского коллеги каждый раз стресс от происходящего на границе.
Здесь вообще очень своеобразное отношение к европейцам. Полицейские или сотрудники ДПС, например, могут потребовать взятку, но если ты не поддаешься панике, не начинаешь тут же доставать деньги, то тебя предпочитают отправить восвояси, потому что случайных европейских лиц здесь обычно не бывает. Туризма как такового в стране нет. А значит, с вероятностью 90% европеец в Нигерии работает на высокой должности и в крупной компании. Да еще и хорошо зарабатывает, ведь мало кто согласится поехать сюда за три копейки. Поэтому мне сложно оценить бытовой уровень коррупции, ведь, видя меня, вымогатели предпочитают ретироваться.
– Почему в Нигерии нет туризма?
– Причин много. Во-первых, огромные проблемы с логистикой. Национальные парки есть, и отличные, но добраться туда – это что-то с чем-то. Во-вторых, проблемы с безопасностью. Когда человек выбирает, куда поехать, и видит, что Нигерия – страна №1 по похищениям людей, то, наверное, он предпочтет не приезжать в такую страну. Для сравнения: недавно я был в Гане, и там огромное количество туристов, потому что страна безопаснее.
– Как бы вы охарактеризовали ситуацию в Нигерии? Страна развивается, стагнирует или катится в хаос?
– Очень многое зависело от последних выборов. Сейчас к власти пришел человек, который был губернатором Лагоса и, по слухам, за это время стал одним из самых крупных землевладельцев. Люди говорят, что он явно был нечист на руку и чем-то напоминал Лужкова: многое делал и зарабатывал на этом тоже очень много. Но, как ни удивительно, придя к власти, стал решать наболевшие проблемы страны. Начал наотмашь рубить коррупционные схемы. Например, отменил субсидии на топливо. Как выяснилось, субсидированное топливо уходило в соседние страны: расходы несла Нигерия, а бенефитами пользовались Камерун, Того, Бенин и пр. Привел в соответствие официальный и неофициальный обменные курсы валюты. Начал решать проблему с собственной нефтью: Нигерия – пятая в Африке по объемам экспорта нефти, а ни одного нефтеперерабатывающего завода в стране нет. Весь бензин и дизель приходится закупать за границей. Теперь же строится и в конце года должен запуститься самый большой в мире нефтеперерабатывающий завод.
Решается и вопрос с нехваткой электроэнергии. Раньше только госкомпании могли продавать электричество. Новый президент снял это ограничение и приглашает заняться электрификацией частных инвесторов. На поддержание электросетей в Нигерии тратят огромные деньги, но все это разворовывается, и в результате электричество отключают по 6 раз на дню. В каждом доме приходится ставить дизель-генераторы. А все потому, что, когда поставщик один, да еще и нечистый на руку, ему нет смысла поддерживать качество.
В целом, новый президент пока принимает очень хорошие решения. Однако ему нужно быть супердипломатом, ведь он очень много кому наступил на ноги. Плюс мало объявить реформы, нужно еще и добиться их воплощения. Посмотрим, как у него это получится. Мои коллеги-нигерийцы настроены очень позитивно. И население в целом пока президента поддерживает: даже когда после отмены субсидий цена на бензин выросла втрое, беспорядков в стране не было.
– Насколько сложно адаптироваться к жизни в Нигерии на бытовом уровне?
– Здесь все сложно. Приведу лишь один пример – с получением ввозных документов. У меня контейнер с вещами приехал из России, так на растаможку взяли 15 рабочих дней. Что они с ним две недели собираются делать, не понимаю. Когда после такого ты окунаешься в сделки в Германии, то понимаешь, насколько там все просто: как договорились, так и сделали. А здесь нужно применять много креатива на каждом шагу.
При этом даже Германия – это провал по сравнению с российскими сервисами. Интернет, онлайн-банкинг, доставки, общественный транспорт – в сравнении с Москвой там все хуже. А в Нигерии с этим вообще беда. Сервис очень не для слабонервных, и уж точно не для москвичей. Оформлением моего ВНЖ занималась компания, от меня почти ничего не было нужно, и все равно я заскучал по "Моим документам". А по Госуслугам так просто всплакнул. Как здесь все оформляется, это абсолютная дичь.
В Нигерии нет даже элементарных бытовых удобств, которые кажутся нам совершенно естественными. Например, интернет не только очень дорогой, но и безобразного качества, работает через пень-колоду. А в каждом роутере есть батарейка, чтобы он часик поработал при отключении электричества. Я плачу в 4 раза больше, чем в Москве, а получаю скорость раз в 10 меньше. И так на каждом шагу. К хорошему быстро привыкаешь, и после Москвы в Нигерии очень тяжело.
– Следят ли в Африке за так называемой "зерновой сделкой"?
– Конечно, и очень внимательно, ведь до вторжения России Украина была крупнейшим поставщиком пшеницы. Любое изменение цен на продукты в Африке воспринимают очень болезненно, поэтому за зерновой сделкой не только следят, но и придумывают пути обхода. Буквально на днях Украина объявила, что собирается построить зерновой терминал в порту Лагоса. Министерство аграрной политики и продовольствия Нигерии надеется, что строительство этого терминала позволит и в будущем бесперебойно поставлять украинскую сельхозпродукцию не только в Нигерию, но во все страны Африки. Если Украина не сможет возить зерно, это поставит под угрозу продовольственную безопасность всего континента.
– Что должно измениться в России, чтобы вы вернулись?
– Поверьте, я постоянно задаю себе этот вопрос… Думаю, теперь я буду относиться ко всему происходящему в России с большой опаской. Тем более что любимое государство придумывает все больше подтверждений тому, что лучше пока не задумываться о возвращении. Как только пришла в голову мысль: а что, может быть, пора домой? – как тут же начинают "музыканты" какие-нибудь бременские путешествовать по России.
Честно говоря, скорее всего, мы уже не вернемся. Мы проделали большой путь, переезд – это уйма головной боли для меня, для всей семьи. А главное, у меня есть внутреннее чувство, что даже если в России вдруг все закончится – хотя я не вижу, как это может произойти… Но допустим, что вдруг всё – мир, дружба, жвачка, все возвращаемся. И всё равно останется страх, что через какое-то время ситуация повторится. Ведь у нас каждые 25 лет волна эмиграции из России. Конец XIX века, философский пароход 1920-х, потом после Второй мировой, отъезд евреев в 1970-х, потом волна девяностых. Мы уже пятая итерация уезжающих… Поэтому мы с семьей, наверное, будем уже всерьез думать об окончательном переезде в спокойную европейскую страну с хорошим уровнем образования.
В компании, где я сейчас работаю, такие командировки, как в Нигерию, не бывают надолго. Стандарт – 3 года плюс один. Если ты согласился поехать в такой регион, считается, что ты молодец, помог компании, и потом она поможет тебе устроиться. Так что через 4 года двинем куда-нибудь еще. А после Нигерии удивить меня будет нечем. Что может быть сложного в любой другой стране после такого опыта? Абсолютно ничего.
"Кения – это Россия в девяностые"
Михаил Ляпин из Мурманска, предприниматель и автор телеграм-канала о бизнесе в Африке, в феврале 2022 года вместе с женой переехал в столицу Кению Найроби.
– Это наш первый опыт жизни за пределами России в течение длительного срока, не в турпоездках, – рассказывает Михаил. – Я уже жил в Кении в 2017–2020 годах: мы с партнерами реализовывали один проект, и у меня осталось хорошее впечатление о кенийском рынке. Тогда я вышел из проекта, но, когда стало понятно, что происходит в России, решил вернуться и остаться здесь. Теперь мы развиваем технологический бизнес – так называемый финтех. Занимаемся тем, что кредитуем микропредпринимателей. В африканских странах почти нет крупных компаний, из-за этого очень большие проблемы с занятостью, и многие безработные работают на себя. Кто-то чистит ботинки, кто-то продает хот-доги на улице, кто-то организует свадьбы или водит такси – все это наши клиенты.
– Почему изо всех стран мира вы выбрали именно Кению?
– Мы пробовали работать в Юго-Восточной Азии и в ряде стран Латинской Америки. Латиноамериканцы хронически не платят по долгам. С азиатами как с клиентами все хорошо, но там одна страна – один язык, в каждой свой. А в бывших африканских колониях очень удобно: почти все знают один из двух языков – или французский, или английский.
Анализируя страны Африки, мы поняли, что не хотим заходить в северную, арабскую часть континента – Алжир, Египет и т. д. Восток – дело тонкое, и север – это особый регион, отличающийся от остальной Африки. На юге ключевой рынок – это ЮАР, развитая страна, фактически европейская по уровню развития и государственной регуляции, хоть там все еще остаются следы апартеида. А нам нужны были нищие страны, которые были бы такими же, как Россия, но лет 25–30 назад. Под этот критерий лучше всего подходит Субсахарная Африка (Африка южнее Сахары). В ней два основных хаба – Нигерия и Кения. В Нигерии небезопасно – тебя могут похитить и вымогать деньги. В Кении тоже не слишком безопасно, но комфортнее, чем в Нигерии. И уж в любом случае безопаснее, чем в большинстве стран Латинской Америки.
Если у тебя есть деньги, в Кении ты можешь обеспечить себе приемлемый уровень комфорта. Мы с женой живем в коттеджном поселке, вокруг природа, но также и забор с колючей проволокой, охрана и т. д. Разумеется, мы можем беспрепятственно выходить или выезжать за пределы поселка. А чтобы не попадать в опасные ситуации, нужно просто соблюдать базовые правила. Например, следить за своими вещами, убирать телефон в карман в общественных местах. После 7 вечера передвигаться только на машине, не пешком. И не ездить в небезопасные районы.
Эти простые правила точно такие же, как в странах Европы. Мой партнер сейчас живет в Португалии и убедился, что там очень высокий уровень криминала. В Москве, Лондоне или Нью-Йорке тоже есть районы, где можно нарваться на приключения. А в Кении в течение дня практически везде абсолютно безопасно.
– Если сравнивать с Россией, насколько беднее жители Кении?
– Нужно учитывать, что в России процесс урбанизации уже практически закончен. А здесь в городах живут лишь 20% кенийцев, урбанизация еще идет. В деревнях ежемесячный доход на одного работающего составляет 100–120$. Это медианный показатель, т. е. наиболее часто встречающийся. А в городах это 200–300$.
В России в глубинке зарабатывают примерно так же, но при этом уровень поборов с населения – скрытых налогов, комиссий и прочего, – в Африке, конечно же, гораздо больше. Кенийцы зарабатывают сопоставимые с россиянами суммы, но после всех вычетов в кармане у них остается намного меньше.
Бедных в Кении – 95% населения. Средний класс не очень большой, около 2,5%. И меньше полупроцента – это очень богатые люди.
– Как кенийцы относятся к иностранцам?
– Бедных людей в Кении становится все больше, поскольку темпы демографического роста колоссальные. А бедные люди во всем мире склонны и жить, и думать сегодняшним днем. Это везде так. Поэтому очень часто местные воспринимают любого иностранца как банкомат на ножках. Они видят в тебе исключительно источник денег, не думают о том, чтобы выстроить длительные партнерские отношения, поэтому риск попасть на мошенничество очень высок. Это не потому, что они африканцы, а просто потому, что они бедные. Конечно, многое зависит от того, к какому племени принадлежит человек – в Кении их 45, а также от его конкретного опыта. Но в целом обмана много.
– Значит, пиетета перед "белым человеком" нет?
– И пиетет есть, и уважение есть. В России, в какой-либо западной стране или в Китае простому предпринимателю нереально встретиться с президентом – с Путиным, Байденом или Си. А в Кении это вполне возможно. Я знаю, что за месяц могу организовать встречу даже с самым высокопоставленным чиновником. Почему? Потому что я белый, а значит, у меня есть образование, корпоративный опыт, и, если дойдет до какого-то совместного начинания, вероятность успеха будет выше. Чиновники уважают то, что со мной можно заработать денег. Пиетет есть, но есть и желание одним глазом заглянуть ко мне в карман и, может быть, что-то получить. Одно другого не исключает.
– Настолько высокий уровень бедности в стране не мешает бизнесу?
– Нет, здесь можно иметь сверхприбыль. Африка сейчас очень доходный континент, сравним с Россией девяностых: нет никаких ограничений, слабые законы, слабая регуляция… Мне здесь очень нравится. Я считаю, что именно Африка – это территория настоящей свободы, а не, скажем, США. Тут действительно можно все – конечно, если ты белый (смеется).
Кроме того, я стартапер: создаю IT-компании и потом их продаю. А IT-компания, созданная в Восточной Европе, оценивается с меньшим мультипликатором, чем такая же компания в Африке. От Африки сейчас все чего-то ждут, а от Западной и Восточной Европы в финансово-технологической нише уже никто ничего не ждет. Это рынок более стабильный, зарегулированный, с меньшим уровнем доходности. А я люблю фронтир, люблю рынок, где я пират, где моя компания может быть оценена в 10 годовых прибылей, а не в 3–5. Это означает, что мне и дальше нужно быть на фронтире, на Диком Западе, – а это сейчас Африка. Полагаю, что из развивающихся рынков африканский сейчас самый перспективный.
– Что с коррупцией?
– Она есть везде, во всем мире, и в Кении тоже. Но здесь своя специфика: взятка выполняет скорее функцию социальной смазки. Я плачу тебе взятку, потому что ты хочешь, чтобы я показал свою слабость перед тобой, свою зависимость от тебя, поэтому я должен "смазать" наши социальные отношения. Так проще начать разговор и быстрее получить результат.
Что касается больших взяток за суперсерьезные проекты – они тоже, безусловно, есть. Если вы захотите построить порт или шоссе, коррупционной схемы не избежать. И китайские, и российские, и американские компании – все платят взятки, работая на африканских рынках.
– Как думаете, у Кении есть будущее?
– Не только Кения, но и весь макрорегион сейчас очень сильно настроен на консолидацию, чтобы отстаивать свои общие интересы. Медленно, но все же формируется Восточноафриканское сообщество. Усиливаются политические позиции местных правительств. Еще 10–15 лет назад страны Африки, по сути, оставались колониями. Многие министры были куплены другими странами – одни азиатскими, другие западными. Причем они даже этого не скрывали: ты приходил к министру, а он тебе открыто говорил: "Я сижу на зарплате вот у этих, и тебе со мной ничего не светит, потому что ты из России". Сейчас ситуация меняется.
Однако для серьезных перемен важно, чтобы были люди, заинтересованные в том, чтобы Кения становилась богаче. Сейчас местные руководители в основном комбинируют заинтересованность в собственном доходе с интересами страны. Западные страны традиционно интересует выкачивание ресурсов, как происходило в Мали, Буркина-Фасо, ЦАР или в Нигере. ООН, азиатским странам или странам СНГ сильная Африка тоже не нужна. Поэтому только местные лидеры смогут изменить ситуацию на континенте к лучшему.
При этом популяция увеличивается, и это означает, что будет расти и количество бедных людей. С другой стороны, идет урбанизация – значит, люди будут потихоньку становиться в среднем богаче. Растет и качество образования у местных. Сейчас появляются умные, сильные африканские предприниматели, с западным опытом в том числе. Это очень классно, потому что, я думаю, они более прочих заинтересованы в развитии Африки и африканцев. Я ожидаю, что со временем они будут становиться у руля стран. Если раньше здесь правили семейные династии на зарплате у бывших метрополий, то теперь это могут быть действительно независимые кандидаты. И результат уже есть: несмотря на пандемию и войну в Украине, ВВП имеет тенденцию к росту во многих африканских странах. Так, например, рост ВВП в Эфиопии до недавно закончившейся гражданской войны был порядка 8–12% (в период восстановления после войны – рост ВВП лишь 5–6% в год), в Кении – порядка 6%. Это очень круто – рост африканских экономик впервые после колониальных времен идет быстрее, чем во всех других макрорегионах.
Важный нюанс: одновременно растет и внешний долг африканских стран. И вот вопрос: смогут ли они наращивать ВВП быстрее, чем растет их внешний долг? Основа – она в этом. Если не смогут, значит, будет нарастать инфляция, формироваться пузыри, последует цепочка дефолтов. Пока у стран Африки получается бежать быстрее, но посмотрим, как будет дальше. Возможно, они все же смогут закрывать свои внешние долги.
– Вы начали учить суахили. Значит, планируете остаться в Кении надолго?
– Жалею, что не начал учить раньше. Может, я поживу где-то еще – скажем, в Сенегале или Намибии, но в ближайшие года два я останусь здесь, в Кении, и выучить суахили будет не вредно.
Допускаю, что я и дальше останусь жить в Африке. Тут классно, мне очень комфортно жить и работать. И к тому же это один из немногих макрорегионов, где мне, носителю паспорта РФ, рады и где нет выраженной культуры отмены по этническому признаку. Надеюсь, что так будет и дальше.
– Что с визовой политикой? Она позволяет остаться надолго?
– В африканских странах исторически сложилось так, что есть много самых разных ограничений, цель которых – ограничить приток иностранцев. Во-первых, если ты иностранец, тут дорого жить, потому что тебе нужен достаточно дорогой жилой комплекс с охраной, и медицина для тебя дорогая и прочее. Я в Кении трачу больше, чем тратил за месяц в Москве.
Среди прочих ограничений есть и визовое. Ты можешь приехать в Кению на 3 месяца по туристической визе, потом продлить ее еще на 3 месяца, а потом выехать за пределы страны и въехать обратно. Пока так, с визаранами, жить можно, но рано или поздно это закончится. Но самое главное, что всё это время ты не можешь работать официально. А ВНЖ, дающее право на работу, во многих африканских странах стоит дорого. В Кении – порядка 4–6 тысяч долларов на семью. Это, считай, заградительная мера.
Каждые два года ты должен продлевать ВНЖ. Но если его продлили 3 раза, то в четвертый раз ты уже имеешь право на получение постоянного вида на жительство. Такое ВНЖ – это уже почти гражданство. Ты только голосовать не можешь, все остальное доступно.
Мы с женой получили ВНЖ, но многие экспаты живут на туристической визе, поскольку она гораздо дешевле – 50$ на 3 месяца.
– Вы сказали, что иностранцу в Кении жить дорого. Каков порядок цен?
– В среднем, аренда жилья для семьи из двух человек плюс ребенок обойдется от 1 до 3 тысяч долларов, но многие платят и 6, и 7. Цена зависит, например, от локации, возраста дома, наличия мебели или от типа нагревателя воды. Пойдет ли горячая вода из крана сразу, или нужно подождать минут 20 – это тоже влияет на цену. Примерно 1500$ уйдет на еду. Если нужен автомобиль, то заплатить за него придется минимум в 2 раза дороже, чем в России, США или Японии. Африканские страны, как правило, являются отстойниками для б/у автомобилей из Японии: по местной статистике, 95% ввозимых автомобилей – это бывшие в употреблении японские автомобили возрастом 4–6 лет, пошлины на которые значительно ниже, а новый автомобиль облагается очень высокими пошлинами. В круглую сумму выльется и бензин: в Кении он самый дорогой в Африке. Сейчас я плачу за литр примерно 1,4$ – примерно как в западноевропейской стране. Интернет тоже дорогой: за 30 Гб мобильного интернета я плачу в районе 25–30$. Широкополосный интернет еще дороже: 10 Мб обходится мне в 50$. Сейчас я собираюсь вдвое повысить скорость, и это будет стоить уже около 100$.
Но все это обратная сторона того, что ты имеешь здесь более высокий доход. В Африке норма доходности на вложенный капитал выше, чем в развитых странах, в практически любом массовом типе бизнеса. И это не единственный бонус. Тут достаточно комфортно жить, потому что вокруг красивая природа. Плюс ты не конкурируешь с другими европейцами с хорошим образованием и корпоративным опытом. Ты конкурируешь с двоечниками и обыгрываешь всех просто на классе. Если в Москве ты был троечником, то тут вырвешься вперед просто из-за уровня управленческих навыков и прочего. Всё это очень похоже на воспоминания экспатов о жизни в России в девяностые.
– Красивая природа вокруг – это здорово, но насколько безопасно путешествовать по Кении?
– Есть места, куда ездить не нужно, чтобы избежать лишних приключений. Так, поскольку Кения граничит с Сомали, приграничные территории лучше не посещать. Но страна очень большая, по территории больше, чем Франция, и красивых локаций очень много. В целом за пределами больших городов все достаточно безопасно. Чем дальше от больших городов ты уезжаешь, тем меньше нужно бояться людей и тем больше опасаться местной фауны, в первую очередь бегемотов и буйволов.
– Что должно измениться в России, чтобы вы решили вернуться?
– Мы делаем продукты для зарубежных рынков, и потому нам было полезнее работать в тех локациях, в которых война не может влиять на нашу работу. Международный венчурный бизнес точно не случается, если ты работаешь из горячей точки. В том числе поэтому после 24 февраля я принял решение переехать в знакомую мне Кению и жить тут в ближайшие годы.
Война – огромная трагедия русского и украинского народов, а значит, и моя тоже. Очень жаль пострадавших мирных жителей, в том числе десятки моих друзей – граждан РФ и граждан Украины. Мне кажется, что обе стороны натворили за последние 20–30 лет достаточно ошибок, чтобы эта война началась. А сейчас нужно сделать так, чтобы она уже наконец закончилась. Любая война всегда мешает вести бизнес и развивать экономику, и эта война не исключение.
