Минюст России включил в реестр НКО – иностранных агентов региональную национально-культурную организацию "Туба калык" ("Тубаларский народ"). Тубалары – малочисленный коренной народ, издавна проживающий на территории нынешней Республики Алтай. Возрождением их культуры и сохранением традиционных мест обитания и занимается организация "Туба калык".
Теперь тубалары гадают, за что именно их объявили иноагентами: за грант от Всемирного фонда дикой природы (WWF) или за борьбу с "черными лесорубами", которые бесконтрольно вырубают тайгу на Алтае. Сибирь.Реалии побывали в Республике Алтай и познакомились с жизнью новых "иноагентов".
– Я ехал на машине, когда вдруг мне начали приходить эсэмэски и поступать звонки. Все спрашивали, знаю ли я о том, что стал иноагентом, и что я об этом думаю, – вспоминает Таир Бодрошев, представитель национально-культурной общественной организации "Туба калык" ("Тубалары"). – Сначала я подумал, что, может быть, это фейк, шутка какая-то. Может, кто-то таким образом решил поиздеваться над нами, тубаларами. Я остановил машину, зашел на сайт управления Минюста по Республике Алтай и увидел, что наша организация действительно внесена в список иностранных агентов. У меня был шок. Я не мог понять, что мы могли сделать против нашего государства, против нашей Республики Алтай?
Тубалары (туба) – малочисленный тюркоязычный народ. Традиционно проживают в северных районах Республики Алтай: Чойский, Турачакский, часть Майминского, вдоль реки Бия до Телецкого озера. Согласно переписи населения 2010 года, в России проживали около 2000 тубаларов. Из них 98% – в Республике Алтай.
История народа тубалары до конца не изучена, в ней много белых пятен. По одной из версий, в XIII веке, во время завоевания Алтая войсками Чингисхана, часть алтайцев покорились монголам и частично ассимилировались с ними, а тубалары ушли в Прителецкую тайгу.
– Наш язык практически искоренили, – говорит Виктор Коюков, фермер из села Красносельск Чойского района. – В 70–80-е годы моим родителям не разрешали в школе говорить на родном языке. Притесняли их. Мы с женой еще понимать понимаем, а вот говорить уже не можем. А наши дети уже не понимают значение слов. У меня внучка английским владеет, а тубаларским – нет. Я ей наш букварь подарил, она его изучает. Может, чему-то научится, может, что-то и удастся сохранить.
– Вопросы о возрождении нашего языка, культуры, истории стоят очень остро, – рассказывает Людмила Бадрошева, жительница села Уймень. – Благодаря "Туба калык" был издан русско-тубаларский словарь, создана тубаларская азбука. Они организовали несколько экспедиций. Приезжали к старым людям, истинным носителям языка, общались с ними, записывали наши сказания. Выпустили несколько дисков традиционных тубаларских напевов. Мы в школе эти диски включили, и одна из девочек вдруг говорит: "Это же моя бабушка поет". И действительно, пела Наталья Унчакова, к сожалению, она уже умерла, а записи с ее напевами остались. Понимаете, какую огромную работу проделали эти ребята из "Туба калык"! Теперь в каждой школьной библиотеке можно взять словарь и учить тубаларский язык, можно слушать песни. Когда я узнала, что их объявили иноагентами, мое сердце плакало.
– Я последние три года чего-то подобного ожидала, – делится своими мыслями Анастасия Тодожокова, старейшина народа тубалары, заслуженный деятель науки Республики Алтай. – Мы выиграли грант ООН на сохранение нашей культуры и языка. Вот тогда-то и попали в поле зрения наших фискальных органов. Нас крутили, вертели, все до последней бумажки проверяли. Ходили вокруг да около, но тогда у них, видимо, совести хватило, все-таки грант-то был ооновский. После тех событий у меня в сердце поселился страх. Все ждала вот-вот…
– Грант, который нам сегодня ставят в вину, мы получили от Всемирного фонда дикой природы (WWF), – продолжает Анастасия Тодожокова, – 450 тысяч рублей. По моим данным, у нас в республике еще шестнадцать (!) общественных экологических организаций работают с грантами этого фонда. Более того, правительство Республики Алтай в 2007 году подписало соглашение с Фондом дикой природы, в 2019 и 2021 годах эти договоренности были пролонгированы дополнительными соглашениями. Но иноагентами в итоге стали мы.
– Когда я увидел нашу организацию в реестре иноагентов, сразу поехал в управление Минюста по Республике Алтай, – рассказывает Таир Бодрошев, – там мне сказали: "Да, мы и сами только час назад узнали об этом. Как что-то прояснится, мы вас известим". Сегодня утром получил от них письмо. Там написано: "Управлением (Минюста РФ) проведен мониторинг деятельности… "Туба калык", в ходе которого установлены факты … участия в политической деятельности. Формы политической деятельности определены законом "О некоммерческих организациях". Я изучил этот закон. Экологическая и этнографическая деятельность, которой мы занимаемся, политической не является. Мы никогда не организовывали митингов, не ходили с плакатами, мы не участвовали в выборах. Мы всегда были за целостность России и Республики Алтай.
– Ну, конечно, это полный бред, какие они иностранные агенты, – говорит Александра (имя изменено), жительница села Майма. – У нашего государства какая-то странная позиция по отношению к таким вот организациям. Все ведь прекрасно знают, чем занимается "Туба калык", и откуда они берут деньги. В мире много организаций, которые помогают. И если они дают деньги, это же не означает, что они принуждают родину продать. Наоборот, это признание на международном уровне того, что ты занимаешься нужным делом. Если наше государство само не способно создать нормальные условия для развития таких вот инициатив, то хотя бы не мешайте. Признать "Туба калык" иноагентом – это идиотское решение.
Сегодня тубаларам остается только гадать, какое именно направление в их работе сочли "политической деятельностью". Основная версия – защита кедра, священного для народа туба дерева. В 2017–2019 годах в Республике Алтай развернулась настоящая "битва за лес". В результате мошеннических действий огромные лесные массивы были отданы под вырубку "черным лесорубам".
– Как коршуны на падаль все слетелись, – вспоминает Владимир Швецов, житель села Верх-Бийск. – Когда был пик этого "черного варварства", я за два часа насчитал на трассе двадцать семь камазов, груженных лесом. Отсюда они вывозили кругляк, а сюда шли груженные тракторами, бульдозерами и прочей техникой. Это был сплошной поток. Кого здесь только не было: работали бригады с Тальменки, Бийска, Барнаула, Горно-Алтайска. Лес просто кишел "черными лесорубами".
Тогда на защиту леса встали люди из нескольких сел.
– Все были в недоумении, почему это происходит, – вспоминает Анна Стенина, представитель народа челканцы, житель села Тандошка. – Наши мамы и бабушки рассказывали, что в войну эти деревья не трогали. Чтобы отапливать избы, женщины валежник собирали. А сейчас, в мирное время, лес просто выкашивали. Мы тогда провели митинг в Турочаке, чтобы привлечь общественное внимание к этой проблеме. И буквально тут же волна протестов прокатилась по всей республике. Село Паспаул начало кричать о своей боли, райцентр Чоя начал кричать о своей боли. В Верх-Бийске организовали митинг. Мы готовились уже было идти с митингами в Горно-Алтайск.
В 2018 году массовые вырубки леса удалось остановить. Генпрокуратура провела проверки. Некоторые судебные процессы тянутся до сих пор.
Тубалары и их организация "Туба калык" принимали самое непосредственное участие в тех событиях.
– Наши активисты в Чойском районе выходили на дороги, мониторили передвижение камазов, – рассказывает Таир Бодрошев, – фиксировали на фото и видео, сколько машин проехало. Фотографии выкладывали в соцсети, показали представителям исполнительной власти. Доказывали, что есть такие организации, которые незаконно вырубают лес, что есть такие деляны, на которых ведется варварская рубка.
– В 2018 году была составлена петиция "Сохраним кедр", – рассказывает Анастасия Тодожокова, – нас тогда поддержала вся страна. Мы хотели защитить наши орехо-промысловые зоны от вырубки.
Согласно статье 115 части 4 Лесного кодекса РФ, в лесах, расположенных в орехово-промысловых зонах (леса, являющиеся сырьевой базой для заготовки кедровых орехов), запрещены все виды рубок, в том числе и кедра.
– Понимаете, – продолжает Анастасия – у нас в республике есть лесная мафия, которая давным-давно занимается лесом и считает себя хозяином тайги. А тут вдруг им начали хвост прижимать, запретили все виды рубки в орехо-промысловых зонах. Тогда они стали писать в разные инстанции: в Минприроды, в Совет Федерации. Пытаются добиться, чтобы им разрешили проводить рубки ухода, санитарные рубки и вывоз ветровала.
Что такое санрубка и рубка ухода? Стоит посреди леса одно больное дерево, а весь остальной массив здоровый. Чтобы срубить и вывезти это дерево, нужна дорога. Не вертолетом же ты будешь его забирать. Чтобы пробить дорогу, надо свалить другие деревья. И вот так, под видом санрубок, рубок ухода и выкашивается наша тайга. Поэтому было решено орехо-промысловые зоны не трогать. Для тубаларов кедр – это все. Это наша жизнь.
Село Уймень расположено вдалеке от туристических маршрутов. Сюда не ходят рейсовые автобусы. Добраться можно на своем транспорте или пешком. Рабочих мест немного: школа, администрация, магазин... Заниматься животноводством здесь невыгодно. В республике одни из самых низких закупочных цен в Сибири. Скотину в основном держат для себя.
– В республике нет ни одного мясокомбината, – рассказывает фермер Виктор Коюков. – Раньше был в Соузге, но село сделали туристической зоной. От комбината воняло, и его закрыли. По закону мы не можем сами колоть скот, для этого нужны специальные пункты забоя. Их нет. Вот и приходится перегонять скотину куда-то в Алтайский край и там разделывать. Поэтому у нас такие низкие закупочные цены. Последние пятнадцать лет они не менялись. Все выросло в разы, а наши закупочные цены не изменились. Мясо живым весом – 100 рублей за килограмм, молоко – 15 рублей литр. Мы давно уже не кормим скотину комбикормом, иначе без штанов останемся.
– Здесь все с мала до велика живут тайгой, – рассказывает охотник Владимир Унучаков. – С ранней весны то листочки, то вершки, то корешки собираем. Кедра – это великая вещь. Шишка упала, ее все едят: соболь, марал, медведь и человек. Осенью я орех заготавливаю, а зимой на соболя охочусь. За сезон 15–20 зверьков добываю. У нас их берут "перекупы". Хоть сейчас можно позвонить, барыга тут же приедет, за полторы тысячи купит. А куда деваться, если тебе деньги нужны, если детей кормить надо? Продашь за столько, за сколько предложат. Мешок муки на эти деньги купишь, и то в радость. Так и выживаем. Больше никаких доходов нет. А вырубят тайгу, так и этого не будет. Как жить?
– Кедру мы испокон веков поклонялись, – говорит Виктор Коюков. – Нас этому никто не учил, но, когда заходишь в тайгу, это чувство где-то глубоко в душе сидит. Как только осень наступает, отовсюду сюда приезжают, вся республика здесь кормится. Мешок шишки три тысячи рублей стоит. Для местных это большие деньги.
– Два последних года были урожайными на шишку, – рассказывает Александра. – Это большая удача. Люди смогли что-то заработать. Купили себе самое необходимое, одели детей. И все, деньги кончились. Те, кто пытаются дать своим детям лучшее будущее, кто хочет жить более-менее достойно, все они с нетерпением ждут нового сезона кедра.
– Я в тайге собираю лечебные травы и корешки, – говорит Людмила Бадрошева. – Когда в 2017-2018 годах начались массовые вырубки леса, мы не знали, куда бежать, кого просить о помощи. Наше село изолированное, маршрутный транспорт сюда не ходит, долгое время у нас не было ни связи, ни интернета. И тогда мы обращались к нашей организации "Туба калык". Они писали петиции, обращались в разные инстанции. Сейчас кедр у нас не рубят. Спасибо "Туба калык".
Грант, из-за которого "Туба калык" признали иноагентом, был взят на подготовку общественных инспекторов.
– Я в свои 80 лет не могу с костылем по тайге бегать, – говорит Анастасия Семеновна Тодожокова. – Мы хотели из местных охотников и собирателей подготовить общественных инспекторов. Есть соответствующий закон Минприроды об общественных инспекторах (от редакции: приказ "Об утверждении порядка деятельности общественных инспекторов по охране окружающей среды"). Мы хотели, чтобы у наших тубаларов были корочки, чтобы они могли подойти и спросить: "Это ваша техника? А что она в лесу делает? Покажите разрешение. Вы под дорогу лес вырубаете? На основании каких документов? Покажите". И так далее.
Чтобы наши инспекторы могли все это сфотографировать, зафиксировать и передать в нужные инстанции. Лучше местных тайгу никто не знает, они с детства большую часть времени проводят в лесу. От них сложно что-то скрыть. Я пришла с этой инициативой в наше министерство. Сначала нас поддержали, а потом, когда поняли, что мы собираемся защищать наши орехо-промысловые зоны, пыл у них пропал. Тянули, тянули, а потом передали нас Кемерово, мол, тесты там будете сдавать. Мы готовили наших инспекторов по лесу. Нам выдали вопросы, которые мы проштудировали. А в Кемерово стали задавать совсем другие: про водоохранные зоны, про опустынивание…
– Нас просто красиво и культурно кинули, – продолжает Людмила Бодрошева. – Сложилось такое впечатление, что нас считают тупыми и безграмотными. Мол, мы не знаем, какие растения и животные являются краснокнижными, не знаем, какой кедр больной и подлежит вырубке, а какой здоровый. И это при том, что наши ребята всю жизнь в тайге прожили, всю жизнь тайгой питаются. И никогда не позволят себе срубить кедр или лишний раз убить животное. Они тайгу чтут и охраняют. Кому-то невыгодно, чтобы местное население имело право что-то контролировать. Не надо, чтобы лишний раз кто-то свой ротик открывал и возмущался.
Многие жители села еще не понимают, почему "Туба калык" объявили иноагентом. Мое мнение такое: наши районы, Чойский и Турочакский, имеют большие площади хвойных пород – пихты и кедра. Если начнут рубить, к кому мы, тубалары, можем обратиться за помощью? Когда мы обращаемся в госструктуры, нам говорят: "Хорошо, порешаем". И ничего никуда не двигается. А когда обращается общественная организация – эффект другой, у нее есть вес. Они могут направить запрос от своего имени. Не каждый из нас может грамотно составить бумагу. Нас лишают наших возможностей и прав. Это как у индейцев, были в племенах вожди, которые шли на переговоры и решали проблемы своего племени. Точно так же и у нас была своя организация. Без нее всем нам, тубаларам, будет труднее. Ну, давайте все малочисленные народы загоним в резервации, и пусть они там сидят без права голоса. Так ведь нельзя, это неправильно.
Еще одна версия, почему "Туба калык" объявили иноагентом, связана с переписью населения.
– В 2010 году в переписных листах, в графе национальность мы писали:"тубалары" – рассказывает Анастасия Тодожокова, – представители других национальностей писали "челканцы", "кумандинцы", "теленгиты". Но нас взяли и всем скопом записали в "алтайцы". Зайдите в Интернет и забейте "национальный состав Республики Алтай" . Там будет написано – "алтайцы (в том числе теленгиты, тубалары, челканцы)". Забейте "национальный состав Якутии" или Таймыра. Нигде больше такого нет, чтобы малые коренные народы были записаны "в том числе". Мы в Республике Алтай не имеем юридического статуса как народ. В других регионах, согласно закону "О гарантиях прав малочисленных коренных народов", людям выделяют территории традиционного природопользования, где они, например, могут пасти оленей. Бесплатно выдают квоты на отстрел животных или вылов рыбы. А у нас этого нет. Мы существуем, мы можем петь, плясать, ходить с плакатами, но с юридической точки зрения нас нет.
– Я за свой охотничий участок плачу, – рассказывает Владимир Унучаков, – и лицензии на отстрел соболя покупаю. Пошел, купил эти несчастные лицензии – и в тайгу. А такого, чтобы нам как малому коренному народу что-то бесплатно давали, такого нет. Хотя по закону и должны. Но ничего не докажешь. Бесполезно. Это такая машина, что человек против нее бессилен. Сколько уже говорено было, что нам дрова полагаются, чтобы зимой можно было отапливаться. Но, чтобы эти дрова получить, надо кипу бумаг собрать, месяц в администрацию села Каракокша кататься, документы оформлять. В итоге плюнешь, да гори оно все.
– В ходе последней переписи населения 2021 года, – говорит Таир Бодрошев, представитель организации "Туба калык", – мы обращались к нашим землякам, чтобы в графе национальность они писали "тубалар", а не "алтай-туба" или "алтаец-тубалар". Мы доносили до людей информацию, что только так мы сможем добиться исполнения федерального закона о малочисленных народах, только так мы можем рассчитывать на участие в целевых федеральных программах. Может быть, они это направление в нашей работе сочли "политической деятельностью"? Не знаю.
Меня спрашивают, каково это – ощущать себя иноагентом? Я как жил, так и живу, как работал, так и работаю. Я даже ни капельки не сомневаюсь в своей правоте. Буду трудиться, пока окончательно ручной тормоз не врубят. Мы, тубалары, такой народ, что и дальше будем пробиваться через все трудности. Нам нельзя опускать руки, иначе никакого движения и прогресса в нашей жизни не будет. Мы сольемся с другими народами России, нашу тайгу вырубят, а о нас забудут и не вспомнят. Речь идет о сохранении нашей национальной идентичности. Думаю, мы пробьёмся. В последние дни мне многие звонили, писали, предлагали бесплатно помочь. Поступали звонки от организаций, которые сами попали в реестр иноагентов. Многие готовы протянуть нам руку помощи. Я всем говорю: спасибо за то, что вы поддерживаете нас, аборигенов.
