В северной (или как ее еще называют, промышленной) столице Иркутской области – городе Братске – в период закрытых границ открылся и с успехом прошел международный фестиваль уличного искусства с участием не просто зарубежных художников, а мировых звезд стрит-арта. Это стало возможным благодаря местному граффитисту – Григорию Шарову. Уличный художник, он же маркетолог, много лет развивает стрит-арт в Сибири, рисуя на заборах, домах и заброшенных ларьках. Проект Шарова "Один за всех" сделал Братск известным за пределами региона и даже России, не столько за счет сизого от выбросов местных заводов воздуха, но и благодаря работам легендарных OAKOAK из Франции или Майкла Петерсона из Австралии, заботливо перенесенным Шаровым на братские дома, сараи и заборы.
При помощи стрит-арта Григорию Шарову даже удалось решить несколько проблем в городской инфраструктуре. Но напрямую с властями художник старается не связываться, чтобы избежать цензуры. Как ему удалось провести международный фестиваль без спонсоров, команды и поддержки властей – читайте и смотрите в материале Сибирь.Реалии.
– Как работы мастеров стрит-арта со всех континентов заполнили Братск? В разгар пандемии, с толком не открывшимися границами...
– Началось все с российских граффитистов – еще год назад. В Братске, так уж вышло, я занимаюсь стрит-артом один. В какой-то момент я очень сильно захотел, чтобы это направление у нас развивалось. И подумал: как я могу это сделать? Вот другие города организуют для этого официальные фестивали, согласуют их с властями города и привозят художников за счет бюджета.
Мне не хотелось идти и договариваться с администрацией, потому что это, во-первых, было бы очевидно долго. Во-вторых, никакие острые темы в работах невозможно было бы затронуть. Цензура неминуема. Как я могу сделать такой фестиваль, который бы ни от кого не зависел, при отсутствии бюджета на то, чтобы взять и привезти 10 художников в город? И придумал, что, может быть, я смогу сам работы этих художников воплотить в Братске, ведь я тоже рисую. Взял и написал нескольким художникам из разных регионов России. А они вдруг (даже неожиданно для меня) стали отвечать положительно: "Да, если действительно будешь организовывать, то мы пришлем тебе эскизы". Так, собственно, и начался фестиваль, в прошлом году первый прошел.
Заранее мне было непонятно, как будут реагировать. А в итоге в фестивале приняло участие множество уже состоявшихся стрит-артистов, у которых уже галерейные выставки проходят, картины активно продаются – они профессионалы, популярные ребята. И вот эти, можно сказать, звезды индустрии легко отозвались незнакомому человеку из какого-то далекого города, который не имеет такого веса в этой художественной индустрии.
Для широких масс эти имена, может быть, ни о чем не говорят, но люди, знакомые со стрит-артом, понимают, что Алекс Сенна, создавший специально для Братска несколько работ, – мировая звезда стрит-арта, его приглашают работать в разные страны.
Или вот израильский художник Деде (его работа – заклеенное лейкопластырями обшарпанное здание) – он на е-мейлы отвечает, как на смс – очень быстро. Я ему пишу вопрос – буквально через несколько секунд или минут он тебе дает ответ, эскиз этой работы он влёт просто прислал. Там по ходу возникли сложности, и он немножко дорабатывал исходный эскиз. При этом у него куча подписчиков, выставки, он состоявшийся художник, а он в таком режиме общается, будто рядом со мной сидит и говорит.
– У Деде тема пластырей традиционная, из-за военных действий, армейской службы?
– Видимо. Он, когда мы искали необходимую локацию, очень своеобразно выразился. Может, дело, конечно, в кривом переводе, но Деде написал: "Мне нужно здание, которое нуждается в каком-нибудь исцелении". Я ему стал разные варианты присылать – трещины в асфальте, обшарпанные дома (в Братске с этим нет дефицита). В итоге сошлись на этой стене, он нарисовал эскиз, как должны пластыри располагаться, как должны выглядеть, а я это потом реализовал.
– Как происходил творческий процесс – готовую идею привязывали к Братску? Или наоборот, местные объекты стимулировали?
– Второе. Изначально я многие места в городе отфотографировал – все, которые гипотетически могут подойти для стрит-арта, и всю эту большую папку отсылал. Обычно художники смотрят фотографии и придумывают идеи. Например, есть такая красная ракета, созданная из трубы известным французским художником, – это яркий пример.
Он как увидел фотографию этой ржавой трубы, так и придумал работу. Наоборот бы не вышло – невозможно представить, что граффитист говорит: а давай найдем такую трубу, у которой основание будет похоже на крылья ракеты. Попробуй-ка специально найди такую.
– А как было с красной и синей "таблеткой"?
– Эта работа единственная, сделанная не в Братске, а в Екатеринбурге. Дело в том, что я посреди своего фестиваля внезапно поехал на другой нелегальный фестиваль стрит-арта "Карт-бланш" и предложил сделать такую межгородскую коллаборацию – так братский фестиваль частично влился в екатеринбуржский работой OAKOAK.
Бетонные ограничители как одну из локаций Братска я прислал раньше этой кросс-фестивальной задумки. Но когда французский граффитист мне прислал свой проект, я был как раз в Екатеринбурге, а там ограничителей для автомобилей, как и в любом другом городе полно, и мне захотелось одну работу сделать там.
– А что зарубежные стрит-артисты говорили, глядя на фото Братска? Как в целом о городе отзывались?
– Очень многие писали, что очень бы хотели побывать в Братске, настолько им понравился каталог с фото города. У нас же очень много странных мест. Братск не такой "вылизанный" город, как Москва, где все очень аккуратное, предсказуемое. У нас много неожиданных и будоражащих воображение локаций: заброшенная детская площадка, сломанный баскетбольный щит, от которого осталось одно металлическое основание.
Такие штуки художников часто наталкивают на интересные идеи. Поэтому очень многие мне писали: господи, как бы я хотел побывать в Братске и самостоятельно порисовать.
Сам Шаров Братск характеризует так: "Небольшой производственный город, я бы даже сказал – сырьевой придаток".
– Здесь большие заводы (в свое время градообразующие), здесь Братская ГЭС – и это практически все, что здесь есть. Индустриальный город, тут в основном работают, этим и живут – ездят на свои заводы, никто не ожидает, что здесь вдруг возникнет какое-то место интересное, куда станут съезжаться люди. У нас главная достопримечательность в последние месяцы – открыли шлюзы на Ангаре, которые не открывали 26 лет. На смотровой площадке просто толпы людей – яркий показатель того, что в городе не так уж много интересного происходит. Оказывается, можно спускать с ГЭС воду, и это будет интересно горожанам месяцами!
Поэтому одной из задач фестиваля я вижу создание в Братске неких "точек притяжения", в принципе какой-то культурной повестки. Недавно, например, в Братск известный хабаровский блогер приезжал, прошелся, наверное, по половине фестивальных работ, ему было очень интересно, наснимал много видео, которое у него в блоге находило отклик. Вообще, часто слышу, что люди даже из других городов приезжают в Братск, чтобы специально поездить и посмотреть, что я нарисовал.
– Сами жители на фестиваль так же позитивно реагируют?
– Ну, не всегда. Для художника заброшки и развалины – это специфическая ценность. А как горожанину мне и самому не очень нравится, что у нас такой город. Ухабистый, скажем так. Это для художника каждый сантиметр такой разрухи – вызов и повод для новой работы, а Братск в этом плане – огромное поле для творчества. Вот здесь какой-то столб спиленный, тут парковка заброшенная.
Сами братчане очень по-разному реагируют: кто-то хвалит, кто-то ругает. Кто-то пишет, что Гриша Шаров делает для культуры больше, чем комитет культуры. А кто-то: вы знаете, давно с Шаровым пора что-то решить, написать заявление в полицию. Я вижу, что многие работы ломаются, бывает, очень быстро. Причем работы абсолютно безобидные, никому не мешающие и ничего не портящие.
Когда-то у меня была личная работа с отсылкой на "Тайную вечерю". Она была на автобусной остановке.
Одна женщина в комментариях написала, что она где-то читала, если сфотографироваться на фоне "Тайной вечери", то быстро умрешь. Поэтому она никогда больше с этой остановки ездить не будет.
Или фестивальная работа "Биеннале без картин", "открытое" в одном из крупнейших недостроев Братска, известном суицидами и убийствами. Баннеры, анонсировавшие "биеннале", сорвали буквально на следующий день.
Могу сказать, что один из этих баннеров довольно трудно было бы снять без подготовки, без специальной техники. Так что вряд ли это сделали подростки. Этот многострадальный недостроенный в 90-е Дворец пионеров стоит в городе с тех пор, как Советский Союз закончился и пионеры закончились. Сейчас вроде опять перешло в собственность города. Нет, здание не закрыли и не огородили, только баннеры сорвали, – отмечает Шаров.
Однако есть случаи, когда фестивальные работы все же мотивировали чиновников на работу или ее имитацию. Объектом внимания художника @a11c1ear из Екатеринбурга стала покосившаяся из-за просевшего асфальта лавочка – по его задумке, Шаров вмонтировал в сиденье строительный уровень, чтобы подчеркнуть насколько неровно она стоит. Через несколько дней лавочку передвинули…
– Лавочка одной ногой стояла в проваленном асфальте. После того, как ее фото с вмонтированным ватерпасом разлетелось по сети, муниципалитет, или кто занимается этими лавками, они просто достали ее из ямы и поставили на метр правее, чтоб ровно встала. Но саму яму не заделали – провал в асфальте до сих пор там. Довольно забавное решение, – смеется Шаров.
Уничтоженные чиновниками или вандалами работы художник иногда дорабатывает, привнося в них новую идею. Но никогда не восстанавливает.
– Брошенная сгнившая дача, на которой я нарисовал "Оленя", работу @zoomstreetart, зиму в Братске не пережила. Дом распилили то ли на дрова, то ли на новую стройку. Увидев остов с остатками головы оленя, я спросил у автора, не против ли он, если я сделаю на месте выпиленного туловища, скелет. И вернул остатку дома остаток "Оленя".
Но это исключение. Тут возник "диалог" с вандалами. А просто повторять рисунок поверх закрашенного – довольно бессмысленный процесс, важно, что работа уже состоялась.
Похожий "диалог" у нас в истории с заводом был. Миша Маркер придумал работу – на фоне труб целлюлозно-бумажного комплекса (завод в Братске, производящий очень много выбросов, загрязняющих воздух) написать "I can't breathe, ёпт".
Тогда как раз шли протесты Black lives matter в Америке, спровоцированные гибелью афроамериканца Джорджа Флойда. Когда полицейский коленом его душил, он повторял: "Мне нечем дышать". Эта фраза стала очень известна. Но мы ее использовали в другом контексте, в контексте вредных выбросов в воздух в Братске эта фраза совсем другим смыслом заиграла. Проблема экологии в городе очень серьезная, очень острая. Власть, естественно, на стороне завода, плюс-минус это одни и те же люди.
А бетонная штука, на которую я нанес текст, стоит на центральной дороге, которая ведет к заводу: несколько тысяч людей каждый день ездили на этот завод, и, естественно, видели эту надпись. Но недолго. Через несколько дней надпись закрасили. И тогда Миша придумал новый текст – на том же месте появилась новая работа "Дышать не легче". То есть первую – закрасили, а легче все равно дышать не стало. Иногда в такие диалоги интересно вступать. И важно.
Поэтому было бы странно, если бы они [чиновники] мне вдруг стали помогать, особенно после первого фестиваля (с российскими граффитистами), потому что там почти все работы были остросоциальные, которые, власть как минимум критикуют. Поэтому самая приятная реакция от властей для меня – это ее [реакции] отсутствие. Я никогда не получал никаких звонков, вызовов в полицию – относятся, как будто меня не существует. Мы существуем в параллельных вселенных, и меня эта ситуация абсолютно устраивает.
Хотя после этой болезненной истории с надписью у завода, честно говоря, ждал какой-то реакции. После публикации работы мне довольно много людей написали такие вещи: "Гриша, если вдруг тебя заберут, у меня есть хороший адвокат". Слава богу, не забрали. Но общее настроение было такое: Гриша, немножечко опасно такие работы делать.
Думаю, меня несколько обезопасил тот факт, что проект стал широко известен, особенно после интервью Дудю и другим медиа. Общественный интерес немножко тебя прикрывает. Наверное, трудно на местном уровне начать тебя гнобить, если ты стал известен на федеральном уровне. Хотя и такое бывает, конечно, знаю истории с другими людьми.
Финальной работой фестиваля стал проект человека, который сейчас работает на станции в Антарктиде. На фоне логотипа фестиваля он придумал нарисовать пингвина, как символ Антарктиды, а равно и заморозки проекта "Один за всех".
– Фестиваль встает на паузу, пока мы больше ничего не рисуем, – объясняет задумку Шаров, признаваясь, что для него проект оказался очень затратным и по деньгам, и особенно по времени и силам.
– На материалы у меня ушло примерно 40 тысяч рублей. Но одним этим расходы не измерить же. Допустим, под нужды фестиваля я еще купил большую лестницу, которая мне в дальнейшем тоже пригодится. Еще я купил "жигули", потому что не было, на чем эту лестницу возить. Надеюсь, что я когда-нибудь их продам, потому что эти "жигули" меня совсем не спасли – в первый же день я эту машину толкал, лестницу на ней мы перевезли всего один раз. В общем непонятно, как считать.
А по труду – это просто невозможно посчитать. Честно говоря, каждый раз я думаю: "Господи, я правда в это ввяжусь?" Два раза ввязался. К концу выгораешь, не остается сил ни на что. Я почему интервью смог дать – сегодня докрасил работу, и у меня вдруг освободился вечер. И вдруг понимаю, что уже не умею этот вечер проводить. Забыл, так как последние 4 месяца у меня не было свободного времени вообще. А вообще есть идеи, как продолжить, но непонятно, хватит ли сил.
